Милосердный самарянин
Молодая мама считала, что это наказание Божие за то, что она вышла замуж за Валериана, у которого уже была невеста. Женщина казнила себя и день и ночь, и неудивительно, что вскоре болезнь свела её в могилу.
Отец занялся устройством личной жизни. А чтобы дочь не напоминала ему о неудачно сложившейся женитьбе, он отправил её к бабушке, в Костромскую область. Старая помещица тоже не обрадовалась появлению в доме калеки. И хотя куском хлеба внучку не попрекала, но и особого внимания ей не уделяла – девочка была предоставлена сама себе.
Юля выучилась читать и очень полюбила это занятие. Потом попробовала сама писать буквы и постепенно освоила чистописание. Когда бабушка заболела, девочку отправили в Кострому к родной тёте, которая любила литературу и публиковала свои статьи и стихотворения. Под её влиянием девочка и сама начала писать стихи.
Тётя устроила племянницу учиться в частный пансион. Вскоре между юной воспитанницей и её учителем Петром Перевлевским возникла взаимная симпатия, которая переросла в нежную и пламенную любовь. Но то были времена, когда между «титулярным советником» и «генеральской дочерью» никакого брака быть не могло. Валериан Жадовский, услышав, что Юлин избранник – бывший студент семинарии и не дворянин, запретил дочери даже думать о замужестве. Обливаясь слезами, она сказала любимому, что отныне и навсегда её не коснется ни одна мужская рука. Она сохранит ему верность и будет любить его всю жизнь, пусть и на расстоянии.
Юлия переехала к отцу в Ярославль, и для неё наступили годы тяжкой домашней неволи. Учиться, читать и писать приходилось тайком. Узнав, однако, о поэтических опытах дочери, отец повез её в Москву и в Петербург, чтобы дать ход её дарованию. После знакомства с известными писателями и издателями Юлия Жадовская начала успешно публиковать свои произведения.
В 1862 году она решилась выйти замуж за пожилого доктора К.Б.Севена, вдовца с пятью детьми, чтобы избавиться от невыносимой опеки отца. Жадовская оставила заметный след в истории русской литературы. Она печаталась в «Москвитянине», «Русском вестнике» и других журналах. В разные годы выходили сборники её произведений.
Тема трагической любви – основная в её лирике. Произведения Юлии Валериановны автобиографичны, писательница пишет о себе и от себя. В них она открывает свою нежную женскую израненную душу, у которой отняли даже любовь.
Добролюбов, Писарев, Майков и Григорьев с похвалой отзывались и писали о её творчестве. Белинский же подверг произведения Жадовской жестокой и беспощадной критике.
Известные композиторы (Глинка, Варламов, Даргомыжский, Дюбюк, Рахманинов, Афанасьев, Гречанинов) положили на музыку более двадцати её стихотворений.
Юлия Жадовская всю свою сознательную жизнь была глубоко верующей православной христианкой. Об этом свидетельствуют её безупречная жизнь, творчество и отзывы современников о светлой и чистой христианской душе этой женщины. Юлию Жадовскую вдохновляли библейские сюжеты, она сочиняла молитвы в стихотворной форме. Известная и особенно любимая монастырскими хорами Русской Православной Церкви
Молитва к Божией Матери
(Мира заступница, Матерь всепетая!
Я пред Тобою с мольбой:
Бедную грешницу, мраком одетую,
Ты благодатью прикрой!..)
принадлежит её перу.
Притча, некогда рассказанная Господом, «О милосердном самарянине» – одна из самых известных притч Христовых. В ней начертаны основы христианской этики.
Ещё в Ветхом Завете была дана заповедь «люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18). Святитель Феофан Затворник, рассуждая о любви человека к самому себе, говорит, что человек любит себя безгранично. Потом задаётся вопросом. Как же тогда выполнить заповедь о любви к ближнему? И отвечает на него, что только тогда сможешь исполнить заповедь, когда сам сдвинешься, уступишь место и допустишь в центр, где стоял, своего ближнего и станешь служить ему.
Эта притча оказалась созвучной с личной драмой жизни Юлии Жадовской – родилась калекой, росла без матери и материнской любви, полюбила сама, была любима, но любовь запретили и отняли. Какие тяжёлые душевные травмы! Поэтому и неудивительно, что Господня притча вдохновила поэтессу на написание одноименного стихотворения «Милосердный самарянин». По своему обычаю Юлия Жадовская пишет от первого лица. Она отождествляет себя с несчастным, пострадавшим от рук разбойников:
Покрытый ранами, поверженный во прах,
Лежал я при пути в томленье и слезах
И думал про себя в тоске невыразимой;
«О, где моя родня? Где близкий? Где любимый?»
Ведь и её душа изранена, а сердце разбито.
В притче поднимается вопрос: «Кто мой ближний?» Ответы на него у разных людей всегда разные. Мир разделен на сообщества. На дворян и не дворян, богатых и бедных, благородных и простолюдинов, касты, сословия, классы, своих и чужих, близких и дальних. У Бога же все любимы, ибо каждый человек создан по образу и подобию Божию и «нет лицеприятия у Бога» (Рим.2:11). «…Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни не обрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:11).«Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал.3:28).
Притчи Христовы подобны бриллиантам, огранённым рукою искусного ювелира. Каждый камень светится, каждая грань сверкает, переливается, искрится и играет. Святые отцы-эгзегеты, истолкователи притч смотрели каждый с разного ракурса, обращали внимание на определённую грань бриллианта, и в её описании каждый привносил что-то своё.
Так у святителя Амвросия Медиоланского в этой притче Иерусалим - это рай; Иерихон - образ мира сего, в который сходит Адам, из-за преступного преслушания изгнанный из рая; потерпевший - сам Адам и любой человек, и все человечество; разбойники - бесы, ангелы ночи и тьмы, которые иногда принимают вид ангелов света; Самарянин – Сам Христос Господь.
«Сначала они отбирают принятую нами одежду духовной благодати, а потом наносят раны. Если мы сохраним неповрежденными полученные нами одежды, то не почувствуем удары разбойников! Остерегайся же, как бы с тебя не сняли одежду! Ее лишился Адам (Ср.: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3:7)) , утратив защиту небесной заповеди и одежду веры, - и получил смертельную рану. В нем погиб бы весь род человеческий, если бы сошедший Самаритянин не излечил его тяжкие раны», – пишет святитель.
В восприятии притчи у Юлии Жадовской нет противоречий со святыми отцами:
Но вот пришёл один, склонился надо мной
И слёзы мне отёр спасительной рукой;
Он был неведом мне, но полн святой любовью -
Текущею из ран не погнушался кровью:
Он взял меня с собой и помогал мне сам,
И лил на раны мне целительный бальзам, -
И голос мне сказал в душе неотразимый:
"Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!"
Ближним оказался неведомый и дальний, но уподобившийся Господу, движимый любовью, способный любить и миловать.
Не каждому из нас случится встретить в жизни израненного и брошенного на произвол судьбы человека, чтобы оказать ему милость. Однако добрый самарянин, явивший собой милосердие к впавшему в разбойники научает нас не только деятельному милосердию, он учит нас молитве, которая есть одна из высших милостей. А что это отчасти так, а не иначе свидетельствуют слова из Соборного Послания апостола Иакова, в которых молитва и избавление от болезни объединены одной причинно-следственной связью: «молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак.5:16). И пусть мы не зрим телесных язв ближних наших, нам не редко явлено сколько они получили язв от приспешников сатаны – бесов. Тогда наш долг подобно доброму самарянину оказать милость и помолиться об израненных душою.
Автор: протоиерей Виктор Черноморченко
ЮЛИЯ ЖАДОВСКАЯ
МИЛОСЕРДНЫЙ САМАРЯНИН
Покрытый ранами, поверженный во прах,
Лежал я при пути в томленье и слезах,
И думал про себя в тоске невыразимой:
«О, где моя родня? Где близкий? Где любимый?»
И много мимо шло… Но что ж? Никто из них
Не думал облегчить тяжелых ран моих.
Иной бы и желал, да в даль его манила
Житейской суеты губительная сила,
Иных пугал вид ран и мой тяжелый стон.
Уж мной овладевал холодный смерти сон,
Уж на устах моих стенанья замирали.
В тускнеющих очах уж слезы застывали…
Но вот пришел один, склонился надо мной
И слезы мне отер спасительной рукой;
Он был неведом мне, но полн святой любовью –
Текущею из ран не погнушался кровью:
Он взял меня с собой и помогал мне сам,
И лил на раны мне целительный бальзам, –
И голос мне сказал в душе неотразимый:
«Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!»
Свидетельство о публикации №223100900917