Могло быть хуже

     Поезд плавно набирал ход, оставляя за собой здания Белорусского вокзала.
Несмотря на давно закончившийся летний сезон, с билетами, как всегда, была хроническая напряженка, и Валентину только в последние минуты удалось уговорить проводника общего вагона взять его «зайцем». Проезд в общем вагоне стоил десять рублей. Но, взглянув на подростковую фигуру Валентина, спрятанную в модную, по той поре, плащевую ткань «болонья», не безосновательно подозревая в ней, то ли студента-первокурсника, то ли школьника-десятиклассника, проводник, с учетом сезонной скидки, предоставляемой Правительством СССР для данной категории пассажиров, милостиво согласился «поселить» в свой вагон путешественника за пять рублей.
     Сделка Валентина устроила. Проводник, из осторожности, сразу денег не взял и предложил рассчитаться по приезду.
     - Появятся контролеры, сам выкручивайся. – Напутствовал проводник. – Здесь особо не маячь, сходи, поужинай, а к вечеру подползай. И ночлег с постелью устрою.
     В общих вагонах постельное белье не представляли. И это обещание следовало расценивать как особую милость.
     После будущего расчета с проводником оставались, по тем временам, деньги не малые. Целых двадцать пять рублей. Так что ужин в вагоне-ресторане разорением не грозил.
     Проводник почти не ошибся. Восемнадцатилетнему студенту теперь уже второго курса только в ноябре представилась возможность съездить на три дня к родителям. В марте-апреле состоялся зональный турнир, на котором Валентину удалось выполнить норматив мастера спорта СССР. В мае успел сдать только зачеты. Экзамены после практики пришлось сдавать в сентябре-октябре. К этому времени шахматная федерация СССР присвоила ему звание, вручила удостоверение и заветный серебряный значок. К обладателям такого значка значительная часть молодежи относилась с большим уважением. И вот теперь с этой наградой на правом лацкане пиджака он и предполагал пофорсить перед друзьями. Да и денег немного заработать сеансами одновременной игры. Предварительная договоренность уже была, и шахматная общественность городка, из которого Валентин уехал на учебу в столицу, уже ожидала его.
     После ужина Валентин, возвращаясь в свой вагон, немного задержался в спальном, оттягивая замечательный миг встречи с запахом вспотевших тел и развешанных портянок. Поглядывая в окно, обернулся, услышав мягкий шелест двери открывающегося купе.
     - Студент? – Обратился к нему весьма солидный дядька, и не дожидаясь ответа, - В каком институте?
Валентин ответил.
     - Смотри-ка. Эй, Тихон Николаевич, - крикнул дядька в купе, - Однокашник наш.
     - Тащи его сюда, - раздался хриплый густой бас из купе.
     - Милости просим! Барин просют, - куражливо пригласил дядька.
     Судя по одежке, в купе ехали важные шишки. Вероятно, какие-то железнодорожные генералы. На каждом из кителей он увидел по значку, за который ему предстояло ещё четыре с половиной года грызть науку. Это был не обычный значок, не простой ромбик с молоточками или с недочитанной книжкой, а с буковками, символизирующие сокращенное наименование одного из престижных ВУЗов.
Дядьки начали расспрашивать об институте, о профессуре, но ничего нового им Валентин сообщить не мог. Мало того, что он ещё не знал профессорско-преподавательского состава специальных кафедр своего факультета, а уж кафедр других факультетов тем более. Дядьки обучались на факультете электрификации промышленности и транспорта, а Валентин на факультете автоматики и вычислительной техники.
     - Да ты раздевайся, - продолжал обхаживать его Владимир Степанович. – О, да ты уже орденоносец.  Давно получил? – Обнаружив значок мастера спорта СССР, восхитился дядька.
     - Две недели назад.
Тот факт, что дядьки были железнодорожными генералами, кроме золотых дубовых листьев на одежках дядек, подтверждался также периодическим появлением в проеме двери купе проводника вагона, ожидающего приказы начальников, чтобы тут же их выполнить.
     - Хвалю. Это дело обмыть надо. Любезный, - обратившись ко времени появившемуся проводнику, - принеси-ка нам ещё один прибор. Николаевич, наливай. А ты, Валентин, в каком вагоне? В общем?
     - Других билетов не было.
     Тихон Николаевич разлил из стоящей на столе бутылки армянского коньяка шелковистую жидкость. Валентин, чтобы не обидеть радушных хозяев, обмакнул губы в коньяке и слизал оставшиеся на них капли алкоголя.
     - Режим? – Продолжал разговор Владимир Степанович. – Одобряю. Правильно. А чем занимаешься? Шахматами? А Мишка наш, засранец, с больной почкой, а пьёт.
     Речь шла, конечно, о Михаиле Нехемьевиче Тале, рижском гроссмейстере, в двадцать три года ставшем чемпионом мира. Но потому, как Владимир Степанович по-свойски говорил о нем, Валентин сделал вывод, что находится в гостях у больших начальников Прибалтийской железной дороги, руководство которой дислоцировалось в Риге.
     Валентину приходилось два раза играть с Талем в блицтурнирах, проводимых в Центральном шахматном клубе. И один раз чуть было не свел партию вничью, но не хватило времени. Флажок на часах предательски упал. Таль обратил на него внимание. Предложил после турнира сыграть небольшой матч, но его куда-то увели, и матч не состоялся.
     - Ну, сынок, в шахматы мы с тобой играть не будем. Объе... граешь, - закончил свой прогноз половиной из другого, а не первого, предположительно, непечатного слова. - А в преферанс в нашей школе ещё играют?
     - Конечно, - быстро ответил Валентин, чтобы не обесчестить перед мастодонтами родную альма-матер.
     - Ну что, Тихон Николаевич, - не спрашивая согласия Валентина, огласил условия игры Владимир Степанович, - как всегда по единичке за вист.
Условия Валентина устраивали. Они в общежитие всегда играли «по единичке», то есть по копейке за вист.
     Бегло расписали двадцатку, и Валентин набрал тридцать вистов.
     - Молодец, - похвалили Владимир Степанович. - У нас ещё два часа до Смоленска, может ещё двадцатку?
     Сыграли ещё двадцатку.
     Результат.
     В итоге у Тихона Николаевича в минусе пятьдесят пять вистов, а у Валентина – тоже в минусе четыре.
     - Сволочь и шулер ты, Вова, - начал скрипеть Тихон Николаевич, доставая из бумажника, и, передавая своему коллеге пятьдесят пять рублей (!).
     — Вот это я чуть было не залетел, - прошелестела мысль у Валентина. – По единичке – это не по копеечке, как у нас принято, а по рублю, как принято у них. Слава Богу, что у меня есть тридцать вистов и на расчет с проводником за проезд
зайцем после ресторана двадцатка осталась.
     Валентин судорожно вытащил из своего кожаного, приобретенного в Карловых Варах, бумажника, четыре рубля ржавыми рублевыми бумажками и передал их Владимиру Степановичу.
     Владимир Степанович, не моргнув глазом, переложил всю эту наличность к себе в карман и кликнул проводника.
     - Любезный! Оставь это купе за выдающимся шахматистом. Никого сюда не подселяй и обеспечь его питанием на всем пути следования.
     Владимир Степанович и Николай Тихонович церемонно попрощались с Валентином за ручку и удалились в город Смоленск для решения своих генеральских проблем.