Нимфа и фавн

               
Музыка за стеной долбила уже второй час. Вибрация стен отдавалась в каждой клетке, вызывая тремор, учащая пульс, приближая нервный срыв.
– Иерихон с такой  свистопляской был бы взят без всяких труб, – в бешенстве подумала Агния.  – Ещё десять минут, и иду на разборки. Похоже, не повезло с новыми соседями.


Пару дней назад она столкнулась с недоступностью лифта и вынуждена была совершить восхождение на свой седьмой, обрывая руки двумя литрами минералки и прочими пищевыми добавками, проклиная незапланированный курс тренировочной ходьбы под нагрузкой. В придачу, на лестничных пролётах пришлось маневрировать среди дюжих грузчиков.
Сегодня после обеда, ввиду образовавшегося свободного времени,  Агния совершала вполне добровольные  подъёмы, беря   крутизну узких улочек холмистого городского  ландшафта. Спускаясь к реке по длинной мощёной лестнице, она обнаружила в глухой каменной стене чудную аркообразную деревянную калитку с ковкой и массивным металлическим кольцом, скрытую зарослями дикого шиповника, напоминающую вход в Волшебную Страну (очевидно, всего лишь – запасный вход на участок, которым давно не пользуются). По-осеннему пёстрые листья и алые плоды роскошно смотрелись на фоне грубой кладки и рыжеватого от времени дерева. Калитка буквально приворожила. Она долго подбирала ракурс для удачной фотографии.
Агния свято верила в знаки Судьбы.  Эта дверца попалась ей на глаза, конечно,  не случайно! – И Агния провела остаток дня в ожидании чего-то фатально-важного.
Начало октября буквально купалось в потоках мягкого, умиротворяющего тепла, изливаемого солнцем. Бесконечная вереница набегающих бело-сизых барашков-облаков не позволяла ему по-летнему разогревать послеобеденный воздух, отчего дышалось легко и свободно. Ветер,  упругий и переменчивый, то с шуршанием вздымал  к небу рой пёстрой палой листвы, то, мешая её  с пылью, переметал по сухому асфальту.  Он  убегал в переулки и тупички, затаившись на время меж  домов, под деревянными лестницами, и вновь возникал внезапно  из ниоткуда, развевая волосы и плащи прохожих. Его напористость предвещала дождь.
У подъезда Агния столкнулась с соседкой-подростком, они вместе подошли к лифту, который сегодня, очевидно, функционировал в обычном режиме. Пока волшебная кабинка странствовала где-то между этажами, юная леди не отрывалась от телефона. Была она долговяза, худощава, как большинство подростков, каскад светло-русых волос, свободно ниспадая, скрывал лицо. Агния иронично покосилась на мешковатые штанины чёрных джинсов, не подвёрнутыми краями с бахромой буквально волочившимися по полу, оставляя на обозрение лишь носки неуклюжих кроссовок на массивной подошве. Куртка оверсайз висела на худеньких плечах.  «Боже, что они сейчас носят?» – подумала Агния, взглянув на свою идеальную обувь, вслух же спросила:
 – Что читаешь?
 – «Войну и мир»,  – отозвалась, не поднимая головы, барышня.
– Четыре тома в телефоне? – сыронизировала Агния.
– Что, какие четыре? – вскинулась, наконец, соседка. – А, нет! В коротком пересказе.
Агния едва не поперхнулась:
 – А «Евгения Онегина» тоже –  в коротком?
– Зачем? – удивилась барышня, шагая в лифт за Агнией. – Там надо было выучить отрывок. Письмо Татьяны.
 – И всё?!
 – И всё, – похоже, даже не поняла барышня подвоха.
 –  Будет туго – заходи. Квартира 65.
– Зачем?
 – За Толстого с Пушкиным  обидно. Помогу с пересказом.
– Ладно, – кивнула барышня и исчезла за створками уносящегося ввысь лифта.
 – Ну и дела! – подумала Агния, любившая классическую литературу, как и подобает интеллигентной девушке.
 

Утомлённая ходьбой, пропитанная запахами подсушенных трав на  поздно скошенном газоне вперемешку с дымом огородного костра у особняка на речном склоне, она впала в приятную дрёму после неизменной чашки кофе.  И вот – получите, Агния, и распишитесь!  Едва прилегла – какие-то сумасшедшие ринулись в атаку на стены Иерихона.
Лимит её терпения иссяк. Выждав десять минут, потом ещё десять, и ещё десять, решительно направилась, наконец, к соседской двери. Сквозь музыку прорывались многоголосие и смех. Агния замерла: не хватало нарваться на пьяных хамов. Помедлив, всё-таки нажала на кнопку звонка  – похоже, он не работал, так как реакции не последовало.  Постучала, прислушиваясь.  Музыка стала чуть тише. Наконец, дверь распахнулась. Возникшая в  проёме  особа женского пола  с бокалом в руке вопросительно уставилась на Агнию.
– Добрый вечер, – стараясь не сорваться, но отнюдь не ласково поприветствовала Агния, добавив выразительно:  «Я – из шестьдесят пятой».
– Марик, за тобой пришли! – нетрезво прыснув, крикнула девица  вглубь квартиры.
Марик, явившийся на зов не слишком твёрдой поступью – слегка всклокоченный, отлично скроенный брюнет лет тридцати,  забрал из рук девицы бокал, и со словами «Лизхен, с тебя довольно» мягко развернув, направил её в комнату. Сам же  уставился на Агнию блаженным  взглядом подгулявшего фавна, готового ринуться вдогонку за приглянувшейся нимфой. Фавны, как известно, умеют красиво играть на дудочке, заманивая музыкой разных дурочек. Но она то – не нимфа! Да и не дудочка тут разливается, а долбят басы.
–  Ччем могу? 
– Вам не кажется, что несколько громковато? –перешла Агния к сути, не представляясь.
Фавн задумчиво посмотрел на часы, перевёл удивлённый взгляд на Агнию:
 – От-бой?!
– Я – соседка (кивнула в сторону). – В квартире невозможно находиться.
– Марат,  – щёлкнул фавн воображаемыми каблуками, мотнув головой и потянувшись, завладел  рукой Агнии, запечатлев на ней пьяный поцелуй.
– Агния! – резко выдернула она руку. – И попрошу без фамильярностей!
– Вино-ват, – вновь щёлкнув пятками, безвольно кивнул Марик, на удивление ловко  балансируя наполненным бокалом.  – А присоединяйтесь к нам: у нас – ново-селье!
 – Десять минут на проводы гостей, – отчеканила Агния и направилась к себе.
– Мадемуазель, счастлив знакомству!
– Не торопитесь с выводами! – предупредительно осекла мадемуазель, захлопнув  дверь.
Оказавшись под защитой запоров, перевела дух, приложила руку к груди, прислушавшись к бешеному биению сердца и … улыбнулась:
 – Гусар. Или всё-таки фавн? –  Уж больно живописен!
Через десять минут музыка утихла.  Вскоре послышались голоса на лестничной площадке: гости расходились. Похоже, не всё так плохо.


Когда Агния, наконец, улеглась, наслаждаясь тишиной, в подоконник забарабанил долгожданный дождь. Под его частую, торопливую  дробь она и уснула, непривычно скоро и глубоко. Под утро её разбудило самое ненавистное ощущение: аура мигрени. Пока она лишь ласково коснулась лба, делая его тяжёлым, ватным.  По-хорошему, надо бы немедленно встать, заварить крепкий чай, принять аскофен, чтобы не дать сосудам сжиматься, предупредить момент, когда они начнут совершать обратное действие, чрезмерно и надолго расширяясь, что станет причиной мучительной боли в одном из висков, отдавая в глаз, в крыло носа, в ухо. Эта боль может длиться сутками и, сделав недолгую паузу, перекочевать в другой висок. Но подлая суть ауры такова, что нет никаких сил встать и заварить чай! Сонливость и слабость предательски обволакивают, вжимая в подушку. И лишь утром понимаешь, что момент упущен. Ночная мигрень – самая коварная. Окончательно проснувшись со звуком будильника, Агния поняла, что её ждёт многочасовая  и даже многодневная пытка.
После работы она не торопилась домой, надеясь встряхнуть сосуды, вдыхая свежий воздух. Однако ни прогулка, ни чередование холодных и горячих компрессов дома не помогли. Сменяя струю с горячей на холодную, взглянула на себя в зеркало: отёчность вокруг глаз (результат излишнего притока крови), бледность – всё, как обычно.  Скоро прибавится тошнота. За окном, между тем, уже темно: бессонная ночь обеспечена. Оставался, правда,  вредоносный анальгин. Заглянула в косметичку и едва не расплакалась: анальгина не оказалось.
В дверь позвонили. Агния вздрогнула от неожиданности. Какой нестерпимый,  отвратительно резкий  у неё звонок, оказывается!
 – Кто там?
 – Это Ваш сосед: мы вчера знакомились.
О, Боже! Что ещё ему понадобилось!?
Зажав холодным компрессом мучительно сверлящие висок и глаз,  Агния предстала перед новоявленным соседом одноглазым адмиралом Нельсоном. Вчерашний фавн, абсолютно трезвый, сегодня был вполне человек.
– Пришёл загладить впечатление и подсластить неприятный осадок, – протянул он элегантно упакованный торт. – Ой, а что с Вами! Похоже, я – не вовремя?
 – Голова, – выдавила Агния. – А это (на торт) – лишнее. Не стоило.
 – Помощь нужна? – участливо спросил он.
– Если только таблетка обезболивающего.
 – Лиз! Пошарь в аптечке у меня, – позвал он в сторону квартиры. –   Где-то на кухне. Обезболивающее.
 – Сам шарь в своём бардаке, – послышался недовольный женский голос.
 – Я сейчас, – шагнул он к своей квартире – не закрывайте. – И исчез вместе с тортом.
Агния почувствовала, что её начинает мутить.
 – Вот, –  вернулся он скоро, – аспирин растворимый. Мне помогает. И возьмите уж торт, пожалуйста! Голова пройдёт – торт останется.
  Ах, если бы не мигрень! Она, наверняка, присмотрелась бы к нему. Но невидимая дрель высверливала весь правый висок.
 – Мне не поможет, – качнула головой бледная, как школьный мелок, Агния. И добавила  иронично:  – Это – от другого диагноза. А мигрень – дама сложная и капризная.  Мне только допотопный  анальгин помогает на время.
 – Так я метнусь в аптеку!
Он огляделся, куда бы пристроить, наконец, торт, взгромоздил на край комода и исчез.
Минут через десять в дверь осторожно постучали.
 – Вот, – протянул он. – Как заказывали.
 – Спасибо Вам, может, хоть пару часиков подремлю, – Агния уже почти любила нового соседа. 
– Если что ещё понадобится, говорите. И да, простите: я запамятовал Ваше имя. (Каблуками, правда, не щёлкнув)
– Агния.
– О! Имя – огонь! Звучит, как «Огниво». Помните сказку? Впрочем, Вам – не до сказок, извините.
И после паузы:
 – Марат, – сделал он на всякий случай и свой повторный дубль. –  Так не стесняйтесь! Если что – стучите. Звонок пока не работает.
Приняв анальгин, Агния на самом деле минут через тридцать ощутила, что боль притупилась, и нырнула под одеяло: хоть бы поспать немного! Завтра – сложный день.


Утро они встретили вместе с мигренью, правда, не столь интенсивной. Напившись крепкого горячего чая, насильно втолкнув в себя традиционный сырок, Агния принялась за столь же традиционный макияж. В дверь позвонили.
 – Это становится доброй традицией. Надо бы сменить рингтон, – подумала она, открывая без лишнего вопроса, даже не глянув в глазок.
 – Доброе утро! Вижу, Вы живы? – Марат, в отличие от неё,  выглядел бодрячком.
 – Спасибо. Даже на работу собираюсь.
 – Подвезти?
 – Не стоит. Прогулка на свежем воздухе – лучшее из лекарств.
 – Ну, тогда хорошего дня!
А он – мил! Сегодня она отчётливо разглядела точёные черты античного божества, выразительные глаза цвета спелого каштана. Отсутствие бородки и  рогов, упорядоченная причёска не уменьшали сходство с фавном: во взгляде таилась волнующая чертовщинка. И пока Агния доводила до совершенства  макияж и гардероб, на лице её, не смотря на мигрень, поигрывала мечтательная улыбка.
Когда она нажала кнопку лифта, из соседней квартиры возникли Марат и давешняя Лизхен. Настроение сразу упало. Лизхен мимолётно кивнула Агнии, не удостоив и словом,  в просторной кабине обвилась вокруг Марата, словно все трое стояли на палубе судна в разгар  морской  качки. Агния отвела взгляд от парочки, мысленно вцепившись в собственный спасательный круг безразличия, подгоняя неторопливый транспорт. А если бы соблаговолила перехватить взгляд Марата, настроение её, несомненно бы, улучшилось: то был взгляд вполне воспылавшего фавна.
Прогулка перед работой на самом деле помогла. Но Агния знала – облегчение недолгое. Завтра непременно наступит черёд второго виска, возможно, не такой мучительный, как этой ночью, но неизбежный. Она отлично изучила повадки своей спутницы.
 – Привет! Выглядишь, как всегда, ослепительно, – прозвучало проникновенно за спиной голосом Баландина.
Самое забавное, что он был прав. После бессонной ночи Агния, как ни странно,  всегда выглядела лучше, чем после пересыпа. Ну, и платье, конечно: она отлично знала, как эффектно сидит на ней это закрытое трикотажное миди-футляр цвета румяного яблока, пикантно подчёркивающее изгибы фигуры, и как к лицу ей все насыщенные оттенки.  Каблук броских замшевых туфель на шнурках, прямая спинка… Хорошо, что утром она не застегнула плащ. Не зря Лизхен так вцепилась в своё добро. 
– Может, поужинаем где-нибудь, Агнета?
– Баландин, не нуди! Ты же знаешь: откажусь.
Баландин давно изнывал по ней, на корпоративах неизменно подливал шампанское в её бокал, приглашал танцевать, звал на свидания. Иногда она позволяла подвезти себя до дома, но решительно пресекала попытки напроситься на кофе. Впрочем, он был остроумен, напорист и не терял надежды.   
– Непринуждённый, раскрепощённый спутник лишь подчеркнёт твои природные достоинства.
 – Раскрепостись с кем-нибудь другим. 
 – А тебе известно, что все неприступные красавицы неизбежно превращаются в старых дев?
 – Иди, спаси какую-нибудь другую красавицу! А ещё лучше – поработай хоть немного. 
– А завтра? – не унимался Баландин.
 – А завтра у меня стоматолог! – радостно отмахнулась Агния, ощущая временную лёгкость в голове.


Вечером в дверь позвонили. Агния недавно вернулась с букетом бледно-лиловых мелкоцветных хризантем, наполнившим комнату терпким ароматом осени и даже переодеться не успела.  Она лишь успела пристроить  цветы в вазу, любуясь нежным сочетанием лиловых лепестков с лимонной желтизной выпуклых бархатистых серединок. Казалось, цветки ещё хранят капельки ночного дождя.  Увидев букет, Агния не смогла пройти мимо пожилой женщины у магазина.  И теперь, радуясь копеечному приобретению, словно редкому аметисту в колечке невесты,  по-настоящему ощутила, что её любимая пора года здесь, рядом, и ею необходимо наслаждаться, не смотря ни на какие мигрени.
Звонок вернул в реальность. На всякий случай, на этот раз глянула в глазок.
 – Привет! Как прошёл день? Как голова? – фавн был безукоризненно причёсан, искусно припрятав рожки (если они существовали),   источал запах модного мужского парфюма и, главное – он был совершенно один!
 – Спасибо, сносно.  Похоже, У Вас лёгкая рука. И пока не истекли сроки (я, правда, не смотрела), не раскурить ли, наконец, трубку мира – не разрезать ли торт?
 – Принято! – наглеющий фавн бодро шагнул в уже знакомую ему прихожую. – Слава анальгину! И предлагаю перейти  на «ты».
 – Принято! На «ты». Проходи.
Торт она поручила ему. Сама достала любимые чайные пары «Арабеска», ложечки. Она затылком ощущала, как он изучает кухню и хозяйку в платье, в большей степени подчёркивающем, чем скрывающем.
– Ты одна живёшь? –разбираясь с коробкой, спросил Марат.
 – Как ты догадался?
 – Видишь ли, нимфы, как правило, обитают в уединении.
 – Нимфы?! – развернувшись, впервые она взглянула на него с  настоящим интересом. Он, в свою очередь, рассматривал её в упор. И Агния порадовалась, что вместо повязки Нельсона на этот раз на лице у неё – аккуратный макияж. Возникло мимолётное напряжение, словно невидимый физик, проводящий некий опыт, пропустил сквозь них двоих лёгкий ток.
 – Знаешь? Такие…ммм… за ними ещё фавны гоняются.
Это становилось забавным.
 –  «Мысли у дураков сходятся». Кажется, так говорят? – улыбнулась про себя Агния. Вслух отозвалась кратко:
 – Знаю.
И, поскорее снимая заискрившее напряжение, спросила:
 – Чай, кофе?
 – Давай чай.
Он присел за стол, покончив с нарезкой.  Она принялась заваривать чай, раскладывать по тарелочкам торт. Их отделял друг от друга букет лиловых хризантем. А больше, пожалуй, ничего. Она ощущала неуверенность. Опыт хитрому физику отлично удался: полученные амперы (или вольты – в физике она не разбиралась) давали себя знать.  Лихорадочно отыскивая в недрах тугодумства (оно неизменно накрывало в минуты волнения) подходящую тему, задала, наконец, актуальный вопрос:
–  Откуда ты знаешь про нимф и фавнов?
 – Учился в «художке». Там нас пичкали всяким. Нимфы и фавны – герои многих образцов живописи. У Рубенса, например, у Бёклина, у Пуссена.  Ты сейчас  похожа на испуганную нимфу…
Агния слушала, как зачарованная. Это был мёд для её ушек. Это был её мирок. Последняя фраза точно попала в цель. Она безвольно таяла, как пломбир, понимающий, что его неизбежно проглотят по кусочкам.
– Так ты – художник?
 – Нет. В итоге я закончил строительно-архитектурный. Проектирую дома. Тебе, кстати,  не надо?
 – Пока нет, – улыбнулась Агния. – А живопись окончательно забросил?
 – Не окончательно. Могу сводить тебя на выставку. Стану твоим персональным гидом.
Она живо представила их на выставке. Странно, почему-то они были  вдвоём: Лизхен на горизонте не маячила.
 – Не отказалась бы. С удовольствием. А… как вы устроились, как ваш новый  дом? – осторожно забросила  Агния пробный шар.
– Вам? – переспросил Марат. – Ааа! – протянул неопределённо, явно не собираясь прояснить что-нибудь на счёт Лизы. – Всё хорошо! И с соседями повезло, – подвёл итог,  уверенно уставившись прямо ей в глаза.
Ой, опасный это манёвр: смотреть вот так на Агнию! 
На безупречно-белоснежной скатерти, между тем, мягко дымился чай в расписных «Арабесках», колдовски переплетая свой аромат с осенним ароматом хризантем. Геометрически-цветочный рисунок в рыжих тонах гармонировал с янтарём напитка. Марат осторожно сдвинул букет в сторону, чтобы лучше видеть её, устраняя эту призрачную условность дистанции.
 – Ну, как? – спросила Агния, когда он пригубил из чашки.
 – О! Кайф! С остринкой.
 – Да, тут всякое: перец, кардамон…
 – Ты, словно колдунья. Опаиваешь зельем, – промолвил Марат, делая ещё глоток и не отрывая от неё глаз. В кухонной атмосфере вновь заискрило.
А в прихожей задребезжало.
 – Мой звонок в последнее время пользуется популярностью. Никогда не вела такой насыщенной жизни.
– Это  Лиза, наверное.
Лизхен даже не посчитала нужным поприветствовать Агнию. Приступила сходу: 
– Марик не у тебя? – казалось, она пытается просканировать взглядом  с порога даже дальние стены  квартиры.
– Входи, – решила не церемониться и Агния, переходя на «ты», – мы как раз чай пьём с вашим тортом.
– Миленько, – фыркнула, оглядывая кухню, Лиза. – Я уже, между прочим, полчаса под дверью: ключи забыла, а тут тортик… И да! (капризно, с нервом) –  Почему ты не отвечаешь на звонки?
 – Телефон дома лежит. И не утрируй, солнце: я тут всего минут двадцать.
От чая Лиза отказалась. Всем своим видом она демонстрировала «фи» в адрес хозяйки,  и когда они с фавном удалились, на лице Агнии нет-нет, да и возникала мимолётная улыбка Джоконды. Убирая со стола, натирая до блеска вымытые чашки, она вспоминала взгляд Марата, его речь без вывертов и новояза, про Рубенса и Пуссена, и недоумевала, что связывает его с этой невоспитанной кривлякой.
Потом вновь забарабанил в подоконник дождь, и Агния долго стояла у окна, глядя сквозь длинно и скоро сползающие капли на светящиеся окна напротив. Мигрень не возвращалась, о чём Агния поблагодарила про себя Высшие силы и одного доброго самаритянина с анальгином.


Сквозь прикрытые веки она ощущала солнечное утро за окном. Интересно, куда подевался вчерашний дождь? Волшебство! Однако ничто сегодня не радовало Агнию: ни внезапное тепло после осеннего  дождя, что так щедро пролил накануне, ни поистине поэтическая красота дня, увенчанного вуалью едва различимых прозрачных облачков на чистейшей голубизне неба – дня,  наполненного уже всеми оттенками той самой золотой осени, что превращает однообразную летнюю зелень в бессмертные творения Климта.
Кресло стоматолога, конечно, отличный аргумент перед напористостью Баландина, но… кто же не боится этого изобретения не Средневековой инквизиции?!  И потому мягкость воздуха, едва ощутимого ветерка на перекрестье улиц, токи солнца, щедро дарящего теплынь  в середине дня, яркая листва на тротуаре – всё было не в радость!
На крыльце стоматологической клиники она сделала глубокий вдох-выдох. Когда зуб заныл неделю назад,  Агния надеялась, что это – мимолётная неприятность. Но неприятность повторялась, давая понять, что поход сюда – неизбежен.
Первым, кого увидела Агния на диване у стоматологического кабинета, был Марат. Не случайные совпадения…
– Ты что, преследуешь меня?! – спросила она вместо приветствия.
– Это ещё вопрос – кто кого! – отшутился он, не менее удивлённый. – Я –  первый, а Вас тут не стояло.
– На 14-00: Агния Аркадьевна, Марат Аркадьевич, – ангелоподобная сестра, вся в белом, нежная и невесомая, пригласила их в кабинет одновременно. Переглянувшись, «Аркадьевичи» дружно улыбнулись.
Сидя в кресле, она слушала, как за ширмой знакомый ей весёлый доктор Жижкин ведёт диалог с Маратом:
– Доктор, ну что, есть надежда спасти зуб?
– Надежда есть, но шансов нет, – констатировал шутник Жижкин.
 – Удаление?!
 – Будем лечить, – успокоил доктор пациента.
Её же отправили на снимок, затем – на укол, затем долго жужжала, свистела, звенела холодная, бессердечная  бормашина. Когда она вышла из кабинета, с онемевшей губой, с перекошенным, как ей казалось, ртом, он ждал её на том же диване. Ну, что за ирония судьбы: не повязка Нельсона, так «усмешка анестезии».
– Ну, что, болезная: вдарим по кофеям? – неожиданно изменил он своей безукоризненной речи.
– Доктор велела повременить часик.
– А мы куда-то спешим?
– А тебя никто не ждёт? И вообще, ты когда-нибудь работаешь?
Опуская первую часть вопроса, он ответил лишь на вторую:
– У меня – отпуск, в связи с переездом. А у вас … искрится глаз, –  завершил он неожиданно известное стихотворение. И это было истинной правдой.
Пока они ожидали в кафе свой заказ, он шутливо трогал уголок её губ, проверяя, вернулась ли чувствительность. Ей хотелось удержать его ладонь, замереть, всматриваясь в (лукавые ли?) очи фавна, но  она лишь  со смехом повторяла резюме доктора Жижкина: «Шансов нет!». Её тёмно-коричневые волосы в приглушённом свете кафе отливали рыжим балтийским янтарём, и он уверял, что волосы у нимф –  именно такие. Казалось, они успели коснуться всех тем на свете. И лишь одна тема оставалась нетронутой: Лиза. Его телефон, между тем, звонил несколько раз, и несколько раз он отклонял чьи-то звонки. Наконец, она произнесла:
 – Пора.
 – Спасибо за вечер, нимфа! – подавая плащ, он вдохнул запах её волос. Она ощутила у виска его теплое дыхание и это  тепло словно вошло в неё. –  Хорошо с тобой. Спокойно.
Они молчали и в машине, и в лифте. Хотелось сохранить эту магию вечера, удержать  предвестие счастья.
В реальность они вернулись, шагнув из кабины.
 – Я, конечно, подозревала, что ты – скотина, но не до такой же степени!
 – Лизхен, будь добра: идём домой! Не надо сцен на площадке!
И, обняв за плечи, мягко, но настойчиво, он увлёк  разъярённую Лизу в квартиру, даже не попрощавшись. Впрочем, прощание было не к месту.
   

– Ну, что, дурочка! Попалась на дудочку? –  Рубенс! Пуссен! «Фа-фа-фа»! «Ля-ля-ля!» – Конечно, скотина! – Агния взглянула в зеркало на свои разгорячённые щёки, перевела взгляд на уши.  Они горели ярче румян, и причина была ясна. Хорошо, что через стену не слышно Лизиных  эпитетов в её адрес!
Решение созрело мгновенно:
– Баландин, привет! Не спишь ещё?
– Агнета!? Что на  тебя снизошло?
– Приглашаю завтра в гости!
– Ангел мой, это такая шутка? Ты с девочками на меня поспорила?
– Дважды не повторяю. Нет?
 – Конечно, да!
Утром она прислушалась, прежде чем открыть дверь и тихо скользнула на цыпочках  на ступеньки лестницы, не вызывая лифта.
 – Дожилась: бояться из собственной квартиры выходить!
Баландин пребывал в лёгкой эйфории. Улучив момент, заговорщицки утащил Агнию к окну фойе:   
 – Какая программа, душа моя?
 – По обстоятельствам.
 – Особые пожелания есть? Что-нибудь принести?
 – Вполне достаточно, если ты сам придёшь. Не рассчитывай на многое, но какую-нибудь курицу я притушу.


Когда Баландин позвонил в дверь, Агния,  распахнула её широко, не таясь,  стремясь сделать визит достоянием соседских ушей, для чего довольно громко поприветствовала «дорогого Борю»:
– О, наконец-то! Я тебя заждалась! И курица тоже!
Баландин растаял. Он  явился при полном параде: костюм жениха с бабочкой, букет алых роз. При виде этих недвусмысленных атрибутов она поникла, понимая, что беззаботного, раскрепощённого времяпрепровождения не предвидится. Когда же Борис извлёк из кармана алый (ну, какой же ещё!) футляр с колечком, Агния едва не разрыдалась: сама себя загнала в угол.
 – Агнета! Выходи за меня!
 – Борис! Это так неожиданно! (Звучало театрально и словно происходило не с ней).
 – Ничего себе, неожиданно! Я уже год изнываю. Ты же отлично знаешь, что я в тебя влюблён. По-моему, мы идеально подходим друг другу.
Оказывается, и без дудочки фавна можно вляпаться в свадебный торт! Теперь выкручивайся.
Звонок в дверь прозвучал избавлением. Она отправилась открывать с таким рвением, словно ждала с минуты на минуту  известий о кончине богатой американской тётушки.
– Привет! Можно войти? – бессовестный фавн, как ни в чём не бывало, стоял на пороге.
– Ты – один? – ядовито поинтересовалась Агния.
– Как видишь.
– Зато я –  не одна, – заявила она, упиваясь местью.
– Ух! Неожиданно.
– С чего бы? По-твоему, ко мне и зайти некому?
 – Всё равно, –  продолжил Марат, не замечая её выпадов. – Поговорить нужно.
 – Не думаю, что у нас остались недоговорённости.
–  Агнета, кто это? – по-хозяйски возник Баландин из кухонной зоны.
 – Знакомьтесь: Борис – Фавн,  – представила она их друг другу.
Баландин гоготнул:
 –  Серьёзно? Фавн!? Ну, дают родители!
 –  А что смешного? Мои родители – образованные люди. И я не позволю потешаться над ними, пусть даже и Борисам в бабочках, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, мрачно произнёс Марат, явно не без удовольствия включаясь в дискуссию. Он принял её вызов. Агния, уловив его намерения, уже и сама  не знала: плакать или смеяться.
 – Борис, подожди, пожалуйста, в комнате.
– Да, Борис, подожди в комнате, – поддержал Марат. –  Я тебе позже объясню про фавнов.
 – Что-то я вообще ничего не понимаю! Агния, чего хочет от тебя этот Фавн? Он вообще кто? – нетерпеливо обратился к ней Борис.
– Очевидно, он ищет свою нимфу. Ты не видел, не пробегала тут? – язвительно отозвалась Агния, картинно оглядевшись по сторонам и с вызовом глядя в глаза Марата.
– Ну, зачем ты так? – ответил Марат, не обращая внимания на Баландина.
– Фавн, слушай! Я пришёл сделать предложение этой девушке. По-моему, ты тут лишний.
– Интересно, что такой, пардон, Борис, может предложить такой девушке? – смерил Марат уничижительным  взглядом Баландина.
Баландин рванулся к Марату. Впрочем, они оба рванулись. Этого ещё не доставало! Дуэль со смертельным исходом в её прихожей.
– Прекратите! – вскричала Агния. – Идите-ка оба к чёрту!
 – Агнета! Ты серьёзно!? Ведь ты сама пригласила! – Баландин не мог поверить в своё фиаско.
 – Я – серьёзно. Оба – на выход! – отчеканила Агния.
– Пригласила и огласила: «Боря, ты тут лишний»  –  не унимался Марат.
 – Ты тоже не в тренде – охладила его Агния.
Входная дверь распахнулась,  но на этот раз без звонка. В проёме нарисовалась Лиза. Ну, как же без неё!
 – Я так и знала! А что, теперь мигрень лечат уже бригадами, сразу по двое? Ну, ты и цаца! – обернулась она к Агнии. Затем повернулась к Борису:
 – Молодой человек! Бегите от этой вертихвостки!
– Лиза! Уйди! – воскликнул Марат. – Ты, по-моему, собирала чемоданы.
Но Лизу было не унять:
 – Думаешь, он долго возле тебя задержится! Ха-ха-ха! – выкрикнула она весьма артистично, испепеляя Агнию …
Все участники мизансцены исполняли свои партии, как по нотам. Всё же следует признать, что  Лизхен и Борис были заметно патетичнее, находя себя наиболее пострадавшими. Им так и хотелось воскликнуть: «Верю!».
В момент апогея в дверь позвонили долго и пронзительно. Агния так и не сменила противный рингтон.
 – Кто там?
– Соседи! –  раздался раздражённый женский голос, не предвещающий добра.
Агния распахнула дверь.
 – У вас совесть есть? – приступила к своей партии на самой верхней ноте особа в пёстром халате. – Вы на время смотрите? Час ребёнка уложить не могу из-за ваших воплей.  Иерихон какой-то!
Брови Агнии взметнулись. Однако, сплошные знатоки Библии и мифологии в этом подъезде!
Повисла пауза.
– Извините! – умоляюще сложила руки Агния.


А завтра была суббота. Первым порывом Агнии было взять с понедельника отпуск и съехать куда-нибудь подальше от всех этих сумасшедших. Но, поразмыслив трезво, она решила, что все эти людишки – не повод срываться с насиженного места.  Она вернулась из мира иллюзий, от рощ и дубрав, где бесстыжие фавны гоняются за глупенькими нимфами, и, не пожелав воспользоваться благосклонностью погоды, достала пылесос, пересадила денежное дерево, сварила (в кои-то веки!) ароматный борщ и решила, что Татьяна Ларина  до знакомства с Онегиным была,  по сути, счастливой девушкой: «Она любила на балконе предупреждать зари восход, когда на бледном небосклоне звезд исчезает хоровод…»  Чего ещё и желать?
Звонок в дверь нарушил её размышления:
– О, значит, я правильно запомнила, – юная соседка в долгополых джинсах нерешительно  топталась на её коврике. – Слушай, ты серьёзно говорила, что поможешь с Толстым? – жертва школьного образования даже не подозревала, как вовремя она подоспела.
– Слушай, а вас учат здороваться?
 – Привет!
 – Ну, привет! Проходи.  Тебя как зовут, дитя-индиго?
 – Настя.
 – Почему-то я так и предполагала. Я – Агния. Борщ будешь?
С этого дня они подружились, и Агния убедилась, что любовь к литературе передаётся, как ОРВИ, если бациллы передавать старательно и умело. Под ворохом безразмерной  одежды  оказалась на редкость схожая  с Агнией нимфа, только более молоденькая и ещё менее опытная. У неё даже имелся  собственный фавн из одиннадцатого, который, правда, пока не был в курсе, что он – фавн.  На выставке современной живописи, куда они  отправились вдвоем в следующую субботу, обе чувствовали себя инопланетянками. Ах, как бы пригодился им персональный гид! Зато насмеялись от души.
   

Соседствующего  фавна с  того самого  вечера Агния не встречала. За  стеной стояла гробовая тишина. Казалось, жильцы съехали окончательно. Правда, мебель грузчики не выносили.
Баландин не разговаривал с Агнией целый месяц, старательно избегая встреч и обходя её в фойе десятой стороной. О своём несостоявшемся сватовстве он, похоже, хотел поскорее забыть. А через месяц неожиданно сорвал печать молчания с обиженных уст и, остановив Агнию, примирительно проговорил:
 – Если тебе интересно: мы с Лизой подали заявление. 
– С кем?! Шутишь!?
– Что ты имеешь против неё? Это ведь ты увела у неё парня. А она – прекрасная девушка. Кстати, почему Вы дурачили меня, называя его Фавном?
 – Поздравляю! – улыбнулась Агния. – Я искренне рада за вас! Хоть кто-то не оказался в проигрыше.
 

Время жемчужного плаща прошло. Настал черёд высоких сапожек, уютного кокона пальто, шарфов, перчаток и неизменного зонта. Стояла настоящая холодная осень, неумолимо напоминающая о скоротечности времён и событий, о приближении первого снега. Дожди всё реже сменялись погожими днями, и лучи находили всё меньше золота на сиротливых ветках. Диск солнца стоял над горизонтом ниже и ниже день ото дня, заглядывая в редкие часы в самую глубь квартиры, словно пытаясь кого-то отыскать. Все утра и вечера были  ядрёные, нередко – туманные. Темнело рано.
Агния возвращалась домой в задумчивости. Не доставало ярких красок, впечатлений, эмоций. Всё, чем она питала себя раньше, кружа  по любимым узким улочкам, было сейчас под запретом, так как у реки гуляли стылые, пронзительные ветры, а её голова не любила их. Мигрень, правда, не возвращалась с той злополучной ночи, когда каштановоокий фавн спас её от инквизиторской пытки. Но вечера были пусты и безрадостны. Приходы Насти отчасти  скрашивали их однообразие, её успехи в литературе – радовали.   Иногда Агния отыскивала в телефоне фотографию с таинственной калиткой, выглядывающей из-за шиповенного куста с алыми плодами. Выходит, дверца эта оказалась лишь обманной декорацией безликой стены?
– Привет! – возник возле машины, припаркованной у подъезда, знакомый силуэт.  А главное – голос, по которому она так соскучилась. – Поздно гуляешь.
 – Что ты тут делаешь? – сделала ударение на «ты».
 – Караулю тебя. Боялся не узнать в осеннем наряде.
 – Узнал?
 – Я почуял твоё приближение. Ты же –  нимфа!  Как поживаешь?
Ей хотелось положить ему руки на плечи, хотелось, чтобы он обнял, вдохнул запах её коричневой прядки, выбивающейся из-под шапочки, уткнуться носом в его шарф, и чтобы неизвестный физик пропустил между ними ток. Пожалуйста! Пожалуйста! Пусть дверца не будет обманом! – И её желание тотчас было исполнено.
 – Я так соскучился, Огонёк!
После долгой паузы, заполненной, разумеется, их первым поцелуем, когда голову немного повело, и ноги стали  непослушными, он, отстранив её, стараясь распознать выражение её глаз под жёлтым  светом фонаря, сказал серьёзно и торжественно:
– Мы ведь с тобой  не договорили тогда.
Припомнив начало их последнего разговора, она улыбнулась:
 – Да уж.
 – К тебе или ко мне? – спросил Марат, когда они вышли из лифта.
Она шагнула к своей двери, увлекая его. В прихожей, освободившись от вороха верхней одежды, они вновь сплели руки в торопливом объятии.
– Люблю тебя, нимфа! – шепнул он…
Прямо над ними резко задребезжал звонок.
– О, Боже! Да тут, смотрю, ничего не меняется, – не выпуская её из объятий,  шёпотом воскликнул Марат. – Кто на этот раз?
 – Это Настя, наверное. Но сегодня нас нет дома…

11.10.2023