Петух и все остальные

Заметили как-то все остальные, что Петух слишком рано встаёт.
Извергает скверные звуки громко, когда не попадя и всех своим пением будит. Если б это ещё было пение… может, и не так обидно было бы вставать за пять часов до положенного. Но то, что извергал из себя Петух «пением», как таковым назвать было сложно. Это был ор или «КУ», но ором одним или «КУ» не опишешь. Это был хрип или «КА», но на долю хрипа или «КА» приходилась доля визга или «РЕ». Это был визг или «РЕ», но вместе с визгом или «РЕ» ещё «КУ» и «КА» – хрип и ор. Какафония звуков, может быть? Да любая какафония всяко гармоничнее звучит, чем звуки Петуха. Так и додумались все остальные, что никакая это не какафония, а просто «КУКАРЕКУ»! Сплошное «КУКАРЕКУ»! Иначе и не опишешь.
Надоело всем остальным, что Петух раньше самой ранней рани кукарекает. Однако что делать знал только кто-то, а был этим кем-то – никто.
Пришлось всем остальным думать-думать, но едва наступил рассвет, как с третьим кукареканьем Петуха решился один из всех Кукарекуна этого угомонить. Но остальных с собой подозвал.
Подошли они все к Петуху, восседающему на заборчике. И один вдруг сказал ему:
- Хватит так рано вставать! Имей совесть, скотина пернатая!
А Петух его взял и заклевал чуть ли не до смерти.
Вот и решили все остальные, что нельзя Петуху запрещать рано вставать, а то заклюёт до смерти, ещё чего доброго!
Казалось бы - вот и мораль басни. Но нет!
На самом деле, басня эта говорит о том, что если бы этот кто-то один сказал Петуху «пожалуйста» и обратился бы к нему повежливее, то, может быть, Петух и перестал бы так рано кукарекать. А так и кукарекать Петух наш не перестал, так ещё и заклевал кого-то едва ли не насмерть.