Старый пёс Амур

Всем тем, кто имеет мужество жить, когда кажется ни сил, ни смысла нет – посвящается…




Старый, старый пёс. Он всё ещё жив. Глядя на него из окна дома, каждый раз удивляюсь: «Как он пережил ещё одну зиму?!» - Да ни я одна, пожалуй, все жильцы нашего дома думают так. Так думается каждую из последних вёсен. А каждую осень грустно понимаешь – эту зиму ему не пережить – никак не пережить – не возможно пережить…

Опять прошло лето. Опять дожди и утренники осени…
…Слезящиеся, часто плачущие от старческих болей, глаза – покрывающиеся пеленой густого зелёного гноя - они уже почти не видят.



По-старчески опущенные веки без слов описывают страдания физические и душевные задержавшейся на этом свете псины.

Уже несколько лет он очень плохо слышит, а сейчас, похоже, не слышит совсем, или – лишь чуть-чуть.

Ходит он всё реже и реже, и то – от одной стены двухэтажного деревянного дома – за угол – до другой. В прошлом году ходил ещё до подъезда, где спал на крыльце или в самом подъезде. Но там сейчас за хозяина - лохматый полуторагодовалый кобель. И более-менее тёплое место старику пришлось уступить тому, кто сильнее.

Правая задняя нога, искривлённая собачьим «артритом», плохо сгибается и при ходьбе как-то остаётся в стороне, подволакиваясь. Остальные же три лапы – или неестественно согнуты, или слишком уж распрямлены.

Кажется, что пёс, качаясь от каждого дуновения ветерка, идёт или на полусогнутых ногах, или, как балерина – на пуантах… - но с вывихнутой ногой.

Серо - белая, то ли длинная, то ли полудлинная (уже не понять) шерсть выпадает клочьями так, словно не с живой собаки, а с падшей, пролежавшей на жаре не одну неделю. Летом она отрастает, а зимой начинает вылезать.

Снег в месте, где лежит старик, становится чёрен, словно пса ободрали заживо. Выпадение шерсти сильно мучает его. Он, скуля от зуда, непрерывно, как шелудивый, вернее, - именно «шелудивый», чешется задними лапами, барабаня нещадно по своим бокам и голове.

К середине зимы, в самые сильные морозы – «тридцатники», «сороковники», старина вовсе остаётся без единого клочка шерсти, с грязной серой кожей.

- Зрелище не для слабонервных! – иначе и не скажешь. Невозможно представить себе собаку совсем без шерсти, но такое случается.
Вначале все думали, что это стригущий лишай. Потом поняли – старческий авитаминоз. И перестали бояться заразиться.

Слабые, большей частью выпавшие от старости зубы, утратили силу разгрызать кости. Собака лишилась возможности пополнять организм кальцием и другими, необходимыми для жизни веществами.

Смотреть на него без сострадания сложно, и люди, давя в себе отталкивающее чувство брезгливости, выносят старику остатки со своего стола: куски хлеба, рыбы. Собаку кормят. Просто организм пса не способен уже полностью усваивать еду.

Но собачий организм вместе с его хозяином сопротивляется старости, болезням и, главное. - Лютым северным холодам. Борется с фантастической силой, заставляя людей преклоняться перед жизнестойкостью пса, перед его волей к жизни, терпением и… – перед мужеством. Если, конечно же, так можно сказать о собаке.

Пёс даже в крещенские и рождественские морозы остаётся жить на улице. - Разве, что иногда лежит на трубах теплотрассы – весь в инее, со смороженной не шерстью, а кожей, переживая недели холодов, когда ртутный столбик термометра опускается с отметки «сорока пяти» до «пятидесяти» и ниже! В такие морозы нередко гибнут и молодые псы – лайки, всегда живущие на улице.

…Он почти не шевелится от холода. Бесшерстное тело нечем согреть. Лишь иногда поднимает голову, глядя на проходящего мимо человека.

Худеет до состояния скелета: рёбра, хребет, все позвонки, кости черепа, обтянутые бесшерстной кожей вызывают неоднозначные чувства, сочетающие преклонение, уважение и почтение, отвращение, брезгливость и страх, жалость и сострадание.

И каждому из этих чувств есть своё место: невозможно не преклоняться перед такой стойкостью, нельзя не бояться – нет, не пса, не его вида, - каждому страшно представить себя на его месте. Ведь каждый понимающий видит в этом псе Старость со всей её устрашающей силой неизбежности. Невозможно не сострадать, ведь диагноз «Время» не лечится…

Ему тяжело лежать на лишённых даже намёка на жир костях. Он часто поскуливает, даже плачет слезами… - но остаётся жить! Голос хриплый, тихий, еле слышный – давно лишённый устрашающих нот. - Вправе ли мы лишать себя или кого-либо возможности жить, даже если жизнь такова?!..


***
- Может лучше застрелить, чтоб не мучился?..
- Не могу. Однажды пришлось стрелять – не свою – чужую. В самый последний момент она поняла… - посмотрела в глаза. Не могу забыть её глаза!..

- Нельзя смотреть в глаза – тогда не сможешь… - пусть живёт…
- Он же скулит ночами, мучается!… Не возможно спокойно спать.
- Мои собаки, как-то напали на него, стали рвать… Я подумала: «Пусть загрызут!». - Не выдержала, выбежала, разогнала. Он теперь хромает… - не знаю, зря всё же… – пусть бы сами всё решили – по-волчьи. …Попросить кого-нибудь – за бутылку?.. Сходи к ветврачу… – пусть сделает укол…

- Не знаю… - не могу…
- Ты прав, наверное… - Как само решится… - Наверное, не зря же ему дано столько прожить?!.. И страдать столько!..

В нашем доме люди думают, что он «охраняет». Может, поэтому, когда взорвался баллон с газом, в такую сушь! Жару! Дом удалось потушить. - Дом не реально было потушить! - И никто не пострадал! Все молчат, но все боятся, что если пса не станет, – с домом что-то случится плохо, или… - с ними. Иногда кажется, что он укор нам всем: наша совесть – напоминание о плохом, что однажды совершено или может совершиться.

Когда появилось новое февральское солнце, и потеплело до тридцати - двадцати мороза! А это очень заметно, после сорока - пятидесятиградусных морозов. Стало ясно, что пёс пережил ещё одну зиму. Он заметно повеселел, хотя еле ходил, - практически не ходил. Теперь он днями сидел, прислонившись спиной к освещённой солнечным светом стене дома. Щурясь, смотрел на ещё зимнее солнце, на проходивших мимо людей и собак. Видно, что старина был счастлив – счастлив оттого, что зима повернула на весну. Похоже, – это пёс хорошо понимал своей мудрой головой.

Он часами, днями, вёснами, летом и осенью сидит, беспомощно по-стариковски расставив в стороны лапы – так, как получается, как те поставятся сами.

Сил в лапах давно уже нет. И ему приходится постоянно опираться спиной или боком о стену дома, чтоб не падать. Он сидит неподвижно, почти не шевелясь, не как все остальные собаки двора – словно монумент старости. Голова обычно опущена, нечасто приподнимается. - Шея с трудом держит её тяжесть. Глаза, гноящиеся и слезящиеся, обычно безучастны к происходящим движениям вокруг. - А чаще – где-то в своих далёких мыслях... - или воспоминаниях? - Может, причиной тому его слепота и глухота?..

Он так похож на старика-человека, древнего, очень уж древнего! Говорят, – ему уже больше двадцать лет! По человеческим меркам – это далеко за сто! Таких старожилов, здесь, на Севере, не найти – тем более среди дворовых собак! По сути - он ничей. – Брошенный хозяевами очень давно: ещё во времена «перестройки», когда зарплаты не выплачивались годами, и люди, чтоб выжить, бросали Север – уезжали на «Большую землю». Тогда бросали не только работу и жильё, но и тех, кого не куда было везти.

- До собак ли было?!.. – люди сами не знали, что их ждёт. Голод реальный начинал показывать свой оскал.

А он – выжил! И до сих пор живёт! Вряд ли хозяева знают об этом. Да и вспомнят ли кого бросили?!.. – Он тогда уже был стар! - Может, поэтому ни у кого не поднимается рука на его жизнь, чтоб прекратить страдания – слишком уж много на его долю досталось! Выжил тогда, когда и люди «выживали». - Кому не понять его, как ни тем, кто остался преданным Северу, остался здесь – не уехал?!

Его кормят, но новые хозяева, таковыми себя не считают: просто кормят его - не бросать, же старика! Зовут Амуром. Странное имя… здесь?.. - в Ханты - Мансийском автономном округе? – «Амур»! До Амура - тысячи километров! Этому никто не удивлен. Все привыкли к такому странному имени.

Раньше, в охотничьем селе бегали одни лишь лайки. Теперь понавезли овчарок, кавказских сторожевых, чтоб охранять строящиеся быстрее растущих грибов частные магазины. Потом привезли болонок, левреток, спаниелей – стало модно заводить дорогостоящую собачку. Те бесконтрольно расплодились, перемешались. Исчезла местная порода западносибирской лайки – няксимвольская, ненецкая - растворилась.

Всё стремительно меняется…
Скоро зима. – Доживёт ли Амур до следующего весеннего солнца?!..
Хочется, чтоб дожил. А с другой стороны, - может лучше уж пусть не мучается?.. - Вправе ли решать человек?! – Пусть решает сама его Жизнь. Что ему дано, то дано… - то и будет.

У кого-то возникнет естественная мысль: «Почему не держать пса в тепле, в квартире, как это делается в городах?!». - Человеческая жалость не всегда подсказывает единственно правильное решение в отношении иного мира – мира животных.

Западносибирские лайки с рождения и до смерти живут на улице, независимо от погодных условий. Хороший хозяин делает домик-конуру, защищающий хвостатого друга от ветра, дождя, метелей. Заранее заготавливает сено на подстилку. Зимой конуру засыпает снегом. Тем самым, ещё лучше утепляя собачье жильё, больше уже похожее на волчье логово.

Собаки заботу оценивают по достоинству, но нередко предпочитают в зимние метели спать просто в снегу. Снег засыпает их с головой и греет. Так повелось ещё от их диких предков – волков, с коими они раньше скрещивались.

Организм лайки мгновенно реагирует на климатические колебания. Если лайку держать в домашнем тепле, то она подстроит линьку именно под температурный режим квартиры. - Одним словом, перелиняет, сбросив густой зимний мех, через несколько недель как окажется в тепле. Короткий редкий летний мех не будет греть на морозе, – собака не сможет находиться на улице. Будет катастрофично мёрзнуть.

Подушечки лап, не обросшие густой шерстью, не смогут находиться на промороженном снегу. Собака не сможет хорошо охотиться. Начнет постоянно проситься в тепло. Надоест своей назойливостью, пока не обрастёт новым зимним мехом. Защитные силы организма снизятся – собака рискует заболеть и погибнуть.

Выносливость северной лайки выработана веками, поколениями. Но и жизнь её экстремальна и коротка: в шесть лет собака считается уже немолодой, а в восемь - старой, нечасто доживая до таких лет.

Вряд ли Амур когда-нибудь охотился. - Во всяком случае, об этом никто здесь не помнит. Впрочем, как и не помнят тех - первых его хозяев, уехавших без него…



Фотоснимки автора.
На фото: Западная Сибирь.  Дружка – лайка ненецкая.




Старый пёс Амур


Ключевые слова:
Амур, лайка, собака, бездомный, ничейный, брошенный, старый пёс, старость, больной, двор, село, Крайний Север, Югра, Западная Сибирь, Саранпауль, ХМАО, Зауралье, Тюменская область, Уральский регион, перестройка, распад СССР, жизнь, экстремальные условия, воля к жизни, старик.

Анонс:
Старая ничейная лайка живёт во дворе северного таёжного села. Его когда-то оставили хозяева, уехавшие при распаде СССР.


Рассказ ранее публиковался в печатных СМИ, в Интернет, в марте 2022 года страница автора и данный рассказ были «забанены». Текст заново восстановлен по черновикам для переопубликации на сайтах литературных.