Гришкина грамота

Гриша Степаненков развелся со своей женой. Всю жизнь прожили вместе в деревне, детей вырастили, выпустили в люди, казалось бы, живи и радуйся да вот незадача – жена оставила его одного дома со всем хозяйством, помахала ручкой и ушла к другому, соседу через дорогу. Григорий долго не мог прийти в себя после такого вероломства со стороны своей ненаглядной Варюхи. Все удивлялся и задавал всем без устали один и тот же вопрос:

— Калавёночка своя, калтосоночка своя, паласят – плуд плуди. Цо ей ишо надо было?

Он с детства был шепелявым и вдобавок к этому не выговаривал добрую половину алфавита. Здесь его следует понимать  так:

— Коровёночка своя, картошоночка, то бишь картошка своя, поросят полон двор – пруд пруди, и что ей не жилось с ним?

Он считал себя справным хозяином, мастером на все руки, за что бы он ни взялся все-то у него в руках горит. А она, дура, променяла его на Петьку Зотова с соседней улицы – голь перекатную. Правда, насчет его «золотых рук» вопрос можно бы оставить открытым. Как-то ему дано было поручение от руководства компании отрегулировать клапана на новеньком ГАЗ 3110 «Волга». Та машина была оборудована, в отличие от старых моделей, инжекторным двигателем, или проще – с впрыском топлива.

Что и говорить, по тогдашним меркам двигатель выглядел весьма внушительно. А по техническим характеристикам, клапана на таком движке были саморегулируемыми. О такой новинке Гриша, конечно, понятия не имел, хотя Сервисная книжка была ему вручена ещё до того, как он получил соответствующее указание. Анатолий Крупенников, тогдашний его начальник, придя утром на работу, первым делом спросил у него:

— Как дела, Григорий Иваныч, разобрался с клапанами?

Гриша, как-то с виноватым видом стал оправдываться, и при этом не смотрел прямо в глаза своему боссу, а все уводил взгляд в сторону, будто в чем-то виноват. Почуяв  неладное,  Крупенников спросил:

— У тебя ночь была в твоем распоряжении, неужели ничего не успел сделать?

Гриша стал мямлить:

— Да я никогда раньше не сталкивался с такими двигателями…

Крупенников:

— Да вот же Сервисная книжка, давай посмотрим вместе.

Взяв в руки книгу, Крупенников быстро дошел до того места, где черным по белому было написано, что клапана саморегулируемые.

— Ты что не видишь? – сказал Крупенников, – их же не нужно регулировать!

Гриша воодушевленно так в ответ:

— А я тебе говорил!!!

Крупенников с ним был в приятельских отношениях, и Гриша всегда обращался к нему на «ты» и по имени. А Крупенникову тогда подумалось:

— Только что вид у него было сконфуженный, глаза виноватые, а когда проблема так легко разрешилась –  стал победителем смотреть.

Крупенников хорошо понимал – случись обратное, и будь Гриша человеком дела, найди он в Сервисной книжке этот важный пункт, то всенепременно заявил бы тому с апломбом:

— На таких двигателях клапана не р-е-г-у-л-и-р-у-ю-т-с-я! И чему только учат в ваших институтах? Начальнички хреновы!!!

Все это было бы высказано с учетом его своеобразной дикции, которую Крупенников, знавший его ещё со времен «Отечественной войны 1812 года», разобрал бы без особого труда, и мог восхититься столь « богатой» его речью. А Гриша не преминул бы лишний раз подчеркнуть свое превосходство над своим шефом в делах технических.

Гриша долгое время работал в совхозе трактористом. После того, как его оставила жена, переехал в районный центр, успел обзавестись новой семьей. Перепробовал себя в разных организациях пока не осел, на какое-то время в СПТУ – мастером производственного обучения. Преподавал ребятам материальную часть сельскохозяйственной техники и параллельно вел уроки по вождению колесного трактора.

Кто хотя бы один раз слышал его речь, должен догадаться, как он давал учащимся теоретическую часть обучаемого материала. Из 33-х букв русского алфавита, он хорошо выговаривал едва ли половину. Ролан Быков, исполнявший роль логопеда, в одном небезызвестном советском фильме говорил:

— Будем у фефочки  испъявьять фефекты фикции.

Персонаж Галины Польских из этой абракадабры, естественно, ничего не понял, на что Евгений Евстигнеев, игравший в кинокартине роль хозяина квартиры, любезно расшифровал ей перлы того горе-специалиста:

— Будем у девочки исправлять дефекты дикции.

Гриша говорил примерно так же. Может быть чуточку лучше, а местами чуть хужее. Из училища он перешел работать шофером в одну бюджетную структуру. На вопрос, почему ушел с такого, казалось бы, хлебного места, всегда бормотал:

— Надоели, надоели мне, хуже горькой редьки, эти д … бы!

Валентин Харламович Бодров, начальник того заведения, в коллектив, которого Гриша влился, всё удивлялся тому, что его персональный водитель никогда не заполняет путевые листы самолично. Вместо него эту работу проделывала его жена, потому что слепому было видно, что документ заполнен женской рукой – четким, каллиграфическим почерком. На вопрос Бодрова, почему он сам не заполняет путевки, Григорий довольно легко уходил от ответа, виртуозно уводя разговор в другое русло. Это продолжалось долгое время, пока однажды Харламыч, в конце рабочего дня, не сказал ему:

— Иваныч, я завтра срочно выезжаю в командировку. Ты остаешься на хозяйстве, я сам сяду за руль. Быстренько набросай мне, какие нам нужны запчасти.

Гриша попробовал было уговорить шефа оставить эту затею до завтра, но тот непреклонным тоном рубанул:

— Какое завтра! Я в пять утра выезжаю, хочешь, стоя в кальсонах на своем крылечке, помахать мне ручкой? Иди, давай – пиши быстро, пока я собираю бумаги.

Тот отошел от шефа и с тяжелым сердцем взял ручку и придвинул к себе лист чистой бумаги. А Бодров, прибрасывая в уме тезисы предстоящего своего доклада, совсем про него забыл. Однако, Гриша, спустя некоторое время, зашел к нему в кабинет и протянул ему исписанный лист бумаги формата А 4. Харламыч, впопыхах сунул бумажку в портфель, но вспомнив, что надо с водителем обсудить детали его заказа, вытащил её и пробежал по тексту глазами.

Х-м, не понял… Он запнулся на первом же слове, перечитал – и снова ничего из прочитанного не мог взять в толк. Сел в кресло и внимательно углубился в чтение, махнув Григорию, чтобы тот шел домой. Нелегко ему дался почерк водителя, не зря, ох не зря он это дело перепоручал молодой жене! Тем не менее, Харламыч мужественно разобрал все, что там было начертано корявой рукой.

Когда он начал читать, то лишь слегка посмеивался. Дойдя до середины, он стал похрюкивать. С трудом одолев конец записки, Бодров, не сдерживаясь более, буквально рыдал, от сотрясаемого его смеха. Вспомнив, что не все сотрудники разошлись по домам, он с трудом унял приступы гомерического хохота. Натянул на лицо озабоченный вид и вновь принялся за свои бумаги. Но стоило ему бросить взгляд на ту бумажку, как он опять начинал трястись от беззвучного смеха.

Харламыч, мысленно разговаривая с собой, уговаривал взять себя в руки. Рассуждал с собой, что сейчас откроется дверь, зайдет одна из его сотрудниц и, увидев трясущиеся от смеха плечи шефа, обязательно покрутит пальцем у виска, когда выйдет из кабинета. Но все его увещевания, вновь заканчивались очередным приступом смеха. Наконец, устав бороться с самим собой, он решил отставить свои сборы до утра и отправился восвояси. Тем более, что ни о чём другом он больше думать не мог, кроме той злосчастной бумажки, которую он аккуратно сложил вчетверо и положил во внутренний карман пиджака. А в ней было написано буквально следующее:

Калотьки пиреднево калиса;
Шпр-ы-ц для салидола;
Патш-ы-пник выж-ы-мной;
Амартезатры пиредния;
Болт галофки блока ц-ы-линдров;
Кранштэйн ваздушьнево филтра;
Филтр масленый;
Пр-ы-ж-ы-мной диськ;
Тормасная ж-ы-т-к-ы-с.

Бодров выехал, как и планировал рано утром. Утренняя темень всегда вселяла в него заряд бодрости и энергии. Дорога дальняя, и всегда находились желающие прокатиться за чужой счет. В те далекие годы не было ещё привычки брать деньги у людей за проезд. Сейчас это норма, а в ту пору такое явление было ещё в зачаточном состоянии и только, только начинало набирать обороты. Но Бодров хоть за деньги, что без оных  никогда не любил брать с собой пассажиров. За исключением особых случаев, когда у него не оставалось права выбора. Попутчики почти всегда доставляли ему некоторый дискомфорт и, главное, мешали ему сосредоточиться на своих мыслях.

Дорога предстояла длинная и он, сидя за рулем, глубоко уходил в себя, размышляя о прошлом, настоящем и немножко о будущем. Таким образом, дорога длиною в не одну сотню километров, не казалась ему такой скучной и утомительной.
Любуясь красотами уходящей осени, «в багрец и золото одетыми лесами», Бодров не единожды вспомнил про свою заветную писульку, которая «глаголом жгла его горячее сердце». И всякий раз ему становилось теплее на душе, он невольно начинал улыбаться. И дорога, казалось, сама летела ему навстречу, потакая горячему норову его, быстрокрылой красавицы, «Волги», ГАЗ – 3102.