Стареющая девочка в стиле постмодерн

               
               
               
                С использованием
               
                материалов статьи
               
                «Вчера родилась»
               
                Валерия Рокотова


   Осень пришла со слезами дождя. Дизайн – внизу все черное, в верху еще зеленое, а в высших слоях серое с блеклыми прогалинами.
   Катя грустно наблюдала из окна, с высоты пятнадцатого этажа, за разноцветными бусинками машин, летящими по мокрой автостраде, и вспоминала лето. Так быстро и неумолимо ставшее прошлым. Она поеживалась, иногда вздрагивая от острых моментов, всплывавших в сознании, и поглаживала худенькие плечи, сама себя успокаивая.
  Политика это ведь не что-то в газетах, она задевает жизнь каждого, входит в нее, разрушает. «Мы все объекты влияния, магнетического, политического, культурного . Маркс прав, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.» - мысли закружились в голове в уже привычном вальсе. Как же не хватало Андрея, он бы все понял, все объяснил, разложил по полочкам это нечто, обо, что ударилась Катя.
  Она оторвала взгляд от окна, и ее воображение живо нарисовало любимый образ, спокойно визуализировавшийся  в старом кресле. Негромким глубоким голосом он заговорил.
 - На второй год  операции зет у вынужденно иммигрирующих и мимикрирующих либералов появилось новое оружие.
 - Оружие? - расширила глаза Катя.
 - Я формулирую именно так, мощное идеологическое оружие – девочка, которая вчера родилась.
 - Ну, не девочка, сорок три, не двадцать три, знаете ли. Так и не повзрослевшая девочка, скажем так
 - В этой среде, - продолжил вдумчиво Андрей, - меняются поколения прозаиков и публицистов, и из рук старших в руки более молодых передаётся эстафета либерализма.
 - Но… она пока не публицист, а поэт, дипломированный причем. Хотя ее интервью… претендуют.
 - Вот, Катенька, лиха беда начало. Новый публицист, выращенный в колбе.
 Девочку мудро охраняли  от чрезмерных знаний и пустых волнений. Её пичкали
«чистым искусством».
 - Да стихи у нее эстетские. Верный признак сексуальной патологии, как заметил еще Сомерсет Моэм
 - Верное наблюдение,- хмыкнул Андрей, и продолжил.
 - Ей не ведомо ничего о девяностых: провале общества в нищету и крахе культуры, бригадном беспределе и вовлечении исчезающего  государства в войну. Ее уверили, что это был «модернизационный скачок». Она не догадывается  о совокуплении олигархии и либеральной интеллигенции, и их порождении-  грабеже и дебилизации населения. Она не знает о демографической яме – «русском кресте».
 - Ну да, - согласилась Катя, -  она выросла в семье фээсбэшника, нужды точно не знала. В 90-е училась в педагогическом институте, где в то время антисталенизмом и солженизмом  кормили ложками.  Изучала англосаксонскую культуру. В 2002 году еще закончила элитный английский колледж в Лондоне.
 - Она верит, что байки про девяностые сочиняют те, кто чужд свободе и толерантности. Девочке впечатали в сознание пропагандистские штампы, и она стала машиной их повторения. Для неё всё, что находится за границами либерального примитива, враждебно и отвратительно.
 - Когда читаешь ее тексты: стихи или интервью, так и слышишь глухой и картавый голос из колбы, Андрей.
 - Не возникает ощущение дежавю? До боли знакомое преклонение перед английской культурой, гордость тем, что никто на западе не может поверить, что девочка русская, что она не демонстрирует русский тип сознания – дремучего, дегенеративного, желающего водки и военных парадов. Это публицистика перестройки, которая сегодня воспринимается, как нечто пошлое.
 - Да, - картинно вздохнула  Катя, - мы дремучие, дегенеративные, пьющие милитаристы, худо-бедно продвинулись за те десять лет, что она жила в Англии. Мы без бутылки разобрались в причинах краха могучего, вооруженного до зубов государства и практике идеологических войн. Мы осознали, как работают превращённые формы, и всмотрелись в искусство и философию, несущие смерть.
 - А она вернулась из Англии, где десять лет тратила время, деньги своего любовника известного кинокомпозитора - русофоба, и силы в направлении совершенно ином, поглощая идеологическую труху и сперму старого англосакса. И вот теперь в России попала в руки любовника - резонера, тоже старого, убедившего ее нести эту труху дальше,- подхватила Катя.
 - Можно сказать, что девочка талантлива?
 - Нет, Андрей , даже намека нет, стихи гладенькие, но мертвые однообразные, и все о себе. Язык интервью косноязычный, скудный, построение фраз англоязычное. Просмотр британских сериалов явно не развивает интеллект.
 - Пусть она посредственность, так. Но примечательна именно тем, что старается стать публицистом – рисуется, артикулирует, овладевает искусством вещания. Но есть проблема, о которой она не догадывается и которая со временем разнесёт её сознание вдребезги.
 - Какая же, Андрей? Мне кажется ее тупую голову невозможно разбить даже кирпичом.
 - Кураторы, которые ставят девочке руку, знают, что делают.
 - Кураторы? – приподняла темные брови Катя.
 - Кураторы   из Евразийской творческой гильдии  по обработке мозгов русскоязычных деятелей искусств. Заметь, Гильдия  зарегистрирована не в Москве, а в Лондоне, британскими партнерами из МИ 6 и коммерсантом- татарином из Узбекистана, переехавшем на ПМЖ в Англию. Да и либеральный журналист из маленькой желтой газетенки «Аргументы недели», берущий у нее интервью с продолжением...
 - Последнее просто смешно. Но это пока...
 - Они в своей «школе гражданской журналистики» производят гомункулов для либеральных изданий. Сейчас она пиарит себя, а завтра она обратит взор на несовершенное окружение.  И  ее вовсе не улыбнет исправлять недостатки системы, как это  делала советская журналистика. Им нужны охотники за здешним уродством, поддерживающие протестный огонь и по сигналу раздувающие пожары. Не случайно же, «школу» оформляют знаковые структуры. Кураторы в стараниях своих предельно циничны. А вечная девочка-то ещё нет. Она живая. Она принимает то, что ей внушили, за истину.
 Она атакует «святош», душащих передовое искусство, не понимая, что атака на символ веры – это правило информационной войны.
 - Верно, она крещенная, но не носит крест, несет пургу про распятое тело, верит на белом глазу в астрологию и занимается черной магией.  Но на словах патриотка, сочинила даже  стихи «Не плюйте в Россию».. Наверно, .., Катя задумалась, -  потому что модно, и при этом тискает интервью с преклонением перед англосаксонскими звездами.
 - Она показывает ублюдочность «патриотической моды» - признал Андрей. - И заняты этим крупные корпорации, которые строят мир Постмодерна. Она спешит за словом правды к «порядочным людям», не понимая, что в её уши дуют прожжённые лицемеры.
 - Она смотрит на свое отражение и видит героя, перед которым простирается царство тьмы. – рассмеялась Катя. – Именно об этом ее якобы эзотерические  стишки.
- Но однажды в её наивном сознании обязательно произойдёт слом, - продолжил Андрей.  Рано или поздно она столкнётся со сложностью, и тогда колба лопнет. Она увидит нечто, находящееся по ту сторону примитива. Девочка увидит, что идёт война мировых проектов, война метафизик. И «вечный бой», про который писал поэт, совсем не фигура речи. Она откроет для себя, что стала винтиком нонконформизма, связанного с эпатажем и нападками на ветхие нормы, а не с противостоянием мощному тренду насаждения гнили. И вызубренные штампы перестанут убеждать даже её саму. Стареющая девочка увидит, что там, на территории, которую она считает сумрачной и населённой злобными орками, живёт Эрос и открываются пути восхождения. А там, где она бултыхается, возможны лишь сектантский протестантизм и танатальное прозябание.
 - Она уже увидела Эрос. Я познакомила ее с простым охранником, представь, это после – то английского звездного мэна. Русским, высоким с синими глазами и большим членом. Она репетирует только по вацап. А тут сделала исключение, с радостью  обучала его английскому с полвосьмого до полдевятого вечера у себя на квартире, и думаю, сумела оценить силу русского эроса.
 - И где теперь её кураж и самоуверенность? Она хмуро осознает либерализм, как древнюю профессию.  Как то, что приносит ей деньги. Шустрая девочка, ставшая старой дамой, продолжит писать, остывая и мучительно признавая, что каждый новый текст даётся тяжелее вчерашнего.
   Она осознает, что у неё нет читателя, и даже босс, который платит и гладит по седеющей голове, а она его периодически отсасывает, её не читает. Это крайне мучительное состояние, которое, как правило, переходит в психоз.
 - Думаю она и сегодня это понимает, но скромно утешает себя примером Ульяма Блейка, которого стали читать спустя 200 лет.
 - В тот прекрасный день, когда она поймет что до Ульяма Блейка ей, как пешком до Японии, что она бездарное пустое ничтожество, дама взовьётся и начнёт орать матом. Она захочет, чтобы её услышал весь мир – чтобы враз повернулись все головы. И выложит вишенку на торте - фото своей бритой письки, как Наталья Штурм. Мы посмотрим на неё в этот момент, чтобы увидеть очередного либерального профи, впавшего в сумасшествие. Мы увидим пародию на поэта и гражданского публициста. И нам станет мучительно жаль старую девочку, которой вложили в руки не факел, а кадило нелепое, а в рот – английский член, и загубили здоровье.