Мемуары Арамиса Часть 187

Глава 187

В то время д’Артаньян тесно сошёлся с товарищем наших прежних мушкетёрских подвигов, Бемо, как оно произносится, а пишется Бесмо, или же Безмо, как угодно. Этот в прошлом мушкетёр также подвизался на службе у Мазарини по той же самой части, что и д’Артаньян, так что они были друг другу больше чем коллеги. И товарищи, и конкуренты, и всё что угодно. Каждый из них пытался, как мог, устроить свои дела, то есть по возможности получить тёплое местечко, также скопить денег на приобретение хорошей должности, которая приносила бы достаточный регулярный доход, или ещё того лучше, ещё и служебную квартиру, как это и произошло с д’Артаньяном.
Бемо был отважен, хотя и не до безрассудства, так что Мазарини назначил его капитаном гвардии, что, разумеется, не то же самое, что капитан мушкетёров, но тоже вполне достойная должность. Отмечу, что впоследствии Бемо дослужился до генерала и стал маркизом и комендантом Бастилии, но это много позже. Мне тоже впоследствии довелось вести с ним кое-какие дела, тем интересней описать несколько и его судьбу тоже.
Кардинал помог ему приобрести большие владения, среди которых фьеф Лезер близ Кастра. Кроме того, Бемо удалось изрядно погреть руки на приобретении по дешёвки конфиската, то есть имущество, реквизированное у дворян за участие в дуэли или иные преступления, а также у тех, кто незаконно наследовал их вследствие незаконнорождённости или по иным причинам. Всё подобное имущество продавалась своим людям за по стоимости ниже на четверть или на треть его истинной стоимости, а то и вовсе полцены, средства от продажи поступали в казну. Продажа, разумеется, была открытой, никаких аукционов.
Д’Артаньян в таких скупках не участвовал, считая это дело неблагородным, неподобающим истинному дворянину, но не осуждал за подобную меркантильность других. Вообще к тому времени д’Артаньян уже стал тем человеком, который никого не осуждает, во всяком случае вслух.
Несколько раз Бемо, выполняя поручения Мазарини, опростоволосился. Он был неплохим воякой и офицером, но никуда не годным дипломатом. Мазарини напрасно поручил ему переговоры с Генрихом Лотарингским, графом д’Аркур, которого прозвали Кадетом-Жемчужиной за то, что он носил в ухе жемчужную серьгу, как это делали миньоны Генриха III, что давало повод подозревать и его в подобных наклонностях, и, пожалуй, не напрасно. Мазарини поручил Бемо уговорить графа быть лояльным к кардиналу, но при этом он не давал ему поручения давать какие-либо конкретные обязательства. С этим делом прекрасно справился бы д’Артаньян. Он умел пообещать что угодно в таких словах, что их всегда можно было бы истолковать двояко – и как конкретное обещание, и как образный литературный оборот. Бемо же даже в том случае, когда пытался сформулировать лишь ничего не значащие обещания, произносил это таким тоном и выбирал столь неудачные формулировки, что это можно было принять за конкретные предложения, от которых позже было бы трудно отказаться. Если д’Артаньян мог пообещать что-то незначительное так, что это воспринималось как нечто исключительно ценное, то Бемо, напротив, мог посулить весьма изрядные суммы в таких словах, что у слушателя складывалось впечатление, что следует запросить больше. Если д’Артаньян мог пообещать, что соблазняемый человек получит белую розу из рук самой Королевы, это звучало как Орден Святого Духа. Если бы Бемо пообещал, что его собеседник получит дворец самой Королевы, это звучало так, будто ему дадут то, что стало непригодно никому, какую-то безделицу, мелочь. Иными словами, дипломатия была не тем поручением, которое следовало бы давать бедолаге Бемо. Впрочем, будь Бемо умней, быть может, он вошёл бы в круг нашей четвёрки друзей, которую я с чистым сердцем называл бы неразлучной, вопреки даже тому факту, что мы расставались сначала на двадцать лет, а затем на десять, да и в те периоды, когда встречались, далеко не всегда действовали заодно. Но в нас было главное – преданная и искренняя дружба. Бемо не был для д’Артаньяна тем, чем был любой из нас. Приятель, соратник, коллега.
Мазарини остался недоволен дипломатическими усилиями Бемо.
— Уж лучше бы вы ничего не делали вовсе, чем делали то, что сделали! — сокрушался он. — Граф не стал моим другом, но стал считать меня своим должником. А я ожидал от вас противоположного результата. Я хотел бы, чтобы он полностью перешёл на мою сторону, но я при этом не был бы обязан выплачивать ему какие-либо суммы, или, того хуже, отдавать какие-либо земли. Надо было просто объяснить ему выгоды перехода на мою сторону, а не давать обещаний, которые я не уполномочивал вас давать от моего имени!
— Я плохой дипломат, — согласился со вздохом Бемо. — Прикажите мне повести войска в бой за вас и умереть под пулями, я сделаю это, но говорить с герцогами и графами, уговаривать их изменить свои взгляды, это у меня не получается.
«Болван! — подумал, вероятно, Мазарини. — Мне не требовалось, чтобы Генрих Лотарингский изменил свои взгляды! Его следовало убедить, что его взгляды, состоящие в том, чтобы отхватить побольше, должны привести его к выводу, что служить мне выгодней, чем бороться со мной, только и всего! Надо было поручить это дело д’Артаньяну!»
Но вслух он этого не сказал, поскольку не желал возбуждать ревность одного своего порученца к другому. Принцип «разделяй и властвуй» хорошо действует, когда имеешь дело с сильными мира сего, стоящими над тобой, или с врагами. Разделять тех, кто тебе подчинён не полезно. Никто не хочет, чтобы собаки, запряженные в твои сани, перегрызли друг другу горло.
Д’Артаньян помог Бемо уладить этот вопрос, и он же составил для него объяснительное письмо для Мазарини, в котором дело было изложено так ловко, что кардинал, который перед этим заявил, что Бемо ни на что не годен, успокоился и даже простил его за допущенные промахи.
Двумя другими соратниками д’Артаньяна были Миле де Жеру и Туссен де Роз.
Наш бескорыстный в некоторых случаях друг д’Артаньян принял беду Бемо близко к сердцу. Он научил его, как исправить дело. В результате Бемо заключил с графом д’Аркуром чрезвычайно выгодное соглашение, поручившись за выполнение условий своей жизнью. Договор, действительно, был хорош и понравился Мазарини. Кардинал подписал его и направил копию обратно д’Аркуру через того же Бемо, он был доволен. 
Секретарь Мазарини, Туссен де Роз, написал ему следующее: «Я тщательно изучил ваши письма и прочитал кардиналу лишь сокращённую их версию, поскольку мне пришлось заранее вымарать ваши фразы типа «черт побери», или «дьявол бы их всех побрал», или «чтоб мне провалиться в Ад на этом самом месте». Я оставил только суть, и она хороша. Г-н де Савейян сказал, что умирает от зависти к вашим талантам переговорщика и уже заранее представляет, как Вы будете подкручивать усы и надувать щеки, рассуждая о государственных делах. Вы сейчас в зените славы. Так и вижу, как вы явитесь перед Его Преосвященством, покрытый дорожной пылью, прямо с коня, и дадите лично ему отчет о своих переговорах под его аплодисменты. И да поможет Бог и все святые, к которым взывали во время бури».
Это был каламбур. Бемо взывал к помощи самого Туссена Роза. Имя Туссен самим Туссеном в данном случае было истолковано как «все святые», что позволило ему трактовать эти призывы не как конкретную просьбу о помощи, а как молитву, обращённую к небу.
Остаётся лишь порадоваться за Бемо тому, что д’Артаньяна не зовут Туссеном!
Д’Артаньян же помог Бемо совершенно бескорыстно, дав возможность кардиналу считать, что не только д’Артаньян является талантливым дипломатом, и что Бемо сам по себе тоже на кое-что способен. Так что в дальнейшей карьере этого бедолаги, земляка нашего друга, есть изрядная доля его личного вклада. Но наш д’Артаньян, который всегда помнил то, что кому-то чем-то обязан, легко забывал, что кто-то чем-то обязан ему самому.

(Продолжение следует)