Стыжусь...

Грехов за жизнь накопилось, не сосчитать. Конечно, и хорошего много было, не зверь я какая.  Но обижала многих  целенаправленно, работа такая была –  негатив  расследовать и обнародовать, несмотря на ранги и имена. По краешку ходила.
Друзья в Вене, уже граждане Австрии, изумлялись: как они тебя не убили?
Собирались, времени не хватило.

Этих не жалко. Но с детства и юности несколько грехов на душе,  которые всегда вспоминаю со стыдом.

Вова Ильин, безотцовщина. Не знаю, жив ли нет. Если да, прости нас с Валькой Кирдышевой. Не нравились нам твои уши – оттопыренные, как ручки на сахарнице. И мы тебя за эти уши после уроков...  Вот ведь дуры безобразные. Чего ты нам по сопаткам ни разу не дал? Вмиг бы вылечил. Нет, терпел.

Люда Клишина была матёрая двоечница и второгодница. И её ко мне прикрепили исправляться. Она пришла. Постаралась аккуратно одеться в чёрное взрослое платье. И приобуться – в туфли на среднем каблуке. Жили бедно, пьющие родители нарожали мал-мала бессмысленных потомков. Наверное, ей нечего было обуть, кроме этих чёрных старых туфель. На каблуке – вот что меня возмутило. Вспомнила через несколько лет,  краской облилась - зависть, зависть точила.  Мне нельзя, а ей, двоечнице, можно. Стыдила я её, ханжа малолетняя: мол, рано тебе ещё! И потом  диктовала ей тексты и исправляла ошибки с такой физиономией, что дать бы мне по ней  «Русским языком». Терпела, бедолага, ходила. Умнее не стала.  Я ей не помогла.

А это уже десятый класс. Танцы были в клубе почтового ящика – «Восьмерки», на другом конце города. Пришли в субботу  с подругой, а наших мушкетёров (шпанястой компании, известной всему городу) ещё нет. И танцев нет – свет отключили. Главный у них Володя был влюблен в мою Раю по уши, и они служили нам надежной защитой – на танцах отсекали посягавших на танго пьяных кавалеров, провожали по домам, на пляже катали на лодках. А тут задержались где-то. Ну и пошли мы с подружкой по шоссе среди всех непотанцевавших. Темно, до остановки еще далеко идти. А за нами – мама дорогая! – два типа, их наши мальчишки в прошлый раз налупили за недостойное поведение возле нас – двух принцесс.
Догнали эти типы, уже слышно, как водкой от их рож несёт. Мы скорее, и они не отстают, гнусно ржут – ох, девочки, мы с вами сегодня будем дружить! И толпа уже рассредоточилась.

Гляжу – Саша Карпов идет из параллельного класса. Мы его с двух сторон под ручки прихватили – спаси нас, Сань! А типы, взрослые уже мужики,  оторвали его от нас и выместили на парне злость. Мы же, две трусихи, в автобус заскочили.
Эту пару наши ребята в воскресенье наказали так, что они быстро из города хромые ноги унесли. Но Саше-то Карпову от этого не легче.

Встретились с ним через много лет на горе. Он сидел на рюкзаке и натирал свои «Фишера»  - чудесные дорогие горные лыжи. А я трюхала помаленьку на своих польских, тяжелых и длинных. Увидела и давай прощения просить. Он и не улыбнулся. Ладно, мол, проехали.

Казалось бы, не такое оно всё и страшное. А стыдно всю взрослую жизнь.

Такие дела, как говорил Боконон.