Маэстро чемоданных дел

        Кинофрагмент № РА = arctg(sin(;1-;)/(tg;1*cos; - sin;*cos(;1-;))) но это не точно)))

                ***

        1882. Санкт-Петербург. По набережной катит коляска. Осанистый Профессор сорока восьми лет возвращается из коллегии. Он утомлен, расстроен, погружен в себя: «Славный денек, мысль кружит, сердце колотит… нужно к Анюте, к Любушке… не справлюсь, сорвусь, побыть одному… каков бездарь, а туда же… начальствовать… отчего во власть… мысли прочь!»

        - Любезный, поверни к Летнему саду, подкатим со стороны Марсова, - окликает Извозчика.

        - Профессор, новость слыхали? Их Превосходительство Бегемот, кажись, сто пудов сена съел… так-то, – отзывается Извозчик весело.

        - Их превосходительство чижика съел, а гиперболой поперхнулся.

        - Сочиняете, Профессор, аж кибитка трещит!

        - Коли не хочешь вздор слушать, сочиняй сам.

        «Да что ж я так взбеленился, - Профессор пытается успокоить пульс, трет виски, - подать, что ли, в отставку… сначала курсантов до ума довести… хотя, те еще бестолочи… год абсолютного довольства и понеслось… на лавочку, к Навигации, а если передвинули? утоплюсь в канавке… пожалуй, топиться излишне, Анюта не одобрит, разденусь донага и искупаюсь на глазах у публики».

        - Здесь сойду, прогуляюсь через сад, у ворот со стороны Невы поджидай, - сходит с коляски, дает монету Извозчику.

        Профессор направляется в Летний сад, раскланиваясь со случайными знакомыми, пытаясь забыть бесполезные дебаты в коллегии: «Извозчик мужик колоритный, ловок, смышлен, такого бы на хозяйство, тут же скурвится поди. Как там у господина Тютчева? Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Шляпу поглубже, бороду распустить, не показать смятенья чувств… может, не заметят, Господа, мне бы одному сейчас побыть в моем заветном месте, тишины, тишины душа просит. Небо. Чайка. Каково с высоты птице город видится? Гиперборея, маменька, тишина, покой, пустая голова, мадам, целую ручки, не видеть бы всех вас врунов жеманных. Газету, пожалуй, возьму».

        Профессор идет быстрым шагом по аллее Летнего сада, приветственным жестом притрагивается к постаменту статуи Навигация, широко рассаживается на лавочке, кладет газету справа, трость слева, с блаженным видом смотрит в небо: «Все так - звуки, запахи, как всегда… маменька велела лишний раз по кладбищу не мотаться, приходить сюда, ее вспомнить, здесь покойно - прикосновение ветра, шелест листвы, скрип дерева, крик чайки, молитва, тишина, пустота в голове, покой. Что там господин Тютчев советовал? Лишь жить в себе самом умей — есть целый мир в душе твоей таинственно-волшебных дум, их оглушит наружный шум, дневные разгонят лучи, внимай их пенью и молчи!»

        Порыв ветра разворачивает газету на странице с некрологом Чудесному Доктору.

                ***

        В то же время в ворота Летнего сада со стороны Невы входит Отец с сыном Сережей. Сухой Музыкант, похожий на плакучую иву, наигрывает нечто неуловимо знакомое. У решетки сада продают газеты. Отец задерживается, покупает газету. Сережа, старательно вглядывается в людей, прислушивается к мелодии, ждет у ворот. Со стороны Летнего сада из ворот выходит весьма самодовольный Тип в кальсонах и туфлях с пряжкой. Тип показывает Музыканту монету, спрашивает с акцентом, кивая в глубину сада.

        - Кто этот респектабельный старик?

        - О! Это Великий Маэстро чемоданных дел, Вше благородь, - отвечает Музыкант, принимая вид слегка придурковатый.

        - Русские, - цедит Тип, прячет монету в карман, заламывает руки за спину, удаляется.

        Музыкант, изображая индюка, подмигивает мальчику, протягивает бумажный кораблик. Сережа берет кораблик, провожает взглядом Типа, входит с Отцом в Летний сад. Отец разворачивает на ходу газету. Сережа пытается сосредоточится на людях, но все его внимание отдано кораблику. Он слышит лишь обрывки фраз проходящих мимо гуляк.

        - Бороду раз в год бреет, пока грит, не изобрету чё новое, нипочем бриться не буду. Чай всё умище в бороде. Такой человек. Да…

        - Чудесный был доктор, сколько жизней спасено его заботами. Говорят, профессора нашего излечил от чахотки в последней стадии.

        - Святой человек. Царствие небесное, какая потеря! В Подольской губернии остался. Тело завещал науке.

        Сережа думает, как несказанно ему повезло. У ворот странный скрипач подарил ему кораблик. Пока папенька читает газету, Сережа нашел прекрасный ручей и теперь отпустит свое бумажное чудо в плавание. Было бы не плохо посадить на корабль жука, но папенька будет недоволен. Он жаловался маменьке, что Сережа интересуется только жуками и совсем не замечает людей и прочей красоты мира. Маменька вздыхала и была огорчена. Сережа тут же дал себе зарок забыть жуков и изучать людей, но люди не помещались в его голову целиком. Он видел только Туфлю с прекрасной пряжкой или Скрипку, или огромное Пузо, на котором трещали пуговицы. Разговоры людей он слушал внимательно и старался запоминать, например, Пузо, приподняв шляпу в сторону скамейки, сказало: «У него все умище в бороде», а Туфли проблеяли: «Русские». Что это значит, Сережа не понял, но это и неважно, в ручье извивался прекрасный дождевой червяк. Кто-то внезапно хохотнул прямо в бедное Сережино ухо. Мальчик поднял глаза, на постаменте на белых мраморных пальцах статуи сидит Чайка и внимательно наблюдает за ним и за червем. Сережа понял, что мешает птичьему завтраку, он всегда всем мешает. Сережа опустил кораблик в воду и пошел вдоль ручья, расчищая путь веточкой. Кораблик уткнулся в чьи-то ботинки большого размера, какая-то трость подцепила кораблик и выловила его из ручья. Сережа поднимает глаза - перед ним Борода!

                ***

        Профессор успел успокоить нервы и прийти в себя, но, все же, недоволен вторжением: «Что такое? Что за мордуленция?»

        - Ваше имя юноша? - Профессор поправляет ворот и одергивает себя мысленно: «Да, что я право… мантия профессорская прилипла, к дитю как к курсанту обращаюсь»

        - Серо-ожа, – мальчик замер в восхищении, лихорадочно соображая: «Вот она Борода с умищем! Как бы волос заполучить, сначала нужно вернуть себе кораблик не роняя достоинства. Папенька будет недоволен, воспитанные мальчики, миль пардон, пердюмонокль…»

        - Серо-ожа? Позвольте узнать, это ваш корабль? – добродушно поддразнивает Профессор.

        - Это… шхуна… корвет… фрегат…

        - Пусть будет ледокол? Что думаете? – глаза Профессора лучатся симпатией к растерянному мальчишке.

        - Ледокол? – заворожено бормочет Сережа.

        - Далеко на севере во льдах и снегах есть побережье Мурман. Видите карту в руках сей богини наречь Навигация? На ней нарисована земля, называется она Святой нос, а на носу маяк… – шутливо щелкает мальчика по носу. - Там живут наши люди поморы, саамы. Как до них добраться?

        - Добраться? А зачем до них добираться?

        - А как закончатся у них пилюли лечебные? Что тогда? Пусть помирают?
 
        - Неа, – мальчик отрицательно мотает головой.

        - Кушать им надо?

        - Надо.

        - Газеты они читать хотят?

        - Хотят.

        - Как перевезти припасы и газеты людям через ледяные северные моря?

        - На ледоколе?

        - Верно! Экий вы… славный щегол! Ледокол крушит препятствия, прокладывает путь остальным кораблям. Учитесь, друг мой, капитаном станете, – Профессор говорит тепло, мечтательно, - теперь ступайте, вас ожидают.

        Отдает кораблик мальчику, легонько подталкивает его, возвращается к своим мыслям: «Маменька умела мечтать… лед с Ладоги шел по Неве – чистый, пористый… маменька держит в руках льдинку, прикладывает к щеке… стекло… осколки. Ледокол. Маменька завещала честно служить своему Отечеству и народу. А нужен ли я Отечеству и кто он мой народ? Народ мой Лизонька и Аннушка, заждались поди, да и кучер не виноват, нехорошо, нужно возвращаться». Разворачивает «Русскія Ведомости», читает панегирик Чудесному Доктору: «Еще одной родной души не стало на земле. Как поздно все». Профессор решительно встает и быстрым шагом направляется по аллее в сторону Невы. Невольно подслушивает болтовню студентов.

        - Увидел во сне таблицу химических элементов, проснулся в ужасе, больше никакой химии! Перехожу на водку!

        - Лучше на любовь!
 
        - Накапайте ему любви, барышни, пусть принимает сие лекарство красивой формулы, согласно строгой научной рецептуре.

        Профессор надвигает шляпу, обгоняет студентов, стараясь не смущать своей персоной: «Смешные бездельники, как быстротечна молодость, как хрупка жизнь. Эх, Доктор, Доктор, обещание держу, бороду по осени брею… жить до ста лет… или не жить?… не знаю, не знаю… разве что пять раз жениться?» Смутные воспоминания о давней встрече, о Крымской компании, о первой любви промелькнули бледной тенью, но текущие дела и планы уже громко заявляют о себе: «Непременно заявить о гадостном поведении Коган-Берштейна на ближайшей лекции. Устал… к Анюте скорее под крылышко. Подать в отставку… не соглашаться на отпуск. Должность профессорская все время забирает, растворами заняться некогда, статью закончить…»
В воротах случайно сталкивается с нарядной Дамой. Оборачивается ей вслед: «Лицо знакомо, неужели Шурочка? Невероятно…». Профессор выходит за ограду, ищет глазами коляску, насвистывает детскую песенку на мотив Чайковского: «Что из скорлупы яичной, фаэтон себе отличный заказал, заказал…»

                ***

        Сережа бежит к Отцу, сжимая мокрый, бумажный кораблик. Отец с газетой в отдалении ожидает сына. Некоторое время они идут по аллее в сторону набережной Мойки. Отец сворачивает газету, наклоняется к Сереже.

        - Сергей, ты догадываешься, кто с тобой говорил? – поправляет сыну вихор, голос звучит серьезно.

        - Это Чудесный Доктор, Чемоданный Маэстро, у него умище в бороде. А мой корабль будет ледокол, а я буду капитан, - Сережа доволен собой, он знает верно.

        - Все так, все верно! Твой ученый друг - Профессор, он всё со всем связал и в таблицу записал. А Чудесный Доктор больше не с нами, такая вот беда. Сохрани свой ледокол, мой капитан.

                ***