Фифа

- Ишь, вырядилась! Нормальные-то люди, как положено, утром на работу идут, а эта?! Куда по нашей грязюке в белых штанах?!
- Так она ж пешком не ходит! Все на этой своей машине! Автобус целый!
- Да скажи спасибо, что она одета! Ты видала, что у нее на шее?
- Нет. А что там?
- Татуировка! Вот что! Кто такое делает?! Как сидевшая, ей Богу! Молодая еще, а уже такая битая! Что мать бы ее сказала, если бы увидела?! Эх, нет догляда – потерянная душа…
Лавочка у подъезда загудела, глядя вслед Юле.
А чего бы языки не почесать, если сумки с продуктами стоят уже у ног, а домой идти неохота, потому, что там ничего, кроме рутины не ждет? Хоть выдохнуть, а то все одно и то же… Дети большие или маленькие, готовка, уборка… И радости уже никакой, кроме редких праздников, потому как, где ее взять, эту самую радость? Простым людям она доступна не так уж и часто. Все больше заботами перебиваются и думками, как детей накормить да помочь, если нужда есть. Как внукам гостинчик принести и отвести душу, целуя теплые макушки. Только и счастья, что в них… маленьких… Да и то не у всех. Вон, Григорьевне дети заявили, чтобы внуков и не ждала, потому как нынче рожать не модно. А модно по курортам летать, прости Господи, да не заботиться ни о чем. Как у них только это получается?! Тоже, наверное, вроде Юльки этой, Наташкиной дочки.
И была же, вроде, нормальная деваха! В школу бегала, училась хорошо, здоровалась вежливо. А теперь что?! Как матери не стало, так совсем себя блюсти перестала. Болтается где-то целыми днями. Не работает. Добро бы еще училась, так – нет! Дочка Ивановны говорила, будто совсем уж непотребным делом Юлька-то занялась! Татуировки делает! Салон, вроде как, открыла свой. Это в какие же ворота?!
Когда несколько лет назад отец Юлькин объявился, все думали, что девку на путь истинный наставит. Надоумит, как жить надо. А что вышло? Купил ей машину эту страшную, которая полдвора занимает, да и уехал, бросив девчонку на произвол судьбы. А она-то молоденькая еще совсем! Только-только двадцать сравнялось. Как можно такую девочку просто так оставить?! А ну, как в дом кого-нибудь не того приведет? И что тогда? Потеряет и квартиру, что от матери осталась, и машину эту чертову, которая всем покоя не дает.
О! Поехала! Куда? Зачем?! Кто ее знает! Даже не оглянулась! Фифа! Как есть фифа! В белых штанах…
Юле о претензиях соседок и чужих измышлениях думать было некогда, да и не зачем. Своих проблем хватало. Вот и сегодня у нее весь день расписан поминутно. Столько дел, что хочется, чтобы в сутках времени было хоть на пару часов больше! Мама всегда говорила, что она, Юлька, правильно использовать время свое не умеет, но обязательно должна научиться.
- Юля, от этого очень многое зависит! Кто-то мечется как потерянный и ничегошеньки не успевает. Жалуется, ноет, что ничего не получается. Завидует тем, у кого все получается. А рецепт-то этой удачи очень прост. Человек, который со временем своим дружит, успеет многое, если не все.
- И как с ним дружить, мам?
- Не обижай его. Не трать попусту. Реши, что для тебя важно в этой жизни и удели этому столько времени, сколько сочтешь нужным. Оставь немножко не только на дела, но и на отдых или развлечения. Это тоже очень важно. Не может человек только нужными делами заниматься. Иногда необходимо и отдохнуть, и подурачиться. Если совсем это убрать, то рано или поздно тебе плохо станет.
- Почему?
- Ты же не железная! Загонишь себя и что потом? И кому от этого хорошо? Тебе? Нет. Уставшая, недовольная, злая… А так ведь и будет, доченька. Если у человека отдыха нет, он страдать начинает. И глупости все это, когда говорят, что надо думать только о деле! Дел всегда полно. Переделаешь эти – найдутся другие. Но и отдыхать без конца тоже неправильно. Закиснешь, и себя потеряешь. А потому, определи, сколько тебе на отдых времени понадобится, и не превышай этот лимит. Увидишь, что это хорошо, когда у тебя все по полочкам… И мне спокойнее будет…
Мамины советы Юля, конечно, помнила, но вот следовать им получалось с трудом. Она даже ежедневник себе завела, но и это не всегда тпомогало. А что сделаешь, если все дела нужные и все своей очереди ждать не хотят? Вот и сегодня у нее три лекции, а она только на одну успевает, потому, что два клиента записались на сегодня именно к ней и к Кате заехать надо. А где Катя, там и Саша. И это точно не на пять минут. А потом к Артему заглянуть и помочь вещи собрать... И с новенькими пообщаться надо, ведь выезжать на следующей неделе, а она даже имен их пока не знает. Успеть бы все…
Пробка, в которой Юля застряла, чуть подалась, и девушка нажала на газ. Машина откликнулась мгновенно, мягко и нежно, словно утешая. Не дрейфь, мол, все успеем! Не зря же меня хозяин тебе отдал? Как раз для того, чтобы время твое драгоценное сберечь.
Юля легонько погладила руль.
- Спасибо тебе, папа!
Скажи ей кто-нибудь еще пару лет назад, что она будет благодарить отца, Юля рассмеялась бы в лицо этому человеку. Отца своего она ненавидела почти столько, сколько себя помнила.
Нет, мама никогда ей слова плохого про него не сказала. Напротив, рассказывала, какой он умный и без конца повторяла, что Юлька вся в него.
Только вот Юля никак не могла понять, как такой умный человек мог бросить своего ребенка в пеленках и удрать так далеко, что ни разу про дочь и не вспомнил.
Так она думала много лет и злость на того, кто должен был быть рядом, оберегать и любить, копилась, отравляя душу.
В детском саду Юля сидела на стульчике в углу нарядно украшенного зала и злилась, когда девочки на утреннике танцевали с папами. У нее партнера не было и это почему-то было настолько обидно, что она даже реветь не могла. Смотрела совершенно сухими глазами на танцующих и не разрешала себе отвернуться.
В школе, когда ее обижали, молча стискивала зубы и давала сдачи, с завистью глядя на тех девчонок, кто чуть что кричал: «Я папе скажу! Он тебе устроит!».
А перед окончанием школы вдрызг разругалась со своей лучшей подружкой Настей, когда та, при обсуждении, куда и как поступать, небрежно бросила:
- Папа сказал, что я могу выбирать любой вуз. Он все оплатит, если сама не пройду. А если все-таки поступлю, то машину мне купит на сэкономленные деньги.
С Настей Юля дружила лет с трех, но именно в этот момент поняла, что дружбе пришел конец.
Это была не зависть. Что-то другое. Скорее жгучая, невыносимая обида. Настя ведь знала о Юльке все и даже больше. Знала, конечно, и о том, как Юля мечтает о том, чтобы у нее был отец… И, почему-то, никогда не упускала возможность уколоть ее этим знанием…
А вообще, Юля никогда и никому не завидовала. Зачем? Они с мамой живут не хуже, чем другие. Даже заграницу отдыхать ездили, не говоря уже о модных тряпочках или хорошем телефоне, подаренном Юльке мамой на шестнадцатилетие.
Этот подарок стал не самым важным в тот праздничный день. Юля еще крутила в руках красивую коробочку, когда на пороге ее комнаты появился тот, кого она так мечтала увидеть хотя бы раз.
Скандал она тогда закатила страшный… Ругалась, кричала, плакала… Не обращала внимания на маму, которая пыталась ее успокоить. Отталкивала мамины руки и кричала, брызгая слюной ей в лицо:
- Ты – предательница! Зачем он здесь?! Я не хочу его видеть!
Откуда ей было знать, что у мамы уже на руках результаты обследования, и скоро их жизнь, замрет на мгновение в какой-то невыносимо высокой точке вершины их так долго выстаиваемого бытия, темной и мрачной, как антрацит, а потом стремительно сорвется с этой горы, увлекая за собой лавиной все больше тех камней, которые казались основанием, крепким и надежным… И не станет больше ничего основательного и прочного. Под ногами будто разольется болото из малинового киселя, который так ненавидела Юля в детстве. И эта противная субстанция будет медленно, как в дурном сне, затягивать их будущее в себя все быстрее и быстрее, пока надежды уже совсем не останется, а мама не возьмет Юлю за руку, требуя выслушать.
- Это я виновата, Юля! В нашем с отцом разрыве, в том, что не дала ему общаться с тобой… Я, понимаешь? Меня и вини!
- Почему? – мамины пальцы были холодными и твердыми, но Юля не решалась вырвать руку, понимая, что вот-вот узнает, наконец, почему ей нужно было сидеть в углу все эти годы, гадая, где же отец, вместо того, чтобы расти в полной семье.
- Я была обижена…
- На что? Мама, ответь?! На что можно обидеться так, чтобы отнять у меня… отца…
- Я расскажу. А ты слушай. Только не перебивай. Говорить мне тяжело…
И Юля узнала…
И о том, как поженились родители, будучи еще совсем молодыми и не очень-то умными. И о том, что мама носила ее, бесконечно выслушивая упреки со стороны сразу двух семей – своей и мужа.
Юлю не ждали. Ее никто в семье не хотел. Она была досадной помехой, сломавшей планы сразу двух сторон, а родители ее оказались виноваты в этом. Карьера отца не состоялась, так как он вынужден был бросить учебу, чтобы обеспечивать семью. Мать Юли, оформив академический отпуск, так и не восстановилась в университете после рождения ребенка, и это стало еще одним поводом для упреков. Взаимные претензии, копившаяся обида, недовольство и как основной триггер – рождение девочки, а не мальчика, и вот уже Юлькина мать едет к тетке, согласившейся принять ее с ребенком, а отец даже не знает, что дочь больше не увидит.
- Он искал тебя. Писал мне, звонил… Но я сказала, что ты не его дочь…
- Господи, мама! Зачем?!
- Мне столько раз твердили об этом, что я решила – пусть! Хотят так – будет так!
- Кто твердил? Кто хотел?!
- Все… Юля, прости… Не могу больше об этом… Я понимаю, что все это звучит сейчас очень глупо, но на тот момент мне казалось, что я поступаю правильно. Я не хотела, чтобы хоть кто-то мог посметь сказать тебе то, что выслушивала я… Ребенок не должен расти в ненависти! Я защищала тебя… Как могла, как умела… Это сейчас я понимаю, что все сделала не так, а тогда… Мне казалось, что все верно… Все правильно…
Юля, вырвав все-таки свою руку из рук матери, отошла к окну и изо всех сил ударила кулаком по подоконнику. Единственный горшок с разросшимся Юлькиным кактусом, подаренным когда-то Настей, подпрыгнул, и Юля уставилась на черные крупинки грунта, которые усеяли светлую, гладкую поверхность подоконника. И каждая и них показалась вдруг ей теми словами, которые только что произносила мама… Ррраз! И грязно вокруг! И уборку делать надо… И грязь эту так просто не убрать, ведь она потянется за тряпкой, оставляя следы, и нужно будет хорошенько постараться, чтобы убрать ее всю…
Тряпку Юля принесла. И грязь с подоконника была убрана. А потом Юля села у кровати матери, совсем как в детстве, с совершенно сухими глазами, и приказала:
- Рассказывай! Все. И только правду. Не ври мне больше, поняла?
- Не буду…
Вот так Юля и узнала, как на самом деле обстояли дела. И, хотя вопросов у нее осталось больше, чем ответов, которые она все-таки получила, пришло понимание того, что жизнь, наверное, все-таки странная штука. Сегодня ты знаешь одно и все тебе ясно, просто и понятно, а завтра информации станет чуть больше, и весь твой хрустальный, тщательно отмытый, уютный мирок, который ты себе придумала, вдруг пойдет некрасивыми кривыми трещинами. И придется что-то с этим делать. Вот только что? Никто тебе не скажет. Это ты решать будешь сама…
Юля так до сих пор и не поняла, простила ли она маму за то, что случилось. Наверное, да… Хотя полной уверенности в этом не было.
Одно Юля знала точно – она благодарна маме за то, что та все-таки не промолчала и рассказала ей обо всем. А может быть и не обо всем… Девушка точно знала, что самое главное осталось за закрытыми дверями маминой спальни в тихих ночных бдениях, в руках отца, который держал истончившиеся запястья мамы, когда обезболивающие переставали действовать, в его скупых слезах, которые не раз видела Юля, хотя он и старался скрыть их от нее.
О том, что было сказано там, без нее, Юля никогда отца не спрашивала. Не хотела бередить.
Да и не до того ей было. Им предстояло научиться жить вместе, ведь оставлять ее на тетку отец отказался наотрез.
- Я уеду. Как только ты скажешь. Но после того, как тебе исполнится хотя бы восемнадцать. А пока постараюсь не отсвечивать.
- Нет уж! Тебя и так не видно и не слышно было столько лет! Совсем уже... Отсвечивай, пожалуйста! Я так хочу! Папа…
Наталья, мать Юли, вместо заявленных врачами нескольких месяцев, продержалась почти два года. И, несмотря на то, что это время было очень тяжелым и далось всем непросто, Юля могла с уверенностью сказать – оно было самым счастливым и самым горьким в ее жизни. Ей до истерики было обидно, что время, такое безжалостное и строгое, отмерило им на троих так мало…
Именно тогда она начала рисовать.
Почему не делала этого раньше? Она и сама не знала. Черкала иногда что-то в старых альбомах или на полях школьных тетрадей, но не думала о том, чтобы заняться этим всерьез.
- Слушай, а неплохо!
Отец, увидев как-то ее «художества», удивленно присвистнул.
- Смотри!
Он стянул футболку, и Юля ахнула. На спине отца красовалась цветная татуировка такой красоты, что ее «мазня» показалась детскими картинками, наспех нарисованными надкусанным детским мелком на обоях.
- Друг мой делал. Хочешь, договорюсь с ним? Посмотрит на то, как ты рисуешь? А может и обучать возьмется.
- Хочу!
Никто из соседей даже не заметил, что Юля уехала. Почти год она прожила с отцом в Москве, постигая азы мастерства, а потом все-таки решила вернуться в родной город.
- Домой хочу, пап…
Отец ее, как ни странно, понял. Не стал отговаривать или убеждать остаться в столице. Попросил только задержаться на пару недель и куда-то уехал. А, когда вернулся, помог собрать вещи и, выгрузив в квартире дочери перемотанные скотчем коробки, положил на кухонный стол ключи от своей машины.
- Вот… Она теперь твоя. А еще – это.
Папка с документами легла рядом с ключами и Юля удивленно подняла брови:
- Что это?
- А это, дочь, твой салон. Я продал свою квартиру и купил тебе помещение в центре города. Маленькое, конечно, но, насколько я понимаю, слишком большое и ни к чему? Лешка, учитель твой, помог заказать оборудование. Скоро все доставят. Работай, дочь. И учись. Профессия у тебя, конечно, уже есть, но образование все-таки получить надо. Одной школы мало. Понимаешь?
Юля слушала и не верила своим ушам. Даже, когда все уже было готово, и она полюбовалась на свою первую работу на новом месте, выслушав массу комплиментов от бородатого соседа Костика, который подался в байкеры, несмотря на возражения жены, поверить в то, что ее жизнь налаживается, Юля все еще не могла.
Отец помог ей обустроить все, проследил за ремонтом и организовал грамотную рекламу салону, а потом собрал свои вещи.
- Куда ты?!
- К родителям, Юль. Там все сложно, и я там сейчас нужен. Но ты же знаешь, да?
- Знаю… Ты со мной… Но, пап! Я не хочу так… Хочу, чтобы ты остался…
- Знаю, малыш, но надо ехать…
Проводив отца, Юля с головой ушла в учебу и в работу. Клиентов хватало и ей пришлось нанять сразу двух помощников, чтобы успевать и то, и другое.
Именно в этот период бесконечной гонки, когда Юля никак не могла разложить по полочкам свой график, она и познакомилась с Катей.
Молодая, хорошо одетая женщина вошла в салон ближе к вечеру, когда Юля уже с раздражением поглядывала на часы, ожидая опаздывающего клиента.
- Простите… А можно мне поговорить с мастером?
Юля, оторвавшись от монитора ноутбука и тетрадей с лекциями, по которым пыталась подготовиться к очередному коллоквиуму, кивнула:
- Можно. Я – мастер.
- Девочка, мне не до шуток. Позовешь взрослых?
Вот тут Юля уже внимательнее глянула на ту, что стояла перед ней.
Женщина не выглядела хорошо, как это поначалу показалось Юле. Да, одежда дорогая и стрижка пусть и не свежая, но сделана у хорошего мастера, а в остальном… Отсутствие макияжа и мешки под глазами, небрежно остриженные короткие ногти без всяких признаков маникюра, и тоска во взгляде… Эта тоска была старой Юлиной знакомой, и потому она просто встала, подошла к стеллажу с альбомами и выбрала свой.
- Вот. Это мои работы. Если устроит – рассказывайте, что хотите сделать.
- Имя… Вот здесь…
Женщина закатала рукав свободного свитера и повернула руку ладонью кверху.
- На руке… Чтобы я могла его видеть все время…
Видимо, на этом ее выдержка и закончилась. Юля, глядя, как незнакомка закусила губу и задрала голову кверху, чтобы прогнать слезы, молча прошла к двери и щелкнула замком как раз в тот момент, когда у салона припарковалась машина опоздавшего почти на час клиента по записи.
- Садитесь! – опуская жалюзи, скомандовала Юля. – Будет…
- Больно? Я знаю.
Женщина устроилась в кресле и выдала последнее на этот вечер слово:
- Саша…
Спрашивать Юля ни о чем не стала. О человеке, носившем это имя, она узнала через два дня, когда столкнулась случайно с незнакомкой у областной больницы, куда приехала навестить тетю.
- Вы?
- Я. Спасибо…
- Не за что. Мне нравится. Красиво получилось.
- Да. Очень… Саше понравилось…
- А он…
- Она. Моя дочь.
Женщина посмотрела на Юлю как-то странно, потянула вдруг руку и представилась:
- Катя.
- Юля.
- Хотите, я познакомлю вас с Сашкой?
Юля не задумалась даже не мгновение, еще не зная, что эта встреча перевернет всю ее жизнь.
- Хочу!
Маленькая девочка в странных очках, с перемотанным лейкопластырем стеклом, покорила Юлю мгновенно. Без всякого стеснения она ухватила девушку за руку и потянула за собой, тыча пальцем куда-то вверх:
- У тебя орехи есть? А семечки? Что, вообще ничего?! Чем же ты тогда белок кормить будешь?
- Каких белок?
- Таких! С хвостами! Их тут в парке знаешь сколько?! Мы с мамой их почти каждый день ищем! Она говорит, что я им столько орехов скормила, что они скоро с веток падать начнут, потому, что толстые станут!
- Не начнут. Они прыгают все время и потому не потолстеют.
- Да? – девочка с сомнением глянула на Юлю и рассмеялась. – А ты – умная!
- Не. Не очень.
- Почему?
- Потому, что учусь еще.
- Ааа. Понятно. Ой, я забыла!
Девочка очень серьезно протянула ладошку Юле и представилась.
- Александра Николаевна Лебедева.
- Красиво… - Юля осторожно пожала детскую ручонку, стараясь не задеть приклеенную пластырем «бабочку». – Юлия Андреевна Плотникова.
- Вот теперь мы знакомы!
Детский смех колокольчиком зазвенел под соснами больничного парка и Юля увидела, как посветлело на мгновение лицо Кати.
В следующий раз на встречу с новыми знакомыми Юля приехала уже с полными карманами орешков…
О том, как продвигается лечение Саши Катя рассказала Юле не сразу. Они, познакомившись ближе, будто шагнули на тонкий лед у берега, и потихоньку зашагали по нему, ступая не спеша и осторожно, стремясь не нарушить то хрупкое доверие, которое установилось между ними.
- Сделать что-то можно?
- Да. Это не приговор. Уже нет. – Катя грела руки о чашку с чаем в кафе у салона. – Когда я пришла к тебе в тот вечер, мне сказали, что шансов почти никаких.
- Ясно…
- А потом приехал новый хирург. Артем Сергеевич… И сказал, что это еще не все…
- А вот тут не понимаю. Почему ты плачешь тогда? Катя! Ведь это же хорошо!
- Вчера Сашу прооперировали. Она в реанимации пока… А меня выгнали оттуда… Сказали, чтобы пришла завтра… Мне страшно, Юль… Так страшно, как никогда в жизни не было… И поделиться этим страхом мне совершенно не с кем.
- Ты одна? А где отец Саши?
- Ушел от нас еще до ее рождения. Я ведь не белая и не пушистая, Юль. И Сашку я родила для себя, просто использовав того, кого сочла достойным стать ее отцом… Я его не любила, понимаешь? И он об этом знал… Точнее, узнал, когда я ждала ребенка. Поэтому его в нашей жизни и нет… Понимаешь?
- Не особо, но это неважно. Что было, то прошло. И есть Саша…
- Да, есть… 
- Не смей! Есть и будет! А ты не имеешь права!
- На что?
- На то, чтобы опустить руки и сдаться! Слышишь?! – Юля почему-то почти кричала. – Глянь на свои руки! Тебе плохо видно? Мне кажется, я выбрала нужные цвета, чтобы надпись была хорошо видна. – Юля ухватила за запястье Катю, выворачивая ей руку. – Ты должна… Нет! Ты просто обязана сделать так, чтобы имя твоей дочери не осталось только памятью, написанной мной, поняла?!
- Не кричи, пожалуйста… Я слышу…
- А, если слышишь, то прекращай ныть! Это ничего тебе не даст! Дело надо делать!
Катя ревела, словно ребенок, не поднимая глаз на Юлю, а та, каким-то десятым чувством понимая, что пришел тот самый момент перелома, не мешала ей, строгим взглядом прогнав сунувшихся было к столику официантов.
- Воды принесите, пожалуйста.
Тот вечер и ночь они провели в салоне Юли. Говорили, молчали, плакали, смеялись… А утром Юля усадила теперь уже подругу в машину и отвезла ее в больницу.
- Я пойду с тобой.
- А у тебя есть время?
- Катя, ты совсем странная… - Юля вздохнула и полезла в свой необъемный рюкзак. Порывшись там, она протянула Кате расческу. – На! Причешись! А то ребенок тебя испугается!
С Сашей все обошлось. Руки Артема, которого Юля уже через месяц стала называть просто по имени, сотворили чудо.
- А скоро я смогу белочек увидеть? – грустная Саша сидела на кровати в своей палате и вредничала.
- Скоро! Вот выпишут тебя, и мы поедем в Москву с Юлей. Там, знаешь, сколько белок в парках?!
- Зачем?
- Что зачем?
- Поедем в Москву?
- Потому, что так надо, солнышко. Операцию тебе сделали, но это же еще не все. Теперь нужно научить твои глазки видеть как следует. А это лучше сделать в Москве. Дядя Леша, друг Юли, уже договорился и тебя примут там на реабилитацию.
- На ре… что? Нет! Не говори! Я у Юли потом спрошу!
Саше уже было неинтересно все, что скажет мама. Ведь странное длинное слово, похоже, означало только одно. Они поедут с Юлей на большой машине далеко и это, совершенно точно, будет весело. Потому, что все, что угодно будет веселее, чем эта унылая палата, серый осенний день за окном и грустившие под дождем деревья, на которых не было видно ни одной белочки...
- Мам!
- А?
- А Артем с нами поедет?
- Нет. У него работы много! И, Саша, я уже говорила тебе, что нельзя называть взрослого человека просто по имени!
- Мне можно!
- Это еще почему?
- Потому, что он мою Юлю любит! – Сашка рассмеялась, когда Катя от удивления раскрыла рот.
- Болтушка! Ты с чего это взяла?!
- А разве не видно? Мам! Ну ты как маленькая! И Юля такая же! Я ей говорю, а она не верит! – Саша совсем по-взрослому покачала головой и Катя удивилась в который раз, тому, как много видят и понимают дети.
Не заметить чувства Артема к Юле, которая приходила навестить Сашу, было сложно. Но почем-то эти двое таили их даже от себя самих. Церемонно раскланивались при встрече, вели чуть ли не светскую беседу о природе, погоде и Сашкином здоровье, а потом расходились в разные стороны, не решаясь сделать первый шаг.
Они общались, конечно, и после отъезда Кати с дочкой. Юля, отправив их в Москву, поняла, что может это сделать не только для Саши, но и для других детей. Алексей ее идею поддержал, обещая всяческое содействие, и скоро Артем уже провожал своих маленьких пациентов одного за другим, глядя, как усаживает их в большую черную машину хрупкая девушка с изящной татуировкой на шее.
- Удобно тебе? А маме? Ну и хорошо! Поехали!
Редко кто из подопечных Юли выбирал поезд в качестве способа передвижения, и ее машина стала настоящим домом на колесах, где было все, что может пригодиться в дороге, начиная с влажных салфеток и заканчивая большим планшетом, на котором малышня смотрела мультики в дороге.
Артем, не решаясь спросить, зачем она это делает, молча восхищался Юлей, но о своих чувствах молчал. И Юля молчала тоже. Первый шаг так и не был сделан.
И кто знает, сделали бы они его вообще, если бы не Саша, которая, вернувшись после реабилитации, уговорила мать съездить в больницу.
- Зачем, Саша?
- Хочу Артему что-то сказать.
- Что?!
- Мама, ну как ты не понимаешь! Я же ему сказать хочу!
- А мне?
- А тебе – потом!
Артем к желанию Саши отнесся со всей серьезностью.
- Хорошо. Давай поговорим.
Катя смотрела, как жестикулирует дочь, что-то объясняя Артему и гадала, что же так растревожило ее девочку. А ответ был прост.
- Почему ты ей не скажешь?
- Кому и что, Саша?
- Юле. О том, что она тебе нравится.
- Это сложно…
- Что тут сложного? Вот вы, взрослые, странные! Ты же ей тоже нравишься!
- Я заметил.
- Тогда, почему молчишь?
- Сашка, ну как тебе это объяснить… У меня ни кола, ни двора. Я снимаю маленькую комнату недалеко от больницы и пройдет еще немало времени, прежде, чем я смогу позволить себе нормальное жилье. А Юля… У нее все в порядке. Я же видел, на какой машине она приезжает.
- И что?
- А то, что парень должен что-то предложить своей девушке, понимаешь?
- А что, разве любви мало? – Саша с интересом разглядывала Артема. – Мало, да?
- Иногда ее просто недостаточно…
Саша дальше слушать не стала. Она дернула Артема за полу халата, заставляя нагнуться и шепнула ему на ухо то, что заставило врача прыснуть от смеха и погрозить е пальцем:
- Не безобразничай!
- А как тебя еще назвать?! Ладно, я пошла!
Ухватив Катю за руку, Саша заторопила мать:
- Поехали!
- Куда?!
- К Юле!
- Саша! Она работает!
- Ничего страшного! Она будет рада меня видеть!
Кате ничего не оставалось, кроме того, чтобы рассмеяться и вызвать такси.
С Юлей Саша тоже провела беседу. И результат не заставил себя ждать.
Закрывая вечером салон, Юля была полна решимости. Если уж маленькая девочка увидела то, что она сама от себя скрывала, то, может пора перестать терять время?
Артема она заметила не сразу. Темная, долговязая, такая знакомая фигура шагнула ей навстречу и истинной музыкой прозвучало простое:
- Привет!
А спустя еще несколько месяцев лавочка во дворе Юлиного дома опять загудела.
- Парня себе завела! Кто такой?! Ничего не понять! Вещи привез, а ничего про него неизвестно! Мало ли! Девчонка одна совсем! Облапошит еще ее!
- Да вроде приличный!
- Ой, Григорьевна, много ты понимаешь! Твои-то с виду тоже приличные, а творят, что попало! Сама говорила!
- Надо бы отцу Юлькиному позвонить! Пусть приедет и разберется!
- Так, здесь он!
- Да ты что! Когда приехал?
- На днях его видела. Что-то будет, я вам точно говорю!
- И что же?
- А вот увидим!
И они увидели.
И Юлю в белом, совершенно невероятном платье, которое, наконец, позволило всей лавочке разглядеть татуировку на ее спине, и заставило ахнуть даже «продвинутую» Григорьевну.
И Артема, который вел свою невесту, исподтишка грозя пальцем хохочущей Сашке, которая только что «продала» ему Юлю и теперь была очень горда собой.
И Катю, которая ревела не переставая, поминутно поправляя фату подруге и отмахиваясь от вопросов.
- Да дай ты мне пореветь от радости, а?! Это же не те слезы… Хорошие…
И странных людей, которые приехали к подъезду Юли с цветами и обнимали девушку так, словно она была им родной.
И никто так и не понял, кто были эти люди.
И почему Юля, перед тем, как сесть в машину, подобрала повыше подол платья и скинула вдруг туфли на высоком каблуке, заявив, что ей нужны кеды, потому, что в такой обуви, которую придумали для невест, за руль садиться нельзя.
И почему Артем, легко подхватив свою невесту, усадил ее в машину, а потом сам завязал ей шнурки на кедах, которые притащила из багажника запасливая Катя.
- Все не как у людей! – гудела лавочка, глядя на отъезжающие машины.
- Так, фифа же!
- Ага! Фифа и есть!