Притяжение клада

Притяжение клада
Элеонора Тихонова
                11.   ПРИТЯЖЕНИЕ       КЛАДА
Недолго продолжалась жизнь семьи Михаила Дёмина в Екатеринбурге, переименованным к тому времени в Свердловск, благодаря неизменному притяжению родных мест был он переведен в строящийся в верховьях Камы город Березники. Там и родились в семье друг за другом две дочки – Любочка и Ника. Каждое лето семья выезжала на родину – в Чёрмоз, плыли на пароходе вниз по Каме вдоль крутых берегов, заросших непроходимой тайгой, причаливал пароход к неприметной пристани и по проселочной дороге, тянущейся вдоль болот, разболтанная повозка привозила всех в родительский дом.  Дочери Дёминых росли совершенно непохожими друг на друга ни по внешности, ни по характеру, словно судьба заранее стремилась развести их по разным концам земли, разметать по планете как можно дальше от заветных мест. Старшая сестра была очень похожа на отца, собрала от него утонченную красоту, белизну кожи и большие голубовато-зеленые глаза, взгляд которых выражал ум и упрямство. Не удивительно, что она была любимицей отца, и каким бы усталым он не возвращался с работы, всегда у него находились силы приласкать ее. Это очень обижало его среднюю дочку Любочку, но ничуть не огорчало младшую Нику. Сестры никогда особо не дружили и по приезде семьи в Чёрмоз каждая жила своей особой жизнью со своими мечтами и стремлениями. Ко времени, когда младшие сестры пошли в школу отца семейства окончательно перевели в Чёрмоз на партийную работу в райком.
А в Москве снова и снова поднимался вопрос о «золоте Колчака». Клад искали под Казанью в 1929 году, Но как только поисковые отряды выходили к берегу Камы, среди экспедиции начинались необъяснимые болезни и смерти, так что, несмотря на участие ЧК поиски прекращались сами собой. Многие исследования указывали на  вероятность исчезновения золота по железной дороге в сторону Сибири и Байкала. Интересовались кладом и иностранцы, собирали материалы среди уцелевших белогвардейцев из армии Колчака и среди белочехов, но сведенья были весьма противоречивы, даже приезжающие экспедиции ничего не могли выяснить. Привозились даже различные карты расположения захоронения клада, но клад будто с каждым разом его поисков все глубже уходил в землю и все шире  распространял свое проклятие. И люди жили, неся свои земные жизни среди труда и вражды.
И почему же сестры Дёмины были такие разные? Может быть потому, что Александра и Михаил первоначально совсем не были предназначены друг другу, потому, что в их судьбы вмешались посторонние силы и смешали предначертание. А бывают ли заранее предопределенные судьбы? Почему у соседей все по другому? Вот живет поблизости простая татарская семья, и у нее тоже три дочери. По возрасту они не на много отличаются то сестер Дёминых, но между собой удивительно похожи. Даже самая младшая словно повторяет старших и по характеру и по внешности. Излишне говорить, что они во всем были заодно, создавая в школьном коллективе свою группу.
Все в семье Дёминых держалось  благодаря умелым рукам Александры. Вставая рано утром, она успевала и печку затопить, и завтрак приготовить, чтобы проводить дочерей в школу, а мужа на работу. Школа у дочерей располагалась сравнительно далеко от дома, идти нужно было на гору, а дорога снежная, трудная, в валенках быстро протирались шерстяные носочки у всех троих, а мама поздним вечером, пока сестренки спали, успевала навязать прохудившиеся пяточки на все три пары. Кроме того всех дочерей нужно было прилично одеть, так как по чёрмозским меркам они были дочками начальства – папа их работал в райкоме. А из чего же в тридцатые голодные годы, когда ничего-то в продаже не было, можно было сшить девочкам платьица? Приходилось хозяйке дома изворачиваться, шить, перешивая старую одежду и мужнино обмундирование, вязать нарядные кофточки (вот где пригодилось умение Шурочки плести кружева), и ходили ее дочки всегда опрятные и нарядные. Особенно старалась мама для старшей дочери красавицы Валюши, потому что она была старшая и была любимицей отца.
Так и росла старшая Валечка не вникая в хозяйственные заботы, несла свою красоту уже начиная осознавать ее и читала книги. Очень любила читать русскую классическую литературу  и появлявшихся в городской библиотеке зарубежных авторов. Заканчивая школу, Валя твердо решила пойти работать в библиотеку, и поехала учиться на курсы в Пермь, а из Перми поехала она в библиотечный техникум в Свердловск. Успешно проучилась и уже возвращалась домой, когда ее, как героиню Л.Толстого в поезде ждала судьбоносная встреча.
Тем же поездом возвращался из командировки в Москву новоиспеченный инженер Илья Поляков. В поезде и познакомились они как простые попутчики, разговорились. Илья помнил, что его мама тоже была с Урала и заинтересовался красивой девушкой, совсем непохожей на знакомых москвичек. А девушка еще оказалась необыкновенно начитанной для ее возраста, и книги им нравились одни и те же. В общем, излишне говорить, что молодой человек безумно влюбился, и всего то на что он осмелился перед расставанием, это попросил у нее разрешения писать ей письма. Валюша тоже не осталась равнодушной к вежливому москвичу, хотя красотой он не блистал, а она любила все красивое. «Не Аполлон»,- так она про себя охарактеризовывала подобных молодых людей, но адрес свой назвала, правда пока только «до востребования». Но время для их оказалось не очень подходящее, тревожное. Был май месяц 1941 года, оставался всего месяц до большой беды.
Но началась между молодыми людьми переписка. Первые письма были еще робкими и осторожными, но уже во втором письме прорвалась сокрушающая преграды любовь.
Второе письмо Ильи от 8 июня 1941 года:
«Здравствуйте, Валечка, здравствуйте, дорогая Уралочка с большой буквы!
Если дать волю моим чувствам, то я исписал бы целую страницу теми нежными названиями Вас, которыми наполнена моя голова и которые произносит мое сердце – так велико впечатление, так глубоко мое восхищение от Вашего задушевного письма. Спасибо, спасибо, Валечка! Напрасно, Валечка, поставили Вы под сомнение искренность моего письма. Милая, наивная девочка, я объясню Вам сейчас, почему Вы, девушка из глуши понравились мне больше красивых московских девушек. Представьте себе самый красивый искусственный цветок и сравните его с живым цветком. Вот в чем истина. Я не хочу сказать этого о всех московских девушках, но большинство из них  искусственные, жеманные «барышни», которые никак не могут привлечь моего внимания. Передо мной стоит в вазе, он напоминает мне Вас, он такой же нежный, красивый… Вы пишите, что мы мало знакомы, мало знаем друг о друге; это конечно верно. Но вспомните «Анну Каренину» Льва Толстого, вспомните «Отверженные» Виктора Гюго, романы безусловно реалистические, но с яркими примерами жизненной романтики ( в которой Вы меня обвинили) и Вам станет ясно, что именно так начиналось знакомство Вронского с Анной и Мариэля с Козеттой.
Но ведь мы узнаем друг друга, правда, Валечка? Наши письма это первый шаг по этому пути. В следующих письмах мы расскажем друг о друге, о своей жизни, об окружающей нас обстановке, о наших родных. И наконец, мы должны увидеться и чем скорее тем лучше. Я только и мечтаю, как о встрече с Вами, так бы мне хотелось чувствовать Вашу близость, без конца говорить с  Вами и смотреть, смотреть в Ваши изумрудно-глубокие, ласковые, голубые глаза. Валечка! В самом конце июня или начале июля я опять выезжаю в командировку в Кизел. Напишите мне, есть ли какой либо путь встретиться с Вами? Как скоро Вы предполагаете быть в отпуске? Решились ли Вы принципиально на учебу в Москве? И Ваше мнение, о том, какой путь наиболее реален, чтобы я мог увидеть Вас? Валечка! Это так необходимо. После Вашего письма Вы мне стали еще ближе… Я хочу, я должен видеть Вас, говорить с Вами. Прошу Вас, Валечка, ответить на все эти мучительные для меня вопросы, и фотографию, Валечка, я хочу, чтобы Ваш образ был всегда со мной.
До свидания, Валечка, до свидания, Цветок Урала, самые лучшие пожелания, самый горячий привет и, если бы можно было, самый горячий поцелуй. И с большим нетерпением жду ответа.   
Ваш Илья.    Еще раз большой московский привет, ответа жду, жду, жду.           Илья.»
            Радостно было на душе у Валентины, получившей такое искреннее, чуткое письмо. Она постаралась не затягивать с ответом, очень ее заинтересовал этот московский юноша, она надеялась на возможную встречу и желала лучше с ним познакомиться. Очень уж их встреча походила на начало счастливого романа. Но счастью не суждено было осуществиться – вмешалась война. Но роман продолжался, хотя и в письмах, не прерывалась связующая их нить.
Второе письмо Ильи Полякова:
                « Москва, 29 июня 1941 г.
Здравствуйте, милая Валечка!
Начинаю письмо чуть не одновременно с благодарности и с извинения. Первое, что хочется Вам сказать  это большое, большое  спасибо за Ваше письмо. Вы знаете, Валечка, Ваши письма для меня это что-то прекрасное, хорошее, нужное: нужное как дуновение свежего ветра для путника пустыни.В образном представлении, читая Ваши письма я из обстановки города, где воздух насыщен каким-то знойным напряжением, переношусь как бы в цветущий сад, наполненный благоуханием тысяч цветов и этот чудесный аромат зовет к радости, любви, счастью… Поэтому, Валечка, милая девочка, пишите чаще, больше, как можно чаще и как можно больше. Почему я отвечаю так поздно на Ваше чудесное, так обрадовавшее меня, письмо? Спешу извиниться, причины были настолько серьезными, что Вы, очевидно, простите меня. Ваше письмо я получил ровно за три часа до отъезда в командировку, вернее, до «отлета», т.к. до Свердловска я летел на самолете – это мой первый 6-ти часовой перелет, масса новых, ранее неведанных, но хороших впечатлений. Думал ответить Вам сейчас же по приезде в Кизел, в Кизеле я был 22/YI вечером , 21-го проверял работу на Нагорной станции, на которой мы с Вами расстались, сейчас же по радио услышал речь тов.Молотова и узнал об объявлении Германией войны Советскому Союзу. Позже, ночью передавали Указ Верховного Совета о мобилизации и о военном положении. Вы понимаете, Валечка, что я сейчас же (23-го утром) выехал обратно в Москву, куда прибыл только 27-го вечером. Вот, Валечка, почему я не мог Вам ответить до сих пор.
В скором времени, очевидно, пойду в Красную Армию, как командир запаса, буду защищать Родину от германских фашистов. Не смотря на это, а, может быть, именно поэтому пишите мне как можно чаще, первые письма мне перешлют, а потом я Вам сам напишу адрес. Я, конечно, никогда не соглашусь с Вашим рассуждением о невозможности ехать на учебу в Москву, отрываться от папы и мамы, к которым Вы так привязаны с детства, без которых Вы почти никогда не жили. Видите ли, Валечка, Вы уже взрослая девушка и рано или поздно будете начинать самостоятельную жизнь, а тем более, что в Москве есть человек, который сделает для Вас все возможное (я имею ввиду, конечно, себя). А выбор специальности не так уж сложен. Мое мнение, Вам  учиться или на литературном, или на историческом факультете. Конечно, в настоящее время речь об учебе не может идти, однако, это очевидно, дело ближайшего будущего. Разобьем фашистов, кончится война, и Валечка приедет учиться в Москву. Правда, Валечка?
Ваша фотография, которая, правда, не совсем полно отображает Ваш чудесный образ – всегда со мной, я ношу ее у самого сердца. Она напоминает мне о нашей встрече, о голубых, как небо, глубоких, изумрудных глазах, в которых столько тепла, ласки, неги; пока еще все это в потенциале, но сколько счастья могут дать эти дивные глаза!
Сколько волшебных грез вызывает во мне Цветок Урала! – Вы, Валечка! Привет от всего сердца. Целую Вашу руку (ах, если бы это можно было сделать наяву!).
P.S. С нетерпением жду писем. В ответе напишите о Ваших теперешних мыслях и впечатлениях и подробно познакомьте меня с Вашей семьей. Валечка! Простите меня, но хотя бы в письме разрешите поцеловать Ваши глаза, губы.
                Ваш друг Илья.
     Вот как обернулось знакомство с москвичем у Валентины. И что будет дальше? Что она может ответить Илье? О планах на учебу? О своей семье? Читая и перечитывая его письмо, она не сомневалась в его искренности. Изумлял ее и его почерк, если по почерку можно судить о характере человека, то это был очень аккуратный человек, чуть старомодный, судя по написанию прописной «т», она ни у кого не встречала такое написание: хвостик загнутый вниз, как у буквы «у», и вверху, как у «у», только помельче. А русское «з» пишется как латинское «s» прописное. А во всем остальном он был весьма современный, начитанный, интересный. Но как она может надеяться на переезд в Москву и на рассказ о своих родителях, когда ее отец, работающий в райкоме КПСС, чудом не был арестован как «враг народа».
А произошло все из-за того, что в район приехал проверяющий из Москвы, и коммунист Дёмин, по долгу службы, сопровождал его в поездке по району. По приезду в Москву этот высокопоставленный товарищ был арестован, и, собирая на него показания, арестовывали всех, кто с ним сталкивался в последнее время. Хорошо, что Михаил Григорьевич Дёмин поддерживал отношения со старым товарищем Василием Дмитриевичем Безукладниковым, работавшим в Москве. Он то и предупредил Михаила Григорьевича через надежных знакомых в Чёрмозе о грозящем аресте и посоветовал незамедлительно под любым предлогом уезжать на север области в труднодоступное место. Тогда то и поехал отец семейства, оставив семью в Чёрмозе, на лесозаготовки организовывать очередной сплав леса.
Чёрмоз настолько небольшой городок, что любая новость разносится мгновенно. Так и произошло в этот раз, сразу же сестры Дёмины почувствовали вокруг себя полосу отчуждения, в школе к ним никто не подходил из подруг, и даже вечный воздыхатель одноклассник Валюши избегал взглядов в ее сторону.  С этим поклонником у Вали были связаны смешные воспоминания. Фамилия у него была необычная – «Перерва». Как-то разбирая контрольную по математике (контрольные писались на листочках, вырванных из середины сшитых скрепками тетрадок), учительница критиковала неаккуратность выполнения и, повторяя: «Перерва, действительно «перерва», - посмотрела в дырочку от скрепок, оставленную на серединке листа. После этого случая, подружки начали дразнить Валю, поглядывая на нее сквозь дырочку в серединке любого листочка бумаги. А, после случая с ее отцом все от них отвернулись. Так и закончился этот учебный год, а потом они с мамой самостоятельно выехали к отцу, ему нельзя было приезжать за ними. И только после того, когда весь сплав успешно прошел все весенние пороги и достиг Камы, Михаил Григорьевич смог вернуться с семьей в Чёрмоз. За год постепенно эта история забылась, но Валя помнила, что им пришлось пережить, и как это воспримет ее московский друг.