Зов несбывшегося. Главы15-16 Горький горький

                Глава 15               
                Горький горький

Даша
проснулась в обычной палате, на обычной постели. Палату заселили утром, а её
 положили с вечера, чтобы смогла отдохнуть после шести неимоверно мучительных суток и очень тяжёлых родов. Привезли детей. Вокруг царило радостное оживление. Счастливые мамы распелёнывали, разглядывали, кормили своих ненаглядных. А ей её маленького не привезли. Объяснили, что он очень устал и сейчас ему необходим отдых. Велели сцеживать для него молоко, и не знала она, что в это время врачи борются за его жизнь, что для спасения необходим "микроскопический" катетер, но ни в роддоме и ни в одной аптеке города такого не оказалось. Ленорд телеграфировал 0отцу, и теперь ждут прилёта из Свердловска рейсового самолёта, лётчики которого согласились доставить катетер в Горький. А пока во время врачебного обхода в палату явилась целая делегация -- те, кто были на утренней конференции в институте, пришли посмотреть на маму--героиню, которая, вопреки всем прогнозам, осталась не только жива сама, но и сумела родить живого ребёнка.
Даше пожимали руки, поздравляли, спрашивали о самочувствии. 
 Даша  была  счастлива:"У меня сын!И
зовут его Игорёк."
.
 Но в час посещения родными принесли письмо от Ленорда.

 "Девочка, моя! Как же у нас всё плохо: ты больная, сына тебе кормить не приносят. Он умирает. Врачи говорят, если до утра доживёт, значит будет жить. Меня в Академию не пускают. У твоей мамы ночью был сердечный приступ, ей вызывали "скорую", да ко всему мы с ней поругались.Она стала настоящей тёщей.Твой папа слёг с обострением радикулита. Что будет с нами, с сыном, не знаю.  ".
 После этого письма Даша чуть с ума не сошла. Стала требовать, чтобы показали сына, отвезли к нему, сама ходить и даже сидеть ещё не могла. Обещали показать. И в одно утро, когда сестра несла его на консультацию к профессору, зашла с ним в  палату, склонилась к ней, отогнув край одеяльца на головке.Она не успела даже толком рассмотреть личико сына, сестра быстро прикрыла пелёнкой и пошла почти бегом, чтобы успеть к назначенному для него времени. Ленорд потом писал, что жизнь его ещё в опасности, и, если доживёт до очередного, уже которого утра, жить будет.

  В палате лежала совсем юная дивчина. Ей приносили кормить здоровенького крепыша, а она подписала расписку, что отказывается от него и хочет сдать в Дом ребёнка. Врачи уговаривали её не делать этого, но она стояла на своём. Какая насмешка судьбы! Даша готова была свою жизнь отдать, только бы жил, а эта здоровенького красавца мальчишку обрекала на сиротство. Только осудить легко, а ведь у этого ребёнка был и отец. Но он ни разу так и не появился. И вообще к ней не приходил никто. Двша видела, как она, стоя у окна и глядя на счастливых отцов, плакала.
 
  Через двадцать один день ребёнок пошёл на поправку, и их выписали.
Первая ночь дома была кошмарной. Игорёк не переставая плакал. Именно плакал, почти беззвучно кривился страдальчески маленький ротик и слёзы текли по щёчкам. Видеть это было невыносимо. Даша ещё еле стояла на ногах. Как-то держалась мама с её больным сердцем. Но помочь было некому. Папа Дима лежал, превозмогая боль в бедре. Ленорду утром в полк.Она с мамой всю ночь, сменяя друг друга, держали Игорька на руках. На следующий день пришла патронажная медсестра. Она-то и обратила  внимание на то, что ручки и ножки малыш не сгибал, они висели, как плети. Все были в ужасе. Профессор невропатолог сказал, прямо глядя Даше в глаза:
  --Таких, как вы, не обманывают. Ваш сын не только стоять, сидеть никогда не будет, всю жизнь в постели,--и грустно улыбнувшись доброй улыбкой, пошутил:
-- Зато в армию его призывать не будут.


  Не сразу осознала Даша весь ужас того, что предстоит её ребёнку и им.
Вечером написали письмо в Свердловск, а через неделю Ленорд и Даша летели с сыном туда на консультацию с профессором Кириловым. Ленорд тут же улетел обратно,    Прогноз профессора был хороший, выписал глютаминовую кислоту, рыбий жир, расписал физические упражнения, и ДАша с сыном в скором поезде Свердловск-Москва отправились домой. Бедный мальчик, он опять плакал всю ночь. В купе было очень душно, окно приоткрыть не решились, чтобы не простудить ребёнка. А у Даши разыгралась мигрень. Утром, перед прибытием в Горький, всё купе помогало  ей собирать вещи, пеленать и укутывать Игорька. Ленорд встречал их..

 Как же хорошо дома. Чисто, тепло, светло, воздух свежий. Родители  навели в квартире стерильную чистоту, накупили внуку много ярких  игрушек и уехали. Папе Диме нужно было возвращаться на службу. Мальчик в своей постельке уснул спокойным сном. Так и потекла жизнь. Ленорд работал,
 Даша занималась сыном и хозяйством, и сын рос. Назначения
 профессора Кирилова  дали положительный результат, и их   маленький стал протягивать к ним ручки. Целыми днями Дашаз анималась с ним упражнениями, массажами, растираниями. Он улыбался ей, и за эту улыбку своего несчастного ребёнка она готова была отдать полжизни. Пришёл Новый год. Нарядили пушистую ёлочку, включили разноцветные стразы  огоньков ёлочной гирлянды. Они играли, отражаясь в сияющих радостной улыбкой глазках их мальчика. Они не могли наглядеться на него.


  Зимы в Горьком суровые. Всёже Игорёк был ещё очень слаб.  Началось с лёгкого насморка Даша.  представить не могла, какая это беда. Скоро простуда перешла в пневмонию. И вот--детская больница при том же Институте охраны материнства и младенчества. Говорили, что здесь раньше был женский монастырь. Ей разрешили быть с сыном. Врачи сказали, что при родах у него был повреждён позвоночник, поэтому ножки не восстановятся. Это заключение таким горем легло на душу, Даша  так надеялась- раз восстановились ручки, восстановятся и ножки.
 "Почему позвоночник повреждён при родах?--недоумевала она.-- Ведь свёкор, уезжая, заверил, что договорился, и ему обещали, что будет присутствовать профессор. Но во время родов возле  даже врача не было, оказалась лишь студентка-практикантка, которая не знала толком, что делать, тянула ребёнка за ножки. Тогда ,наверно, и повредила позвоночник. И лишь позже подошла врач. Почему не сделали кесарево? Ведь в таких случаях, как у меня, это было наиболее щадяще и менее опасно." Судя по последующим событиям, родители Ленорда, после всех его жалоб, затаили зло  и, заверив, что они позаботились и всё необходимое будет предпринято, уехали. Надеялись, что ребёнок не выживет? А может быть, и Даша тоже. Когда ребёнок всё же явился, им ничего не оставалось, пришлось помогать. Ведь то, что случилось с внуком, было горем и Ленорда."

                Глава 16
                31 ЯНВАРЯ
   
 На этот раз спасти жизнь сына не удалось. Ленорду разрешили войти, и он был с ними в больнице. Кроватку с умирающим ребёнком вынесли в холл на этаже. Врач, медсестра были здесь. Даша держала ручки Игорька.  Чувствовала, как они холодеют.   Прижала к губам, пыталась ссогреть их дыханием.
-- Не надо, милая, не мучьте, дайте ребёнку умереть.-- сказала пожилая медсестра.
,   
 --Его уже нет,-- послушав сердечко, прошептала врач. Даша припала головой к грудке сына, он не дышал. Поднялась и отошла к стоявшему в холле дивану. В первые минуты   всё плохо доходило, не плакала, не было ни истерики, ни осознания, что смерть навсегда отняла у неё сына. Просто не могла  представить, что должна уйти отсюда без него, а там, дома-- все его распашонки, игрушки, кроватка, коляска и только не будет его. Чувствовала, что не вынесет,  разорвётся сердце. Сидели  с Ленордом на диване, он держал её руки в  своих. Даша сказала, что не может идти домой. Он поднялся, попросил не волноваться, ему нужно в туалет, и ушёл. Шинель его лежала тут, на диване. Даша посидела одна. Недалеко стояла детская кроватка без матрасика с небрежно брошенной на голую сетку пелёнкой. Казалось, что под пелёнкой ничего нет, но  что-то подсознательно подтолкнуло приподнять. Она в ужасе отпрянула.
 Не могла прикоснуться. Бросила на трупик пелёнку. "Это не мой мальчик. Он должен быть там, в палате, не, в этом холодном холле."
 Вернулся Ленорд. От него почему-то пахло морозом. У неё уже не было сил быть здесь.  .Спустились в вестибюль,  дождались, когда пошли троллейбусы. Даша просто заставила себя перешагнуть порог в квартиру.
 В комнате не было ни кроватки,ни коляски, ни игрушек    . С такой душевной багодарностью глянула на мужа. Поняла: он в мороз, ночью, без шинели, чтобы не встревожить её, бегал за несколько кварталов домой. Только легче не стало. Они  оба не могли находиться в доме. А куда, к кому пойдёшь со своим горем? Ходить по улицам в такой мороз невозможно. И  пошли в кино. Сидели, обнявшись, в тёмном зале в последнем ряду и тихонько плакали. Когда заканчивался сеанс, и загорался в зале свет, шли в кассу, покупали билеты на следующий сеанс, и так почти до вечера. А вечером Даша слегла. Лежала в постели, и ей казалось, что ноги и руки растянуты на всю комнату, до двери, ступни где-то далеко, далеко, и такие тяжёлые, что не в состоянии пошевелить пальцами.Она   . не спала и не бодрствовала. Слышала всё, но сама ни говорить, ни двигаться не могла. Лежала с прикрытыми глазами, как парализованная. Ленорд не знал, что делать, вызвал "скорую". Врач  спросил, что случилось, когда услыхал, что умер ребёнок, даже не подошёл к нёй. .
 --Ну, тут я бессилен, а её лучше сейчас не трогать, это шок от нервного перенапряжения.--сказал и ушёл.

  На следующее утро в доме был весь музыкантский взвод полка Ленорда.Даша всё лежала в том же состоянии. Кто-то сказал:
 --Ребёнка надо хоронить. Придётся без неё.
Как плетью подняло её с постели. Собрала все силы. Возле  ни одной женщины, все мужчины. Собрала, как  ей думалось, всё необходимое.. Поехали в морг. Вот здесь поняла Даша, каким может быть человеческое бездушие и чего стоит человеческая жизнь. Ночью был очень сильный мороз. И то, что увидела в морге, чуть вновь ни ввергло её  в шоковое состояние. Их мальчик, голенький, лежал на каменном столе весь изрезанный и наспех зашитый обыкновенной чёрной ниткой. Но самое жуткое-- его как зашили, так и бросили с распростёртыми ручками. Ночью он окаменел. На кладбище ждали могильщики. Не было ни времени, никаких средств, чтобы разморозить тельце. Но ведь ребёнка надо одеть и положить в гробик. Ленорд и мужчины   стояли в нерешительности.. Да разве могла Даша позволить чьим-то чужим, чгрубым рукам прикоснуться к этим ручкам. Сама подошла, со всей своей нежностью погладила их и, нажав, изо всех сил притянула к туловищу. Они поддались, услыхала как хрустнули косточки. Припала головой к холодному тельцу:
"Маленький мой, прости меня! Не думала я, что на мою долю выпадет собственными руками ломать твои ручки."
 Сама одела его, завернула в тёплый конверт, в котором вывозила в коляске, когда шли с ним гулять. Положила в гробик тёплую пелёночку, его маленькую подушечку.
 На кладбище музыканты сыграли замороженными губами и пальцами траурный марш Шопена и на могилке установили деревянный обелиск с красной звездой в знак того, что здесь лежит сын военного.
 Это было второго февраля. Пошли на телефонную станцию. Позвонили сначала Дашиным родителям. Когда сказала, что сегодня похоронили Игорька, услыхала, как закричала и зарыдала мама. Потом Ленорд позвонил в Свердловск. Трубку взяла Надежда Петровна, и на сообщение о смерти и похоронах внука, вдруг выпалила: "Что ж вы, дети, меня с днём рождения забыли поздравить?" Ленорд чуть не разбил трубку, так швырнул её на рычаг.

         
 Эта мглистая, льнущая к сердцу прохлада...
 Эти белые горы укрыты печалью...
 Слышишь, там, в вышине, отголоски--рулады
 Исступлённой любви... Очарованной далью
 Это небо всё помнит, всё чувствует, знает...
 Оттого эти звёзды не гаснут и льются,
 Жалят голосом звонким, лучами играют,
 Смехом детским заливистым отдаются...
 Там глаза--родники неисчерпанной боли,
 Чистотою омытые светлости слёзной.
 Шорох крылышек сломанных в небе морозном
 Душу мёртвой тоскою мне полнит...
 Это небо всё знает, всё чувствует. Помнит...
  /Из дневника./                ***