Несказка или оловянные солдатики фрагменты гл, 10-

 Глава 10

Наро- Фоминск, Боровск, Старая Русса - российскую географию Освальд Лиелвардс учил не в служебных командировках, а на войне в составе Латышской дивизии. Пережитое Освальдом; ; на фронте быстро смело благодушные иллюзии по поводу немцев, да и не называл он противника даже про себя немцами (это осталось в другом времени, в другой Латвии), только фашисты или попросту - "фрицы". Решив в первые дни войны поквитаться с советской властью с помощью их же оружия, для чего и пошел в пункт мобилизации, выжидал момента сбежать.
 - Что, господин Лиелвардс, непривычно страшно? - услышал он насмешливый голос, когда ехали в грузовике. Невероятно, но перед Освальдом сидел вахтёр из их министерства, пожилой мужчина, имени его он не вспомнил.
 - На войне как на войне, товарищ...- Освальд ожидал подсказки, но тот лишь хохотнул, а взорвавшийся неподалеку снаряд предопределил дальнейшее. Словно чувствуя на себе этот насмешливый взгляд , а позже недоверчивый взгляд комиссаров, латыша и белоруса, уже скованный изнутри этим невидимым прицелом страха быть убитым при попытке к бегству с поля боя, Освальд стрелял, бежал... Теперь перед ним был только один зримый враг, уничтожающий жизнь,- фашисты.
Воевал с какой-то обидой за обманутые надежды, с остервенением мстил за убитых по чьей-то бесчеловечной прихоти женщин и детей, про себя молился: "Только бы не Шарлотта и Дзинтарс вот так..." Как?..он даже головой тряс, отводя мысли об увиденном от своих, как порчу...
Комиссары не без опаски наблюдали за такими, как Лиелвардс: и родители из кулаков, и сами обижены советской властью. Но вот же не ушел в " добровольческий легион" , а всё же... Поговорку про волков и куда они смотрят, не забывали, ничего не забывали.
За три года своей выдержкой, которую сослуживцы принимали за высокомерие, а командир полка Белобородько Алексей Степанович - за умение продуманно выполнять приказы, и "за отвагу в боях" потяжелела гимнастерка капитана Лиелвардс от одного ордена и медалей , да и от нашивок за ранения.
Полковник Белобородько, начштаба Приеде и капитан Лиелвардс сидели над картой, при виде которой у латышей прорезались ностальгические нотки.
 - До моих рукой подать. Неужели дома побываем? - начштаба ткнул пальцем в кружок с надписью Даугавпилс, видя за этими буквами жизнь, за которую и воевали.
- Мои подальше,- заволновался и Лиелвардс, даже дыхание перехватило, но командир отодвинул карту.
- Прибалтика - последний кордон для фашистов перед Пруссией. До ваших домов ещё кровушкой умоемся. Капитан Лиелвардс, приказано взять языка желательно из легионеров. Отсюда километров пятьдесят, вы эти места знаете. Возьмите троих из своих, латышей.
- Дома воюется по- другому, - ещё вслед своим мыслям сказал Освальд и, спохватившись, отчеканил имена проверенных разведчиков.
- Дома- то дома, да смотря как вас родственники встретят. - Увидев недоумение в глазах капитана, начштаба прикусил язык. - Ступайте, капитан!
Полковник осадил начштаба:
- Что ты всё в одну кучу валишь, Арвид Петрович? Прибалтика с советской властью не успела породниться, факт. Люди опомниться не могли в сорок первом году, оттого и подались кто в "добровольческий легион", кто в партизаны. А среди других национальностей гадов меньше? Кто эти власовцы, полицаи?
Приеде хотел было возразить, что-де он лично не растерялся, как и все солдаты Латышской дивизии не растерялись, но только примирительно махнул рукой:
- Война нас рассудит. И победа.
Освальд вошёл в блиндаж с забытым уже чувством личной обиды : он УСЛЫШАЛ не сказанное начальником штаба. Оттого необычно резко прервал оживлённый разговор солдат, кто как жил до войны да чем займётся после неё, окаянной. После озвученного капитаном приказа снова отошло далеко - далеко недолгое и неуместное домашнее настроение.
; ; ; ; И только птицы и деревья радовались весне несмотря на войну, кто терпкой зеленью, кто пением. И воздух, воздух! Самые степенные и циничные от прожитого на фронте за страшные три года, и то поднимали головы и вдыхали , пили этот то ли бодрящий, то ли пьянящий воздух природы.

; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ;  Глава 11

Антон Лиелвардс тоже увидел Псков, Россию, но в составе полицейского батальона, которому поручались карательные операции. Когда от немецко - фашистского командования группы "Север" поступил приказ "навести орднунг" на территории Белоруссии, Антон с другом детства Гунтаром Лайцаном дезертировали.
Одно дело - свою землю очищать от советской власти, другое - чувствовать себя использованным для грязной, чаще кровавой, работы. Но оружие пригодится для лесной жизни, а другой пока не могло быть.
Прибились было к таким же лесным солдатам, да оказалось - партизаны, немало крови попортившие фашистам. Антон с Гунтаром еле ноги унесли от земляков, воевавших за власть таких же, как они сами, рабочих и крестьян.
Скоро сбилась их стая, не волков, но и потерявших человеческий облик в чаще лесов, среди болотистых топей, а через год забывших - за что, за кого и против кого они... Весь мир был уже против них, ведь то был мир людской, мирных жителей и солдат. Дезертирам не было места и прощения во; ; все времена. По умолчанию не вспоминали больше о своих предприятиях, семьях, с одинаковой ненавистью относились и к советам, и к немцам. Хотя затянувшаяся на три года власть последних была как бы частью их личной мести первым. О том, что с ними будет после войны, тоже вслух не говорили.
Мирное население было всерьёз напугано "лесными братьями", которые нападали на магазины, на крестьянские дворы, не было в этом политической подоплёки, но жестокость одичавших и голодных зверей. Как и Отиллия Лиелвардс, другие матери подкармливали нагрянувших из леса кто - из жалости, кто - от страха за детей.
Принесли в лагерь немецкую газету. Фашисты называли свое положение " трамплином для прыжка", но сквозь браваду читалось ясно, что это мешок, в котором губятся человеческие судьбы. Наступление Kрасной армии было неоспоримо сокрушительным для гитлеровцев.
 - Уходить надо глубже в болота,- решили весенним вечером .- Переждать эту заваруху, только продовольствия прихватим; ; побольше из поселка.
На эту вылазку отправили Антона, Гунтарa и недавно прибившегося легионера Пурвитиса, который днями болтался около жилья, примечая наличие коровы или кур. В первый день появления в лесу, после проверки, Пурвитис с ожесточением сорвал с себя мундир легионеров и переоделся в принесенные с собой брюки и свитер, куртку, явно не им уже ношенные. Антон не дал выбросить мундир, постиpал с золой, с мальчишеским удовольствием носил будто на него сшитую униформу, а его "родной" китель давно истлел в лесу.
Шли молча: предрассветный час не терпит шума. Запели первые птицы, подхватили соловьи наперебой, пробивая замшелые сердца . Никуда не деться от инстинкта выживания.
 В одно мгновение упал Гунтарc, не додумав о скором Яновом дне, и Антон с удивлением смотрел на нож, аккуратно вошедший в сердце, а крови не видно в предрассветных сумерках.; ; Антон озирался вокруг, смолк шум борьбы и снова запел соловей, словно прерванный неблагодарными слушателями. Темное и душное повалило его, это на голову натянули мешок.
 - Шагай, шагай,- сказал незнакомый голос по- латышски.; ; Антону помогли встать , и что- то понятное доходчиво уткнулoсь в спину. Он и не пытался кричать, к чему... Какое-то отчаянное облегчение овладело им, будто за него решили жизненно важную задачу. Когда стянули мешок с головы, заботливо вставив в успевший вдохнуть свежий утренний воздух рот кляп, уже совсем рассвело. Вокруг стояли красноармейцы. А впереди всех - его родной брат Освальд.
- Мундирчик- то приметный, то, что нам надо, - заговорили разведчики.
- По нужде сходи сейчас, мы поможем,- засмеялись.
 - Нам долго идти, так что дайте ему попить и перекусить. Мы же не понесем его на себе , пусть подкрепится. Всем привал! - это уже Освальд.
Так же заботливо подпёртый с двух сторон дулами автоматов, с развязанными руками, но связанными ногами, Антон молча пил и ел, как и разведчики. Пользуясь замешательством Антона, Освальд своим невозмутимым видом дал понять, что показывать их родство не нужно. Шок происшедшего и безмерная, до отупения, усталость спасали Антона и от истерики, и от паники. Зато в голове капитана Лиелварда взрывались вопросы, вызывая физическую боль. Легче всего было пока что отдавать короткие указания - привал, накормить, встали. Что будет с его братом? Братишка...Стараясь не смотреть тому в глаза, пока не скрытые мешком, Освальд дал себе передышку до следующего привала.
Капитан Лиелвардс всегда был малоразговорчивым товарищем, но отважным бойцом и ответственным командиром группы, за что солдаты его уважали. И сейчас, когда довольные успешно выпоненным заданием разведчики благодушно переговаривались, молчание капитана никого не тяготило.
Оставалось километров десять до своих, последний привал. Скоро будем в части, там и каша горячая, и благодарность от начальства.
- Я пригляжу за "языком" нашим, - не оставляя выбора, Освальд толкнул пленного в сторону деревьев.
- Беги, Антон, я развяжу тебе руки, и будь что будет.
- Да нет, брат, ничего хорошего у тебя не будет. А мне всё один ответ - перед всеми.
Помимо; ; проверенных своих бойцов, выбранных самим капитаном, в группе был ещё один "очень опытный" разведчик, Говоров. Лиелвардс пробовал было возмутиться навязыванием соглядатая, но начштаба Приеде только руками развел: " Приказ сверху. Так положено!" Разведчик Говоров, действительно показавший себя ненавязчивым и толковым, единственный, кто и поддерживал тихий разговор о домашнем пиве на Лиго, и старался не упускать никого из виду.
Освальд ещё раз предложил Антону бежать,; ; развязал ему руки и одновременно увидел испуганный взгляд брата и почувствовал толчок в спину, от которого между лопаток захолодело.
- Так - так, товарищ Лиелвардс, не зря ваш комиссар просил приглядеть за вами.
Сработал инстинкт воина принимать решение мгновенно. Освальд бросился на землю, сбив с ног Говорова, Антон упал на того всем телом и через минуту всевидящие глаза Говорова смотрели в темное небо, но поведать уже никому ничего не мог. Со стороны расположившихся на привал послышались голоса:" Что там у вас, товарищ капитан?".
Антон побежал первым, за ним Освальд... Сколько бежали, петляя, не разговаривая, да и не думая, наверное...Уже месяц вышел на краткосрочную июньскую вахту, птицы исполнили весь репертуар, и наступили три - четыре часа молчания в природе, когда беглецы упали на землю. Антон обнял, наконец, младшего брата, такого чужого там, при свете, и родного, спасшего его. И бежали, как в детстве от соседских мальчишек. Только поутру ждёт не порка от отца за украденные из соседнего сада сливы, а судьбоносный приговор.
- Неужели ты в легионе у фашистов служил? - вместо приветствия Освальд задал мучавший его вопрос. Антон рассказал коротко про чужой мундир, свою недолгую службу и романтические надежды за пару месяцев восстановить былой ход жизни на родине с помощью немцев.
Поспали по очереди, не имело смысла тратить силы в темноте вслепую.; ; Капитан советской армии Лиелвардс не мог не думать, ради чего берегла его судьба от смертельной; ; пули на поле боя. Чтобы бежать в никуда, из которого нет выхода к людям? Ещё несколько часов назад всё было предельно ясно: война, боевое задание выполнено, победим, вернёмся к семьям. Тут мысли тоже утихали, как; ; уставшие от пения птицы, только мелодия в голове не была жизнеутверждающей.
С рассветом уже Антон повел брата, всё дальше от всех, живущих по человеческим правилам.

; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ;   Глава 12

Председатель волости ушёл с частями Красной армии, увезя всех мужчин призывного возраста. В один день замолк плач женщин, бежавших вслед за грузовиком с мужьями и сыновьями. Оставались дети, оставалась война.
Снова за старшего в посёлке остался шестидесятипятилетний Алфред, из мужчин несколько стариков и подростки, горевавшие о невозможности взяться за оружие. Снова Лиелварды переселились в свой дом. Антон молча обошёл родные комнаты, отмечая укоризненным покачиванием головы; ; хозяйничанье кратковременных хозяев, а Отиллия вспомнила даже русские слова для определения аккуратности и чистоплотности пожившей здесь недолго и ушедшей на фронт "председательши".
Где война, там сироты, поэтому, когда Шарлотта коротко представила Аиду и Лию: "Это мои девочки", Альфред только махнул рукой, а Отиллия заплакала. Вслед за Дзинтарсом стали называть дедом и бабой. Когда вселялись в комнату, изначально принадлежавшую Освальду, а затем послужившую приёмной председателя волости, Шарлотта знала, что ищет среди оставленных бланков. Метрики! Что-то, подтверждающее личности девочек. Нашла; ; листки с крупно отпечатанным сверху "Справка" и вписала чернилами, что справка эта подтверждает фамилию, имя. И расписалась, сначала пробуя скопировать увиденную на множестве документов фамилию председателя волости. То, что бумаги эти без печати (не нашла!) не; ; имеют силы, нет перевода по-русски, как было принято советской властью, Шарлотту не останавливало. Отчаянность стала её новым подспорьем.
Альфред велел разобрать по дворам оставшихся в живых после бомбёжек и обстрелов коров, что женщины охотно сделали. Будет чем детей кормить! Шарлотта, доившая коров только в; ; детстве у бабушки, попросила свекровь помочь ей, и руки вспомнили. На ней трое детей и старики, выбора нет. Дочери Семёнова посмеивались над рижанкой, постепенно сменившей модные платья на простую одежду. Не оставалось уже дорогих костюмов от короля моды с улицы Чака, всё перешивалось на Лию и Аиду. Усмешки соседок разбивались о холодное молчание Шарлотты, что объяснялось не столько неуверенным знанием русского, сколько замороженным тяжёлым растущим грузом внутри, где место сердцу. Где её отец, брат, муж? Почему она осталась одна с такой ношей? Не имело смысла плакать, да и не таял груз, не выливалось наружу.
; ; Свекровь и присматривает; ; за внуками, но будто прислушивается к чему-то, петь перестала, заведёт детям колыбельную и на выдохе всхлипнет, погладит раскаянно детей по волосам. Шарлотта не могла понять, куда девается сыр, ведь только вчера в кладовую отнесла, и хлеба еле хватает на всех. Зайдя в кладовую за маслом, что только детям и делали, не нашла глиняного горшочка, сопоставила,что видела Отиллию, собравшуюся в баню, но вышедшую по пути из кладовой. Pешила последить за свекровью. Судьбу сыновей в семье даже среди взрослых не обсуждали, скорее, все молчали о них. Это отсутствие вестей и неизвестность объединяли со всеми в посёлке, до поры до времени.
Альфред и Отиллия мылись в бане вместе, по давней традиции, только жена оставалась в бане - постирушку в оставшейся горячей воде устроить. Шарлотта видела, как Отиллия вынесла корзину с бельём за баню и стала развешивать его на верёвку. Повесив несколько вещей, она быстро прошла к лесу, нагнулась над кучей валежника и вернулась к корзине. "Значит, она кормит этих, из леса. Кого? Освальд тоже там?" Шарлотта будто получила чёрную необратимую весть, тяжесть внутри то ли горела, то ли морозила. Если свекровь молчит, значит, кто-то из её сыновей жив. Пусть так и останется: Отиллия заботится о свох детях, а ей нужно думать о своих.
Альфред всегда умел считать, был трудолюбивым крестьянином, а затем предприимчивым и деловитым председателем акционерного общества. Как же он мог не замечать происходящего у него в доме? Шарлотта поняла, что он тоже знает и молчит, и присоединилась к этому семейному заговору по умолчанию. А молчать о родных в Дании она приучила себя давно. Война, такая громкая и страшная, заставляла людей о больном и сокровенном молчать.
Зато соседям было о чём поговорить. К Лиелвардам приехал немецкий офицер! Женщины боялись смотреть в открытую на автомобиль, солдата в гитлеровском обмундировании за рулём и молодцеватого офицера с пакетами. Занавески подрагивали в такт колотящемуся сердцу и на окнах Семёновых. Если Альфреда с Отиллией они признавали за хозяев, давших им работу и кров, да и, по сути, новую родину, то "этих рижан", молодых умников , недолюбливали. И не зря! Вон как бойко застрекотала Шарлотта по-немецки, пригласила офицера в дом. То, что были привезены забытые шоколад и кофе, и вот, целое войско оловянных солдатиков, похвастались выбежавшие на улицу дети. Как ни допытавались соседи о подробностях, детям это было неинтересно. "Это друг мамы и папы",- только и узнали от Дзинтарса.
Курт не ожидал увидеть ещё и двух рыженьких девочек, племянниц Шарлотты, наверное, дети брата Освальда, но уточнять не стал. Так хотелось быть Санта Клаусом, а для всех детей игрушек не нашлось, но они были рады и шоколаду, и музыкальной шкатулке,; ; которую выбирал для Шарлотты. Альфред радушно принял неожиданного гостя, только теперь показывать было нечего из бывших владений. Но это и было сблизившей темой - советская власть в Латвии. После весёлых воспоминаний о проведённых с Освальдом днях в Дании, словно между прочим Курт осведомился, какие вести от сыновей.
- Значит, я знаю больше вас о ваших сыновьях. - Курт недоверчиво оглядел каждого из сидящих. Шарлотта подалась вперёд в ожидании продолжения, Альфред спокойно смотрел на него, Отиллия испуганно - на мужа.
- По нашим данным, Антон Лиелвардс был мобилизован в Латвийский легион, но с марта 1942 года числится без вести пропавшим. Или дезертировал.
Отиллия, не сдержав рыданий, ушла к себе, Альфред горестно закрыл лицо руками, молча раскачиваясь. Шарлотта тихо спросила:
 - А про Освальда что-нибудь известно?
 - Нет, Освальда Лиелварда среди наших нет.
Этот тяжёлый ком в груди и сейчас удержал Шарлотту от слёз, она только кивнула и светски спросила Курта, как ему живётся в Риге. Курт про себя поаплодировал "этой датчанке", такая выдержка! Другая причёска, а эти руки!.. Он помнил эти ручки с Копенгагена.
Курт уехал, взяв обещание с Шарлотты позвонить ему, как только объявится Освальд. Зачем ему это нужно было? Гауптштурмфюрер Бауэр был разочарован результатами поездки: он хотел познакомиться лично с Лиелвардом - старшим. По рассказам Освальда Курт представлял себе деловитого предпринимателя, хорошо знающего всех в округе, а осведомители на местах - часть успешной карьеры. Хоть и говорил Альфред свободно по -немецки, и некогда его ферма была достойным фоном для свергнутого императора, сейчас это был безмерно потерянный старый человек. Курт не услышал в его рассказах ни злобного отчаяния, ни мстительности, ничего, что движет человеком вернуться к былой власти. И заготовленное желание пригласить Шарлотту в ИХ Ригу исчезло, когда вместо элегантной , несколько отстранённо - возвышенной женщины увидел хозяйку сельского дома, хлопотавшую вокруг детей и стариков. И эти руки... Дались тебе её руки, усмехнулся по дороге Курт, и как хорошо, что не спросила о судьбе их квартиры. Вскоре после отъезда Шарлотты туда вселился сослуживец Курта Бауэра, слишком брезгливый, чтобы жить в квартирах после тех, чьё место в Саласпилсе(12).
В этот вечер взрослые впервые , не скрываясь от детей, плакали вместе. И Альфред впервые по-отечески обнял невестку, и наконец вылился долгими слезами груз; ; в груди. Стало легче дышать: она не одна. Дети растерянно наблюдали за тремя , такими разными, их родными. Плачут, а ни слова не говорят. Аида уложила и сестру, и Дзинтарса, а затем и уснувшую в одежде тётю Шарлотту, погладив её по голове.

; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ;  Глава 13

Снова дрожала земля, как три года назад в начале войны. Через посёлок шли толпы молчащих в горе беженцев, то со стрельбой; ; разрозненные группы фашистских солдат в противоположную сторону, то грузовики с трофеями и легковые автомобили с их владельцами. Несколько раз немецкие солдаты, увидев в сарае; ; автомобиль Освальда, бросались к нему с криками радости, как измученные жаждой путники в пустыне к; ; оазису с ручьём и тенью, а находили мираж. С руганью и бессильной злобой били по колёсам: горючего не; ; было. С такими же радостными криками нашедших сокровище бросались к обезножевшей машине; ; через какое-то время красноармейцы. И фашисты, и советские солдаты требовали воды, еды, перевязать раненых; и от тех, и от других прятались женщины помоложе. Детям было строго наказано не выходить из домов , когда в посёлке чужие.