Лев Абалкин и Рудольф Сикорски

В обсуждениях трагедии героя «Жука в муравейнике» Льва Абалкина популярны две версии. Первой придерживаются в основном гуманисты и «за всё хорошее против всего плохого». Согласно ей, Абалкин не был никаким запрограммированным «автоматом Странников» в поисках «детонатора», он оставался человеком, затравленным и убитым злой службой безопасности. Вторая, которую высказывают реалисты — Абалкин вёл себя неадекватно, безответственно и вынудил Сикорского стрелять. Примерно, как если бы кто-то наплевав на крики часового вломился в запретную зону, в ответ на предупредительную стрельбу показывал факи, и выпросил-таки очередь в спину.
   
   Немалую роль в распространении первого взгляда сыграло высказывание Бориса Стругацкого, что они «писали трагическую историю о том, что даже в самом светлом, самом добром и самом справедливом мире появление тайной полиции… неизбежно приводит к тому, что страдают и умирают ни в чём не повинные люди - какими благородными ни были бы цели этой тайной полиции и какими бы честными, порядочнейшими и благородными сотрудниками ни была эта полиция укомплектована».
  А, вот вдумчивое прочтение «Жука», и реалистичный анализ написанного – приводит ко второму. В творчестве Стругацких это частенько так – декларируется один смысл, а по тексту завуалирован совсем другой. Такое впечатление, что один из братьев, подавляя авторитетом, задавал генеральное направление, а второй бодро следовал туда с печатной машинкой в руках и фигой в кармане, превращая задуманную «Войну и мир» в сборник анекдотов о поручике Ржевском.
   
   История Льва Абалкина, одного из тринадцати Подкидышей, началась с обследования приписываемых Странникам развалин на каменистом плато безымянной планетки, и обнаружения устройства «которое с легкой руки одного из следопытов стали называть саркофагом». И который оказался эмбриональным сейфом с тринадцатью оплодотворенными яйцеклетками хомо сапиенс. Пока мудрые головы решали, как поступить с таким сюрпризом – «все тринадцать яйцеклеток совершили первое деление». То есть отложить решение проблемы или просто сделать вид, что ничего не находили - уже было нельзя. Рудольф Сикорски ещё до этого момента полагал, что «истинных решений всего два: уничтожить или инициировать», но Странники бескомпромиссно взяли человечество в эту вилку, требующую того или иного, но быстрого решения. С абсолютно непредсказуемым исходом любого из них. Более того, неизвестны были ни намерения Странников относительно человечества, ни даже их к нему отношение – враждебно оно, нейтрально или дружественно.
   - Ведь они там как-никак население целой планеты спасли! Несколько миллиардов человек!
   - Утешаешь… – сказал Экселенц, мрачно усмехаясь. – А ведь они там не население спасали. Они планету спасали от населения.
   Будут ли при случае Странники спасать людей или планеты от людей - совершенно непонятно. Но, уничтожение саркофага означало «совершить необратимый поступок». Хотя тагоряне поступили именно так. Что они приобрели, что потеряли – осталось неизвестным. Только, узнав, что Человечество избрало иной путь – разорвали с ним отношения на долгий период.
   
   Люди же решили сыграть в предложенную игру, что на мой взгляд было совершенно правильно. И меры безопасности тоже были избраны вполне адекватные. Категорически всё засекретить «чтобы нас не захлестнуло океаном некомпетентности». Скрыть от Подкидышей обстоятельства своего появления на свет. Разделить Подкидышей, и «принять меры к тому, чтобы они не только ничего не знали друг о друге, но и не встречались бы друг с другом». Дать им внеземные специальности, рассеять по обитаемым мирам и максимально усложнить возвращение на Землю. Ну, и строжайший надзор. Задумано было неплохо, только дело пошло, на мой взгляд, местами криворуко и рукожопо. И с надзором, и с выбором специальности.
   Вдобавок, во время демонтажа опустевшего инкубатора обнаружили длинный ящик из янтарина, содержащий тринадцать серых круглых дисков со значками на них». Поначалу особого внимания на него не обратили, но у Подкидышей на сгибе правого локтя появились родимые пятна, формой своей соответствующие значкам на тринадцати дисках в гнездах футляра, прозванных «детонаторами». Однозначная связь каждого детонатора со своим Подкидышем была установлена достаточно быстро. А, вот чему всё же приведет контакт подкидыша со своим детонатором и возможная «активация» - было совершенно непонятно. «Одна и та же картина стояла перед их глазами: тринадцать загорелых, исцарапанных бомб с веселым гиканьем носятся по-над речками и лазают по деревьям в разных концах земного шара, а здесь, в двух шагах, тринадцать детонаторов к ним в зловещей тишине ждут своего часа». Думать о последствиях такого контакта, похоже, было страшно всем. Потому этого было решено категорически избежать.
   
   И шло всё десятилетиями ни шатко, ни валко, пока  годы спустя в адрес Сикорски не поступило паническое сообщение о неадекватном поведении одного из Подкидышей – Лев Абалкин (№07, значок – иероглиф «сандзю»), он же Гурон, прогрессор, внедренный на Саракше шифровальщиком штаба группы флотов «Ц» островной империи.
    «ТРИСТАН (ЛОФФЕНФЕЛЬД, ВЫЕЗДНОЙ ВРАЧ БАЗЫ) ВЫЛЕТЕЛ ДЛЯ РЕГУЛЯРНОГО МЕДОСМОТРА ГУРОНА. СЕГОДНЯ 29.05 — 17.13 НА ЕГО БОТЕ ПРИБЫЛ НА БАЗУ ГУРОН. ПО ЕГО СЛОВАМ, ТРИСТАН ПРИ НЕИЗВЕСТНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ БЫЛ СХВАЧЕН И УБИТ КОНТРРАЗВЕДКОЙ ШТАБА "Ц". ПЫТАЯСЬ СПАСТИ ТЕЛО ТРИСТАНА И ДОСТАВИТЬ ЕГО НА БАЗУ, ГУРОН РАСКРЫЛ СЕБЯ. СПАСТИ ТЕЛО ЕМУ НЕ УДАЛОСЬ.»
   Рудольф Сикорски выстраивает логическую цепочку не в пользу Абалкина: «На всем Саракше один только Тристан знал номер моего спецканала. Тридцатого мая, самое позднее — тридцать первого, я должен был получить от него три семерки, "все в порядке". Но двадцать восьмого, в день, назначенный для осмотра, он гибнет. А Лев Абалкин бежит на Землю. Лев Абалкин бежит на Землю, Лев Абалкин скрывается, Лев Абалкин звонит мне по спецканалу, который был известен только Тристану». Дальнейшие действия Абалкина только усугубляют негатив –  он игнорирует здравый смысл, совершает необъяснимые в его положении с точки зрения здравого смысла поступки, безответственно и упрямо гнёт своё «хочу», откровенно нарываясь на неприятности. Он, по меньшей мере, неадекватен. А ещё – у него была встреча с голованом Щекном, и тот отказался принять человека, недавно бывшего испытанным другом. «Народ Голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину», и впечатление такое, что Лев Абалкин для Щекна просто перестал существовать.
   
   Борис Стугацкий в своём интервью трактует это так: «Тристана захватила контрразведка Империи и подвергла его экзекуции под действием «сыворотки правды». Он бредил на русском: «Если Абалкину удастся вырваться на Землю, срочно сообщите по телефону такому-то…». Контрразведчики решили, что это диалект хонтийского и позвали шифровальщика, хонтийца по происхождению. Так Лев услышал «тайное». Он был потрясен, естественно, попытался отбить хотя бы тело Тристана, это ему не удалось, и он бежал на Землю — искать правды. (Так что Сикорски был недалек от истины — он только совсем не понял, кто Тристана пытал.) В Музей Внеземных Культур он пришёл на свидание с любимой женщиной. А детонатор взял в руки потому, что его заинтересовал значок «сандзю», так неожиданно похожий на тот, что у него на сгибе локтя».
   И «Щекн почуял вовсе не «нечеловечность» Абалкина, а, скорее, то обстоятельство, что Абалкин поссорился с человечеством. И почуяв это (и будучи настоящим голованом), моментально принял сторону человечества. Голованы всегда принимают сторону сильного — это норма их морали.»
   Если первая и последняя части могут быть приняты за версию, то вторая (про Музей) – напоминает попытку натянуть сову на глобус. До визита в Музей у Абалкина была встреча с неполживым и совестливым правдоискателем Бромбергом, и Абалкин услышал про Саркофаг и про то, что он один из Подкидышей. (Отдельная тема этот Бромберг, а уж их диалог с Сикорски и поганенькая роль Бромберга в истории с экспериментом безбашенных гениев по созданию хомо супер - просто песня) Потом был разговор Лёвы с Сикорски, и снова полный неадекват и нежелание отвечать на неудобные вопросы. И Абалкин упрямо ломится в Музей, где хранят детонаторы, зная о грозящей ему смертельной опасности и вырубив путающегося в ногах Каммерера. И пуля его настигает, когда в руках его не любимая женщина, а детонатор. Детонатор! Контакт с которым - непредсказуем по последствиям.
   
   Согласно «Устава и Инструкции»…  да просто с точки зрения здравого смысла, действия Рудольфа Сикорски, как  человека, «взвалившего на себя чудовищный груз ответственности за всё человечество» совершенно обоснованы. Это отмечает и сам Борис Стругацкий, полагая при этом Сикорски - «дурным» человеком. «Экселенц был обречен. Как и Абалкин, впрочем. И безболезненного выхода из созданной ситуации нет». Но, человек – «дурной»… На мой субъективный взгляд - логика неполживого интеллигента, сколь гениален бы он не был, по части запутанности и иррациональности превосходит пресловутую логику женскую. Абалкин пёр бульдозером, громоздя нелепость на нелепость то ли на грани преступления, то ли уже за ней, но «дурной» человек – Сикорски, и всё тут.
   А сам «Абалкин был самым обыкновенным человеком. Никакой «программы» не было. Дотянись он до детонатора, ничего бы особенного не произошло. Абалкин не был автоматом Странников, он оказался жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств. И вообще, никакими сверхъестественными способностями «подкидыши» не обладали». Ой-ли? Вот тут то и самая засада. Лукавит автор. Ох, лукавит. Или, действительно, сам не читал того, что ранее вместе написали. Очень необыкновенный человек был Лев Абалкин. Да и человек ли?
   
   Отправной точкой «нечеловечности» Абалкина сторонниками второй версии обычно принято считать ту самую катавасию на Саракше с последующим дезертирством. Дескать, был человек Абалкин, да внезапно запустилась Программа Странников, превратив его в некий нечеловеческий автомат, с непонятными пристрастиями и намерениями. А до этого? Был ли человек до этого всего?
   «…он лупил её - ого, еще как! Стоило ей поднять хвост, как он выдавал ей по первое число. Ему было наплевать, что она девчонка и младше его на три года — она принадлежала ему, и точка. Она была его вещью, его собственной вещью. Стала сразу же, чуть ли не в тот день, когда он увидел ее. Ей было пять лет, а ему восемь. Он бегал кругами и выкрикивал свою собственную считалку: «стояли звери около двери, в них стреляли, они умирали!» Десять раз, двадцать раз подряд. Ей стало смешно, и вот тогда он выдал ей впервые…»
   Восьмилетний мальчишка безжалостно избил пятилетнюю девчонку. Где кстати были учителя, наставники и врачи? Учитель узнал об этом позже. Совершенно случайно, надо полагать – Лев «всегда умел сделать так, чтобы никто ничего об этом не знал». А, так как не было рядом человека, способного отследить и выпороть малолетнего говнюка  - Абалкин избивал Глумову, не раз и не два. И не просто лупил, а методично принуждал к безоговорочному повиновению. И сломал-таки Майку, маленькую дурочку с задатками мазохистки.
   «…это было прекрасно - быть его вещью, потому что он любил ее. Он больше никого и никогда не любил. Только ее. Все остальные были ему безразличны. Они ничего не понимали и не умели понять. А он выходил на сцену, пел песни и декламировал - для нее. Он так и говорил: «это для тебя. Тебе понравилось?» И прыгал в высоту - для нее. И нырял на тридцать два метра - для нее. И писал стихи по ночам - тоже для нее. Он очень ценил ее, свою собственную вещь, и все время стремился быть достойным такой ценной вещи. И никто ничего об этом не знал… у него было еще много собственных вещей. Весь лес вокруг интерната был его очень большой собственной вещью. Каждая птица в этом лесу, каждая белка, каждая лягушка в каждой канаве. Он повелевал змеями, он начинал и прекращал войны между муравейниками, он умел лечить оленей, и все они были его собственными, кроме старого лося по имени Рекс, которого он признал равным себе, но потом с ним поссорился и прогнал его из леса…»
   
   В итоге получается  мрачноватая картина. Лев Абалкин - незаурядный ребенок с выдающимися способностями. Безжалостный и жестокий суперэгоист, ценящий лишь собственные вещи, безразличный ко всему остальному и совершенно нетерпимый к неповиновению и проявлению инакомыслия  – «она прямо объявила ему, что не желает больше быть его вещью. Он отлупил ее, но она была упряма, она стояла на своем, проклятая дура. Тогда он снова отлупил ее, жестоко и беспощадно, как лупил своих волков, пытавшихся вырваться у него из повиновения». И Лев готов был идти до последнего в достижении своей цели – или будет по-моему,  или смерть. «Тогда он выхватил из-за пояса свой нож, который самолично выточил из кости, найденной в лесу, и с бешеной улыбкой медленно и страшно вспорол себе руку от кисти до локтя. Он стоял перед ней с бешеной улыбкой, кровь хлестала у него из руки, как вода из крана, и он спросил: «а теперь?»   
   
   Интересно, куда смотрела наблюдающий врач школы-интерната Ядвига Михайловна Леканова? Тем более, что «когда шестилетний Лева Абалкин был переведен со всей своей группой в Сыктывкарскую школу-интернат 241», Ядвига Михайловна следом за ним «перевелась наблюдающим врачом в эту же школу». Родинку на его руке она заметила, но неужели не было вопросов по поводу располосованной руки Абалкина, и у Майи Глумовой не оставалось следов побоев? Или мальчишка умел причинять боль, не оставляя следов? Откуда тогда такое умение? И ещё более впечатляющее умение в обращении с животными – как его выходки могли остаться незамеченными, и ни у кого не ёкнуло: «Да вот же она! Заложенная Странниками Программа!»
   
   А хоть и не Программа – всё равно ведь знатная зверюга у дверей стояла. И без Программы Абалкин был тем ещё бесом. Воспитание его совершенно запустили, и парня просто прошляпили. Как, кстати, это чудо в Прогрессоры угодило? Одним из требований по отношению к Подкидышам гласило: «Все они должны получить в дальнейшем внеземные специальности, с тем, чтобы сами обстоятельства их жизни и работы естественным образом затрудняли бы им возвращение на Землю даже на короткие сроки». Но… почему именно в Прогрессоры? Корнею Яшмаа (№11, значок «Эльбрус») там действительно самое место как человеку с «чрезвычайно устойчивой психикой и очень сильной волей». Но, по поводу Льва Абалкина тёртому калачу доктору Гоаннеку хватило пары взглядов и слов для однозначного вывода – «он, пожалуй, никогда и не смог бы стать Прогрессором: у него для этого малопригодный тип нервной организации». Зачем парня с признанными способностями в зоопсихологии через коленку ломали в Прогрессора, причем заточенного на работу с гуманоидами а не с голованами? Или, всё-таки «ёкнуло» у кого-то, и ломали затем, чтобы  «он уже больше не был владыкой… а стал всего лишь мужчиной, каких было много вокруг»?
  Но почему именно в Прогрессоры? Ну, что они в Прогрессоры-то всех гребут как вербовщик в прусскую армию? Снова возникает вопрос о кадровой проблеме Мира Полдня. Вот и Максим Батькович Каммерер тоже чешет репу - «Выглядит это достаточно беспрецедентно. Одно дело направить в Прогрессоры человека вопреки его профессиональным склонностям, и совсем другое дело – определить Прогрессором человека с противопоказанной нервной организацией».   
   Беспрецедентно? Да ладно! Не было до этого командира роты арбалетчиков Стефана Орловского, торговца шерстью Карла Розенблюма, друга-конфидента кайсанского тирана Джереми Тафната и столь любимого нами Руматы Касторского… Эсторского, бездарно загубившего  порученное дело и любимую женщину, а потом закатившего истерику. Абалкина, кстати, Каммерер определяет как Прогрессора нового поколения, профессионала, откованного и натасканного уже после всех Арканарских косяков, приключений и оргвыводов. Тем не менее - никогда такого не было, и вот опять. И вообще - «Прогрессоры, может быть, и ведут себя вполне достойно у себя на работе, но на Земле они иногда совершенно распускаются… Нервы у них сдают, что ли…» Они самые, нервы… там и без Абалкина проблем полно, и лично мне кажется, что нервы сдают у Сикорски. Ввиду невозможности обуздать и призвать к порядку эту шоблу творческих личностей.
   
   Однако, вернёмся к Подкидышам. Психотип, подобный Абалкинскому, был заложен только номеру 07, или они все такие были? Такое впечатление, что вдумчивых наблюдений за детьми никто и не делал. Зато с Подкидышами начали ставить эксперименты, и  положили почин просто с блистательной глупости – «с одним из детонаторов был проведен эксперимент на регенерацию». Проще сказать, его разрушили. Не, ну а чо? Чернобыль? Нет, не слышали. Детонатор не восстановился, а через два дня группа школьников из интерната «Темпладо» попали под горный обвал. В живых остались все, кроме Подкидыша Эдны Ласко (№12, значок «М готическое»). На какое-то время угомонились. Затем прогрессору Корнею Яшмаа (№ 11, значок Эльбрус») рассказали всю правду о его происхождении. Корней «воспринял информацию с поразительным хладнокровием», и в поведении и действиях его ничего не изменилось. Внешне, во всяком случае, не изменилось. Что происходило в его голове и душе – да кто ж его знает. «Голова - предмет тёмный, исследованию не подлежит», а в существовании души экспериментаторы, надо полагать, не верили. И «повторили эксперимент с Томасом Нильсоном (№ 02, значок «Косая звезда»), смотрителем заповедника на Горгоне», и произошла трагедия – Нильсон тоже продолжал вести себя, как обычно, выполнял все рекомендованные процедуры по самонаблюдению, но через несколько месяцев погиб при обстоятельствах, не исключающих возможности самоубийства. А теперь – вопрос: не было ли самоубийство Нильсена последствием душевного раздрызга, вызванного осознанием того факта, что он вовсе не является частью человечества и существуют некие обязательства высшего порядка, которые он должен исполнить? И этим  перечеркнуть в себе человека, чего он сделать не смог. И убив себя, он остался на стороне людей. А вот внешне не изменившийся Яшмаа… как бы на него народ голованов посмотрел? Предоставил бы Щекн ему убежище, или уже нет? Как и Абалкину?
   
   В итоге можно лишь снова констатировать, что в тех условиях всеобщей безответственности и нежелания вдумчиво и планомерно заниматься проблемой, действия Рудольфа Сикорски были оправданы и обоснованы. Но, вот насколько эффективны?
   В романе мелькает в детском ещё возрасте Тойво Глумов, сын Майи Глумовой. Несмотря на хронологические неувязки, он мог оказаться сыном Льва Абалкина (хотя теоретически Абалкин в то время постоянно находился на Саракше). Удивительно, что Тойво в этом качестве ни у кого интереса не вызывал и никаких расследований не проводилось, хотя казалось бы… в таком-то случае, да с их возможностями. А годы спустя Тойво Глумов становится люденом, перестав быть человеком, и утратив всякий интерес к семье, коллегам, да и человечеству в целом, поскольку прекратил все контакты с людьми.
   Так что, возможно, Рудольф Сикорски лишь отсрочил, но не предотвратил нечто неизбежное…

P. S. Ещё возможная трактовка смысла затеи Странников с Подкидышами - человечеству был дан "инструмент", способный вывести его на более высокую ступень развития. Тринадцать особей, наделённых от рождения некими сверхспособностям, для активации которых в полной мере предназначались Детонаторы. То, что проявлялось у Абалкина в детстве - их жалкая тень. Физически это были заготовки суперлюдей. Но, духовное их воспитание оставалось только за Человечеством. Соответственно, и результат применения Подкидышами своих сверхспособностей оставался исключительно на совести Человечества - "Ребят, мы вам дали лазерную установку для резки листовой стали при строительстве кораблей. С её помощью, конечно, можно валить лес и продавать его налево, а то и людей резать, но... это ваши уже проблемы с воспитанием операторов установки". В случае Абалкина получился суперэгоист, интересующийся лишь собственными запросами. От того, что они духовны, а не материальны - остальным не легче. Это всё тот же Выбегалловский кадавр, прокачанный на духовные потребности, вместо материальных. У одержимого сверхэгоиста Адольфа Алоизовича духовные потребности тоже были куда выше материальных.
   Что там на душеньках у остальных живых ещё Подкидышей - сказать невозможно. Но, опять же, появление Люденов, как новой ступени развития Человечества, к этому самому Человечеству безразличных - наводит на нехорошие мысли... Человечество проиграло самому себе.