Небо одно на двоих. Тель-Авивские Рассказы

(Из сборника «Зефир в Шоколаде». Тель-Авивские Рассказы)
***
Израильский Август 1993 года выдался необыкновенно жарким. Редкий ветерок из соседней пустыни приносил немного красной песочной пыли, но прохладой или дождём не пахло.

И надо же такому случиться, что именно в этот знойный август моим родителям удалось получить разрешение на выезд из США в Израиль для встречи с сыном, т. е.  – со мной.
 
Причём первым прилетел папа, а мама должна была прибыть неделей позже. Это из-за странностей иммиграционных правил США. К этому моменту родители мои ещё не были гражданами той замечательной страны (США), а получали пособие на жизнь. Межконтинентальные путешествия не входили тогда, в меню свежеиспечённых беженцев из СССР.

Именно в этот знойный август, волна оперной карьеры (по личному приглашению Пласидо Доминго) вынесла мою супругу в те же самые США, где ей предстояло участвовать в открытии театрального сезона, что в оперном театре Лос-Анджелеса.
 
Именно в этот знойный август, надежды обрести оплачиваемую работу в области журналистики расплавились как асфальт на Дерех Яффо, но скользя по этому желе мне удалось получить работу механика в маленькой (все её Еврейскою зовут), больнице.
Больница была резиденцией известного хирурга, и как раз, потеряла одного из двух арабов, обслуживающих её технические хозяйство.

И вот, именно в этот знойный август, меня угораздило остаться с папой – пришельцем с того, западного света, с собакой Мюзеттой и с кошкой Мими. Не говоря уже о электро-водопроводно-канализационном хозяйстве вышеозначенной больницы. 
В один из этих, мягко говоря- жарких деньков я усадил папу в машину и отвёз его на ознакомительную прогулку в старое Яффо.
 
Кстати, о машине.  Это был Форд 1961 года рождения, а не та мощная «Лада 09 экспортный вариант» или проще говоря «Зубило», которую мне посчастливилось купить двумя годами позже.

Форд был английского производства и считался лучшей моделью 1961 года в своём классе.  Позднее оказалось, что его регистрационные номера принадлежали ещё к эпохи английского мандата в Палестине, а всевозможных штрафов за ним числилось на сумму превышающую стоимость двух «Тесла» на сегодняшний день.
 
Но в тот день, когда один новый приятель-сабра привёл меня на склад металлолома в Бат Яме и уговорил хозяина осчастливить олима транспортным средством БЕСПЛАТНО, меня волновал только один вопрос: может ли эта, извлечённая из-под груды металлохлама коробка на стянутых липкой паутиной колёсах, осуществить хоть какое-нибудь самостоятельное движение.
 
Мои опасения и стайка летающих тараканов развеялись быстро. Хозяин свалки принёс канистру бензина, новый аккумулятор, расчистил от паутины и жухлых пальмовых листьев мотор, и – о чудо! Форд зарычал, стрельнул чёрным дымом и совершил показательный круг по свалке.
 
Надо ли говорить, как я был счастлив приехать на нём к дому, даже невзирая на то, что у последнего перекрёстка рычаг переключения скоростей вывалился из коробки - вместе с горстью звенящих шестерёнок, рассыпавшихся по полу замечательного автомобиля.

Ну, вы, конечно, догадались о том, что шестерёнки я собрал и упаковал на их место, рычаг закрепил, а паутину и мазут с окон удалил.
 
Естественно, в 1961 году английский Форд ещё не был оснащён кондиционером. Поэтому, будучи одесским умельцем, я соорудил «кондиционер» сам. Плотно привязанная к крыше Форда дверь от огромного холодильника надёжно прикрывала его крышу, капот и багажник, а также и головы пассажиров от палящего израильского солнца.

Вот, этим то Фордом, я доставил папу в Яффо, показал ему основные достопримечательности: туалет и забегаловку, где можно перекусить настоящим фалафелем или швуармой и, оставив ему горсть шекелей, отправился на работу.
Надо сказать, что папе моему в тот год исполнилось 86 лет и он был бодрым и почти-спортивным человеком.

Тем не менее, я попросил одного местного русскоязычного попрошайку (А-Ля-Паниковский), присмотреть за папой.
 
В те времена мобильными телефонами в Израиле пользовались только сотрудники спецслужб и очень богатые граждане, хоть телефон был достаточно громоздким сооружением с блестящей выдвигающейся антенной, но тем не менее, он не мешал гражданам в их повседневной жизни так же, как и пистолет, заткнутый за пояс брюк или напрямую в трусы.

А простые служащие или рабочие - с кем начальство желало поддерживать круглосуточную связь, наделялись небольшим устройством, которое называлось в народе «бипер»ом. Если начальству надобился сотрудник, то оно (начальство) звонило на этот «бипер». «Бипер» бипал, привлекая внимание владельца. Владелиц смотрел на него и видел номер телефона, по которому ему следует срочно перезвонить из ближайшего телефона-автомата.

Я был счастливым обладателем такого «бипера». Поэтому, на случай ЧП, папа мог бы со мной связаться.

Рабочий день пролетел безоблачно и, около пяти вечера, я вернулся в Яффо. 
Папы нигде не было видно. Попрошайку я обнаружил на паперти у христианской церкви. Он меня уверял, что мол, «…папа ваш тут, где-то рядом! Он же художник!»  И действительно, нервно обежав площадь я увидел папу, выходящего из мечети чуть ли ни в обнимку с местным имамом. Они весело болтали (?!), а у папы в руках была стопка (не то, что вы подумали!) бумаги с его (папиными) рисунками. Ну, я, конечно, облегчённо вздохнул и направился к ним.

В этот момент бипнул «бипер». Я взглянул на него. Номер телефона был профессора Мани и три буквы рядом: SOS.

Распрощав папу с имамом, я усадил его в машину и подъехал к телефону-автомату. Разговорным ивритом я владел кое-как, но суть «SOS» я уловил: хирурги, проводящие операцию на открытом сердце, вдруг оказались… под водопадом воды, низвергающимся с потолка операционной.

Вдавить педаль газа до упора вниз мне не удалось – педаль вместе с ногой провалилась на улицу впустив в салон струю выхлопных газов и Форд понёс нас славными улицами Тель-Авива.

В предбаннике операционной меня с головы до пят запутали в спец-комбинезон, а на ноги и руки – спец-перчатки. Ящик с инструментами чем-то обрызгали, открыл дверь, и, предо мною открылась потрясающая картина.

Под сводом пластиковой плёнки, на которую сверху падал водопад и ручьи воды стекали по краям и на головы нескольких медбратьев, удерживающих эту плёнку, стоя на табуретах, сгрудились люди в синих халатах и под ярким светом спец-лампы ковырялись в разверстой грудной клетке пациента.

«Во истину Господи, ТЫ провёл меня в землю, текущую не только молоком и мёдом, но ещё и персональным дождём с небес в период полугодовой засухи!» - впал было я в религиозно-патриотический транс, из которого меня вывел толчок локтем одного из «братьев»". Толчок сопровождался мычанием из-под маски и отчаянным мотанием головы вверх.

Мне всегда нравилась эта операционная. Всё кругом хромированное, блестящее, подмигивающее разноцветными лампочками приборов и мерцающими экранами компьютеров. Восхищала и высота этого помещения. Чтобы достичь потолка «братья» соорудили нечто вроде пирамиды из нескольких стремянок.

Потолок был декоративным: составленным из квадратных полу картонных плиток. Большая часть из них, к моему приходу уже промокла и опухла собравшейся в них водой.

Всё ещё поминая Господа и недоумевая «…откуда вода? Ведь все водопроводные и канализационные стояки находятся в других частях здания и нигде не пересекают потолки?!», я с трепетом приподнял один из квадратов и обалдел окончательно.
Нет не от потока окатившей меня воды, а от зрелища… открытого голубого неба над моей головой.

Часть крыши здания, как раз над операционной …отсутствовала!

Это уже потом, на утренней планёрке выяснилось, что фирма, которая устанавливала кондиционер, была уверена, что закроет крышу фирма, которая строила здание и разобрала крышу для установки гигантского кондиционера (потому, что эта фирма забыла про кондиционер во время строительства).
За несколько лет эксплуатации конденсационная вода скопилась в гигантском поддоне, окружавшем кондиционер так, как никто не чистил отводные трубы.

Таким образом, Господь не имел ничего общего с индивидуальным августовским дождём, а чудо свершилось благодаря процветающему израильскому «совланут»у.
***

Иллюстрация: карандашный рисунок моего папы сделанный им в старом Яффо, в августе 1993 года.
***

СНОСКИ

Индикация сносок в тексте отсутствует дабы не портить прелесть изложения. Однако некоторые пояснения, на мой взгляд, необходимы.
В рассказе изложена чистая правда и даже, без свойственного автору, «одесского стёба».
Этот рассказ - не ностальгическое воспоминание об Израиле, вызванное (среди прочих эмоций) октябрьскими (2023 г.) ближневосточными событиями.
А теперь, собственно, сноски.
Мой Форд (1961 года рождения) служил транспортным средством не только для моего семейства, но осуществлял немалую помощь только обустраивающимся в стране Вите Черноморцеву, Вове Панкратову, Жене Шаповалову и ещё многим нашим друзьям – недавним переселенцам из СССР.

Подробнее.

Панкратов Владимир Ростиславович. Родился в 1948 году. Певец (баритон). Заслуженный артист РСФСР (6.01.1983). Окончил Ленинградскую консерваторию. С 1973 года — солист Ленинградского Малого театра оперы и балета, с 1980-х годов — Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова. Выступал как концертный певец. Лауреат вокальных конкурсов в Голландии, Франции, Болгарии.

Виктор Михайлович Черноморцев (1 декабря 1947, Краснодар — 4 ноября 2014, Санкт-Петербург) — российский оперный певец (баритон) и педагог. Солист Мариинского театра, народный артист Российской Федерации (2007).

Евгений Шаповалов (1968, Барановичи, Брестская область — 26 февраля 2022, Таиланд) — оперный певец и музыкальный продюсер. Шаповалов исполнял классическую музыку, оперу, популярную музыку и народные песни Израиля и стран бывшего СССР.

Олим (Олим Хадашим)
«Олим Хадашим» звучит может быть и гордо, но эти ивритские слова  используются для обозначения новичков-первогодков-переселенцев из других стран.
Дерех Яффо – улица, ведущая из старого порта Фффо к улице Аленби, в Тель-Авиве.
«Совланут» - ивритское слово, означающее «равновесие», «терпение» – в смысле не напрягайся!