Книга 3. Руский язык. Глава 2. Часть 5

черновик

Из серии “Рассказы детям о Языке”
Книга 3
“Руский язык”
Глава 2
“Руский процесс (жизнедеятельности)”

Часть 5
“С(ь)ы” как “ис(точник)” знания признака “соль” в Языке,
или
Как формировалось и звучало [смотреть] в руском языке



Ещё раз, - да, Сознание представляет собой вещественную структуру связей с невещественной структурой знаний на них. А это и есть вообще единственная связь, что их так уже объединяет. А потому связь между знанием связи и самой его связью получается очень уже так опосредована. Чтобы всерьёз полагать, что за счёт осознания самой вещественной связи можно осознать ещё и её (т.е. находящееся на ней) невещественное знание, - нет, никогда! Я допускаю в теории (потому как на практике, т.е. в Действительности, это заведомо невыполнима), что наше Сознание за счёт всех своих вещественных связей способно осознать всю его невещественную структуру знаний. Только проблема в том, что это будет так вообще единственное уже знание, которое оно сможет так осознавать. Потому как для того, чтобы осознать что-то ещё, возможностей у него так уже не останется.

Проще говоря, бытующий до сих пор у лингвистиков подход к изучению Языка за счёт, скажем так, “национального вопроса” и всего того, что так или иначе с ним связано (а в более современной его ипостаси, - за счёт знаний археогенетики) лишён всякого смысла. И более свидетельствует о тупизне самих лингвистиков, нежели о существовании у них реальной возможности что-то о Языке уже так узнать. Потому как Язык, это отражение Действительности, давайте же в этой Части посмотрим уже наконец в это самое её отражение.

Значение (знание признака действительности) могло возникнуть в Языке только у тех его носителей, которые этот признак в Действительности и воспринимали за счёт своих органов чувств. Потому значение [море] могло возникнуть только у человеков, которые этот признак море непосредственно и ощущали посредством их органов чувств. Но даже и этого было мало, чтоб это значение можно было уже использовать (удерживать) в Коллективном сознании. Для этого необходимо было задать знанию признака соответствующее звучание, но, самое главное, чтобы это всё сделать, нужна была как минимум соответствующая необходимость.

Проще говоря, что толку в том, что мы с вами видим признак “огонь” с той же нашей кошкой практически одинаково? Если кошке огонь абсолютно уже так не нужен. А потому никаких других знаний основанных на знание признака “огонь” и уже поэтому как-то с ним связанных в её сознании никогда так не будет. В то время как нам, человекам, огонь очень так нужен. А потому на основе знания признака “огонь” в своей невещественной структуре Коллективного сознания мы создали столько уже других, гораздо так более всеобъемлющих знаний, которые, собственно, и отличают нас от животных, той же кошки, например.

В этом плане признак “соль” человекам был всегда уже ох как нужен! Потому как им его всегда уже так не доставало. В смысле той соли, что они получали с пищей, им катастрофически не хватало. Таким образом они вынуждены были использовать соль  дополнительно из природных её источников. Как и вынуждены были постоянно эти самые природные источники соли искать.

Наиболее известным, потому как самым распространённым, источником соли была морская вода. Процесс же получения соли из морской воды представителями формы Жизни “человек” представлял собой питьё воды (морской, т.е. с солью) с поверхности, который всегда сопровожлался соответствующим звучанием “(СВ)”. Поэтому ничего удивительного нет в том, что когда уже возникает Коллективное сознание, а с ним и необходимость удерживать в нём знание признака “соль”, - искать соль, как и пить растворы её содержащие, в составе коллектива завсегда лучше, чем поодиночке, - что в качестве соответствующего звучания в Языке ему выбрали собственное (а значит уже так естественное) звучание процесса питья воды (морской) с поверхности, а именно “(СВ)”.

Проблема была в том, что помимо морской (т.е. с солью) воды представители формы Жизни “человек” в некоторых случаях вполне уже довольствовались в том числе и пресной (т.е. без соли в ней) водой. И чем дальше они удалялись от моря, тем больше сама эта их зависимость менялась. И вскоре они использовали пресную воду уже постоянно, в то время как морскую воду только время от времени. Потому как потребность в дополнительной соли у них окончательно так никогда и не пропадала. Как и не пропадало знание, что вода может быть как пресной (без соли), так и морской (т.е. с солью). При том, что знание о возможности существования соли как твёрдого вещества у них уже тогда существовала.

И когда в Коллективном уже сознании возникает необходимость сохранить само это знание, - “вода может быть как с солью так и без”, - то представители формы Жизни “человек” для этого решили разделить само это звучание “(СВ)” (которое и сопровождало процесс питья воды с поверхности) уже на два звучания. (Относительно руского языка этими звучаниями были “в” (”w”) и “с” (”s”) .) Чтобы  таким образом одному из них задать в соответствие значение [вода], а другому уже значение [соль].

Проблема была в том, что так впервые перед представителями формы Жизни “человек” возникает возможность выбора в Языке. А так как жили они тогда достаточно уже далеко друг от друга, а необходимость же задать соответствующие звучания одним и тем же значениям возникла у них практически одновременно, в смысле времени, чтобы “обсудить” сам этот выбор у них так уже не было, то и получилось, что в разных контекстах Действительности одним и тем же значениям (в нашем случае ими были [соль] и [вода]) стали соответствовать звучания “с”/”s” и “в”/”w”, но по разному. Так в одних контекстах Действительности значению [вода] стало соответствовать звучание “в”/”w”, в то время как в других контекстах Действительности этому же значению стало соответствовать звучание “с”/”s”.

Ещё раз, - в Языке всё было несколько уже так сложнее. Потому как уже тогда в разных контекстах Действительности представители формы Жизни “человек” обладали разными уже знаниями. Поэтому на том же Алтае, где моря рядом так не было, но при этом встречались порой источники с солёной водой, значению [вода], - да, - стало соответствовать звучание “с”. А вот значению [соль] звучание “в” соответствовать там так и не стало. А стало ему соответствовать гораздо более уже сложное звучание, а именно “тус”. Значение которого называло так процесс, в результате которого эта самая соль и получалась, - “огонь и вода (солёная)”. (Значением звучания “т” на Алтае было [огонь].) Как видите, звучания “в” в объединении “тус” так уже нет, а есть описание процесса связанного с огнём, в результате которого соль получали.

Но мы с вами говорим в этой Части о будущем Руском контексте, в котором у его представителей, - и мы знаем это точно, - значению [соль] соответствовало звучание “с”/”s”, а значению [вода] соответствовало звучание “в”/”w”. Т.е. соответствовали они так, как если бы местные представители формы Жизни “человек” уже знали о признаке “море”, - признак, который если и был когда-то в местах будущего Руского контекста, то только тогда, когда самих представителей формы Жизни “человек” не только в этих местах, но и в самом Процессе Жизни вообще ещё не было. Потому как самой такой формы Жизни, - “человек”, - в нём тогда ещё не было. И тогда возникает вопрос, - “Как детализация “(СВ)” на “с”/”s” и “в”/”w”, со значениями [соль] и [вода] соответственно могла произойти в будущем Руском контексте, если там никогда, получается, не было моря?”

Всё дело в huntы (из среды которых со временем выходят в том числе и будущие англичане), точнее в их образе жизни, который в свою очередь определялся уже их жизнедеятельностью. Huntы были охотниками, которые занимались ханты, т.е. преследовали коллективы северных оленей. По этой причине они, получается, так не жили нигде, в том числе и в местах будущего Руского контекста. Потому как вся их жизнь, это была одна сплошная дорога. Так минимум раз в год они бывали и на море (Северный ледовитый океан), и в местах будущего Руского контекста. Куда и занесли так уже знание признака “море”, которого там никогда и не было. Давайте уже посмотрим знание признака (значение) “море” и его звучание, что было тогда у huntы, уже повнимательнее.
Huntы называли признак “море” как объединение “сы(ь)ы” (”sea”). Причём единственная конструкцией, которая могла быть у этого объединения, была такая, - {”сы” “(ь)ы}. Потому как по другому произнести это объединение было просто уже невозможно. Значение звучания “с” мы уже знаем, - для него huntы в своё время выбрали [соль]. Значением же звучания “ы” на конце объединений в Животном языке было знание признака языка “множественность”. Т.е. с помощью его в Животном языке формировались множественные формы тех или иных значений. Поэтому значением объединения “сы” было [сол(ь)ы (соли)], или [много сол(ь) (соль)].

Понятно, что huntы достаточно много тогда уже знали о море, чтобы считать его солью, пусть даже и много. Тем более, что в соответствии со знаниями связи их языка значение объединения {”сы” “(ь)ы”} - [море] определялось вовсе не “сы”, а второй его частью, т.е. “(ь)ы”. Таким образом оно “читалось” у них в языке как [”(ь)ы” (в котором) много соли]. Осталось узнать, чем именно было для huntы тогда “(ь)ы”. В смысле узнать какие знания могли быть уже тогда в структуре значений звучания “(ь)ы” в языке у huntы.

Безусловно huntы уже тогда различали в объединении “(ь)ы” и “звучание” признака принадлежности Животного языка с его значением, а именно (ь). И различали они в нём и звучание признака множественности “ы” с его уже значением. Таким образом значение объединения “(ь)ы” они “читали” как [много (всего того) что вообще может уже принадлежать мужикам]. Обращаю внимание, значение объединения “(ь)ы” определяется здесь в соответствии со знаниями связи huntыского языка, а именно второй его частью, которой является “ы” с его значением [много].

Проще говоря, huntы уже тогда знали признак “море” достаточно, чтобы считать его прежде всего источником различных, скажем так, благ. А не одной только соли, хотя бы и было её в море очень так много. (Возможно и наоборот, - уже потому, что соли в море было так много, они его за источник её так уже и не воспринимали.) Причём все эти блага, получается, из моря добывали тогда (как и всегда уже потом) одни только лишь мужики, - в объединении “(ь)ы” первой частью присутствует (ь) со значением мужской принадлежности. А потому и назвали они тогда признак действительности “море” именно как {“сы” “(ь)ы”} - “сы(ь)ы”/”sea”, а вовсе даже не “(ь)ысы”.

Дальше, - больше! Huntы на основе уже этих знаний начинают формировать практически весь их язык. (Не забываем о процессе обмена знаниями, который уже тогда играл немалую роль в формировании того или иного языка, и никуда с тех пор так не девался.) Так из “прочтения” значения объединения “(ь)ыс”/”is” следует, что так huntы теперь называли соль, которую они получали из морской воды путём её упаривания, - [(ь)ы соль].

Да, в объединении “is” (“(ь)ыс”) звучание “h” со значением [огонь] непосредственно не присутствует. (Как это есть в алтайском объединение “тус” со значением [соль], где у звучания “т” было значение [огонь].) Как нет в нём и никакого такого действия, которое могло бы быть выражено звучанием “t” (”т”). (Напоминаю, естественное звучание “(ДТ)” детализировалось в языке huntы на звучание “t”/”т” со значением [действие].)

Чтобы решить уже эту проблему huntы придумали тогда объединения “to” и “th” с соответствующими у них значениями. Так у объединения “to” (“ту") значение” читалось” как [действие у]. Разница же между его написанием и произношением возникла потому, что окончательная детализация Гласного звука тогда, когда оно такое уже и возникло у них в языке, в нём ещё не произошла. И вместо двух гласных звуков “о” и “у” у них в языке был ещё один общий гласный звук, по звучанию напоминавший нечто среднее между “о” и “у”. При том, что уже тогда у него было значение принадлежности “у”.

Значение же объединения “th” “читалось” как [действие огня]. При этом, - обращаю внимание! - не [принадлежности “у” действие], как это и должно было бы быть у “to”/”ту” в соответствии со знанием связи языка huntы. Или, - не [огня действие], как это и должно было бы быть у “th” в соответствии со знанием связи языка huntы. А значениями этих объединений “to” и “th” потому являются уже действиями, что их (huntы) “действие” (”t” как результат детализации “(ДТ)”) был у них уже признаком именно сознания, а вовсе не действительности. Проще говоря, huntы начали так уже именно думать, причём делать это гораздо уже лучше, чем это делали все другие человеки жившие вместе и в одно и то же время с ними. Похоже, что так в Сознании у huntы по сравнению с другими человеками тогда появилась дополнительная связь.

Понятно, что сама такая связь не могла появиться в Сознании huntы сразу у всех его носителей, нет. Потребовалось некоторое время для того, чтобы, скажем так, дураки, - т.е. те huntы, которые в своих сознаниях этой связью не обладали, - уже исчезли из их коллектива (а, значит, и их знания, - тем более которых у них тогда ещё не было, - из их коллективного сознания) исчезли так естественным путём. Как напоминание о том переходом, получается так, периоде и до сих пор существующее ещё звучание “з” (”сс”) в произношения сегодняшних, английских уже так объединений, а именно “is”, - произносится как “из”, и “th”, - произносится очень похоже на “тсс”.

Ещё раз, самим huntы с таким произношением, - через “сс” - самих этих объединений легче уже было понять (”прочитать”) сами их значения. Например объединение “(ь)ыс” со значением [соль (ь)ы], где значением звучания “(ь)ы” было [море], они произносили уже как “(ь)ысс”, т.е. звучанием, которое соответствовало объединению {”(ь)ыс” “с”} - “(ь)ысс” и значение которого “читалось” у них в языке уже как [быть с “(ь)ыс”]. Т.е. таким образом оно принимало у них в языке гораздо уже более общее значение, чем это было просто у “(ь)ыс”.

Обращаю внимание, “быть с” вовсе не является знанием признака действительности. А является оно такое признаком языка huntы признака сознания. Поэтому ничего удивительного нет в том, что однажды они сформировали у него уже значение [есть], в смысле [быть]. Т.е. так это звучание “is” у них в языке становилось уже звучанием признака сознания, в котором уже поэтому никакой такой соли просто быть не могло.

И в этом плане интересна другая его форма, а именно “was”, с теми же у него особенностями произношения, что были тогда у “is”. А именно, оно тоже “читалось” не как “вос”, а именно уже как “воз” (”восс”). Из “прочтения” значения этого объединения с учётом знания связи huntыйского языка следовало такое его значение, - [быть с “вос”]. Где “вос” назывался признак “(морская) вода”, т.е. вода с солью. Из “прочтения” же объединения “вос” (”was”) следовало такое его значение, - [соль (в объединение) с водой].

Таким образом звучание “is” (”(ь)ыс”) в языке huntы называло результат процесса выпаривания солёной (морской) воды на огне, т.е. соль. А звучание “was” (“вос”) называло то, что этому результату этого процесса так уже предшествовало, а именно саму морскую (с солью) воду. А это было уже так разное состояние одного и того же признака, в нашем случае признака “соль”, до процесса выпаривания, - “was”, и его же, но уже после процесса выпаривания, т.е. сейчас, - “is”. Именно так, на присутствии знаний “до” и “после” в структурах значений этих звучаний “was” и “is” и происходит формирование знаний прошедшего и настоящего времени в языке huntы.

О том, чтобы понять, какую огромную роль играла соль в формировании языка huntы, приведу вам такой пример. Звучание “сы(ь)ы” значило у них [море], при том, что значение его в языке “читалось” как [”(ь)ы (в котором) много соли]. При этом значение, как это и следует из его конструкции, “(ь)ы” знанием признака действительности не являлось. Только уже поэтому оно легко могло быть так глаголом, т.е. действием, т.е. знанием признака сознания. А оно им однажды так уже стало со значением [смотреть (соль)].

Ещё раз, - как не могло быть у представителей формы Жизни “человек” других действий, кроме как занятия процессом п-п генетической информации, когда они были ещё животными, так и не за чем кроме как за солью им было тогда смотреть. Уже позже, когда кроме соли у человеков появляются в том числе и другие признаки, за которыми им надлежало смотреть, значение “сы(ь)ы” уже о общается, и из [смотреть (соль)] становится уже как [смотреть]. Причём происходит всё это даже не в языке huntы, а в языках тех, кто huntы, а с ними и их язык, знал уже хорошо, - это видно из знания связи “порядок” следующей из “прочтения” этого объединения. Похоже, что этими “кто” были будущие англичане.

А что тогда будущие руские? Да ничего! В смысле совсем уже ничего, потому как признака “море” в местах будущего их Руского контекста тогда не было, чтоб они хоть как-то могли его уже знать. А потому и не могли они без него будущих англичан, точнее их язык, уже понимать. Так, догадывались кое о чём, но чтобы уже понять, дак так уже нет.
Например “(ь)ы” будущие руские восприняли тогда как сегодняшнее их “и” с этим его значением. А из “(ь)ысс” они уже сформировали соответствующий у себя в языке предлог, а именно “из” с его сегодняшним значением. Объединения же “сы(ь)ы” в соответствии со знаниями связей их, руского уже языка, быть может вообще не могло, а его у них так и не было. Интересной выглядит их попытка сформулировать звучание для значения [смотреть].

Ещё раз, - никакого такого признака “море” будущие руские тогда не знали, чтобы они могли смотреть так же, как это делали тогда будущие англичане. Которые если и смотрели, то только за морем (которого там, где жили будущие руские не было, чтоб они могли уже так за ним и смотреть.) При том, что соль была им точно так же, как и будущим англичанам тоже нужна. А потому и искали (смотрели) они её в земле, раскапывая лопатами. Одним из знаний в структуре значений звучания “сыр”, которое “читалось” как [соли мужика], - здесь знание связи “порядок” уже руского языка, - было “лопата”. Потому одним из его значений было [лопата]. А значению [смотреть (искать соль с помощью лопаты)] соответствовало в их языке объединение “зыр(ь)т(ь)”. Позднее (с накоплением всё большего количество знаний в их языке) оно заменяется уже звучанием “смотр(ь)эт(ь)”, - в нём тоже присутствовало название признака “соль” как “с”, но уже в объединении с “м”. Впрочем, это другая уже история, чтоб я её здесь сейчас не рассказывал.

Не собираюсь я здесь рассказывать и о будущем английском языке с его “тсс(ь)эй” (”they”), “тссэа” (”there”), “тссис“ (”this”), и т.д., - в конце концов это язык англичан, чтоб им о нём и рассказывать. Хотя бы потому, что они на нем уже мыслят.
Моя же задача в этой Части 5 была значительно так скромнее, - показать как разные знания в разных контекстах Действительности приводят к формированию у одних и тех же значений разных уже звучаний.