Часть I. Предисловие

«Иисус отвечал ему:
если Я сказал худо, покажи, что худо;
а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин. 18:23)

Всем известно, что для любого человека верующего и неверующего в Бога самым страшным событием, происходящим на этом земном пути с ним или его близкими, является - смерть. Но страшным совершенно по-разному. Оказывается, что боясь смерти, люди верующие и неверующие в Бога боятся также совершенно разного! Для незнающего Бога человека, умственное и чувственное восприятие земного мира его радостей и горестей само по себе является жизнью. Прекращение этого восприятия для него означает смерть. Означает состояние его небытия, когда вообще все перестает иметь всякий смысл. Конечно, в последних суетных помыслах, ему могут явиться пустые тщеславные надежды на память, которая останется после него: его заслугах, душевных качествах и т.п., но они тут же уйдут. Тут же потому, что человек сам на собственном опыте уже знает им цену. Память о скончавшихся самых известных, прославленных «звездах» и «кумирах» и переживания по ним, всегда заканчивались много раньше данных им похоронных обещаний.
 
Итак, для незнающего Бога человека есть его земное бытие, которое он  при любом нравственном содержании именует жизнью. И вот эта его жизнь неизбежно заканчивается смертью, или смерть его является неизбежным следствием жизни. И, потом, как в знаменитых последних словах Гамлета: «Дальнейшее - молчанье». Такое понимание жизни и смерти идет еще с древних языческих времен и полностью сохранилось до наших дней. Тогда же, возникшую по спасительной Божией воле конечность человека многие авторы стали называть смертью. В действительности кончина и смерть есть совершенно несвязанные между собой состояния человека! Их сущность, причины возникновения и отождествления подробно указаны и разобраны в настоящих Размышлениях. Идем далее. Для христианина понимание жизни и смерти совершенно иное. Оно также отличается от языческого понимания жизни и смерти, как смысл жизни христианина отличается от смысла жизни язычника.  Сами понятия: «жить» и «существовать» выражают совершенно различные качества и никак не являются синонимами. То же самое можно сказать о «смерти» и «кончине». Умереть, это совсем не значит скончаться равно, как и скончаться, это совсем не значит умереть. Аргументированное разъяснение этих важнейших для человека состояний также представлено в настоящих Размышлениях.

Важность и актуальность этих вопросов трудно переоценить. Неправильное понимание того что есть смерть и что есть жизнь путает человека, заставляет бояться не того чего следует бояться на самом деле и напротив со страхом и трепетом заставляет относиться к тому что весьма малозначимо. Именно обоснованность, внятность определений и понятий: жизни, смерти и ее происхождения, совести, воли, свободы, души, искупления и некоторых других помогут человеку избежать самообмана, путаницы, расслабления в душеполезном делании. Настоящие Размышления не содержат никаких предложений и не имеют никакой идеи по изменению устоявшейся общепринятой терминологии в православном обиходе. Все это будет подробно пояснено и обосновано в ходе самих размышлений. Их цель только одна - это усердная добросовестная попытка понимания и разъяснения сущности некоторых непростых и очень важных вопросов.

В основе настоящих размышлений лежит желание автора разъяснить прежде всего самому себе, доказать самому себе и убедить самого себя в некоторых важнейших мировоззренческих и богословских вопросах. Господь сказал: «Блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин.20;29), а святой апостол говорит еще: «верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом» (1Ин.5:10). Несомненно, обретение такой веры много легче происходит для человека, крещеного еще в младенчестве, постоянно приводимого в Храм Божий и выросшего в верующей православной семье. Гораздо сложнее и труднее приходится людям, которые родились и выросли в советское время и в атеистических семьях. К сожалению, таких семей и в настоящее (уже постсоветское) время тоже весьма и весьма не мало. В этих случаях даже высокая образованность родителей давала и дает совсем обратный эффект губительный для духовного развития человека.

Подобная ситуация была и у автора этих размышлений. Историк по основному образованию, многие годы потративший на преподавание сначала ученикам в школе, потом студентам в различных столичных вузах, на свое дальнейшее образование, на занятия еще многими разными полезными и бесполезными делами. В итоге, Господь сподобил меня на Святое Крещение только около сорока лет. Членом церкви же и постоянным прихожанином Храма я стал и того позже, только после пятидесяти. Ничего удивительного в том, что придя к вере в Бога около своего «одиннадцатого часа», мало нашлось грехов, которых я не совершил к этому времени. И подобные мне в этом люди, перед началом исправления своей жизни и обращению ее к Господу тоже оказываются переполненными самыми разными страстями и грехами, совершенными по этим страстям. И все те же губительное маловерие, идущие от лукавого соблазны сомнений, множество самооправданий по лени и нерадению, «удобное» для себя понимание сложных мест Евангельского учения и т.п., являются настоящим препятствием на нашем пути к покаянию и исправлению. О всех губительных страстях, от долгого навыка прочно укоренившихся в душах и телах наших говорить уже не приходится, дьявол так просто своего не отдает.

Процесс настоящих размышлений привел автора к выводу, что люди не изначально воспитанные на вере в Бога и находящиеся под давлением опыта житейского, для своего покаяния и исправления нуждаются в некоторой особой помощи литературы. Привыкшие понимать мир в рамках причинно-следственных связей, люди испытывают вполне естественные затруднения, встречаясь с отвлеченным образным возвышенным духовно-назидательным повествованием о мире и человеке. Возьмем исключительно для примера несколько строк из книги преподобного Ефрема Сирина "О рае" и попробуем внимательно вникнуть: «Пусть не гневаются на меня, что дерзнул язык мой изобразить превышающее силы его, и потому умалил недостаточным своим изображением. Поелику нет зеркала, в котором бы отражалась красота рая, и нет красок, которые бы живо описали его; то пусть не винят и мое произволение; для пользы нашей принял я труд составить изображение рая. Скорбящему послужит это утешением, отроку - назиданием, большую славу принесет целомудренному, и бедному обратиться в приобретение. Поэтому, каждый да уделит мне свой мнас и свой кодрант, каждый да помолится о мне в Едеме, чтобы и мне достигнуть этой страны; потому что по мере сил моих говорю о рае, чтобы бедные вожделевали полноты обетований его». Подобный прекрасный стиль языка вполне подходит для уже утвержденных в своей вере в Бога людей, которым не надо в чем-либо переубеждать себя или что-либо доказывать себе.

Совсем иное дело люди только жаждущие обрести веру в Бога, убедить себя на отказ от своих многолетних греховных привычек и заблуждений, хотящие кардинально изменить мировоззрение. Таким людям в помогающих им книгах нужен иной характер изложения и другой стиль языка. Им нужны все максимально возможные существенные пояснения, убедительные понятные причинно-следственные обоснования происшедшей с человеком после его грехопадения метаморфозы и всех последовавших за тем ужасных событий. Все это, разумеется, должно быть без профанации предмета. И здесь ясность, строгость изложения, смысловая точность даваемых определений играют в этом далеко не последнюю роль. Конечно, соблюдение подобных требований в изложении столь сложных и глубоких вопросов уже само по себе крайне не просто. Дополнительную трудность этому создают имеющиеся смысловые неточности синодального перевода Священного Писания на русский язык, несоответствующие тексту церковнославянскому. В формулировках они искажают смысл в некоторых текстах, чем вызывают неправильное понимание и различные соблазны у, и без того, подсознательно ищущего их человека. Неправильное понимание всегда есть обязательный помощник соблазна. Но именно синодальным переводом чаще всего и пользуется в быту большинство людей.
    
Как известно, в основу синодального перевода Нового Завета был положен Textus Receptus (общепринятый текст) - поздний тип греческого текста Нового Завета, отражённый в печатных изданиях XVI—XVII веков и основанный на поздних рукописях византийского типа текста. На его основе кроме синодального были сделаны и европейские переводы Нового Завета XVI—XIX веков. Церковнославянский перевод имеет под собой гораздо более надежные и древние источники. В конце IX века, с помощью новой созданной им азбуки, Кирилл перевел на старославянский язык четыре Евангелия, послания апостола Павла и книгу Псалтирь. По всей видимости, в переводе ему помогал Мефодий, который и закончил перевод оставшейся части Библии на славянский язык. Анализ лингвистами лишь нескольких сохранившихся рукописных копий, приблизительно датируемых временем, когда братья делали перевод, отмечает его точность, естественность и благозвучие.

Первой полной славянской Библией считается Геннадиевская Библия [1499 г.], состоящая из книг переведенных Кириллом и Мефодием, еще нескольких книг взятых из болгарского перевода и нескольких книг переведенных с латыни впервые. Периодически происходили дополнения и исправления ошибок, столетиями накапливавшихся в рукописных книгах по невнимательности переписчиков или по диалектным различиям. Наконец, Иван Федоров подготовил к печати новое издание Геннадиевской Библии, исправленное и вышедшее в 1581 г. Следующая Московская первопечатная Библия [1663 г.], больше имела политическое значение и по сути мало чем отличалась от Геннадиевской. По указу императрицы Елизаветы в 1751 году фактически на ее основе, но тщательно выверенная и исправленная была издана церковно-славянская Библия, именуемая «Елизаветинской». Работа над этим изданием была начата ещё в 1712 году по указу Петра I, и ее текст был сверен с Септуагинтой (о ней ниже). Эта «Елизаветинская» Библия почти без изменений до сих пор употребляется Русской Православной Церковью.   

Что касается Ветхого Завета, то главные объективные обстоятельства, обусловившие неточности его синодального перевода, прежде всего в том, что он опирался на древнееврейский текст, а не на Септуагинту, на которую опирались славянские переводы! Еще в III веке до Р. Х., по решению и заказу Александрийского царя Птолемея Филадельфа, был сделан перевод Библии с древнееврейского на греческий язык. Перевод этот осуществили семьдесят еврейских переводчиков - мудрецов. Этот перевод называется переводом Семидесяти, или, что то же самое, по-гречески - Септуагинта. Популярность Септуагинты была очень велика и ее рукописи переписывались многократно. Благодаря этому до нас дошли рукописи III – II столетий до Р. Х., то есть того времени, когда она была создана. А вот про древнееврейский текст этого сказать нельзя.

Иудеи тщательно скрывали свои свитки, не давали их в руки непосвященным, древнейшие тексты погибли во время Иудейской войны и во время многих других катаклизмов. Поэтому самые ранние полные свитки Библейских книг на древнееврейском языке датируются III столетием уже по Рождестве Христовом. Разница – 500 лет! Представим себе: за полтысячи, причем нелегких, лет при переписывании Ветхого Завета могли ли произойти какие-то потери текста, искажения, ошибки? Несомненно! Текст рукописный всегда крайне нестабилен и прямо зависит от человеческого фактора. А в Септуагинте сохранилось то, что по причине всех обстоятельств было за 500 лет утеряно в древнееврейской Библии. Конечно, важным восполнением ее потом станут спрятанные иудеями Кумранские свитки, ибо многие из них окажутся ровесниками Септуагинты. Но для осуществленного в течение XIX века синодального перевода, они никак не смогут быть полезны, ибо будут найдены после него через 100 лет, в 1947 году. «Именно поэтому, сравнивая русскую Псалтирь и славянскую, вы заметите разночтения.

Это не потому, что переводчики Синодального перевода были плохи, а потому, что, если так можно выразиться, в ее основе лежит другой вариант библейского текста. Наш русский перевод сделан с древнееврейского, а славянский с греческого (с Септуагинты). Русский и славянский текст – разные тексты! Конечно, не во всем, но в деталях, порой – очень важных», отмечает священник Константин Пархоменко (Псалтирь, Славянский и русский тексты). Следует добавить, что синодальный перевод делался на основе древнееврейского (масоретского) текста, и хотя он включал (в скобках) фрагменты, содержащиеся только в Септуагинте, толк от этого был невелик. Ибо там, где происходило смешение, и так сказать, слияние двух текстов еврейского и греческого, порядок этого не поддавался строго определенным правилам, и смысловое предпочтение всегда оставалось делом произвола переводчиков. С этими неточностями, по сути имеющими принципиальное значение, мы и столкнемся уже в самом начале нижеследующих размышлений. Собственно этим и обосновано такое повышенное внимание к вышеизложенным деталям.

Важнейшим условием несомненного и действительного обращения человека к Богу является четкое, строгое, ясное понимание им Евангельского учения о жизни и смерти. Оно способно помочь развращенному страстями и порабощенному грехом человеку обрести тот страх Господень, который есть «начало премудрости» (Притч.1:7). А страх Господень «ведет к жизни, и кто имеет его, всегда будет доволен, и зло не постигнет его» (Притч.19:23). Страх Господень это то необходимое начало, без которого нет искренней мольбы сердечной человека к Богу о помощи, нет принятия им милости Божией по благодати Его и нет победы человека над страстями, которая не возможна без помощи Его. Святые отцы говорят, что человек приобретает страх Божий, если имеет память смерти и память мучений; если каждый вечер испытывает себя, как он провёл день (авва Дорофей, Душеполезные поучения). Кроме того, правильно осмысленное понимание причинно-следственных связей мировоззрения и поведения поврежденного грехом человека, трагических изменений происшедших в его собственной судьбе и следом во вверенном ему Творцом мире, способствует избавлению человека от вредных иллюзий и всякого рода духовных заблуждений. Собственно этим задачам посвящены следующие далее размышления.