Мои встречи с Ольгой Витальевной Одинцовой

   Со мной не раз случалось такое: бывало, в статье или в книге прочитаешь про какого-нибудь человека — и вот, пожалуйста, проходит какое-то время, и ты уже с ним знаком лично.
Мне довелось быть знакомым с некоторыми людьми, которые занимались поисками алмазов в Якутии буквально с самого начала, с 1948 года, когда там был найден первый драгоценный минерал. И я очень благодарен судьбе, что она меня свела с ними.
Среди таких людей была Ольга Витальевна Одинцова, жена Михаила Михайловича Одинцова - отца наших сибирских алмазов. Наше общение протекло в последние два года ее жизни. Так уж случилось. И о более ярких наших встречах и беседах я поведу здесь свой рассказ.
Знакомство
Впервые я узнал о ней летом 1996-го, когда в мои руки попала статья журналиста Павла Вечерина «Он шел к алмазам», в которой рассказывалось о жизни Николая Андреевича Бобкова. Среди тех, кто был упомянут в этой публикации, была и Ольга Витальевна. Эта статья очень изменила мою жизнь, благодаря ей я многое узнал и о судьбе Николая Бобкова, и о тех мужественных  и интересных людях, которые  порой ценою собственной жизни открывали наш сибирский край. Расширению этих моих знаний способствовал друг и однокурсник Николая Бобкова Юрий Яковлевич Касьян (22.07.1928-06.04.2004), с которым мы сильно сдружились.
Я мысленно возвращаюсь к тихому вечеру 2 января 1998 года, когда я и он пришли в гости к геологу, одному из сподвижников Михаила Михайловича Одинцова Сергею Федоровичу Павлову.
Павлов встретил нас дружелюбно. Узнав, с какой с целью мы пришли, он подарил Юрию Яковлевичу свою книгу, в которой была описана история Института земной коры. Мой друг был очень польщен таким подарком.
— Я могу позвонить сейчас Ольге Витальевне Одинцовой, — предложил Сергей Федорович. — Она  же работала, кажется, с вашим другом.
Я и  Касьян замерли от удивления.
- Алло, Ольга Витальевна, у меня сейчас в гостьях Юрий Яковлевич Касьян и Александр Никулин, они интересуются судьбой Николая Бобкова. Хорошо, я могу дать трубку.
- Алло, Ольга Витальевна, — начал Касьян, - я пишу книгу о моем друге Коле…
И тут я увидел в глазах своего друга искренние удивление. Дело в том, что Ольга Витальевна назвала Бобкова… святым человеком. Польщенный высокой оценкой, данной его другу, Юрий Яковлевич воскликнул:
- Ольга Витальевна, дорогая, совершенно не понимаю, кто это говорит: вы мне или я вам?!
Конечно, для нас такая оценка была приятной неожиданностью. Для Ольги Витальевны это не было минутным порывом: как потом я сумел убедиться, она умела видеть и чувствовать людей. Ей всегда очень импонировала в людях увлеченность своим делом, и она старалась по мере возможности их в этом поддерживать. Ольга Витальевна прекрасно понимала, что Николай Андреевич Бобков был искренно предан своей профессии. Она знала его биографию: 19-летним парнем он ушел на фронт и в первые же дни попал в плен к фашистам. Пережив тяготы войны и вернувшись к мирной жизни, Бобков поставил перед собой две цели: стать геологом и разыскать свою любовь — девушку Люсю, с которой он познакомился еще на школьной скамье. Возможно, что именно его целеустремленность и преданность вызвали глубокое уважение Ольги Витальевны. В завершение разговора мы договорились о встрече на следующий день.
Утро было тихим. Дом Ольги Витальевны оказался рядом с остановкой. Обычная «хрущевка», каких очень много в спальных районах.
Нажав на звонок, мы  услышали голос:
- Иду, иду, сейчас открою.
Не прошло и минуты, как открылась дверь квартиры и на пороге показалась женщина небольшого роста с живыми голубыми глазами и доброй улыбкой:
- Здравствуйте, Ольга Витальевна,-  почти хором гаркнули мы.
- Добрый день, - поприветствовала она, - проходите, пожалуйста.
-Ольга Витальевна, меня зовут Юрий Яковлевич Касьян, а это мой молодой друг Александр Андреевич Никулин.
- Очень приятно,- сказала она улыыбаясь и протянула мне и Касьяну свою руку для приветствия. - Чем могу быть вам полезна?
- Ольга Витальевна,  — начал мой друг, — вчера вы по телефону сказали, что Николай Бобков  для вас святой человек.
- Да, — ответила она, — я могу это повторить, и не раз.
По лицу Юрия Яковлевича было видно, что ему такая характеристика друга весьма приятна.
- Ольга Витальевна, дело в том, что я пишу о Николае книгу и собираю для нее материал.
- Это хорошо. Чем могу, тем помогу. Проходите ко мне в комнату
Мы зашли в комнату. Посередине комнаты стоял круглый стол, на котором лежал большой фотоальбом, а возле него — фотографии.
- Это я делаю альбом памяти Михаила Михайловича, — пояснила она. — Можете посмотреть.
Мы подошли к альбому. На фотографиях были запечатлены геологи в долгих маршрутах, их суровый таежный быт. Но главным героем был, конечно, Одинцов. Среднего роста, широкоплечий, увлеченный своей работой. Вот Михаил Михайлович сидит за микроскопом. Что он рассматривает так пристально? Должно быть, алмаз? Вот он сидит возле костра в компании, что-то рассказывает, делится своими наблюдениями или, может, байку рассказывает. Вот с ружьем, должно быть,  на охоту собрался  или, наоборот, с нее.
- У  меня здесь фотографии Щукина и Николая Андреевича, — тихо сказала Ольга Витальевна, заметив наш интерес к фотоальбому.
Имя геолога Щукина мне было уже хорошо известно. Ведь именно с него начались биографические очерки о Бобкове мирнинского журналиста Павла Вечерина в 1966 году. Мне захотелось увидеть эти снимки поскорее. Фотография Бобкова нашлась быстро. Она была словно взята из личного дела:  на ней Николай был в костюме, галстуке. Позже ее часто стали использовать в статьях и воспоминаниях о нем.
Касьян просматривал альбом и попутно вспоминал общих знакомых и коллег.
- А где же Щукин? — вырвалось вдруг у меня.
- Фотография небольшая, Саша, - ответила Ольга Витальевна, — сейчас найдем.
На ней оказался человек среднего возраста с  немного прищуренными глазами. Тогда я и предположить не мог, что через три месяца поеду к Владимиру Николаевичу, познакомлюсь и буду общаться с ним  в течение довольно продолжительного времени.
Ольга Витальевна оказалась великолепным рассказчиком. Она рассказывала о своем муже и его работе как педагог, увлеченный своим предметом. Как потом выяснилось, Ольга Витальевна действительно была некоторое время педагогом и преподавала химию.
А  время между тем шло полным ходом. К Ольге Витальевне пришла ее знакомая, и мы поняли, что нам пора уходить.  Но мы почувствовали, что эта встреча будет не единственной.
 — Юрий Яковлевич, — сказала на прощание Ольга Витальевна, — вы  говорили, что пишете о Николае Андреевиче. Скажите, а можно будет прочитать?
- Конечно, - обрадовался он. - Саша сможет вам передать рукопись.
Она написала на листочке свой номер телефона, и мы, попрощавшись с ней,   вышли из ее радушного дома.
- Вот, Александр Андреевич, это хорошее знакомство, — проговорил Касьян, закуривая папиросу.
Касьян уехал к себе домой, в Бирюсинск. Я вернулся на учебу в ПТУ и в школу. Дни потекли обычной чередой. Но я не забыл об обещании, данном Ольге Витальевне, и некоторое время спустя передал ей рукопись Юрия Яковлевича Касьяна.
Муза
Практически каждому близкому по духу человеку Юрий Яковлевич  в шутку придумывал прозвища. Меня, например, он называл «Вице», как главного помощника. А Ольге Витальевне он дал прозвище  «Муза».
Помню, после получения письма от Юрия Яковлевича был в гостях у Ольги Витальевны.
- Саша, — спросила она меня,- вы знаете, как наш друг Юрий Яковлевич меня назвал?
- Музой,- ответил я и немного смутился, подумав, что ей такое прозвище не понравится. А она, наоборот, рассмеялась от души и сказала:
- Да, Музой. Славно придумал, мне понравилось.
Единственное, пожалуй, о чем я жалею, это о том, что наши беседы с Ольгой Витальевной мы не записывали. Помню, как заведующая Минералогическим музеем Иркутского политеха Любовь Даниловна  Вахромеева, узнав, что  мы пришли от Ольги Витальевны, сказала: «Вы бы свои беседы с ней по возможности записывали. Это и для вас интересно, и для истории». Но увы… Тогда портативные диктофоны были не у всех, в основном у журналистов, а людей, имеющих записывающую аппаратуру, я не знал. Но Память  жива. Она все равно  сохранила, пожалуй, самые интересные моменты.
…- Саша, как хорошо, что вы мне позвонили,- сказала она мне, когда я в очередной раз связался с ней. - Дело в том, что мои ребята решили меня забрать к себе. Я их квартиру, знаете, иногда называю «замком»: живут высоко, да и квартира побольше, чем моя. Я вам сейчас продиктую  адрес и телефон, по которому меня можно будет найти. Я вам заодно и рукопись верну.
Семья ее жила неподалеку от нее. Дверь в квартиру мне открыла женщина, как мне показалось, чуть постарше моих родителей, с доброй и приветливой улыбкой, с веселыми, живыми глазами.
Я зашел. На диване сидела Ольга Витальевна, а рядом с ней были разложены номера литературного журнала «Новый мир». Увидев меня, она протянула руку для рукопожатия:
- Здравствуйте, Саша, проходите, пожалуйста. Познакомьтесь с моей невесткой Мариной
…- Дмитриевной,- добавила она.
- Замечательная у меня невестка, - похвалила ее Одинцова, - такая отзывчивая, добрая, и дети ее любят. Работает в школе учителем. Вы знаете, я прочитала рукопись Юрия Яковлевича. И с большим удовольствием. Как он детально ко всему подходит. Надо ему не бросать это дело, а продолжать и по возможности даже опубликовать. Молодой, конечно, был Николай Андреевич. Многое мог бы успеть сделать. Вот такой я была, когда работала с ним.
 И Ольга Витальевна показала фотографию, где ей было около сорока лет.
— Замечательная фотография!- сказал я, рассматривая ее. На ней Ольга Витальевна была веселая, смотрела чуть в сторону.
- Да,- подтвердила моя собеседница,—мне она тоже нравится. - А вот еще одна, историческая:  мы с Михаилом Михайловичем на Цейлоне в 1964 году. Нам выпала редкая возможность поехать с круизом на теплоходе. Там были разные знаменитости, и мы случайно оказались с ними спутниками. Вообще мы редко с ним куда-либо вместе выбирались: Михаил Михайлович часто уезжал в экспедиции, потом, когда он стал директором созданного им  института (института Земной коры - прим. Никулина А.А.), было просто не до совместного отдыха. Но зато для нас всех была большая радость, когда он возвращался с полевых. У нас часто  в доме собиралась его коллеги, друзья, было очень весело, конечно: пели песни, рассказывали истории, читали стихи…
- Мой дед, Георгий Карлович, знал вашего мужа с детства,- сказал я.
- Это по какой линии?-  поинтересовалась Одинцова.
-По маминой,  - ответил я. - После трагической гибели Бобкова его вдова, моя бабушка, вышла вторично замуж, так появилась моя мама, ну, соответственно, и я с моими братьями. Мой прадед, прибалтийский немец, приехал в город  Иркутск в начале 20 века. Был военным. А когда открылся Иркутский государственный университет, стал преподавать в нем иностранные языки. У него дача была рядом с дачей Михаила Васильевича. Брат моего деда был одногодок Михаила Михайловича, они дружили.
- А какая была фамилия у деда?- спросила Ольга Витальевна.
- Каттерфельд.
- Очень интересно рассказываете, Саша. Выходит, что Николай Андреевич вам не родня?
- Да. Но его сын был маминым сводным братом. Его внучка — моя двоюродная сестра.
- Саша, вы молодец, что интересуетесь историей вашей семьи. Хочу вам подарить какую-нибудь фотографию на память обо мне. Могу одну из этих.
Я выбрал «цейлонскую».
- Спасибо большое, Ольга Витальевна,- поблагодарил я ее.
Щукин
Обычно я приходил к Ольге Витальевне раз в месяц, и наши беседы продолжались не меньше двух-трех часов. С ней было удивительно легко в общении. Темы для бесед как-то возникали сами собой. Но в основном они, конечно, касались памяти Михаила Михайловича и Николая Андреевича.
- Вы знаете, Саша, Михаил Михайлович был сильным и отважным не только в физическом плане, но  и нравственном тоже. В 30-е годы кого только не тронули репрессии. Коснулись они и моей семьи: моего отца арестовали, я стала дочкой «врага  народа». А мы тогда с Михаилом Михайловичем уже стали общаться. Тесно. Но он не побоялся и взял меня в жены. Хотя его отца тоже арестовали, но, в отличие от моего, выпустили. И за этот смелый поступок я была ему безмерно благодарна всю свою жизнь.
 По лицу Ольги Витальевны было видно, что воспоминание о поступке будущего мужа она пронесла через всю их жизнь, он помог  преодолеть сложные моменты в их совместной жизни.
В нашем семейном архиве я обнаружил перепечатанные на машинке стихи Бобкова и позвонил Ольге Витальевне.
- Как интересно! - воскликнула она. – Везите, конечно же, я с большим удовольствием их прочту.
… - Неплохие стихи,- сказала она, возвращая их. - Сразу видно, что писал их от души. Видите, пишет и о своем пребывании в немецком плену. Как ему было тяжко! Ведь совсем еще юный. А уже такие испытания…  Мой муж ведь тоже по молодости писал стихи. Ведь кто по молодости не пишет- то?!
Я знал из семейных рассказов, что после окончания Горного института в 1951 г. Николай Бобков был направлен в Иркутск, где работал в Амакинской экспедиции начальником лаборатории. От Ольги Витальевны я узнал, что она была его сотрудницей.
— Николай Андреевич был для меня и останется человеком необыкновенным, - вспоминала она о своем начальнике. – Очень был влюблен в свою работу. Приходил он всегда раньше всех. А уходил позже. Однажды, помню, потерялся у нас пакетик с алмазными пробами. Думаю: как рассказать-то? Ведь за пропажу могли посадить в те времена. Подхожу к нему, говорю: «Николай Андреевич, алмазы пропали…. Что делать-то будем?» А он мне спокойным голосом говорит: «Найдутся, Ольга Витальевна». И, действительно, нашлись же. Но мы тогда здорово, конечно, все перепугались. Он, должно быть, тоже, но виду не показал. Или однажды подходит ко мне, говорит: «Ольга Витальевна, ко мне мой друг Юра Казинцев приехал, я уйду сегодня чуть пораньше». (Юрий Казинцев позже откроет новый минерал и назовет его в честь друга «бобковит» - Прим. Никулина А.А.). Ну, я ему говорю: «Конечно, Николай Андреевич, мы тут поработаем, не переживайте». А сама думаю: «Знаю, как друзья-геологи встречаются». Каково было мое удивление, когда на следующее утро он был первым, кто пришел на рабочее место. Очень жаль, что так рано погиб…
В конце марта приехал Касьян. И, конечно же, ему захотелось навестить свою Музу. Мы собрались пойти вдвоем к ней.
- Здравствуйте, Марина Дмитриевна, - сказал я, увидев ее невестку. — У Ольги Витальевны кто-то есть? - спросил я, услышав из ее комнаты разговор.
- Сегодня у нее день приемный, это точно, - рассмеялась Марина Дмитриевна, - проходите.
Мы зашли в комнату. На стуле сидел пожилой бородатый мужчина.
- Юрий Яковлевич, как я рада вас видеть и вас, Саша, тоже. Знакомьтесь, это Владимиров Борис Михайлович.
- Щукина Владимира Николаевича знаете? - спросил наш новый знакомый, узнав, чем мы занимаемся.
- Лично не знаем, но слышали о нем.
- Могу дать его телефон. Может, он дома, и вы сможете с ним увидеться.
Мы поспешили воспользоваться этой возможностью и тут же связались с Владимиром Николаевичем.
…. - Проходите, проходите,- сказал нам седой человек небольшого роста и протянул свою руку. – Щукин Владимир Николаевич - представился он. — Проходите ко мне на кухню, познакомимся поближе, - добавил он с приятной улыбкой.
Так 31 марта 1998 г. я и Юрий Яковлевич познакомились со знаменитым Щукиным.
Операция «Глыба»
Юрию Яковлевичу очень хотелось. чтобы его друга не забывали, и он прикладывал к этому максимум усилий. Мы сдружились, когда занялись поиском забытой могилы Николая Бобкова. Нам удалось отыскать ее на иркутском Лисихинском кладбище благодаря тому, что у Юрия Яковлевича сохранился ее адрес. Касьян остался верен себе: поиски могилы Бобкова и хлопоты по установке памятника назвал «Операция “Глыба”».
Однокурсники Николая и Юрия Яковлевича — все, кто остался на тот момент жив, — отозвались на сооружение памятника. С некоторыми я даже успел немного познакомиться и написать им письма.
Придя к Щукину, мы, конечно же, рассказали подробно  о наших планах. Владимир Николаевич оказался человеком деятельным, энергичным. Он не стал откладывать это дело  в долгий ящик. Позвонив мне уже в начале января 1999 года, он сказал:
- Саша, мы нашли деньги на памятник. Но нужно от твоего имени написать доверенность.
- А на кого писать? – спросил я.
- На Джемса Ильича Саврасова. Нужно, чтобы эту доверенность подписали двое известных людей
- Ольга Витальевна подойдет?  А вас можно в качестве второго?
- Да, конечно!
Ольга Витальевна с большой охотой согласилась быть доверенным лицом.
Волей судеб уже после установки памятника я познакомился с Саврасовым. Увы! Наша встреча оказалась единственной:  в мае 2006-го, через 2 года, его не стало. Уже после смерти Джемса Ильича  я узнал, что основал единственный музей кимберлитов. В 2015 году, будучи на праздновании 50-летия открытия  трубки «Мир», я побывал в этом замечательном музее.
В силу разных обстоятельств памятник Бобкову был установлен только спустя полтора года после описанных событий, когда Ольги Витальевны, к сожалению, уже не было в живых.
Эпилог
… - Саша, - спросила она однажды, - можно вас кое о чем попросить?
- Постараюсь помочь по мере возможности, - ответил я. - А в чем нужна будет помощь?
- Вы мне можете показать, где находится могила Николая Андреевича? Очень хочется съездить навестить ее.
- Могу,- отозвался я, - когда хотите.
- Он далеко похоронен?
- Нет, на Лисихинском.
- Хорошо. Давайте прямо сейчас съездим: сядем на троллейбус и доедем.
Мы так и сделали с ней. Это было как раз в то время, когда встал вопрос об установке памятника на могиле Бобкова. Сейчас, оглядываясь назад,  еще больше понимаешь, как для нее была важна эта поездка, к которой она готовилась, наверное, давно.
Месяц спустя, в начале октября 1999-го, в гости опять приехал Юрий Яковлевич. Ольга Витальевна очень обрадовалась его приезду, и мы договорились встретиться у нее дома. 9 октября состоялась,  как оказалось, наша последняя совместная встреча.
- Хочу вам, Саша,  сделать небольшой подарок, - сказала она и подарила книгу М.М. Одинцова «По Восточной Сибири в геологических партиях» с дарственной надписью.
В то время я уже был студентом. Но я не забывал Ольгу Витальевну и по возможности звонил ей и навещал ее. Однажды я позвонил ей и, как обычно, поздровался:
- Алло, Ольга Витальевна, здравствуйте!
- Здравствуйте,- ответила она,- а кто это говорит?
- Саша Никулин.
- Что-то не пойму,- ответила она, - сейчас подойдет Марина, она все скажет.
Но Марина Дмитриевна сказала мне:
- Если у вас есть возможность, приезжайте сегодня.
Всю дорогу я ехал с тревогой в душе: Ольга Витальевна говорила тяжело, с усилием, это так не походило на нее.
Придя к ней, я увидел, что Ольга Витальевна очень сильно сдала. Марина Дмитриевна предложила нам вместе пообедать. Впервые за два года нашего общения Ольга Витальевна говорила тихо и временами задавала мне одни и те же вопросы. Мне стало еще больше тревожно за нее. Хотелось отогнать плохие мысли, сказать себе: все будет нормально.
Мы вышли в коридор, как это бывало много раз. Рядом с нами стояла Марина Дмитриевна. Ольга Витальевна протянула, как всегда, свою руку на прощание. Я посмотрел в ее голубые глаза и, желая как-то рарядить обстановку, сказал:
- Ольга Витальевна, до встречи, я вам позвоню.
Она приветливо улыбнулась мне.
Это была наша последняя встреча…
Следующую неделю я все время думал о ней. Решил, что, когда настанет суббота, позвоню ей после занятий.
Однако 16 декабря, когда я пришел домой, мама сообщила мне  весть:
- Саша, сегодня звонила нам Марина Дмитриевна Одинцова, просила тебе передать, что Ольга Витальевна скончалась  13 декабря, а завтра, 17-го, будут похороны из ее дома.
…На улице очень зябко. Люди пытаются согреться в своих шубах, пуховиках…
Однокомнатная квартира Ольги Витальевны в этот день была открытой: родня, соседи, друзья, ученики, коллеги ее и ее мужа пришли проститься с ней, сказать слова Памяти о добром, умном, честном человеке.
Ее похоронили  возле сестры на Березовском кладбище.
В 2000 году Юрий Яковлевич и я поехали к ней на кладбище.  К сожалению, это была наша единственная поездка с ним на могилу Ольги Витальевны: спустя 4 года не стало и его. И теперь, когда я приезжаю туда, я словно возвращаюсь мысленно к тем необыкновенным годам, когда мне довелось общаться, делиться сокровенными мыслями с ней. Когда находишь человека с общими интересами, взглядами, он становится тебе близким по духу. Он становится просто частью твоей жизни. И отсутствие общения с ним становится каким-то провалом в твоей жизни.