Роман Последняя война, разделы 43, 44

                ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА

                роман


                Павел Облаков-Григоренко



                43

           Майор помог Сафонову, подхватив того под руки, подняться, сокрушённо качая головой, будто это не он, а кто-то другой, только что с видимым удовольствием резал его носком сапога под дых, усадил на табурет.
           - Вот так, вот так... Ну а теперь что скажете? Вспомнили?
           Сафонов, всё ещё с трудом силой воли удерживая перед собой падающие куда-то стены и потолок, затравленно глядя на удивительно спокойного, загадочно улыбающегося майора, упрямо затряс головой. И снова он просмотрел удар: на всю комнату зазвенела жгучая затрещина, голова его взад-вперёд съездила, вскричали, хрустнули шейные позвонки. Ему захотелось сползти с табурета на пол, лечь, накрыв голову руками, лежать, ни о чём не думать... Но, опасаясь тяжёлых, тупоносых майоровых сапог, не стал.
             - Вы же, капитан, прекрасно знаете, что необходимые нам показания мы из вас так или иначе выбьем, у нас здесь система отлаженная. Поймите, дорогой мой, даже если вы ни в чём не виноваты, мы не можем вас оставить без наказания, это будет с нашей стороны брак, а брака в нашей работе мы не допускаем, объяснять это вам нет ни малейшей необходимости. Так что... уж лучше начать отсидку с целыми рёбрами, чем с напрочь переломанными - недолго в наших жёстких, мягко сказать, тюремных условиях с такими протянете, уверяю вас... А на крайнем севере рабочие руки ох как нужны - стране нужны руда, лес...
            - Отсидку?- натянуто улыбнулся капитан, морщась от боли в разбитой губе.- Да тут на вышку только так набегает... Что ты мне туфту, майор, грузишь?
            - Повторяю: чистосердечно раскаетесь - выйдет смягчение приговора,- серьёзно заявил Протасов.- А то и вообще, гляди, помилуют, только потом отработать прощение, разумеется, придётся тяжким трудом на благо родины... Ведь вы же не сами фашистам служить вызвались,- вкрадчиво зазвучал голос майора.- Так? Не по собственной воле? Били, пытали вас, короче - заставили... Вон, руку повредили...
            Сафонов, тряся плечами, стал тихо, затем всё громче хохотать, худое горло задрал в потолок, слёзы хлынули у него по щекам. Майор, недовольно прозвенев у окна графином, принёс ему стакан воды. Сафонов, дёргая кадыком, обливая шею и грудь, жадно выпил. Глотая слёзы, сотрясая грудью, сидел, в какую-то точку в полу уставился. Вспомнил, как сам совсем ещё недавно точно такие же слова в своих кабинетах пафосно произносил.
        - Вам и таким, как вы, высшие силы не простят издевательств над ни в чём неповинными людьми,- неожиданно для себя низким, твёрдым голосом произнёс капитан.- Вы сначала - уверяю вас - сами попадёте в ужасающие условия, чтобы на своей шкуре испытать, то, что других заставляли испытывать, а затем, если не раскаетесь, попросту будете стёрты, уничтожены... Так природа сохраняет баланс сил...
           - Что?- высоко, вдруг испуганно воскликнул майор, платок выронил из рук.- Что за чушь вы там несёте?
          - Чушь?- поднял на него пылающие протестом, ликующие глаза Сафонов.- О нет, уверяю вас, это далеко не чушь... Впрочем, что я вам тут объясняю, всё равно вы ни х... ничего в жизни не понимаете...
           Сафонов, ахнув, почувствовал, как ему, вздёрнутому за шиворот вверх, глубоко под дых входит квадратный чугунный кулак,- ему показалось, что внутри у него лопнула самая важная жила, надёжно от всех жизненных невзгод и перипетий за семью замками спрятанная и теперь, наконец, обнаруженная и уничтоженная... Он, чувствуя, что умирает, забился, заизвивался, беззвучно открывая рот, и... вдруг ничего перед ним уже не было - всё остановилось, перестало течь, умерло...
           И снова он увидел ярко, как взрыв, вспыхнувшие перед ним изумрудные поляны, Звягинцева и Фрумера, стоящих по колено в высокой, колышащейся под ветром траве, и снова, приветливо помахав, они беззвучно к нему подплыли. На этот раз оба были чрезвычайно серьёзны, взволнованны. "Вы правильно перевели разговор на тему вечного,- первым начал Звягинцев, беря капитана под локоть и начиная вместе с ним куда-то двигаться.- Однако, на испуг сразу брать не надо было - зачем? Страх убивает в человеке человеческое, вызывает необузданную агрессию..." "Я что - умер?"- весь дрожа, поспешно о самом важном для себя спросил Сафонов, игнорируя прозвучавшее к нему обращение. Звягинцев приобнял его за плечи, они остановились; лицо комполка было теперь улыбающееся, светлое, он отрицательно покачал головой. "Сделайте ему комплимент, скажите, что вы восхищаетесь его методами дознания; не надо, не спорьте с ним, это сейчас лишнее... Прощайте, я верю, у вас всё получится!.." К ним подошёл Фрумер, крепко, не по-стариковски капитану руку пожал, прямо и требовательно, со скрытой намеренно нежностью в глаза ему смотрел. Оба они, Фрумер и Звягинцев, стали медленно удаляться, исчезать, помахивая недоумевающему, раздосадованному, жаждущему услышать что-то большее Сафонову, пока громадное и крутящееся солнце у них за спиной, брызгающее ослепительными брызгами света, не поглотило их, и он не остался один. Затем и его стало куда-то, в какую-то бездонную трубу увлекать,- сначала он, потрясённый и восхищённый вновь явившимися ему райскими зеленью травы и голубизной неба, окружившими его глубоким, неземным покоем, сопротивлялся, хватался ладонями за обжигающие его стебли травы, желая навсегда остаться здесь, в победно на всю вселенную звенящем раю, ещё и ещё слышать его звучание, но его, качнув, бросило сначала влево, потом вправо, сбило с ног, и, размахивая руками и ногами, он покатился, понёсся наверх, в обливающий его ветром, вверх дном вставший колодец...
          Он пришёл в себя, лёжа навзничь, раскидав широко руки, на полу; приподнял тяжёлую, разламывающуюся на части голову. Показалось, вся комната вертится над ним, и, правда, куда-то падает, его стало тошнить. Рядом с ним, прямо возле самого его лба, с грохотом суетливо танцевали блестевшие носки и раструбы сапог, в лицо ему, шипя, ошеломив его, ударила холодная струя воды из ведра, заставив его подняться на локти, закашлять.
        - Пегеусег-гдствовали, чёгт вас подег-ги, майог-г,- услышал над собой незнакомый испуганный голос-дискант.- Говогил вам: поаккугатнее! Вашими кулаками на заводе металл ковать надо, а не ... тонкую, филиг-ганную г-габоту исполнять, нужные показания из подследственных выбивать... Молотобоец!
      - Да пришёл в себя, товарищ полковник, уже пришёл... Говорил же вам, Исраэль Моисеевич - заговорит, запоёт у меня, как миленький! Ну переусердствовал чуток, с кем не бывает? Оклимается!- теперь Протасов говорил, и ни капли сожаления о содеянном или раскаяния в его голосе Сафонов не услышал, и это возмутило, взбесило  его.
            - Водички в лицо ему плесните ещё газок, вот так... Он нам нужен, майо-г, ох как нужен! Возможно, в нём, в этом человеке, бывшем капитане, спгятан ключ к г-газгадке всей опегативной иг-гы нашего пготивника...
            Это снова небрежно брошенное словечко -"бывшем"- потрясло Сафонова до самого основания, он был окончательно раздавлен, уничтожен им, он вдруг осознал, что всё в его жизни решительным образом изменилось теперь, что он действительно теперь - никто, что прошлое, в котором он был блестящим, успешным офицером, безвозвратно ушло, и что ему теперь изо всех сил придётся доказывать не только то, что он военный, капитан, не только - что он честный человек и не трус, но что он человек вообще, а не полный ноль, бесправное животное, скот,  с которым могут поступить его новые хозяева, как заблагорассудиться им - хоть на бойню отправить его прямо сейчас... Встряхнув головой, отогнав  с глаз мутную пелену, приподнявшись на локтях, он разглядел над собой двоих - Протасова и незнакомого ему полковника с бордовым озером ромбов на петлицах - низенького, в сверкнувшем на носу пенсне, с полоской усов под маленьким, игриво взброшенном кверху носу.
           - Встава-ай, мил человек,- принялся Протасов тянуть за подмышки его.- Вот так, вот так... Что это ты разлёгся? Ну упал, ну ударился - чего лежать-то, людей пугать? Нельзя так, некрасиво это...
          Полковник, ещё минуту пофыркав, попив водички из графина, ушёл. Протасов молчаливо проводил того взглядом. И снова они остались вдвоём - капитан и следователь - и снова между ними потекла игра, призом за которую должна была стать его, Сафонова, жизнь...
            Майор долго молчал, курил, прохаживался, скрипя паркетом, по комнате, искоса поглядывал на Сафонова.
           - Что это вы там про жизнь, про смерть говорили? Повторить можете?- повернулся, и на лице его лежала острая, поначалу напугавшая капитана своей резкой переменой маска какого-то изысканного, утончённого внимания, это был фактически совершенно другой человек, с другим совершенно лицом - добрее, понятливее, проницательнее.
           Сафонову всё время казалось, что он сейчас с табурета на пол сползёт, с трудом удерживал туловище в вертикальном положении, стены по-прежнему плыли, вертелись вокруг него, какую-то странную игру в догонялки затеяли. Он долго растирал пальцами веки, лицо, боясь открыть глаза, снова увидеть, как такой радостно волнующий, привычный ему мир снова превратился в нечто страшное, непотребное, мучающее его, никак снова в нормальное своё состояние возвращаться не желал. Ему хотелось засыпать майора жалобами и упрёками, обругать последними словами того, осыпать страшными проклятиями, возможно - с кулаками на него наброситься... "А, может, к чёрту, действительно зла не таить?- думал, видя, как и под зажмуренными накрепко веками жёлто-оранжевый тошнотворный пожар танцует, тянет его, вовлекает в себя.- Простить, и правда, похвалить за его профессионально бульдожью хватку, за чёткое служение делу, им избранному... Что - сделать комплимент этому битюгу, костолому, рукосую?- испытывал в груди такое брезгливое чувство, такое отвращение, что желудок его ещё сильней начало выворачивать.-  Нет уж - лучше молчать в тряпочку, лучше притворяться, что я деморализован, разбит... Пусть всё идёт, как идёт, авось что-нибудь толковое из этого получится..."
          - Скажите,- сам начал Протасов, стоя от него в отдалении, тоже с нескрываемыми негодованием и брезгливостью сверкая глазами в него.- А вы что - сам такой чистенький, незамаранный? Вы что же - целовались там у себя с подследственными? Насколько мне известно, послужной список ваш - мы звонили, интересовались уже - весьма обширен, вы там с подследственными, с людьми, если провокаторов, предателей и шпионов можно так назвать, особо не церемонились... и правильно делали, скажу я вам!.. Вот вы - почему работу эту выбрали? Карьера? Власть? Или, может быть, вас в ней интересовала возможность, так сказать, поправить своё материальное положение? Впрочем, можете не отвечать, всё равно правду вы мне не скажете... А я вот, представьте, сознательно эту свою тяжёлую, страшную работу выполняю, так сказать - по убеждению, ибо я в отличие от вас знаю, что прямо здесь, вот в этой комнате та незримая граница между добром и злом проходит, которую всеми силами нужно защищать, и если этого не делать, то весь наш привычный мир с его магазинами, сытными завтраками и обедами, с уютными квартирами и счастливыми, смеющимися в них семьями в тартарары посыпится, и я его, этот сверхважный рубеж, защищаю, вот и всё... Россию, родину свою, дорогой мой, все мы в итоге защищаем, как можем, всеми нашими силами - одни хлеб в пекарне пекут, другие чисто улицы убирают, третьи в белых халатах лечат нас, те - расщепляют атомы, ну а мы - а мы уж здесь... тоже кое-что полезное делаем, а, быть может, и самое для общего блага полезное. Если бы не Россия, не русские мужики и бабы, то все в мире, жаждая передела его, давно передрались бы, уверяю вас, вот в чём её, России, великая миссия - не дать миру в тартарары скатиться, и тут если раз-другой под дых зарвавшемуся хапуге дашь - не произойдёт ничего страшного... Правильно - у пейсатых своё, у просвещённой, с позволения сказать, Европы - своё, тоже что-то очень значительное и даже интересное, а мы, русские, пожалуй, самую тяжёлую ношу тащим на себе, самое важное на свете дело делаем - всех разводим непредвзятыми любовью и щедростью своей, великим самопожертвованием - как, впрочем, некий молодой человек в Палестине нас и учил - вот за это-то и ненавидят нас наши недруги, за то что их кровавой вакханалии не даём разгуляться... Цену, правда, русский народ за это платит великую, ну да ничего - выстоим, как и всегда с честью и достоинством выстаивали, не за благодарность, разумеется, которую нам никто никогда так и не выскажет, а за совесть и честь...
           Сафонов был потрясён, услышав из уст Протасова подобное, он не мог поверить своим ушам, головой даже встряхнул, стараясь отогнать от себя наваждение; настороженно примолк. Такого поворота событий  он совершенно не ожидал.


                44

            - Всё - чепуха,- продолжал резать майор, глядя чуть насмешливо в упор на Сафонова,- коммунизм этот, лозунги, революции, вся эта кровавая каша лишь с одной целью была заварена - Россию с ног свалить, на части её разорвать, по тем именно причинам, что я назвал вам, всегда они этого хотели, зарвавшиеся хапуги и параноики, и особенно сейчас хотят, из природной жадности своей неистребимой, руки прямо у них чешутся, - вот против чего наш русский народ - может быть большей частью неосознанно - борьбу ведёт - против того, чтобы жадность и алчность на свете бал правили,-  борется, неся на своих плечах целый сонм мироедов и прихлебателей, вцепившихся в него мёртвой хваткой... Проиграть в этой борьбе Россия не может, о нет! - тогда проиграет весь мир... - Протасов помолчал мгновение, прошёлся перед удивлённым, потрясённым Сафоновым, до рези в глазах всматривающимся в лицо того.- Вот они, всемирные благодетели, хотели свалить Россию, а посадили сдуру у власти тех - и здесь, в России, и в Германии чуть позже уже, тех, кто для них же прямой угрозой и оказался, какой яркий получился мировой пожар, в их же доме и запылало прежде всего!.. Ведь вот какой здесь закон интересный: не желай ближнему зла, нет - не желай... Коммунизм, социализм, говорю я вам,- чепуха! (Протасов коротко оглянулся на дверь)-  схватка народов идёт по всему человеческому фронту за жизненное пространство, за территорию... Эти по крайней мере, фашисты, не так лицемерны, как другие некоторые, у них всё предельно ясно: забрать, захватить, уничтожить, с ними - и бороться поэтому легче: враг очень хорошо виден, вот он бежит - стреляй! Его, этого врага, и победить поэтому сравнительно легко. У либералов же заморских, хитрых бестий, всё иначе,  посложнее, позапутаннее будет, но дальняя цель - всё та же, вот она: интересы своего кармана прежде всего, а остальное, остальные, хоть под землю провались; они ведь, эти высокообразованные господа, при всех своих правильных словах тоже за свои кровные интересы сражаются - лишний жирный кусок отвоевать, только скрытно делают это; под лозунгами единства, братства, справедливости, равенства - они протаскивают всё тот же обыкновенный фашизм, что-то на двести процентов своекорыстное, а другим они - зазевавшимся, им по простоте душевной поверившим - развращая их, прививая им распущенность и тягу к необузданному потребительтву - фактически желают рабства, погибели... Уберите фетиш, большевизм, и вы увидите за фасадом кумачёвых знамён и громких лозунгов всё то же великое противостояние могучему и коварному центру силы - Западу... А теперь представьте, что всеобщий возмутитель спокойствия Советский Союз тут вовсе не при чём, что это - сопротивление произволу, нарицательно говоря, Запада, укоренившегося именно на западе денежного, воровского по сути, капитала, - есть чисто русское явление, чисто русское ядро, русский дух, русская идея, чисто другой взгляд на общемировые вещи - как жить - на справедливость в конце концов, которая вообще перестаёт быть таковой, если подаётся с позиции сильного, с позиции захватчика, коим сильный в нашем "общечеловеческом" мире, как правило, очень быстро становится. Сначала пламенно говорят о равенстве и братстве, а потом, когда, поверив этой сентенции, люди постепенно теряют бдительность - нож в спину вонзают им; так ещё со времён Великой - так называемой, ими называемой, великой - Французской  революции повелось, тоже, замечу, кем-то очень умело и - очень кроваво в своих интересах проведенной... А сколько мутной пены в русской революции было, сколько в ней отзвучало и звучит ещё страшных трагедий? Кто только не решал свои проблемы и проблемки за наш русский счёт! Вы думаете, они не знали, что творят, эти чёрно-огненные бородачи без роду и племени, откормленные и вышколенные в своих европах и америках, одетые в добротные сюртуки и кожаные куртки, с красными лоскутками на отворотах, когда в задраенных наглухо немецких вагонах к нам ехали? Не понимали, что на целый народ замахнулись, на его будущность? И самое дьявольское в их планах было то, что руками самого же народа уничтожить его хотели, а затем и к другим ничего не ведающим народам подступить! О, они прекрасно знали, что в недрах русского народа, во внутренностях его, в тёплых кишках, как паразиты, смогут выжить и - выжили!.. Они, эти большие умники, и сейчас во всех точках роста, как болезнь, засели и - гасят, гасят стремление людей стать хозяевами своей судьбы, и ох как умело они это делают, сознательно делают! Докажут вам в цветах и красках, что ничего, никакой несправедливости тут и в помине нет, что вы только по закону старшинства заслуживаете быть вторым, вторыми, а, следовательно, -  эксплуатируемыми, стёртыми, уничтоженными... Гасят ваше стремление к свободе, к независимости, а сами при этом заняли самые сладкие, самые доходные места, только и дающие наибольшую свободу  действий и - плодятся, плодятся, как бактерии, потому что, видите ли, где-то там в их священных скрижалях, ими же самими и написанных, придуманных - одних, вторых, третьих, десятых - сказано, что они, и правда,- лучшие, самые светлые, самые талантливые, что будет их поэтому, как звёзд на небе, как в пустыне песка, и больше ещё - немеряно, а мы все другие на убыль пойдём, что в этой связи всё, нашим с вами непосильным трудом созданное - только для них и уготовано, только в их лапы волосатые и попадёт, полное право они по законам своим, ими же, повторю, и состряпанным, имеют у нас всё это отобрать и пользоваться им во благо себе... Дудки им мы на убыль пойдём, не дождутся этого!..- Протасов соорудил жирную фигу и сунул её в окно.- И нас с вами, единственно, чтобы перессорить между собой, этому научили - насилию; то есть нас-то и учить этому особо не надо было, нас - русских чокнутых мистиков и невростеников, только чуть-чуть плечом подтолкни - а дальше мы уже сами так расстараемся - щепки только полетят... Помните, у Пушкина: беспощаден и кровав русский бунт... Окружили себя холуями и отщепенцами, а те в свою очередь - себя рангом поменьше, вот, глядите, и сложилась некая система, но разве хоть издали на социализм похожая?... Ничего, самое страшное уже позади, теперь мы свою маленькую революцию внутри революции большой сделали, теперь после того странного лихого времени - конец тридцатых, помните? Разумеется, помните... - пусть неуклюже, пусть со многими досадными перегибами и промахами, но почти повсеместно уничтожены те, кто желал смерти России сильнее всего, теперь сам русский народ берёт свою судьбу в свои руки, ещё каких-то десять-пятнадцать лет... Пусть ещё много грязной работы предстоит, много крови ещё прольётся, но теперь Россия не умрёт, выстоит... О, как они повсюду взвыли в том тридцать седьмом достопамятном: "террор, насилие! Караул!"... А что же раньше - спросим - пять, десять, пятнадцать лет до этого, когда они, эти крикуны, были наверху, заправляли всей русской жизнью, решали, кому жить, а кому умереть из нас, вытравляли своими маузерами и наганами из нас нашего русского безропотного Бога, когда они истинный, первоначальный террор творили,- почему же тогда все стыдливо молчали? Правильно - ворон ворону глаз не выклюет... Творили чудовищный произвол, всю страну под себя чистили, а теперь, когда карающий меч неотвратимо в их сторону двинулся - гляди-ка, вопят, возмущаются!.. Нас, патриотов, часто обвиняют в невежестве, в жестокостях; что ж, правильно - лес рубят щепки летят: выпрямлять надо то, что раньше другие накуролесили; к тому же оставшийся у нас в распоряжении человеческий материал пока оставляет желать лучшего, всё самое достойное-то было сожжено пламенем революции, слишком многие к тому же теперь заражены порочной идеей "коммунистического делания" - идеологической пустышкой, зашоривающей обычное человеческое зрение; мало прочистить людям мозги, чтобы они на жизнь снова стали смотреть своими собственными глазами, мало снова прийти к состоянию общества, которое мы имели до революции, когда разделение труда, даже кажущееся на первый взгляд несправедливым, в нём слагалось естественным путём (хотя даже к нему прийти будет чрезвычайно трудно, ибо этот процесс складывания происходил веками - а у нас в распоряжении годы, в лучшем случае десятилетия, трудолюбия же человека не вздёрнуть никакими декретами, никакими курсами повышения квалификации) - а нужно непременно строить новую, реально более справедливую жизнь, когда каждому нужно будет вытравить из своей души состояние мелкого хапуги и хозяйчика, барина - "только" и всего! Что ждёт нас впереди, что получится из нашей затеи коренным образом переустроить русскую жизнь, очистить её и от исторического мусора, и от чуждых ей по духу идей - сие никому не ведомо, возможно, мы потерпим в нашей борьбе поражение, слишком велики силы, противостоящие нам, эти идеи нам навязывающие, слишком много ошибок нашими предшественниками сделано, но это будет поражение лишь первого, подготовительного, так сказать, этапа, за ним неизбежно последуют и другие, наверняка более успешные действия с нашей стороны, ибо ничто, никакая сила,  не может удержать людей в их стремлении более совершенным образом устроить свою жизнь... Там у них, с той стороны, я имею в виду - у либеральных крикунов и выскочек, тоже ведь имеется своя жестокость, но жестокость необычная, особенная, менее на первый беглый взгляд заметная, но всё так же против всех несогласных с ними направленная, не сконцентрированная в одних руках, как у нас, в виде разящего меча партии против старого и отжившего, а рассыпанная повсюду, по всем их фирмам и фирмочкам, по всем учреждениям, полицейским участкам, редакциям, издательствам и парламентам, но от этого отнюдь не менее грязная и варварская, крепко держащий каждого - каждого! - за отворот рубахи, но направленная не на внедрение нового, более справедливого с человеческой точки зрения способа хозяйствования, а за всемерное сохранение старого, в котором лидирующая роль - у них. У нас, повторяю, попросту забыли уже, как это работать на жирненького хозяйчика, когда в любой момент могут выбросить, как собаку, на улицу, унизить, оплевать, а заступничества попросить будет не у кого. Лжи, насилия столько повсюду издревле рассыпано у них, так велика общая масса зла, что даже мы, с нашими свежеиспечёнными доктринами классовой борьбы и пролетарской диктатуры, ни в какое сравнение с ними не идём, того и гляди они нас со всеми нашими потрохами слопают... Россия - это ось, цемент Евразии, и люди во всех уголках света уже знают или по крайней мере -  догадываются, что у неё и только у неё можно и нужно просить себе заступничества, ибо она не потребует взамен ему ничего, разве только доброго к себе расположения,- у неё изначально уже есть всё ей для счастья необходимое; к ней, к её великой и щедрой душе обращают все взоры свои; она есть - есть, остаётся и закваска нового, более справедливого мира, без обмана и насилия, и вот именно этого - её честности, её добра - старые хозяева жизни и боятся больше всего... Какое бы образование не стало на место России,  как бы оно не назвало себя,- неизбежно, как смена дня и ночи, оно будет выполнять её великую функцию заступницы всех страждущих, в этом бескорыстном заступничестве и есть смысл её, России, существования и - главная цель; ведь не выпрашивали же никогда русские привилегий себе - сами, своим горбом всё своё богатство нажили, ведь не метрополия же Россия по европейским понятиям: сколько героев её - выходцы с её так называемых национальных окраин, которые, окраины эти, всегда жили, если не лучше коренных русских губерний, то во всяком случае не хуже их? Что же здесь плохого? Где же здесь беспощадная, кровавая империя? Рухни она, Россия, и рухнет вся цивилизация, все грабить на большую дорогу отправятся, и сколько времени пройдёт, прежде чем на её месте действительно что-то путное, пусть хоть издали на неё похожее образуется, сколько жестоких страстей будет разыграно, сколько крови прольётся людской, и образуется ли вообще что-то на месте её, или человечество в итоге её гибели перессорится и убьёт себя в попытках отвоевать себе это настоящее сердце Земли? Нет! Держаться надо, вооружиться идеей не коммунизма- да-да - ибо коммунизм, равенство среди рождённых быть неравными - это мираж, фикция; не богоизбранности, ибо все, каждый по-своему, Богом избраны, а идеей всеобщей братской любви, которая своим бескорыстием уравнивает всех - и талантливого и вовсе бесталанного, за которой нет ни тени кичливости,- вооружиться ей и - жить дальше, неумолимо воплощая её в действительность, и тогда - увидите: всеобщее благоденствие, рай на планете тотчас воцарствуют... И даже я больше скажу: если Россия не будет сознательно выполнять эту свою, органически ей присущую функцию - функцию любви ко всякому страждущему, ко всякому несправедливо истязаемому, со всеми вытекающими из неё, этой любви, светлыми обязанностями, то она неминуемо распадётся в силу естественных причин - размера, многоконфессионального уклада и тому подобное,- распадётся в силу своей теперь уже полной ненужности...
         Протасов примолк. Возвышаясь над потрясённым, сидящим с открытым ртом Сафоновым, заложив руки за спину, невозмутимо покачивался с пятки на носок.
          - Что, подпортил я вам ваш чистый и непорочный революционный идеал? Ничего, я и сам не очень-то огорчаюсь по сему поводу и вам не советую, революции всегда дело подчинённое чему-то более значительному и важному...
          Сафонову хотелось спорить, возражать, но ему вспомнились каменные кулаки следователя, и он благоразумно промолчал, только качнул головой сначала из стороны в сторону, затем же - вверх-вниз, как бы в итоге соглашаясь; с трудом проглотил  пересохшим горлом слюну.         
           - А ведь в этом, я думаю, и есть истинная, а не мнимая, революция - учиться любить, чистой любви дорогу на земле проторять, или ошибаюсь я?.. (Опять одобрительный взмах головой ошарашенного Сафонова под острым, пронзительным взглядом майора) Что ж, значит, надо так было, чтобы большевики власть в стране схапали, в противном случае враги Россию бы раздавили в два счёта с её слабонервными, нерешительными, едва народившимися либеральными силами, либеральчиками, готовыми целоваться со всяким встречным-поперечным, нужны были резкие, кардинальные меры, которые бы показали остальному миру, что Россия - пусть хотя бы в таком кровожадном, свирепом, придавленном виде - но жива, существует, действует... Эх, слишком отстала, устала матушка, много на свои плечи задач взвалила, отсюда и непомерные наши российские проблемы все; увлекалась большим, а малое проглядела, а это-то малое - сословное неравенство - и стало самым острым, самым главным вопросом, расшатавшим её: кто же это потерпит, чтобы одни люди по закону были выше других? Не-ет, тут любому немедленно, прямо с плеча рубить обидчиков захочется! Вот и воспользовались вопиющим русским противоречием лиходеи и проходимцы разных мастей, залили кровью всю Россию... И ведь не такая, как все, лучше, чище других, возвышенней, а клюют её со всех сторон, как худшую, как прокажённую, чёрные вороны... Вот где истинная война идёт, Сафонов,- нации, народы, цивилизации, а не - коммунизм какой-то, капитализм - детские салочки; выпихивание одного народа другим, самое хищническое, самое страшное, что только есть у нас, у людей, у животных такого зверства, истязания ближнего нет, а у нас - есть... Русские в этой связи не жесточе, чем другие - нет, не мучайтесь, ведь мы, русские, всегда только отвечаем, сдачи даём, значит, и вины на нас никакой нет, первые - нет, не мы, не мы все эти страшные кровавые каши завариваем, нас в них по нашей простоте душевной умело втягивают, развращают, извращают, как несовершеннолетних, не созревших ещё противостоять искушению,- извращают, а потом насилуют... Да, утверждаю я, нужна была железная, диктаторская рука, и она явилась в лице большевиков-русоненавистников (меньшевиков, эсэров, бундовцев или кто там ещё - не важно)... Жертвы от их преступлений понесены колоссальные, но именно такой страшной ценой и произошло спасение - вот парадокс какой, неумолимая логика вещей так распорядилась, что губители России стали её же спасителями,- спасая себя, свои поганые шкуры, они спасали страну - если бы не такой поворот вещей, она бы, родимая, не выстояла, нет, уверяю вас! Разорвали бы её в клочья международные радетели-завистники, всегда топтавшиеся с ножами и топорами у неё за спиной...
         Протасов возле окна раскурил папиросу, окутался синим платком дыма, глубочайше несколько раз затянулся. Простучав по паркету каблуками сапог, протянул пачку Сафонову, чиркнул у того под носом спичкой.
          - Видите, на каком глубинном, непостижимом уровне судьба великой России решается... Только не думайте, что русский - это национальность, белокурость и голубоглазость, курносость - совсем нет, этого добра во всякой нации хватает; это - особый дух, дух покорителя человечества не мечом, но - любовью, терпением, трудолюбием, и носителем его может стать любой, хоть мавр, если он на Бога и на весь остальной мир взглянет отсюда, с этой точки земли, где солнце никогда не заходит... Выбирайте, что вам больше подходит - Россия, да - невыразимо страдающая, но постепенно поднимающаяся, выпрямляющаяся, потерявшая какую-то значительную, лучшую часть людей, или Россия... без России?... Ничего, бабы наши детей снова нарожают, мы, мужики, им в этом маленько подсобим...
           Протасов, резко сняв с белого, бледного лица улыбку, на носках бесшумно подплыл к двери, резко её распахнув, выглянул в налитый жёлтым кефиром тоннель коридора, тихо сложив створки за спиной, отчалил, снова оказался возле подавленно притихшего Сафонова.
          -  И Сталина,- сказал, понизив голос, склонившись над самой его головой, и капитан, близко увидев его глаза, полные желчи и затаённого страдания и одновременно - ликующие, стал, ахнув, проваливаться, падать в их бурлящую глубину,- Сталина,- холодно повторил майор,- с его буквально патологическими подозрительностью и ревностью, кровожадностью - вполне, подчеркну, ординарными чертами восточного характера - пожалуй, особо винить ни в чём и нельзя - ни в политических репрессиях, ни в любом другом по его указке чинимом насилии, уверяю вас,- он попросту выбран, ослеплён властью вследствие этого, его - заставляют, толкают действовать так, а не иначе, неумолимые обстоятельства, как бы автоматически включая скрытые жестокие струны его характера, то есть, говоря другими словами, некие могущественные силы, витающие над всеми нами и нами повелевающие,- закручивать и закручивать гайки, сбивать и сбивать из того, что осталось после семнадцатого года каркас для новой, без сомнения ещё более могущественной России, сам его приход к власти посреди разброда и хаоса, царящих в стране, был вполне закономерным явлением; как раз именно такого типа деспот - новоявленный Иван Грозный - ей в наш страшный период лихолетья и требовался и всё ещё долго будет требоваться, он и сам, мне кажется, не до конца понимает всю истинную подоплёку вещей, не говоря уже о вылепленном его же неутомимыми стараниями его кремлёвском шутовском окружении, готовом в порыве раболепия и священного ужаса сапоги ему лизать; конечно, им там не видно ни черта, они там с головой заняты интригами и взаимными кознями, выживанием, а вот нам, проницательным людям с самого низа общества всё это, закономерности все, очень хорошо заметно... Он, Сталин, попросту яростно, очень талантливо борется за личную власть, разгребает головы именно так, как свирепые тираны с уголовным складом характера и с восточной кровью в жилах это и умеют делать - оставляя всех других далеко позади себя, но на самом деле он и явился всем нам тем великим спасителем, могучим диктатором каким в своё время не смогли стать ни Корнилов, ни Юденич, ни Колчак ни кто-либо другой с противоположного белого берега, да и с этого, красного, революционного, берега тоже... Вот и удержал, низкий поклон за это ему, в своих железных лапах Россию; уверяю вас: под его водительством нам уже в ближайшие десять лет суждено будет в первую двойку самых великих держав мира войти, вот только бы его лакействующие, мало что в политической чехарде понимающие приемники ничего из им созданного не разбазарили, очень неспокойно на этот счёт сердце моё, как раз - потом ох как нужно будет подхватить начатое им, когда неизбежно одряхлеет он, не упустить разбег, взятый под его железным водительством, потом - ещё больше всё будет решаться, когда жупел псевдокоммунизма неизбежно рухнет, вот тогда Россия истинно Россией должна будет стать, упустят - всё, из пучины хаоса уже будет не выбраться, сожрёт нас хищное да лживое либерально-фашистское окружение, "вечный революционер" сожрёт, да-а...
            Протасов снова бесшумно подплыл к двери, бесшумно отворил её, выглянул в коридор.
           - Вот, говорят, что он, наш свирепый усач, в предвоенные годы слегка переусердствовал, фактически оставив Красную Армию без головы, что, мол, сказалось это как на общей боеспособности наших войск, так и конкретно на наших нынешних временных, разумеется, тяжёлых поражениях; но и здесь, уверяю вас, без определённого положительного эффекта не обошлось, даже эти, на первый взгляд нелепые жертвы имеют под собой твёрдое обоснование: учитывая масштабы всей затеи спасения страны, рухнувшей два с половиной десятка лет назад в самую страшную, самую кровавую в истории человечества революцию (читай: катастрофу), на фоне всё более усиливающегося противостояния с Западом и неизбежного военного столкновения с Германией, выступающей сегодня в роли карающей десницы его - нельзя было рисковать властью, во что бы то ни стало нужно было избавляться от конкурентов на трон,- неизвестно ещё, как бы себя повели - да, многоопытные, да способные и даже талантливые, но - замечу не без сарказма -  совершенно беспринципные и бессовестные, зачерствевшие на убийствах мирных граждан в годы Гражданской войны, склонные к интригам и заговорам высшие военноначальники; останься все они в живых к началу войны - возможно, попросту бы предали вождя, заключив соглашение с Германией или через голову её с Америкой - солдафонам  и карьеристам ведь всё равно, кому служить: чёрту или дьяволу,- и своей мисси, предначертанной судьбой - собирателя и победителя - Сталин бы не выполнил; говорят нити заговора уже плелись, и проницательный вождь попросту первым нанёс упреждающий удар; только в себе самом уверен диктатор, в других - никогда, вот в чём истинная причина тех парадоксальных расправ: этих, самых наглых и самых воинственных, кто бы мог в случае войны составить ему решительную конкуренцию - убрал, тех, кто рангом пониже - пересажал всех, ну а у остальных при имени вождя начиналось, простите меня, самопроизвольное мочеиспускание,- только с таким раскладом можно выиграть эту начавшуюся ужасную войну, когда против нас - все, весь мир, и мы её выиграем, вот увидите... Ничего, Сафонов, воевать мы и без революционных красных маршалов научимся - жизнь нас научит - погоним немца так, что только пятки его засверкают! Так что,  как видите, милейший, без вмешательства высших сил добра и здесь не обошлось, хотя при беглом, невнимательном рассмотрении данного вопроса кажется, что здесь одни голые произвол и головотяпство, одна вопиющая, ни на мгновение не прекращающаяся дьявольщина; к тому же - жалеть отравителей химическими газами русских крестьян и рабочих, восставших в Гражданскую против засилья кровавой комиссарщины как-то язык не поворачивается... Итак - сегодня у него нет конкурентов на политическом Олимпе, что создаёт крепкие предпосылки к ещё большим с его, Сталина, стороны единовластию... Ха! Репрессий его испугались? Растаяли, как кисейные барышни; о свободе, о совести, о чести затараторили? Рано плачете! Смею вас уверить, ещё не то будет - слишком много трудных задач стоит перед Россией, и нужно же их все до одной выполнить!.. А не подлазьте, говорят вам, под горячую руку, под гранитные жернова истории, не ёрничайте, не будьте слишком большими умниками, занимайтесь непосредственно своими маленькими делами - из маленьких дел ведь все большие дела строятся!- относитесь ко всему вокруг вас происходящему с пониманием, и вас никто не тронет, сами ангелы небесные станут вашими заступниками; хотя, конечно, всё это - жить в эпоху глобальных перемен - наука архитрудная, все так и лезут наверх, все так и воображают себя большими мыслителями, а потом - ха! - головы их светлые и со страшным грохотом с плеч на эшафот катятся... Идея социализма в этой связи - согласитесь - в условиях нашего нынешнего ужасного существования - выглядит какой-то нелепой фантасмагорией, чистейшей утопией; оставим вообще все эти высокоумные, но по сути весьма поверхностные "измы" на совести седовласого бородача Маркса и всех его восторженных почитателей и продолжателей: нельзя, право, этот строй идиллических равенства и справедливости даже в весьма далёкой перспективе иметь, когда в стране, как ни называй её, происходит чёрт знает что - настоящий разгул насилия, и природа, как гигантский инкубатор, по только одной ей ведомым причинам одного за другим рождает отпетых негодяев и мошенников и целыми пачками выбрасывает их на самый верх, во власть, когда в том числе и из-за этого война и внутри и вовне общества кипит, когда на повестке дня - одно голое выживание; тут нечто другое, из другой совсем оперы, тут - жестокая борьба идёт за кусок хлеба, за территорию, за то, каким человеку вообще быть - свирепым полуживотным хищником, по какой-то нелепой случайности одетым в костюм-тройку, в штиблеты и котелок, или - человеком истинным, милосердным и всепрощающим... Россия возродится без всех этих нелепых "измов", без всяких унизительных подачек со стороны, вот увидите; вот ради этого мы, истинные патриоты её, и работаем...Труд и знание, Сафонов, труд и знание! Вот что сделает Россию по-настоящему сильной и непотопляемой, этот лозунг я бы на всех штандартах её написал!.. Вообще, скажу я, - все большие дела на свете в эпоху перемен решаются отнюдь не демократическими и тем более не социалистическими методами, и это - увы - закон, все, кто утверждает обратное, либо болтуны, либо мошенники... А вы как думаете?...- Майор повернул своё разгорячённое разговором, умное лицо к Сафонову.
           Сафонов, покорно сложив руки на коленях, слушал. "Главное - не бьют," - думал он, подёргивая свороченной на бок челюстью.



1999 - 2004