Когда я была маленькой

                Пространства.

Когда я была маленькой,  бабуля возила меня на санках гулять в парк.
Я лежала в санках на животе и смотрела в щели между рейками. Вокруг я ничего не видела, только слышала свист алюминиевых полозьев - то по снегу, то по асфальту. А в щель я видела, как у меня перед глазами  проносится дорога. Иногда я закрывала глаза и понимала, что я просто лечу  с огромной скоростью! Становилось страшновато, так как полетом этим  я не управляла. Полет был сам по себе! И пока мы ехали до парка, я успевала пронестись над неведомыми далями и бездонными Пространствами – и злыми, и добрыми, теми, что иногда снились мне во сне.
   
Все пространства  были черного цвета. Если черный цвет был теплый – это было доброе пространство, если холодный – злое.  Я знала, что в Пространствах происходили события, при этом было понятно, что я не могла знать о них и понимать.  Это как взрослое кино после программы «Время». Я знала, что кино будет, но мне нужно спать, а если я и посмотрю, все равно ничего не пойму.
   
Как-то мне подарили маленькую куколку размером с пальчик. Кукол я не любила и никогда в них добровольно не играла. Но это была куколка-карлик, она изображала человечка неопределенного возраста, похожего на Незнайку, который стал пастухом. На голове у куколки была шапочка с полями. Особо теплых чувств  к  куколке  я не испытывала, кроме ощущения существа в ладошках. На очередную прогулку  я взяла куколку с собой. Теперь мы летели над Пространствами с ней вдвоем. Иногда я открывала глаза, видела на секунду  в ладошках куколку и мелькающий, слепящий снег под санками, тут же закрывала глаза,  и мы летели дальше.
      
По дороге у куколки потерялась шапочка. Я очень расстроилась, но не сказала никому из взрослых. Во-первых, будут ругать, а во-вторых, я знала, что ее теперь никак нельзя найти, ведь она упала в Пространство…


                Третье Парголово и граница миров.

Ранней весной мы с бабулей начинали ездить на дачу. Мы жили в городе Пушкин (Царское Село), а дача находилась на 38 километре Выборгского шоссе. Она и сейчас там находится. Правда бабуля не любила, когда наш домик в садоводстве называли дачей. Она родилась в 1905 году, пережила Революцию и знала, что такое дача. Дачи в СССР имели люди, принадлежность к сословию которых у простых людей симпатии не вызывала. Не любила бабуля, когда говорили, что у неё есть дача.
 
Ехать надо было сначала на электричке до Финляндского вокзала, затем на 261 автобусе до Третьего Парголово, а затем на 439 автобусе до 38 километра Выборгского шоссе.               
       
Собирались мы заранее и очень серьезно. Меня тепло одевали, так как «в Третьем Парголово очень холодно». С собой в сумку бабуля обязательно клала бутылочку с водой - « запить лекарство, если что, а то в Третьем Парголово долго стоять».  Мне с собой брали платок на голову - « потому что в Третьем Парголово будет очень дуть».
       
Третье Парголово для меня было промежуточным Царством между двумя мирами – городским и летним. Я никогда не бывала на даче зимой, а на лето меня всегда увозили из города. Поэтому для меня на даче никогда не было зимы, а в городе никогда не было лета. И я знала, чтобы попасть в летний мир, надо обязательно преодолеть это промежуточное Царство – Третье Парголово. Там всегда было холодно, дул пронизывающий ветер и там никто не жил. Там можно было увидеть только тех людей, которым не хватило места в предыдущем автобусе. Они стояли,  забившись в кирпичную будку и ежились от холода.
      
Наша поездка не представляла собой ничего особенного до тех пор, пока 261 автобус не подъезжал к конечной остановке - Третье Парголово. Для меня было совершенно очевидно, что обычный городской автобус промежуточное Царство пересечь не может. И действительно, как только кондуктор объявляла: «Следующая – конечная – Третье Парголово!», люди в автобусе начинали волноваться, брать вещи в руки и продвигаться к дверям. Меня бабуля готовила заранее - еще до объявления кондуктора голова моя была обвязана платком. Платок я не любила – если крутить головой, он разматывался, и еще, я смутно ощущала, что голова, замотанная платком, некрасиво смотрится со стороны. С чьей стороны, я не углублялась.
Чтобы не оказаться в числе несчастных, кому не хватило места в автобусе, моей задачей было бежать вперед и занимать очередь на 439-й. Его будка была последней. Как только я могла пробраться к дверям, я бежала к заветной будке и из очереди высматривала бабулю. Она подходила, здоровалась со знакомыми, поправляла мне платок и я, наконец,  могла оглядеться в этом промежуточном Царстве.
    
Насколько позволял видеть глаз, простирались поля. Ветер гулял по ним как хотел. Это была граница между мирами. Она и должна была так выглядеть. 261 автобус исчезал, а 439 готовился к поездке. Вдалеке мы видели небольшое коричневое здание, в котором и происходили все приготовления. «Вон наш, через 20 минут поедет,» - говорила бабуля. Я не удивлялась, что она знает, потому что бабуле было очень много лет. «Знаешь, сколько мне лет?» - спрашивала она меня иногда  и сама же отвечала: «Ой-ё-ёй…»

Через какое-то время автобус подходил, очередь поджималась, бабуля пропускала меня вперед и, как могла придерживала напирающих пассажиров. Теперь моей задачей было занять сидячее место для себя и бабули. Иногда это удавалось, но иногда какая-нибудь деловитая тетя на мое: «Здесь занято», говорила: «Ща-а-с!» и плюхалась рядом. Но в любом случае, даже одно место – это было здорово! Мы устраивались у окна, автобус трогался и бабуля покупала разноцветные билетики у кондуктора. Они были не такие как в городе и это тоже  понятно, при пересечении границы миров и билеты должны быть особенными. Я приникала к окошку. Сейчас появится пост ГАИ -  кирпичная полосатая будка с милиционерами, тоже понятно – граница. После будки начинается настоящая дорога – по обеим сторонам дремучий лес, как в книжке «Старик Годовик» с рисунками Конашевича.
    
Заглянуть в этот удивительный лес можно было только на несколько рядов могучих елей, дальше – уютная темнота. Я мечтала оказаться там и заночевать, ведь под елочкой на мягком мхе так хорошо можно устроиться! На видимых пригорках, как рассыпанные белые горошки цвели подснежники. Так хотелось их рассмотреть поближе, но автобус ехал быстро и мне приходилось даже провожать их головой, чтобы горошки превратились в цветы.

Остановок не было, выйти и нарушить границу миров не мог никто.  Тем более что чуть дальше, в Сертолово жили солдаты. На одной стороне дороги у них стояли танки, на другой – антенны. Потом снова тот же удивительный лес и поселок Черная речка. Как я хотела увидеть эту Черную речку! Но нет, там могли выходить из автобуса только жители этой загадочной Черной речки. Они выходили, озабоченно таща сетки с продуктами,  и не понимали своего счастья. А мне, к сожалению, из окна автобуса Черной речки совсем не было видно. 

На этой Черной речке и заканчивалось промежуточное Царство. Потом снова начинался лес, но уже не волшебный из книжки, а обычный, в который мы ходили за грибами. Когда появлялись маленькие домики нашего садоводства, внутри у меня начинала играть музыка, как будто начинались мультики. В волнительном ожидании встречи с летним миром, я пробиралась за бабулей к выходу…
    
Как мы ехали обратно, я никогда не помнила. Даже сейчас не могу вспомнить.


                Колодец

В детстве у меня была любимая игрушка – плюшевый Мишка. Основательно потёртый и с разболтанными лапами. Причем новым я его и  не помнила, наверное, он был мне ровесником - сколько себя знала, столько и его. Был он мне настоящим товарищем, а не какой-то там куклой для игры в «дочки – матери».

И вдруг, мама купила мне нового медведя. Он был такого же размера, с теми же глазами, ушами, носом, но абсолютно новёхонький! Его шесть переливалась на свету и была шелковистой и мягкой. Очень красивый был медведь! Я догадывалась, что когда-то мой Мишка был таким же.

Летом мы поехали на море и я взяла обоих медведей с собой. На море было удивительно – всегда было солнце  и голубое небо.  Мы жили на берегу в палаточном лагере.

Однажды мы с папой пошли на колодец за водой и я взяла с собой нового медведя. Я посадила его на лавочку у колодца и стала помогать папе.
Папа крутил железную ручку ворота и мы вместе вглядывались в гулкую бездну колодца. Как только ведро появлялось из темноты, мы оба хватались за дужку, вытаскивали его и ставили на край колодезной доски. Цепляясь за дужку ведра я ощущала, как  наполняюсь папиной силой. Мне казалось, что следующее ведро я бы так же ловко вытащила и сама. Надо сказать, рядом с папой я всегда чувствовала себя уверенно, потому что не было на свете  ничего, чего бы мой папа не смог сделать.

Медведь в это время сидел на деревянной лавочке и блестел на солнце. Мы набрали воды и ушли. Медведя я забыла. Когда вспомнила и прибежала, его уже не было. Я расстроилась, жалко было медведя и за маму обидно. Да и влетело нам с папой.

Старый Мишка прошел со мной « детство, отрочество, юность», оставаясь верным товарищем во всех моих радостях и бедах и совсем состарился.  А тот, новый, так и остался сидеть  на солнечной скамеечке под ярко-голубым небом. И когда я вспоминала о нем, я видела его сидящим на этой скамеечке, и странно, что  сожаление не добавлялось к этим воспоминаниям, ну только если самую капельку. Я чувствовала, что ему там хорошо, так же,  как и мне было хорошо тем беззаботным летом.

Много лет прошло, но до сих пор  в трудные минуты,  сидящий  на скамеечке медведь возвращает меня  в тот солнечный день, где я маленькая девочка, а папа -  молодой и сильный. И я чувствую, что папа и сейчас - всё черпает и черпает  нам с мамой живительную воду  из своего колодца.