Et si tu n existais pas. Глава двенадцать

Давай убежим. От графиков, планов, смет,
От мук совести, боли и чувств вины,
От мытья посуды и блинчиков на обед,
От того, что мы вечно кому-то должны.

Давай убежим. От сжижающих кровь разлук,
От ломающих рёбра пустых обид.
Ведь слова приходят, когда не хватает рук,
Когда молчание может тебя убить.

От бессонниц и криков в немой экран,
Ведь тоской филируется каждый нерв.
Но рука-в-руке стоит всех этих ран,
А объятья стоят всех этих жертв.

Не дышать горьким выхлопом, пить Шабли,
Начать бегать с субботы и без причин,
Отрываясь подошвами от земли
Под легко пронзающие лучи.

Раздвигая безлунного неба створ
Там, где время быстро сойдёт на нет,
Ты покажешь мне Северного сиянья флер,
Я тебе - ограненный Кавказский хребет.

Давай убежим. От сегодня и лет до ста
В те туманы, что прячут рассвет, клубясь,
От Полярной звезды и до Южного Креста,
Чтоб стать лучшими версиями себя.

       Что-то надломилось опять… Нервное напряжение, вызванное прохождением испытательного срока на новой работе, грядущей аттестацией, предстоящими летними школьными каникулами вылилось в то, что она в очередной раз сорвалась из-за пустякового повода. Приближался его день рожденья, и гадкая горечь, что она не сможет быть рядом в этот день, не сможет поздравить по-человечески, не сможет подарить то, что хочется, выворачивала наизнанку. Она прекрасно понимала, что все портит сама, что ее максимализм нужно контролировать, переводить в компромисс, но она настолько устала от этого, что просто не находила в себе сил. Но даже попытки расстаться проходили немыслимым образом, и что бы она ни говорила, что бы ни совершала, он всегда первым протягивал руку в знак перемирия. Первым приходит мириться не тот, кто не прав, а тот, кто дорожит отношениями.
       «блин, ну я же женщина, слабое, эмоциональное существо, кто-то из нас должен быть сильным. Я тоже всё понимаю умом. Но я люблю тебя. Я не могу не любить тебя. Это сильнее вообще всего. Я могу любить тебя втихаря, но любое твоё проявление всё к чертовой матери рушит.»
       «блин, по отношению к тебе я не могу быть сильным, не получается, даже не таю, нет, тут что-то необъяснимое – вот, ты держишься, а вот руки дрожать начинают. Как не любить тебя, не могу, не получается. Что-то получается втихаря, но прорывается, невинная фраза - ты вибрируешь - вырубает сразу.»
       «я пытаюсь блокировать, ты просишь не блокировать. Не пишешь, но звонишь (я сама предложила). Я думала, что легче разорвать, если всё проговорить, вывернуть душу. Вывернули, всё ясно-понятно. Обрубать не получается. Найти замену? Да тошнит даже от одной мысли. Сделать гадость? Ну как я могу сделать гадость, если каждый день прошу Вселенную, чтоб у тебя всё было хорошо. Ты можешь меня послать, это поможет.»
       «как я могу тебя послать? Я каждый вечер желаю тебе спокойной ночи и каждый день доброго утра, да и днём, бывает, разговариваю, и ты отвечаешь при этом. Я не представляю, какую гадость ты должна сделать, чтобы возникла мысль тебя послать.»
       «я думаю, представляешь, но знаешь, что я на такое не способна.»
       «ты хорошая»
       «ну почему ты так в этом уверен»
       «просто чувствую это»
       «в общем, у меня в глазах темнеет от невыносимого желания дотронуться до тебя. Может, хотя бы проговаривание этого облегчит как-то.»
       «у меня руки дрожат, когда я думаю об этом»
       «осталось продержаться 10 дней и отпустит»
       «что-то особенно сильно трясёт, и немного щемит. Надеюсь, что всё хорошо»
       «все хорошо»
       Ну кто так расстается?
       Не могла она не поздравить его с Днем рождения, хотя полностью отдавала себе отчет в том, какие последствия это повлечет.
       «с Днём Рождения. Всего тебе наилучшего.»
       «спасибо, не знаю, что ещё добавить, спасибо»
       Конечно же, его сорвало:
       «мы можем увидеться сегодня в середине дня, на пару чашек кофе или бокалов не кофе?»
       «с какой целью?»
       «поговорить, итогом будет скорее всего то что измотаем друг другу душу, точнее то что осталось. Но в моменте будем да-же улыбаться»
       «днём со мной, вечером с женой. Избавь меня от этого. Я больше не собираюсь тратить на тебя свою душу. И да, я наконец поняла, что ты испытываешь удовольствие от траханья мозга и выматывания души. Это не ко мне.»
       «может, сказав всё это друг другу в глаза, мы бы сорвались и стало бы проще. Но сейчас меня выворачивает наизнанку от желания просто увидеть тебя, даже не прикоснуться - просто увидеть, если дотронусь - боюсь прорвёт так, что сам себя не узнаю. Я догадываюсь о твоих чувствах, я, блин, сам чувствую что-то подобное, да мне херово от того, что я не с тобой, и не могу никак решиться, но я ни в коем случае не испытываю удовольствия от траханья мозга и разрывания души, как блин, можно испытывать удовольствие от того, что убивает любимого человека и тебя. Я люблю, люблю тебя, не могу не любить, не получается, как ни пытайся»
       Она даже не прочла его последнее сообщение, решительно удалив всю переписку. Его трясло с небывалой силой. Она находилась в офисе, но совершенно не могла переключиться на работу и как ни старалась – глаза все равно оказывались на мокром месте. Ей было так больно, как будто внутри все разворотили и провернули через мясорубку. Она отпросилась и поехала к единственному человеку, который мог, если не помочь, то хотя бы выслушать. Почему она так поступала? Она не могла ответить на этот вопрос. То, что ей было невыносимо больно, уже не оправдывало, в конце концов, она знала, на что шла. Прекрасно понимая, что ведет себя, как последняя истеричка, она как будто спустила себя с поводка. Ей хотелось, чтобы он, наконец, понял и прочувствовал, что чувствует она.

Если люди - лекарство, то ты - мой яд,
Что течёт истончившейся сеткой вен.
Если счастье - безбожно, то ты - мой ад.
Если смерть - окончание, ты - мой тлен.

Я не та, что бок-о-бок, плечом-к-плечу,
Что и в горе, и в радости.
Плод греха.
Кулаком затыкаясь, в себя кричу -
Ты услышишь лишь хриплый набат стиха.

Захлебнувшись горючей волной тоски,
Я хватаю твой воздух осипшим ртом,
Ощущая, как кровь теребит виски,
Пробиваясь сквозь кожу стальным винтом.

Взгляд проходит рентгеном, знобит нутро,
И душа кровоточит сквозь пальцев скрест.
Тяжесть памяти вызовет краш-синдром,
Но вдвоём всё же легче нести свой крест.

Если правда - горька, то покой найти
Можно лишь посреди червоточин лжи.

Я тебя умоляю - сойди с пути.
Я тебя заклинаю - верни мне жизнь.

       Они молчали. Ловили онлайн друг друга, но молчали. Всё было разрушено, разбито в мелкие осколки. Внутри было месиво из чувств, ощущений, мыслей, нечем было дышать. Утро возвращало в тусклую, безнадёжную реальность. Механически выполняя привычный набор действий, она, как всегда, проверила его он-лайн. Он был в сети и что-то печатал. Она знала, что сообщение так и останется неотправленным, но каждый раз надеялась, что на этот раз он нажмёт "отправить". Подождав немного больше положенного и так и не увидев нового сообщения, она допила кофе и включила ноутбук. Прежде чем проверить рабочую почту, она зашла на сайт стихов. Там было размещено новое. Он писал о ночной прогулке под разведенными мостами. Последняя строка заставила вздрогнуть:
       "заеду в полночь - выходи".
       Весь день её качало маятником от желания выполнить его просьбу до "пошёл он к чёрту". Час икс стремительно приближался, решение было принято с твёрдой уверенностью. Она вылезла из душа, подсушила слегка волосы и надела пижаму. Забравшись под одеяло, она взяла в руки телефон и вышла в контакт. Часы показывали 00:00. Он был онлайн, но упорно молчал. Она встала и выглянула в окно - под окнами никого не оказалось. Она отложила телефон и приняла привычную позу, чтобы заснуть. Проворочавшись десять минут, она почувствовала злость и обиду - он никогда не опускался до такого унизительного обмана. Она встала, накинула халат и решительно направилась к балкону, выходящему на другую сторону дома. Сердце ухнуло вниз, когда она увидела знакомый силуэт.
       "мда... Забавно" - напечатала она.
       "доброй ночи) что именно? Забавного много" - незамедлительно пришёл ответ. Её зазнобило, но отступать было не в её правилах.
       "ну, например, стихи последние)"
       "забавно, что в них есть забавное) "
       "я даже вышла на балкон проверить)"
       "я обещал не прятаться в кустах под окнами"
       "ну, значит, это не ты ходишь возле подъезда, слава богу)"
       "ааа ты про этот балкон) Оделась потеплее, надеюсь?"
       "нет ещё" - она сама удивилась, что написала именно так. Почему-то абсолютно нелогичное, неправильное поведение в общении с ним казалось самым естественным. Неторопливо одевшись, она вышла из квартиры и спустилась вниз. Прежде, чем открыть дверь, она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
Он увидел её и быстрым шагом подошёл очень близко.
       - Что за вечер концентрированного мазохизма? - спросил он.
       Всё перестало существовать вокруг, она не могла придумать саркастичный вразумительный ответ. Желание прижаться к нему, ощутить его руками, губами, всем телом накрыло с сокрушительной силой, но она просто стояла, не двигаясь. Продолжив перепалку на полутонах, они, наконец, направились к машине. Он был очень близко, слишком близко, недостаточно близко. Пространство между ними искрило с небывалой силой. Она что-то говорила, подкалывала, пыталась задеть, он был чудовищно спокоен. Это было уже неважно, неважно, что они говорили и как. Важно было только то, что они чувствовали. Они чувствовали друг друга, эта связь никуда не делась, этот безумный обмен энергией стирал все грани. Незаметно доехав до набережной, они увидели, что мосты уже разведены. Эта картина каждый раз восхищала и удивляла, затрагивала тонкие струнки души. И было невыносимо приятно разделить с ним эти ощущения.
       Они стояли на набережной, тёплый летний вечер приятно окутывал, он осторожно дотронулся до её плеча, погладил волосы, она из последних сил сохраняла внешнее спокойствие, но то, что творилось внутри, невозможно было выносить. Она резко повернулась к нему, обхватила руками за шею и, найдя губами его губы, жадно впилась в них. Это был дикий, почти животный поцелуй, было немного страшно причинить боль друг другу. Его запах, вкус, ощущение его кожи, волос - всё это сводило с ума и уносило куда-то, где существовали только они.
       Только они умели так мириться – просто и без прелюдий. Как бы больно они ни делали, как бы ни жгли мосты – стоило только увидеть друг друга, и становилось понятно, что то, что их связывает – сильнее всего.
       Он вез ее обратно, когда уже светало, белые ночи полностью отменяли все векторы и опорные точки времени. Было уже довольно светло, но впереди в небе висела непривычно огромная почти полная луна. Одной рукой он уверено вел автомобиль, второй держал ее руку. И в этом было столько спокойствия и умиротворения…
       Они стояли, обнявшись, возле парадной, не в силах расстаться.
       - Я не хочу уходить. – произнес он.
       - Поехали в апарт-отель. – не колеблясь, предложила она.
       - А у тебя паспорт с собой?
       Она практически всегда носила с собой паспорт, но в этот раз он оказался у нее неслучайно.
       - Да.
       - Тогда поехали.
       Ей всегда нравилось то, что они не спорили там, где спорить не нужно было, и либо сразу принимали, либо сразу отвергали. Это говорило о каком-то неосознанном уровне понимания друг друга. Было уже где-то около трех утра, когда они оказались в номере. Вовсю светило солнце, что просто поворачивало все верх дном. Они забылись в объятьях друг друга, голова отключилась, и не осталось ничего, кроме безумного сплетения рук, губ и душ. Она нечаянно укусила его, опомнившись уже после совершенного. Но это было просто невозможно контролировать.
       Поспать удалось всего пару часов, проснуться рядом было невыносимо приятно, но… Bitter-sweet.

Всё по-прежнему.
Дни отмеряются встречами,
А ночами глотаем свой bitter-sweet.
Мы друг другом до крайности изувечены,
Мест живых не осталось, болеть больше нечему,
Но болит.
Почему-то болит.

Всё по-прежнему.
Миг - и одежда разбросана.
И тесней прижимаемся вновь,
Как в бреду хаотично меняемся позами.
То ли стон, то ли хрип протыкает занозами,
Доводя до кипения кровь.

Всё по-прежнему.
Снова мосты разрушены.
Лихорадит дыхания дефицит.
Без разбора целуя губами опухшими,
Прорастаем друг в друга телами и душами
Как сиамские близнецы.

Всё по-прежнему.
Солнце в четыре утра над лужами,
Ветер с севера, снег и черёмуха зацвела.
Кофе словно соломинка, снова мы чем-то простужены,
Обжигающий душ, полбокала сухого за ужином.
И не вижу тебя в зеркалах.