Воспоминания героя обороны Малахова кургана
В его детской памяти запечатлелись и на всю жизнь сохранились рассказы, которые он слышал от француза-эмигранта по фамилии Ге, пришедшего в Россию в составе Молодой гвардии, в самом начале отступления французов из Москвы. Эти воспоминания военнопленного немного проясняют загадочный для нас факт, почему французы до сих пор чтят память Наполеона. Эмигрант рассказывал, что его отец как представитель старинного дворянского рода был подвергнут аресту и приговорён к смертной казни. Это было обычным делом во времена Великой французской революции, где всех инакомыслящих неизбежно ждала гильотина, специально разработанное новшество лишения жизни неугодных, якобы для «передовых» революционных целей.
Но иногда члены народного судилища вносили разнообразие в исполнение своих замыслов. Так, вспоминал бывший военнопленный француз, – «…мой отец, в числе прочих, был приговорён решением Конвента к прыжку из окна пятого этажа дома. В окне выставлена была доска, два метра длины. Осуждённый должен был пройти по ней и прыгнуть на мостовую. Результат понятен. Несколько осуждённых с разными вариациями выполнили приговор суда. Очередь за отцом. Он был молод, красив, полон жизни и не имел никакого желания с ней расставаться. Но его желанием, конечно, не интересовались. С грустью ступил он на эластичный помост, сделал два шага, и жажда жизни невольно заставила его податься назад: перспектива прыжка с пятого этажа пленяет немногих. Но тюремщики были неумолимы – пришлось начать снова печальную экскурсию. Второй опыт был также неудачен, как и первый. Так повторилось несколько раз, и всё с тем же результатом.
Присутствовавший при исполнении приговора член Конвента, выведенный из терпения нерешительностью отца, сказал ему: «Бросайтесь же скорее! Вы задерживаете других! Вот уже пять раз, как вы начинаете и не приводите к концу своего решения». «Вы думаете, что это так легко сделать? – возразил отец. – Я вам предоставлю не пять раз – а пять тысяч раз проделать то же, чтобы показать нам, как сделать подобную эквилибристику».
Ответ так понравился члену Конвента, что он, отстранив его с очереди, велел продолжать экзекуцию другим. Впоследствии предоставил Сенату доклад о помиловании отца, как полезного и остроумного члена общества. Остроумию отца я обязан моим существованием», – завершил свой волнующий разсказ бывший офицер наполеоновской гвардии. Наполеон, придя к власти, прекратил революционный произвол, обескровивший народ и довольно основательно разрушивший хозяйство страны (1).
Рассказ самого автора – офицера Никифорова – всего об одном дне заключительного этапа Крымской войны раскрывает перед нами новые штрихи в этом противостоянии всей Европы против России.
«В начале марта, – пишет ветеран Крымской войны, – разнёсся слух, вскоре подтвердившийся, о заключении мира. Нам по очереди дозволялось ездить в Камышевскую бухту и в лагерь неприятеля. В одну из суббот, по окончании служебных занятий, выехал я верхом, в сопровождении казака в Севастополь. К ночи я был в Бахчисарае, получил там билет на переезд через демаркационную линию и чем свет выехал дальше на шоссе. Через Чёрную речку перебрался я у каменного моста на место битвы нашей 4 августа и через час был во французском лагере.
Познакомившийся со мной капитан французской артиллерии Полли, увидав усталость моего коня, предложил мне для смотра своего араба, вывезенного им из Алжира. Несмотря на мой отказ, он настоял, чтобы я ехал на смотр на его арабе. Моя лошадь и казак отведены были в казармы. Мы целой батареей офицеров отправились на карусель, а потом в общую столовую артиллерийских офицеров на завтрак. Любезности французов не было границ, за мной ухаживали и предупреждали мои желания, как будто я хорошенькая барышня. Лошадь моя отдохнула и, простясь с любезными французами, я поехал в Камышевую бухту, где был выстроен из тёсу и досок городок.
Внизу этих бараков размещался ресторан, а на мансарде род стойл, где стояли довольно чистые постели со всеми принадлежностями. Мы начали с обеда в ресторане, после которого отправились в театр, тоже барачной системы. Какой-то актёр в представляемом фарсе начал петь куплеты про русских. Не успел он сказать и одного стиха, как весь театр поднял такое шиканье, что бедняга должен был замолчать и удалиться со сцены. В театре было несколько русских офицеров. Все сидевшие около нас французы принесли нам искренние извинения…
Французы братались с русскими, как будто между ними не было никогда войны. Видно было, что это была война дипломатическая, а не народная. С англичанами русские сходились весьма туго.
После раннего обеда отправился я в обратный путь и к вечеру был в Бахчисарае, в котором нашёл много офицеров сардинского войска. Утром рано, выехав из Бахчисарая, я к служебным занятиям был уже в Симферополе, так что манкировал службой всего один день. Войска понемногу начали отходить вовнутрь России, и Крым пустел ежедневно.
Союзники тоже покидали Крым, и все лихорадочно начали стремиться из Крыма. Полк, в котором я служил, давно уже ушёл в Херсонскую губернию, а я оставался в Симферополе кончать свои дела. Комиссия наша тоже заканчивала свои поручения и собиралась в Петербург… Наконец, вышел приказ офицерам получать продолжительные отпуска. Я тотчас подал рапорт об отчислении меня в полк, но не скоро добился этого. В конце апреля я был отчислен в полк, который догнал в Херсонской губернии, тотчас же взял отпуск и поскакал к родным в Тамбовскую губернию, а через месяц в Москву, где в то время шли приготовления к священному коронованию императора Александра II» (2).
Источники.
1 - Никифоров Д. И. Воспоминания из времён царствования императора Николая I. Кавказ и Севастополь. Гос публ. ист. б-ка России. – М., 2016. – С. 28–30. – 157 с.
2 - Никифоров Д. И. Воспоминания из времён царствования императора Николая I. Кавказ и Севастополь. Гос публ. ист. б-ка России. – М., 2016. – С. 140–141. – 157 с.
Свидетельство о публикации №223101700011