Зачарованный лес

Жил Пантелей мирно в большом загородном доме.

Жил себе – мёд собирал, и ничего особенного не происходило, пока сверху ночами не начал кто-то настойчиво скрестись. Пантелей стал было винить в этом негодниц-мышей, прогрызших очередную дыру в стене – уже ударили первые морозы, до зимы было рукой подать, а тёплое человеческое жилище так и манит уютом и запахом хлеба. Летом Пантелей активно с ними боролся – расставлял ловушки, цементировал дыры, яду сыпал – да всё в пустую, только вот обнаруживал потом отравленные зёрна в своих старых сапогах. Тем временем приходили холода – и махнёт рукой добрый Пантелей – животинки, как-никак, как и человеки, к теплу тянутся… Поставит на ночь блюдце с молоком, насыплет хлебных крошек, а на утро уже ни того, ни другого не было – в доме чисто, тихо, словно бы домовой прошёлся.

Но в этот раз всё было иначе. Скреблись сверху протяжно, с наслаждением, как пером по бумаге. Пантелей лежал, уставившись в потолок. Стоило Пантелею задремать в долгожданной тишине, как звуки повторялись, сопровождались беспорядочным топотом и затем что-то со стуком падало. Но был Пантелей добр и ленив – и предпочёл смириться, что удалось ему ровно через неделю. Пожалуй, не будь теперь этих звуков – он просто не смог бы уснуть.

Так бы он ничего и не заподозрил, если бы молоко не перестало исчезать, а хлебные крошки не оставались нетронутыми.

Пантелей обрадовался – неужели мыши облагоразумились и сами покинули дом? Неужели больше не придётся расставлять ловушки (и время от времени в них наступать, то ли от собственной забывчивости, то ли из-за перестановок маленьких проказниц), муровать дыры, вытряхивать сапоги, прежде чем засунуть в них ноги?

Ещё через неделю сверху послышалось ёрзанье.

«Быть не может!» - вздрогнул Пантелей и тяжело вздохнул, ибо на чердак, видимо, лезть-таки придётся.

В отличие от дома, чердак не прогревался. Он был просторный, и на нём можно было стоять в полный рост – но, как и подобает чердакам, пребывал он в крайне заброшенном состоянии уже много лет, и казалось невозможным, чтобы на нём кто-то мог поселиться.

Эти много лет назад в доме обнаружилась течь, проявившаяся в тонких вертикальных полосах на стене. Чердак попытались залатать – и бреши нашлись, все, кроме одной. В итоге стену просто просушивали строительным феном, да подклеивали временами обои. А чердак предоставили самому себе.

Пантелей, в ночнушке и спальной шапочке, открыл дверцу на чердак, откуда высыпались мумифицированные мухи, разложил лестницу и осторожно полез наверх.
Из мрака повеяло холодом. Пантелей поёжился и погрузил голову во мрак. Пока он озирался и давал глазам привыкнуть, шорохи прекратились – и в одном из углов стал отчётливо проступать белый шар. Сначала Пантелей подумал, что один из внуков игрался и закинул мяч на чердак – но тут он увидел два жёлтых, немигающих глаза-блюдца. Волосы встали дыбом на всём теле. Пантелей медленно спустился, поспешно сложил лестницу и захлопнул чердак. Какое-то время он неподвижно стоял под дверью и прислушивался. Стояла звенящая тишина.

Вооружившись фонарём, он решительно распахнул дверь и полез наверх. Кровь стучала в висках. Он включил свет. В углу, в том же положении сидела белая напуганная фигурка.

«Вот так да…» - усмехнулся Пантелей.

Так он узнал, что на крыше его дома поселилась сова. И прозвал её Алисой – хотя не был до конца уверен, что это была именно Алиса.

До весны Пантелей забыл о существовании Алисы, как и о существовании мышей. На Новый год к нему приехал сын Филат с женой и детьми, устроили сабантуй на славу, затопили баню, искупались в сугробах в ясную лунную ночь. А как-то раз семилетний Петька ворвался в дом и с гордым видом показал мышиный череп, который подобрал недалеко от дома – мать охнула, назвала предмет гадостью и потребовала немедленной его ликвидации.

- Куница, наверное, - рассмеялся Филат. – Хорошо, что кур не держишь!

По традиции, каждому члену семьи Пантелей вручил по баночке мёда со своей пасеки, а они подарили ему новые носки, шарф из шерсти горной альпаки и пару безделушек из тех, что обычно покрываются пылью забвения в каком-нибудь ящике, а когда случайно их обнаруживаешь, не можешь вспомнить, откуда они.

Как бы то ни было, пришла весна, и Пантелей начал выносить ульи, которым уже не терпелось вырваться на волю и прогреть окоченевшие тельца. Снег давно сошёл, запахло землёй и радостью жизни, защебетали птицы – и что-то запищало на крыше.
И Пантелей вспомнил.

Вспомнил мышей, которые внезапно исчезли, потусторонние шорохи с потолка, вспомнил, наконец, Алису – и мышиный череп, который принёс Петька и приняли за добычу куницы. Кроме того, пропали новые носки, шарф из шерсти горной альпаки и любимые очки в золотой оправе. Иногда ему казалось, что в библиотеке случались перестановки – пропадал то Гоголь, то Тургенев, то Кафка, а теперь Кэрролл, - а потом находились в другом месте, хотя Пантелей точно помнил, что стояли они прежде совсем не там.

И Пантелей полез на чердак.

На этот раз из угла на него строго уставились два глаза-блюдца в золотой оправе. Перед совой лежала груда пуха и грязных тряпок, в которых Пантелей узнал некогда новые носки и дорогущий шарф из шерсти горной альпаки. Из груды возникло три огромных жёлтых клюва. Рядом покоился Льюис Кэрролл.

С минуту Пантелей смотрел на семейную идиллию.

- Пантелей Федотович, - гулко заговорила Алиса, - будьте так любезны, закройте же, наконец, дверь, дует! Никакого уважения к матери-одиночке!

Хозяин дома выскочил с чердака, как ошпаренный, колени его дрожали, он кое-как примастырил дверь обратно и перекрестился.

«Что же это со мной! Неужели мухоморов перебрал!» - почесал он затылок и задумался. – «А чёрт с ними! Мышей нет, потолок не скребётся – пускай себе!»

Он постучал в дверь чердака:
- Товарищ Алиса! Одна только просьба – ставьте, пожалуйста, книги на прежнее место, как дочитаете.

Отныне Пантелей стал частым гостем чердака. Он звал семейство вниз, на вечерний самовар, они читали друг другу книги, размахивали крыльями и руками, хозяйством занимались – и так душевны были эти вечера, так привязался Пантелей к Алисе и её вскормышам, а они, как две капли воды походившие на мать и приносившие ей мышей, - к нему, что звали они его не иначе как отец наш Пантелей, а он их – животинки мои желтоглазые.

И урожай в этом году был необычайно хорош, и мёда в два раза больше набрал, даже подзаработать удалось – сказка, да и только! И казалось, что так было и будет всегда. Но только вот ничто не вечно под луной.

Всё произошло как-то быстро.

С первыми холодами в деревню стали прибывать охотники. Никто не любил их, смутьянов и пьяниц, но принимать хлебом-солью приходилось, монетой какой-никакой благодарили. Не любили их и за то, что после них дичь в лесу куда-то пропадала на весь охотничий сезон.

Пантелей в тот день рубил дрова, Алиса подбирала щепки и складывала в кучу.
Сыновья расположились на соседней сосне и играли в гляделки.

Прогремел выстрел. Затем ещё и ещё. Что-то глухо свалилось на землю, как яблоки.
Пантелей обернулся. На земле лежали три белоснежных комочка, лежали нелепо, неестественно, беспорядочно, словно кого-то в наказание окунули в смолу и следом за этим в перья.

- Да здесь где-то! С одного раза попал, видали!

- Одним махом всех троих уложил – вон валяются!

- С посвятом тебя, братан!

- Смотри, ещё курица! Санёк, ну чё, попробуешь? На ружьё, помнишь, как я учил?

Санёк кивнул и прицелился. Алиса раскрыла крылья и бесшумно легла ничком.
 
Старшой удовлетворённо похлопал Санька по спине.

Пантелей стоял, как оглушённый.

- За что вы так… - простонал он. – Что же вы сделали!

Он схватился за голову, повернулся к лесу и пролепетал: «Прости же их, господи…»

- Старик, ты чё? Дичинку жалко, что ли? Санёк, а ну ещё шмальни разок, а то совсем раскис старик, надо его хорошенько взбодрить!

Пантелей побежал меж стволов могучих сосен.

- Беги старик, беги! Смотри, не заблудись, нам ещё ужин приготовить должен! – задыхались они от смеха.

Пантелея в той деревне больше не видали. И охотники в следующем году так и не вернулись – рассказывают, вместе в лодке утопли, не заметил их пароход, так под колесо и попали – и в щепки. Говорят также, что в лесу том можно наткнуться на крупную белую птицу с огромными жёлтыми немигающими глазами, похожими на блюдца – и не знает никто, как полярная сова могла взяться в этих местах.

Но коли увидел – подумай, какое зло кому причинил, и попроси прощенья – иначе жди беды.