Пускай мы всегда гуляем на именинах...

«Пускай мы всегда гуляем на именинах, а наши враги на костылях…!»

Он стоял у газетного киоска на Невском, в темно-синем длинном плаще и, видимо, кого- то ждал. Я узнал его сразу, хотя мы не встречались, наверное, полтора десятка лет и, не раздумывая, подошел.
 – Михал Михалыч, – здравствуйте!
Он повернул голову в мою сторону. В его глазах промелькнуло не то чтобы любопытство или удивление, скорее настороженность. Я пустился с места в карьер:
 – Я – Валерий Суршков из Кишинева. Мы с вами познакомились на ваших гастролях в нашем городе лет пятнадцать тому назад.
Ни слово Валерий, ни Кишинев на него особого впечатления не произвели, хотя, видимо, запустили механизм его памяти. Он посмотрел на меня внимательнее, даже как-то пристальнее, наверное, перебирая в голове всех знакомых кишиневских Валериев.
 – Михал Михалыч, я понимаю, что вас знают тысячи людей и всех вы помнить не обязаны. Я назову вам еще одно слово, и вы тогда обязательно вспомните... Это как пароль – «телебенчик»!
Еще несколько секунд он рылся в бездонных кладовых своей памяти и, видимо, что-то вспомнил, относящееся в какой-то степени и ко мне.
 – Как вы сказали вас зовут, – переспросил он. – Сушков. Вы, наверное, были комсомольским работником. Потому что в прежние времена я не был в чести у молдавских партократов, а в Кишинев меня обычно приглашал ЦК комсомола. Там работали нормальные ребята.
 – Нет, я тогда работал журналистом в молодежной газете, а вас действительно пригласил ЦК комсомола Молдавии на встречи с молодежью. Вы тогда были вместе с Александром Ивановым.
 – Да, припоминаю. Точно. Мы были вместе с Сашей Ивановым. А после выступления меня пригласили в гости в какой-то уютный подвальчик. Тогда мы пили замечательное вино, и почему-то называли его смешным словом телебенчик!
После этого более детального экскурса в историю лицо Жванецкого приобрело вполне нормальный обычный вид. Он успокоился. Видимо, он понял, что я не случайный человек или фанат, жаждущий автографа. А может, и вспомнил меня. Потому что молдавское гостеприимство, щедро сдобренное отличным вином, трудно забыть.
Наш разговор носил почти светский характер. Я по профессиональной привычке расспрашивал его о планах, гастролях, новых работах. Он отвечал вначале без особого энтузиазма, но постепенно оживился, начал говорит громче, эмоциональней. «Завелся», как это часто происходит у него на концертах.
 Прохожие стали обращать на нас внимание и, узнав его, улыбались. Жванецкий это заметил, и по всему было видно, что ему было приятно внимание людей. Мне даже показалось, что он даже на секунду забыл обо мне и упивался своим монологом. Конечно, рассказчик он был от бога.
Это сейчас он «дежурный по стране», а тогда его популярность не была такой всенародной. Мы проговорили с ним не более десяти минут. На улице долго не поговоришь, да и погода была сырая и ветреная.
 – Ну, приходите ко мне на концерт в «Юбилейный», – предложил он.
 – Обязательно Михал Михайлыч, – пообещал я.
 – Можете магнитофон с собой не брать, – хитровато-саркастически улыбнулся он. Я думаю, что в Кишиневе мои шутки уже давно знают.
Я понял, на что своей фразой намекал Жванецкий, и мне даже через много лет стало неловко, от того что я предстал в глазах известного писателя неким доморощенным папарацци. А с другой стороны мне было приятно, что мэтр помнит все то, что произошло с ним и со мной пятнадцать лет назад в столице солнечной Молдавии. А дело было так...
В августе 1983 года он вместе с Александром Ивановым – известным поэтом-пародистом— приехали в Кишинев на единственный концерт, который должен был проходить в городском Молодежном центре. Никаких афиш нигде не было. Приглашен был довольно узкий круг зрителей: творческая молодежь, студенты, молодые инженеры и рабочие, комсомольские активисты.
К нам в редакцию позвонила моя хорошая знакомая Вера Береснева—инструктор ЦК комсомола.
 – К нам приезжает Жванецкий и Александр Иванов. Они были в Одессе, и мы уговорили их дать один концерт у нас в Молодежном. Начало сегодня в семь вечера. Приезжай. После концерта я думаю пригласить его к Ченским. Там ты сможешь взять у него интервью.
Люда Ченская – давняя подруга Веры, вместе с мужем Сергеем жили в старинном особняке в центре города. Под домом был огромный подвал, который молодая семья Ченских переделала в стилизованную молдавскую краму середины девятнадцатого века. Мне доводилось бывать там.
Подвал впечатлял. Внушительных размеров дубовый стол, скамьи, покрытые национальными домоткаными коврами, кресла в виде винных бочонков, кованые светильники, в которых горели толстые восковые свечи.
Стены подвала были обложены диким камнем и обвиты сухой виноградной лозой, в углу красовалась пузатая деревянная бочка литров на 300. Правда, уже к началу лета, стараниями многочисленных родственников и гостей хлебосольных Ченских, она пустела, и тогда завсегдатаи подвала шли сюда со своим угощением.
Я приехал в Молодежный центр за час до начала творческого вечера Жванецкого и Иванова. Так назвали это мероприятие в ЦК комсомола. Вера была главным организатором, и тут же решила познакомить меня с гостями.
 – Пойдем, я тебя представлю Михал Михалычу, а то потом ему будет не до прессы.
Мы пошли в номер, где остановились популярные сатирики. Когда мы зашли в двухкомнатный люкс, Жванецкий с Ивановым сидели за низеньким столом, наполовину заваленным исписанными бумажными листами, и о чем-то оживленно говорили.
Увидев Веру, они, как настоящие джентльмены, поднялись из-за стола и отпустили пару дежурных комплиментов.
Вера представила меня и сказала, что я, по заданию ЦК комсомола, должен подготовить материал для молодежных газет об их творческом вечере.
 – А после вечера – торжественно продолжила Вера – мы приглашаем вас на ужин в настоящий молдавский подвал. Все будет по национальным молдавским обычаям.
Михал Михалыч сразу оживился, а Иванов погрустнел.
 – К сожалению, я вынужден отказаться, – произнес он. – Язва расшалилась...
В том, что он говорит искренне, не приходилось сомневаться. Вид у него действительно был неважный. Мне сразу бросилось в глаза, что при весьма высоком росте он был на редкость худым и очень бледным. Казалось, что весь он пронизан каким-то голубоватым нездоровым светом….
Вечер удался на славу. Счастливчики, попавшие в зал, долго не хотели отпускать гостей со сцены, и их выступление растянулось часа на три. Сатириков принимали тепло, завалили цветами и вопросами.
Не дожидаясь конца вечера, Вера вытащила меня из зала: — Ты на машине? – Я утвердительно кивнул. – Отлично. Мы с тобой поедем вперед. Жванецкого привезет наш водитель. Кстати, у тебя дома вино есть?
 – Что за вопрос, Вера.
 – Надо бы взять. Про запас. Лучше пусть останется, чем не хватит.
С прагматичной Верой трудно было не согласиться.
Мы сели в мой зелененький «Запорожец», который все мои друзья, из-за его цвета называли «кузнечиком», и помчались ко мне домой.
Там я налил две трехлитровые банки белого вина. Одна была с сухим вином, другая с десертным. Заодно прихватил с собой и маленький немецкий магнитофон, который недавно купил, будучи в турпоездке в Западной Германии. Так что к встрече со Жванецким я подготовился основательно.
Когда мы приехали к Ченским, Михал Михалыч был уже там. Его облепили какие-то девицы. Он что-то им рассказывал, от чего те беспрерывно хихикали и поедали знаменитость глазами.
 – Ну, теперь Жванецкий в надежных руках, – недовольно пробурчала Вера. – Пойдем, посмотрим стол.
Мы спустились с ней в подвал, чтобы проверить все ли готово к приему именитого гостя. Заодно мне надо было разлить мое вино в керамические кувшины.
Я решил сделать свой коронный «телебенчик»: смешать в определенных пропорциях сухое и десертное вино. Пока я священнодействовал, Жванецкий вместе с остальными гостями спустился вниз. Подвал ему сразу понравился, о чем он восторженно заявил во весь голос. И это не было лестью. Действительно маленький подземный ресторанчик впечатлял. Хозяева расплылись в улыбке.
 – Вера, посади меня рядом с Михал Михалычем, – попросил я Бересневу. – Мне поработать нужно, пока все не особенно увлеклись дегустацией.
Мое желание было исполнено. Через минуту я сидел по правую руку от метра. Под прикрытием скатерти, я незаметно примостил магнитофон, на коленях, чтобы записать самое свежее и интересное, что вылетит из уст Жванецкого.
За столом нас собралось человек двенадцать и, слава богу, никакого начальства. Михал Михалыч, обозрев стол, на котором теснились всевозможные молдавские закуски, овощи, фрукты, кувшины с вином и дымились горячие мититеи, произнес:
 – Друзья мои! Если вы ждете от меня каких-то шуток или хохм, то говорю сразу – их не будет. Ведь вы же не на работу меня пригласили…
И он обвел лукавым взглядом присутствующих. Народ все понял и немного потускнел.
Вечер начался с тостов в честь уважаемого гостя. Михал Михалыч выдержал только двоих тостующих.
—Давайте не будем заострять внимание на моей скромной персоне, – на одесский манер произнес он. – Это же не день рождения и не похороны. Давайте лучше выпьем за вас, за молодых. Ведь молодость, к сожалению, скоротечна, или как еще хорошо и давно сказал Шекспир: «Юность – рвущийся товар!»...
Я попытался приступить к своим журналистским обязанностям, но это оказалось не так то просто. Только я начинал разговор о творческой кухне сатирика, так обязательно кто-то влезал в наш диалог с каким-нибудь вопросом.
В самом начале разговора со Жванецким, я, маскируясь под звон бокалов, нажал на клавишу записи на магнитофоне, и теперь он писал все подряд. Я не мог отключить его без риска быть замеченным метром.
– Вы знаете, Сушков, – он почему-то упорно называл меня Сушковым, – сейчас появилось не мало ловкачей, которые на моих концертах записывают все новые рассказы, остроты, шутки, тиражируют кассеты, продают их, а когда я приезжаю на гастроли в другой город, все это уже известно публике… Мне не жалко, пусть записывают, но ведь пропадает сама суть новизны, эффект выступления!
 Я слегка похолодел. Неужели Жванецкий заметил мой магнитофон? Я, кажется, надежно замаскировал его скатертью.
Воспользовавшись моментом, когда гость отвлекся, отвечая на очередной женский вопрос, я запустил руку под скатерть, чтобы нажать клавишу «стоп». Мне показалось, что это удалось сделать почти бесшумно.
 – Михал Михалыч, идемте танцевать!— Вера Береснева подошла к метру и, взяв за руку, повела на середину площадки. Высокая, черноволосая, красавица Вера была почти на голову выше Жванецкого, но он, нисколько не смущался этим обстоятельством и лихо и несколько комично повел ее в ритме аргентинского танго. К ним присоединились и другие пары.
Я вытащил магнитофон, накрыл его тканевой салфеткой и направился в дальний угол подвала, чтобы прослушать запись.
Она оказалась не очень качественной. И хотя, в принципе все можно было разобрать, но были помехи: шум голосов за столом, музыка, звон бокалов.
Разогретый вином, я осмелел, и решил дальше беседовать со Жванецким, положив магнитофон повыше и и накрыв его широкой салфеткой. Вскоре, натанцевавшись, к столу потянулись гости. Подошли и Вера со Жванецким.
 – Михал Михалыч! – обратилась она к метру. – А у нас для вас маленький сюрприз: Наш Суршков привез прекрасное вино и сейчас мы его продегустируем!
 – В самом деле, – обратился ко мне Жванецкий. Я кивнул.
 – Так наливайте же!
Мой телебенчик стоял на краю стола, и чтобы встать и дотянуться до кувшина, я должен был незаметно опустить магнитофон на землю. Не знаю, как мне это удалось, но аппарат плавно съехал по моим ногам, как по желобу, на пол подвала. Никто и внимания не обратил на то, что я почему то на несколько секунд неловко замешкался.
Через минуту золотисто-соломенная струйка совиньона и десертного муската объединенные общим названием– телебенчик, полилась в хрустальный бокал знаменитого одессита. Жванецкий пил вино с явным наслаждением, чуть прикрыв глаза и упиваясь самим процессом дегустации.
 Телебенчик вливался в него душистой терпковатой прохладой, ароматным послевкусием оседая на небе. Я знал свое вино, и по лицу Жванецкого догадывался, что тот сейчас ощущает.
 – Вах, вах! Какое вино! – с шутливым кавказским акцентом произнес метр. – Действительно сюрприз! Сушков, где вы достаете такое божественное вино?
И он повернулся ко мне.
 – Как говорится в русских народных сказках, Михал Михалыч, места знать надо!
 – Все. Сегодня весь вечер дегустирую только телебенчик. С этими словами Жванецкий протянул мне свой пустой бокал. Метру не возможно было отказать.
После такой рекламы все гости потянулись к моему кувшину. Телебенчик таял просто на глазах. О втором кувшине, зная аппетиты местных аборигенов, я до поры до времени помалкивал
После моего телебенчика, Михал Михалыч стал словоохотливее, и все чаще убегал танцевать. Во время одной такой отлучки я опять же незаметно водрузил на колени магнитофон и, при приближении метра, через скатерть нажал кнопку «запись».
Несколько минут Михал Михалыч добросовестно отвечал на мои вопросы, но популярность обязывает, и он снова оказывался в кругу почитателей. Но как бы то ни было, у меня уже набралось достаточно материала для статьи и я, выбрав удобный момент, отключил мой шпионский аппарат…
Только я решил, что называется, оторваться по полной и придвинул к себе заветный кувшинчик, как ко мне подбежала раскрасневшаяся Вера.
 – Ты что ! Ни в коем случае больше не пей! Тебе еще везти Жванецкого в гостиницу!
Я оторопел.
 – Ну, ты Вера даешь! Вспомнила! Я уже минимум как три бокала выпил...
 – Ничего, чем-нибудь заешь пахучим, и все будет в порядке, – ответила находчивая Вера и убежала выполнять свои обязанности распорядителя вечера.
Мне пришлось перейти на закуски, где было обилие лука и чеснока, и через двадцать минут любой гаишник даже с гипертрофированным обонянием не смог бы учуять милиграммовые  остатки телебенчика в моем могучем организме.
Было уже около двух ночи, когда Михал Михалыч стал прощаться с гостями. Он был в отличном расположение духа, и процесс расставания затянулся еще минут на двадцать. Наконец вся шумная ватага гостей вывалила из подвала и подвела Жванецкого к моему «Запорожцу». Я запустил мотор. Михал Михалыч по-хозяйски устроился на переднем сидении, и мы двинулись в путь.
Чтобы добраться к Молодежному центру по прямой, нам хватило бы и десяти минут, но я поехал окольными дорогами через Долину Роз, потому что встреча с гаишниками не входила в мои планы. Да и Жванецкому лишний раз встречаться со стражами порядка большого удовольствия не доставило бы.
По дороге мы о чем-то говорили, а я зорко всматривался в придорожные кусты: не появится ли оттуда нежданный гость в форме сержанта с полосатой палочкой. Но все обошлось без приключений, и вскоре мы подкатили к ступенькам гостиницы
 – Спасибо Сушков, что доставили. Надеюсь, как у журналиста, у вас найдется ручка и бумага? Я хочу вам написать на память одно пожелание.
Я достал из папки свой рабочий блокнот, и Жванецкий своим неповторимым размашистым почерком начертал на весь лист: «Сушков! Пусть мы всегда гуляем на именинах, а наши враги на костылях!»
 Я проводил мэтра до его номера и пожелал ему на прощание всего наилучшего
– До встречи, – ответил Михал Михалыч.
И он как в воду глядел. Встреча, хотя и после многих лет, но таки состоялась!

 
Санкт-Петербург, 1996г.