Милость Императрицы - 5

... или перечитывая "Капитанскую дочку"

"Отставлен из лейб-компании"

Итак, датский дипломат в своих записках утверждал, что А.М. Шванвич «жестоко задушил императора». Однако возникает вопрос, как Шванвич-старший в те дни мог оказаться в ропшинском дворце? Ведь из других мемуаристов никто не упоминает ни о его участии в подготовке екатерининского переворота, ни в задержании императора в Ораниенбауме, ни в каких-либо ещё сопутствующих «революции» действиях.

Да, и если разбирать основные «записки» - а именно три записки Алексея Орлова, написанные им из Ропши Екатерине II, - то лишь одно упоминание в третьей из них имени князя Барятинского повлекло дальнейшее обвинение того в убийстве Петра Фёдоровича. Кстати говоря, мнение, что последняя записка Орлова, якобы, не соответствует стилистике двух предыдущих писем и поэтому является фальшивкой, на наш взгляд, не может приниматься как доказательство фальсификации. Известно, что оригинал записки был уничтожен при спешном разборе бумаг почившей в бозе Императрицы. В документный исторический оборот эта записка вошла в виде копии, "распространителем" которой называют Федора Ростопчина. Однако копия была составлена, скорее всего, по памяти, а не списана с оригинала. Вполне естественно, что прочтение текста при таких обстоятельствах - спешный разбор бумаг скончавшейся Екатерины II,- и последующее воспроизведение его по памяти не могло не повлиять на «стилистику» копии. Также вполне возможно, что в составленном при подобных обстоятельствах тексте Ростопчин мог пропустить какие-нибудь существенные детали или имена.
 
Например, в наиболее «трагическом» фрагменте текста, а именно: «…. Матушка – его нет на свете. Никто сего не думал, и как нам задумать поднять руку на Государя! Но, Государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Фёдором, не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни. …», - явно отсутствует связка между моментом начала "спора князя Фёдора" и тем, что императора «уже не стало».
Напомним, что поименованный «князь Фёдор» на момент ропшинского «события» был всего лишь двадцатилетним прапорщиком Измайловского полка. Последующие после смерти императора толки приписывают этому прапорщику роковое летальное воздействие на "заспорившего" с ним Петра Фёдоровича. Но из текста записки Орлова этого отнюдь не следует.  Логичнее было бы изложить это действо следующим образом: «… Он (т.е. Пётр III) заспорил за столом с князем Фёдором И ВДРУГ СХВАТИЛСЯ С N (т.е. с самим Барятинским или с другим лицом, присутствующим при этом "споре" за столом), и не успели мы ИХ разнять, а его уже не стало». Дальнейший пассаж: «… Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни», - признает коллективную ответственность за убийство, содеянное неопределенной группой лиц. Кроме того ясно, что эта фраза совершенно исключает внезапные "колики" и прочие заболевания Петра III как причину его смерти. Орлов, судя по представленному тексту, почему-то покрывает других участников, называя лишь Фёдора Барятинского, вина которого состояла в том, что он «заспорил» с арестантом. Однако какова была обстановка в Ропше, если 20-ти летний гвардейский прапорщик позволил себе вступить в перепалку с бывшем императором, закончившуюся его смертью!?


Ну а что же Шванвич? Мог ли он быть на месте трагедии? Его имя ни в оригиналах первых двух записок Орлова, ни в копии, составленной Ростопчиным, не упоминается. А мог Ростопчин просто забыть его упомянуть, как, возможно, и других участников? С момента «события» до ноября 1796 года, когда вскрыли секретный архив Екатерины II, прошло 34 года. Князь Фёдор Барятинский был хорошо знаком Ростопчину. Ну а про Шванвича он мог и вовсе ничего не слышать – Шванвич-старший давно умер. Да и почерк Алексея Орлова не отличался аккуратностью, поэтому имени Шванвича, если тот и был упомянут в записке Орлова, Ростопчин мог просто не разобрать.

Вернемся к вопросу, поставленному в предыдущей главе: за что же Шванвич мог так ненавидеть Петра Фёдоровича, что, согласно Шумахеру, «жестоко  задушил императора»? На поверхности может лежать следующее объяснение. Александр Шванвич продолжительное время служил в Лейб-компании. А это было элитное подразделение, учрежденное императрицей Елизаветой Петровной для охраны её собственной персоны. Запросто - силами
лишь одной гвардейской роты, - свергнув в ноябре 1741 года Брауншвейгское семейство, Елизавета Романова прекрасно понимала, что так же легко какие-нибудь другие армейские чины могут свергнуть и её саму. Поэтому те 300 рядовых гвардейцев, которые внесли её на романовский престол, составили первый призыв Лейб-компании. Александр Шванвич, благодаря своим физическим данным, приглянувшийся или самой императрице Елизавете, или командирам этой самой "компании", вошел в её ряды в результате ротации личного состава в 1748 году. Всего же Лейб-компания охраняла царский трон два десятка лет до марта 1762 года.
Почти сразу после вступления на российский престол Петра Третьего эта "компания" была им упразднена.  Из среды гвардейцев именно лейб-компанцы представляли для нового императора наибольшую опасность.  Легко предположить, что, потеряв такое «теплое» место службы, Шванвич мог «иметь зуб» на Петра Фёдоровича.
Но, оказывается, Александр Шванвич был отставлен из Лейб-компании более чем за год до её роспуска! Вот как об этом повествуется в весьма познавательной монографии «Лейб-компания императрицы Елизаветы Петровны (1741-1762 г.г.)» российского историка А.В. Дёмкина:

«Из проступков лейб-компании в рассматриваемые годы самым существенным  была драка 17 сентября 1758 г. в биллиардной на Большой Морской улице в Петербурге. Тогда играли гренадеры (звание рядового компанца, приравненное к офицерскому в гвардии) Яков Возницын и Фёдор Смолянинов. К ним подошёл гренадер Александр Шванвич. Последний вызвал недовольство Смолянинова, который крикнул, чтобы Шванвич отошёл от биллиарда, и толкнул его в грудь. Завязался бой на шпагах, и в итоге оба друг друга ранили». Видимо, этот инцидент, весьма напоминающий столкновение Шванвича с Алексеем Орловом, закончившееся ранением последнего, не прошел гренадеру даром. Далее в указанной работе излагаются распоряжения из архива Лейб-компании: «Отставлены из лейб-компании: … «за предерзости» в 1760 году гренадеры Иван Сумароков, Александр Шванвич и Фёдор Смолянинов – в армейские полки первые два поручиками, а последний капитаном». Следует сказать, что перевод из гренадеров лейб-компании в армейский полк поручиком – это вовсе не повышение, а, скорее, наказание. 

То, что после драки в биллиардной на Большой Морской до отставки Шванвича прошло значительное время, объясняется, скорее всего, тем, что Елизавета Петровна имела снисхождение к своим верным компанцам и прощала их проступки в канун ежегодного празднования даты занятия ею престола. Но в 1760 году или императрице было не до того, или же Шванвич так "достал" начальство компании, что от него смогли, наконец, избавиться.
Таким образом, Александр Шванвич должен был сам на себя пенять за неудачную военную карьеру. Но вот, если задуматься: имея тягу к подобным кабацким «подвигам», коих, видимо, на счету Шванвича было не мало, этот вспыльчивый драчун мог быть очень даже полезен Алексею Орлову в тех обстоятельствах, которые сложились в ропшинском дворце в первых числах июля 1762 года …