Улыбка Джоконды

Сергей проснулся от зудения комара. Шевельнувшись, он понял, что спина вся сырая от пота. Чёрт… Сквозь распахнутое окно в дом проник не только гудящий злодей, но и лилась жара раннего утра. Сергей потянулся за мобильным. Часы показывали 5 утра. Он перевернулся на бок: взгляд уперся в фото покойной жены. Год. Сегодня год. 

Ирина улыбалась ему. Он знал это фото наизусть до мельчайшей складки на шифоновой блузке супруги. Он сфотографировал ее  за несколько месяцев до смерти в щедрый на солнечное золото августовский день, один из последних недождливых и один из первых в предсмертном марафоне Ирины. Она попросила вывезти ее на дачу. У них было несколько часов прежде чем отрава химиотерапии разольется по ее венам после утренней инъекции и заполнит ядом все уголки ее немного полного, но, по-прежнему, текучего как вода тела. До того момента можно было ходить. Потом - таз для рвоты и комната в темных шторах.

На фото жена сидела в кресле в саду под яблоней. Дерево выросло из чахлого отростка, что Сергей вывез из сада отца в Лазаревке. Безмятежная улыбка Ирины, роскошные - пока еще - волосы, ласковые карие глаза и породистые руки - всё это он знал назусть и много раз видел во сне. Улыбка жены всегда обескураживала его. По познаниям в области эффекта, производимого “химией” на тело, и осведомленности в деталях лечения Ирина, которая всегда посещала онкологов одна, превосходила супруга многократно. Ее улыбка оставалась для него загадкой. Улыбаясь на этом фото, Ирина знала всё. И улыбалась. Безмятежно. Даже счастливо. Она уже всё знала. А он - нет.

Он не пошел на кладбище. Впрочем, он и не ходил туда. Он не очень понимал цель похода. Жизнерадостность отпечатка лица жены на обратной стороне его век не сочеталась с этим местом никак. Перспективы отнести букет и посиделки на скамейке не меняли образ Ирины в его голове.

Сергей достал из дальнего угла шкафа “Саперави Квеври”, купленное еще вместе с Ириной, приготовил роскошный обед, как это бывало во времена, когда они с женой встречали утро субботы: было ясно, что “труба не зовет” и было понятно, что дети не подбросят внуков.

Затем Сергей тщательно побрился, выбрал рубашку, надел любимые вельветовые брюки и мокасины. Уронив несколько капель Hugo Boss Man и накинув на плечи пуловер, он вышел на улицу. Впервые за год. Впервые с похорон жены.

Пряный аромат зачинающейся осени ударил в ноздри. Сергей почувствовал, что его “повело”: воздух, звеня серебряным колокольцем, наполнял горло, легкие, кровь… Он ошалело смотрел, как неумолимо катится колесо жизни: детишки на велосипедах, мамочки с колясками, папы с сигаретами, собаки, бредущие по газонам, авто в обе стороны и небо. Нестерпимо синее. Нестерпимо яркое. Осеннее небо.

Он улыбнулся. Впервые за год. Впервые с похорон жены. И тут понял, почему она улыбалась на том снимке: каждый день - это жизнь. Последнее - это счастье. Счастье быть. Просто быть. Ничего больше.

Через полгода Сергей завел роман. Но это уже другая история.