Забавное соседство

Монофонам посвящается.

Поезд мчал, набирая скорость. Мерное покачивание и стук колес уносили мысли куда-то от суеты. За окном мелькали столбы, словно могучий великан перелистывал страницы большой древней книги.

Провода тянулись нитями гигантской паутины, неожиданно соединялись в узлы, как попутчики в купе.
 
Случайности неслучайны? Возможно. Разношерстная публика подобралась на этот раз. Судите сами.

Первым ввалился чудаковатый дядька-молчун под два метра роста. В руках его гремел странный кожаный мешок, видавший виды. Меховая всклокоченная шапка, наверное, не снималась с прошлой зимы, так и прилипла к ушам, хотя на дворе лето.

За ним, озираясь по верхним местам, "просочился" гопник, с распальцовками, с блатными замашками, представился, цвыркнув через губу:
— Фёдор Фёдорович, трудовой класс, — и забросил кепку с рюкзаком наверх, а сам присел к столу.
— Борис Петрович, — интеллигент бомжеватого вида завершил пассажирский расклад. Вежливо поинтересовался у всех и ни у кого:
— Куда направляетесь?
— Не закудыкивай дорогу, — грубо резанул Федя.
— В Пермь, — ответила я.
— Пермь — не Париж, но тоже пойдёт. Я из Барнаула, в столицу.

Проводница проверила билеты, выдала бельё, принесла чай. Ехать было далеко. Борис Петрович хохотнул:
— Ольга? Слыхал я про одну отроковицу Ольгу и отца Онуфрия: "Однажды осенью он обходил окрестности Онежского озера"...
— Не мороси. Знаю я эту оторопь твою. Чё повторять? Сам такое смогёшь? — Прервал гоповатый Фёдор.

Борис Петрович вытаращил глаза и выпалил:
— Чтобы все слова на одну букву? Не пробовал. Но попытка — не пытка, морду не набьют ведь?
— Напрашиваться не будешь, не набью. Валяй!
— Попробую. А то скучно живём.
— Я могу, — неожиданно подал голос дядька в шапке с большим кулём. Поезд покачивал на дробных волнах.

Хозяин куля уставился в стену перед собой и медленно зашепелявил, словно рисовал картину:
— Штормовой шлейф шевелил щебень Шармы:
— Ш-ш-ш-ш...  Ш-ш-ш...
У шалаша на шафрановой шали щебетал щегол. Шаман в шакальих шкурах то широко шагал по шершавому щебню, то шаркал и шипел:
— Шух-ши-ши. Шух-ши-ши.
Шальной и шокирующий. Шатался. Щюрился. Щёлкал щербинкой. Шепеляво шептал шершнем:
— Шам-ба-там.  Шам-ша-та.
На шапке шумно шелестели шаманские штуки — щучьи щёки на шнурках шлёпали по щуплой шее, щекотали шрам и щётку щетины:
— Ших-ши-ши. Ших-ши-ши.
 Штормовой шлейф шевелил щебень:
— Ш-ш-ш-ша-ман...  Ш-ш-ша...
Все притихли и только поезд повторял эхом:
— Шух-ши-ши... Шух-ши-ши.

Фёдор Фёдорович присвистнул:
— Ну ты даёшь, Шаман. Загнул. Кукуха варит у тебя дай боже — респект априори. Главное, чтобы не замкнула: странный ты. По чесноку щитаю, лучше на киче сидеть, чем с кукухой поругаться.

Ложка в стакане вздрагивала и пританцовывала в однообразном незатейливом танце. Дзинь-та-та. Дзинь-та-та. И было в этом звуке что-то подначивающее:  "А давай! А сыграй!" Я приняла вызов:
— Хорошо. Чур, я про Пермь!
Народ притих. Весь окунулся в слух.

— Путешествовать приятно. Посмотрела политическую погоду и подумала, поеду в Пермь! Пусть порадует Поволжье пермяцкими приключениями.

Приобрету Путеводитель. Приглашу в путешествие подругу. Прогуляемся по переулкам, паркам, подворотням и проспектам.
Поглазеем на примечательности и памятники. Прогуляемся по Парковому проспекту. Пошевелим пермскую пыль.

А приуральская природа? Поедем на Провалы, посмотрим Прикамский Плакун, пермские Пещеры.

Познакомимся с преданиями о Пуксе. Послушаем про первый пароход на Пожве.

Если повезёт, попадём на  праздник "Песнь пэлянов" в Пармайлово, послушаем полянахи из пикана — память Пармы. Прикольно, правда? Первобытные причуды.

Поедем и поедим. Пермь, по любому, не Париж. А потому попробуем «пельняни» - приуральские пельмени, полепленные с прибаутками да песнями. И "посикунчики", и пирожки с «пистиками» — побегами. Продегустируем праздничное пиво-сур из проростков, с пряником. Или "похулиганим" по-грузински: посетим "Пиросмани".

Потом протрясёмся на пермском пейнтболе. Побегаем, постреляем. Планы уже пробирают?))) Похохатываете? Ну-ну... Посмеётся последний.

Предстоящие пермяцкие приключения порадуют простотой и предсказуемостью.
В путь?

Компания разулыбалась, кроме Шамана. Тот сидел с маской невозмутимости на лице. Поспрашивали про посикунчики, посоветовали, куда сходить.

Борис Петрович замялся и вдруг расстрогано проговорил:
— Лет двадцать никуда не ездил. И тут такое... "Посикунчики". Вот я недавно в ресторане отобедал. Мой черёд. О себе расскажу. Волнуюсь. Слушайте:
— Барнаул. Базар. Бар.
— Бурбон и буженину. И булочку с брусникой, — бас Бориски, беззубого бомжа с битой бровью, бывало, будоражил "Буланже" .
— Банкуй, раз богатый, — бармен, бородатый богатырь в бандане, с бейджем "Богдан", бил баклуши.
— Бабки? Хм. Бери.
Богдан брезгливо бортанул банкноту:
— Борзый? Беленькая и беляш.
— ... (брань).
— Будем быковать? — бородатый уже безразлично бриллиантил блеклые бокалы, байкой до блеска.
— Беспредел... Ок. Беленькая и беляш, — буркнул бродяга.
Богдан бодро булькнул беленькой, бухнул беляш на бумагу, — И... бонус: борщ под беленькую!
Битая бровь Бориса взбугрилась:
— Благородно. Благодарствую. Банкеты бывают и у бомжей.

Поезд довольно напевал прежнюю песню:
— Дзынь-та-та. Дзынь-та-та.
— Раз такая пошла пьянка — режь последний огурец! — Федя поставил стакан и сделал уркаганистый шарнирный выпад всем телом. И я расскажу. О своей зазнобе. К ней мчу. Зимой всё началось. Не сглазить бы:
— Февраль.
Фабрика.
Файф-о-клок.
Фрезеровщики Фима по фамилии Форшмак и Федька Ферганский "фестивалили" в фургоне. Без фанатизма: фейербахнули фунфырик "Финляндии" с фисташками, и — финал.

Фима, фабричный "франт" в фуфайке с фингалом, философствовал: "Франция — фуфло: и футбол, и фильмы  Феллини, — форменное фуфло".

Федька, фрезеровщик в форме с фартуком и без фаланги, флегматично фыркнул — не фанат футбола, и фиолетово до Фелиней.

Фима филирнул финский фунфырь фунчёзой с фасолью:
 — Фаберже — фигня фигнёвая. Вот француженки...
— Француженки? Фу...  Фроська фельдшерица — фора француженкам!
—  Фантазируешь после флюса или фартануло?
—  Фигею от фоток в Фейсбуке. И фигура, и формы, — фундаментальная фря!

Пока Фёдор фокусировался на фотографиях, Фима фигачил "Финляндию":
— Флюрография фантастическая. Уффф. Не Фрося, а фейерверк!!!
— Факт — фейрверк, — фоном фиксировал Фёдор.
— Эх, фитиль  флегматичный!Флиртует — форсируй, фрактуй, и — по фэншую, фешенебельно, — фасонисто фонтанировал Фима.
— Фрактовал... Фордыбачится: фыркает, флюгером финтит, — фенеботал Фёдор.
— Ишь, форель.
— Как факнул фрезой по фаланге, так — филигранно во френдзону.
— Вот фейхоа! Фря фальшивая, — фальцетнул Фима.
— Но-но, без фамильярностей. Фильтруй. Фросинья — форэва!
— Фигею.

Февраль.
Фабрика.
Фонари фосфорицируют.
ФМ-радио фонит из фургона: "Феличита".

— Дзинь-та-та. Дзинь-та-та.
 
За окном густые сумерки стремительно рисовали закат. Поезд мчал. Мелькали столбы, словно могучий великан перелистывал страницы большой древней книги. Каких только историй в ней не было.

____________
В рассказе собраны монофоны разных лет.
Фото из интернета