Глава 34. Недуэль

      – Налей ещё мне полстакана...
      Довольно, милый...

      А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

      Тем временем праздник жизни в зелёной гостиной усадьбы Онегина набирал обороты.
      Выпили. Закусили. Покурили.
      Чем бы ещё заняться?
      Ну конечно, косточки знакомым дамам перемыть!
      Инициатором «интересной» беседы стал, как ни странно, Владимир. Так как Дарси как раз вялым движением руки отпустил прислуживающего за столом крепостного, и сейчас сам деловито откупоривал очередную бутылку, Ленский с готовностью подставил свой бокал и завёл:
      — А помнишь, ты при знакомстве с девицами Лариными сказал, что выбрал бы другую?
      Иэн, до этого мгновения расслаблено полулежащий в своём кресле и рассеянно созерцавший подсвеченную полуденным солнцем листву, подобрался, настороженно спросив:
      — О чём ты?
      Ленский залпом осушил свой бокал:
      — Я о Татьяне.
      Ну вот, я теперь ещё и «что», вместо «кто»! Спасибо, грамотеи! Или это, так сказать, вкратце о ценности женщины в нашем так и не переболевшем Домостроем русском обществе?
      Владимир же, ни мало не обеспокоенный языковой и социальной несуразностью,  продолжал свои откровения:
      — Ах, милый, как похорошели у Тани плечи, что за грудь!*
      Ой, ну вот, теперь ещё и снова этот «милый»! Ребят, не давайте шипперам повода, потом от голубой краски вовек не отмоетесь!
      Милый «Онегин», приняв вертикальное положение, отставил свой початый бокал.
      — Татьяна? А как же Ольга резвая твоя?
      Но Ленскому в этот момент было, очевидно, не до Оленьки – и вновь прости, «сестрёнка»!
      — Ты сам сказал, а я запомнил: «В чертах у Ольги жизни нет. Точь-в-точь в Вандиковой Мадоне: кругла, красна лицом она, как эта глупая луна на этом глупом небосклоне». А нынче вижу, ты был прав! Ты слышал, верно, эти строки, что она пропела? Конечно, слышал, ты там давеча был. Ах, как прекрасна та душа, что сотворить могла такое! Ну а с душой… Прекрасно тело – эти очи, опять же шея, руки, грудь…
      Дарси явно не нравился разговор – я уже успела изучить мимику этого, в общем-то, малоподвижного лица, достаточно, чтобы понять: Владимир, поющий мне дифирамбы, сейчас ходит по краю. Вон как у иностранца щёки побледнели, глаза сузились – точно кот, завидевший щенка!
      Да, я, конечно, хотела шотландца позлить, чтобы окончательно его из зоны комфорта вывести, но сейчас запахло настоящими проблемами… Причём, как-то уж слишком реально запахло – эдаким амбре из мужского пота, костра и конского навоза.
      Рот мне накрыла рука – и вовремя, ведь я уже собиралась вскрикнуть. Меня потянули назад, разворачивая и встряхивая, чтобы перестала брыкаться. И вот я уже смотрела в глаза Костика, снова облачённого в тот же нелепый цыганский наряд, источающий как раз тот самый аромат, что и привлёк моё внимание.
      — Ты, мать, чё творишь? – зашипел он мне прямо в ухо. – Ты нафига это всё устроила?
      Сбросив его ладонь – кстати, тоже пованивающую, но тут стоит сделать скидку а то, что Костик у нас айтишник, со своего рта, я тоже зашипела:
      — Я что творю? Это вы там, твари, что твАрите! Я – крыса подопытная? Только вернусь, сразу заяву накатаю. И на тебя, предателя, тоже!
      В довершение аргументов я ещё хотела двинуть гада ногой – куда попаду. Но бывший друг легко сгрёб меня в охапку, снова зажав рот рукой.
      — Слушай меня, дура набитая: Демиюрг откуда-то узнал, что кто-то тебе инфу слил про молот Творца и то, что ты отсюда только за ручку с интуристом выйдешь. Нет, меня не уволил и в ближайший лес с лопатой не вывез, но кое-что подкорректировать велел. Короче, у вас семь дней. А потом он лавочку сворачивает.
      Я перестала брыкаться, осознавая услышанное. У меня неделя на то, чтобы заставить Дарси вспомнить и, взяв за шкирку, вытащить его и, самое главное, себя из биосимуляции.
      Потому что дальше…
      — А если не успеем? – спросила я, как только Костик вновь убрал руку.
      И без того худое лицо Константина Игорьевича вытянулось ещё больше, когда он мрачно сказал то, что я, наверное, и без него знала:
      — Схлопнется биосима, и вы вместе с ней.
      Я, конечно, понимала, что всё это – бесполезно, что подопытных животных в конце эксперимента принято утилизировать, а не забирать домой в качестве питомцев, хотя я много лет назад именно так с тогда ещё котёнком – ЛенЬским и поступила, нарушив все возможные правила. Но дверь моей клетки не откроет никто, как бы жалобно сейчас я не плакала.
      А я заплакала. Жалобно и навзрыд, уже вовсе не заботясь о том, что могу быть услышана.
      — Пожалуйста, – повторяла я сквозь всхлипы, – пожалуйста, Костик! Скажи ему… объясни… разве можно… так… с живыми… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
      А дальше мой плач Ярославны был грубо перебит сразу множеством звуков, главным среди которых стал треск ломающихся ветвей.
      В заросли шиповника с разных сторон одновременно ввалились страшный конюх, уже пытавшийся совершить в моём отношении гражданский арест, страшно вращая глазами и размахивая вилами, приблизился к нам с Костиком справа, а слева сквозь колючие побеги, моментально нанёсшие урон их дорогим костюмам, к нам подскочили Ленский и Дарси с очень даже настоящим пистолетом в руке.
      Мгновенно смекнув, что ему пора, Костик зайцем скакнул под расставленные руки конюха и рванул в кусты. Конюх и Владимир кинулись ко мне – явно, что с разными целями, ведь крепостной мужик полагал меня сообщницей конокрада, Ленский же, мгновенно узнав, распростёр руки с может и не вполне альтруистическими, но, всё же, благородными намерениями. Иэн Дарси, в мгновение окинув всю картинку – плачущую меня, убегающего прочь цыгана, – цепким взглядом, остановился на месте, поднял пистолет, целясь в петляющую, но всё ещё заметную среди кустов и деревьев алую цыганскую рубаху.
      Отбросив заботливые руки Владимира, уже готового прижать меня к своей груди, я, визжа от страха, прыгнула вперёд и со всей силы врезалась в Дарси, сбивая того с ног.
      Выстрел прогремел совсем рядом, оглушив так, что уши тут же заложило, а из дубового ствола, у которого я пряталась, посыпались щепки.
      — Shit! – смачно выругался промазавший в Костика шотландец, легко стряхивая меня и, словно тряпичную куклу, ставя на ноги. – F*cking blaigeard!**
      — А-а-а? – уточнила плохо слышащая я – кажется, мне только что показалось, что Иэн Дарси выругался… по-шотландски.
      Дарси порывисто дышал, опустив пистолет и рассматривая прорванный колючим шиповником сразу в нескольких местах сюртук. 
      Костик, достигший основания холма, прекрасно, оказывается, отсюда просматриваемого, уходил красиво, деревенскими огородами.
      Всё происходило быстро, и если момент, когда я полуослепла от слёз и полуоглохла от прозвучавшего совсем рядом выстрела, для меня растянулся чуть ли не до часа, то на самом деле его едва хватило на то, чтобы к нам, замершим, одновременно подоспели и Ленский, и безымянный мужик-гора, так и не опустивший своих вил.
      Последний, раздосадованный тем, что упустил второго нарушителя, с двойным усердием схватил меня за шкирку, в довершение всего как следует тряхнув.
     — Попалася, воровка! – радостно пробасил он, встряхивая меня, пытающуюся вырваться. – Видать, на пару с цыганёнком промышляють, верхом на тво-ом гнедом, барин, явилася, беззаконница!
      Владимир ахнул, кидаясь вызволять меня из железной хватки.
      — Мадемуазель Ларина! Вы здесь! Но как? В таком виде? Да пусти ты, холоп, дурья башка! Не видишь, барышня перед тобой?
      Но конюх, упустивший меня в первый раз, в этот раз и не думал подчиняться.
Дарси, вздохнув и приняв свой привычно-безразличный вид, махнул крепостному.
      — Агафон, пусти!
      Агафон, недовольно заворчав, пальцы всё же разжал, но когда носки моих, то есть Фединых, сапог вновь коснулись земли, я, не удержав равновесие, накренилась, падая. Однако упасть мне не дал вовремя раскрывший свои объятия Ленский. Покраснев до кончиков своих кудрей, «чёрных до плеч», он пылко прижал меня к груди, ничуть не смущаясь находящегося рядом «милого» Онегина.
      Я громко шмыгнула носом, приходя в себя. Красивые губы Владимира совсем рядом довольно улыбались, и я щекой чувствовала, как часто бьётся пылкое сердце поэта.
      — Кхе-кхе! – нарочито громко покашляли над всё ещё плохо слышащим ухом.
      Я с неохотой отлипла от Ленского. А что? Есть что-то подкупающее в этой его порывистости, в юношеском максимализме. Но…
      Вспомнив, что мне только что успел шепнуть Костик, я резко отстранилась, снова шмыгнув. Иэн Дарси выгнул бровь и двумя пальцами протянул мне кружевной носовой платок, в который я сразу, наплевав на манеры, высморкалась.
      — Мадемуазель Татьяна Ларина, какой ветер занёс Вас в мою скромную обитель? – с явной издёвкой спросил он. – Да ещё и в таком…м-м-м… изысканном наряде? Неужели Кельпи хозяину вернуть изволили-с?
      Владимир, явно недовольный, что его так в бочок оттёрли, махнул на Дарси рукой, готовясь воспользоваться первым же предлогом, чтобы вновь меня приобнять:
      — Да полно, Евгений, до того ли? На мадемуазель Ларину напали – разве ж ты не видел? Ей нужно присесть, вели чай крепкий заварить, да коньяка внутрь пару капель. Татьяна, милая Татьяна… Вам дурно? Что я могу для Вас сделать? Приказывайте, повелевайте – всё исполню враз!
      Ну, раз приказывать – это я мигом.
      В ушах всё ещё звенело, но, хотя бы, слёзы и сопли теперь «украшают» не моё лицо, а платок шотландца…. Который – неужели? – вспомнил!
      Или начинает вспоминать.
      И чуть не подстрелил Костика – пусть и предателя, но, всё же, вновь меня предупредившего.
      — «Приказывать» Вам, Владимир? – я постаралась очаровательно надуть губки, уверена, в совокупности с красными после слёз носом и глазами зрелище ещё то, но работаем с тем, что имеем. – О, да разве ж смеет барышня приказывать? Прошу вас, господа, простить мне сей наряд, но я сюда спешила, зная, что найду тут вас обоих. «Повелевать»? Что ж: я велю Вам, милый Владимир, прибыть в понедельник к пяти часам на бал-маскарад, устраиваемый в нашем имении в честь и по поводу Оленькиных именин. Быть приказываю в маскарадном костюме – как я ныне прискакала к вам, господа, да ещё велю непременно захватить с собой подарок и мистера Да… мсье Онегина. А если по какой-то нелепой причине прибудете без вышеназванного мсье, считайте, что волю мою и приказа не выполнили, и гнев мой тогда ляжет на Вас, милый Владимир!
      Пока Ленский, довольный этой моей игривой речью и притворной лаской, довольно улыбался, я, твёрдо зная, что теперь поощрённый поэт все силы приложит к тому, чтобы хоть за шкирку притащить к нам шотландца, обратилась к последнему:
      — А Вы, мсье «Храброе сердце»***, в следующий раз, желая пострелять, цельтесь лучше в Шотландского короля – а то скоро в Вашем парке дубов не останется! – Дарси, по моей вине промазавший в Костика, побледнел от ярости, я же ткнула пальцем во всё ещё маячившего на заднем плане конюха. – И потрудитесь велеть Вашей ручной горилле приготовить для меня Кельпи – я возвращаюсь домой на своём коне.

      ___________________________
 

      * Переиначенная фраза А.С. Пушкина, в оригинале: «Ах, милый, как похорошели у Ольги плечи, что за грудь!»
      ** Shit! F*cking blaigeard! (англ./гаэльско-шотландский диалект) – Дерьмо! Чёртов ублюдок/подонок!
      *** «Храброе сердце» (1995 г.) – фильм о народном шотландском герое Уильяме Уоллесе, по предположению историков служившего лучником и в молодости оказавшегося вне закона из-за убийства англичанина.