Морские рассказы. Как меня загнали на Крузенштерн

     1977 год. Готовлюсь к рейсу на супертраулере в район Северо-Восточной Атлантики. Там тепло, хорошая рыбалка, благоприятный прогноз на план и ожидание заработка. Как раз то, что нужно бездомному молодому специалисту для первого взноса на «кооператив». За три дня до выхода вызывают в радиослужбу. «Завтра идёшь вторым радистом на «Крузенштерне». Дуй за вещами». Пытаюсь сообразить, как отмазаться от такого «везения»: сидеть на сторублёвом окладе два месяца в мои планы не входило. Прочитав протест на моём лице замначальника «посочувствовал»: «Дурак! Туда люди за деньги просятся! Сказано-выполняй». Я тогда предположил, что хорошая репутация из Баренцева моря не совсем кстати сработала.
   Шли вокруг Европы в хорватский Дубровник. Погода замечательная. Мелкая зыбь на Балтике нашему стометровику что семечки для акулы. В Северном море, как полагается, мягко укладывались в галсы; смотреть на море невозможно от мириадов бликов. Тренируюсь ходить под углом к палубе. Курсантиков тоже приучают к свежему воздуху и такелажу. Отрабатывают парусный аврал-ставить паруса. Сбиваются в кучу, жмутся ко всему, за что можно ухватиться. Боцман со старпомом сорвали глотки. Кому-то обед не по-нутру- проглядывается болезненная бледность. Знавал таких «волков», которые двадцать два года боролись с морской болезнью. А море не бросили!
  А вот и Ла-Манш! Судов видимо-невидимо. Делаем вид, что не замечаем парусную мелочь: яхты, яхты, яхты...  А нам в знак уважения солидные паромы: « Ду-ду!»
  Бискай- чёртова форточка. Круглый год задувает, наматывает матроские кишки  на солёный кулак. Сколько судов завалил! На штурманской карте всё побережье- кладбище кораблей. Позже, мне доводилось ловить оттуда «SOS», и, было, бежали на помощь. Но нас опередили, спасли.
  Гордо проходим Гибралтар и- вот оно- волшебное море. Словно изумруд растворился вокруг. И плещет, и шлёпает о борт, играет, подмигивает, обволакивает особым ароматом. Стайки летучих рыбок снимаются с поверхности, как и мы ловят ветер; то ли просятся к нам в пассажиры, то ли завидуют глупым чайкам. За кормой срывается в бездну кильватер с фосфорецирующей подсветкой из космоса. Зрелище, сравнимое с северным сиянием. Россыпи звёзд на незнакомом южном небе. Волшебство.
  Наш заход в Дубровник совпал с визитом вежливости отряда советских военных кораблей. Прозападная местная пресса тупо замолчала наши мероприятия. Люди сами разобрались в ситуации и через день валом шли к нам на экскурсии.
  Экипаж и курсанты группами посетили местную природу, посмотрели на характерную архитектуру с черепичными крышами, узкими южными улочками, забитыми торговцами фруктов-овощей, полюбовались видами с высоты вершин: один склон сияет от солнца, а соседний укрывает дождь, барашки из облаков ходят под ногами. Поднятся на фуникулёре можно за цену обеда на двоих- американцы очень возмущались дороговизной.
   Наконец, визит исчерпан. Выходим из бухты в сумерках. По световому семафору сердечно прощаемся с нашими военными моряками; опять вахты по расписанию и занятия с курсантами-штурманами на предмет того же светового семафора. На память о Дубровнике осталась пара открыток и головная боль на следующий день от бутылки рома «Negro» на всю радиослужбу из четырёх человек.
    Несёмся на всех парусах по Адриатике. Очередной вежливый круизник даёт хорошим баритоном приветственные два гудка. Мы тоже... но что это? Наш продолжает гудеть?! Получается, мы подаём сигнал бедствия?! Круизник сближается с нами, по УКВ тревожно интересуется нашими делами- всё ли хорошо?  «О, сэр... синьор... камарадо.. Всё О’кей! Чёрт бы побрал эту пукалку!» Капитан взбешён. «Четвертого механика на мостик!»  Вот так: пока не закончился сжатый воздух в специальном баллоне мы гудели. Легли в дрейф. «Четвёртого» загнали на фок-мачту метров на 50 вверх ремонтировать дудку. Уже пообедали и стали забывать о товарище, как тот спустился на дрожжащих ногах и попросил элементарно пожрать. Ни на кого не обращая внимания, как заговорённый он рассказывал про то, как с мачты чуть не улетел при крене, про какой-то ржавый гусёк и прихлёбывал горяченький гороховый супчик. Кают-компания ходила ходуном от хохота; его просили повторить всё заново- снова и снова. Капитан Толмасов довольно фыркал в растопыренные усы и был покорён итогом происшествия. Нельзя запускать своё хозяйство!
   А вечером, свободные от вахт собрались на баке. Курсанты под руководством худрука, нашей официантки Веры Жуковой, развернули аппаратуру и устроили концерт. Пели про паруса «Крузенштерна» над головой, о Родине, про любовь моряков и морячек, неразделённые чувства курсантов и прочую милую чушь. Мы подпевали и укреплялись в родственных чувствах.
   По пути домой поступило распоряжение зайти в Лас-Пальмас. Там случились какие-то дипломатические мероприятия, но не хватало «свадебного генерала». Кроме парусной команды всех выгнали в увольнение в город. Мы сгорали от стыда, когда парусный аврал устроили прямо у стенки на швартовых. Всё ради благосклонности нужного дяди. Вечером же снялись и – подальше от позора.
  А тут, ещё, Его Величество Хасан Второй пригласил с визитом вежливости в Касабланку. Хороший был король, мы с ним дружили. Борт посетили самые высшие чины страны-  были наслышены о паруснике и он произвёл на них впечатление.
   На переходе в ночь корабль разбудил звук пушечного выстрела. Или взрыва снаряда. Это порвался старый добрый английский парус. Боцман ждал его исхода и держал сшитый вручную новый. Мы получили в качестве сувенира по куску того паруса.
   Вот и родной порт. Холодно, сыро, проморзгло. Но душу греет воспоминание о чудном южном походе, приключениях, красотах, просторах и замечательных ребятах.
  Виват, «Крузенштерн»!