О грехе осуждения
Пожалуй, для большинства именно так и есть: ни о ком не высказывайся неодобрительно – и соблюдёшь благочестие.
А как же Господь, изгоняющий из храма торговцев и меновщиков? Нельзя представить, чтобы Он это делал с полной невозмутимостью. Да и прямо слышим мы от Него гневные обличения: «Дом молитвы превратили в вертеп разбойников!» Это очевидное неодобрение.
А ещё Он в сердцах говорил своим ученикам: «Доколе буду с вами?» А одному из них бросил с досадой: «Отойди от меня, сатана! Ты мне соблазн!»
Нет, Евангелие не даёт повода усомниться: осуждение в общепринятом толковании – это точно не смертный грех. Ветхий Завет на этот счёт ещё более категоричен, его пророки так прямо и говорят: решительно обличай, когда видишь бесчиние. Причём обличать велят они не абстрактные качества абстрактного человека, а самого виновного, через которого грех входит в мир.
«Кто говорит виновному: «ты прав», того будут проклинать народы, того будут ненавидеть племена; а обличающие будут любимы, и на них придёт благословение». (Притч. 24,24).
«Лучше открытое обличение, чем скрытая любовь». (Притч. 27,5).
«Гораздо лучше обличить, нежели сердиться тайно». (Сир. 20,1).
Отделение греха от человека – это, мне кажется, чисто иезуитская вивисекция. Грех личностен, и представить его вне личности – всё равно, что заповедь о любви распространить, например, на шоколад или «грозу в начале мая». Искренно не одобрять греха, сохраняя нейтральность по отношению к греховоднику, вряд ли возможно психологически: нет в нашем сознании до такой степени тонких фильтров. Тот, кто возводит нейтральность в достоинство, скорее всего оправдывает таким образом своё равнодушие.
Но что же нам всё-таки запрещает Господь? Он запрещает творить Его суд над чьей бы то ни было личностью прежде времени: «Не судите никак прежде времени, пока не придёт Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1Кор. 4, 5). То есть: грех осуждения – это когда человек берёт на себя сортировку других людей, определяя, кого поставить по левую, а кого по правую руку. Забывая, что его правая-левая – это совсем не то, что десница и шуйца у Бога.
Гарантирует ли нейтральность к грешникам избавление от наклонности брать на себя подобную сортировку – выбраковку ближней овцы в козлище? По-моему, далеко не всегда. Иногда она её только усугубляет. Делая вид, что не вижу сучка во чужом глазу, я ведь тем самым подсознательно успокаиваю себя насчёт собственного бревна.
Мать не может вести себя безучастно при виде того, как её ребёнок пускается во все тяжкие, она обязана гневно его осудить. Но разве дружеская любовь – христианская любовь к ближнему – на глубине отличается от любви матери?
Кто-то может подумать, что я пытаюсь оправдать собственный грех – въевшуюся в меня страсть к обличениям. Я от неё не отрекаюсь, но должен сказать, что в большей степени меня волнует сейчас собственная нейтральность. Оттого, что я заставляю себя не выказывать неодобрения, мне кажется, я становлюсь более равнодушным; я не уверен, что Бог одобряет такие во мне изменения.
Свидетельство о публикации №223101901599