Халя

Из ненаписанной повести «Жизнь Егорыча».


Август 1972 года. Мне уже скоро на дембель. Я только что вернулся с тушения лесных пожаров во Владимирской области. Горит вся Россия. Подмосковье – а Бог все таки есть – горит особенно жарко. От густейшего смога умирают десятки тысяч астматиков, гипертоников, сердечников. А, блять! Кровь людская – не водица. Почему же так жарко горит вокруг Москвы? Да потому что красные вы****ки сотни миллионов полновесных советских рублей вложили, а половину с****или, как водится, в осушение болот. Торф осох на 3 – 6 метров. Когда мы копали траншеи вокруг пожаров, в жарищу за 30, на спину мне шлепнулась гадюка. Я стряхнул ее и зарубил лопатой. Они ползли из горящих болот. Трех солдат из нашего саперного полка укусили. Один выжил, два нет А копали мы, набивая кровавые мозоли, потому что вся техника - и БАТы, большие артиллерийские тягачи с двумя бульдозерными ножами на мордах – сдохли. Сдохли и мотопилы. Осталось последнее оружие. Лопата - матушка. Малая саперная лопатка было основным оружием пехотинца в ту страшную, позорную сталинскую мясорубку, которую вы****ки называют ВОВ. Мы копали большой саперной.


На этих пожарах я погибал трижды.


Вернулся в свою в/я 11388 и испытал то, что испытывали фронтовики, найдя счастливый билетик, и попавшие в ****скую Москву. Почти всем было похер на войну.


Ко мне подошел Юрка Вакарук, солдат моего взвода. Он был родом из Яворова, это было в десятке км от нашей части. Я не раз отпускал его на ночь в самоволку. Он исправно возвращался в 5.00. З торбою бимбера и сала.


- Старшой, я бачу, що душа не на мисци,- сказал он.- Пропоную трошки пограться – поворопаться…


Он пригласил меня на свадьбу в село Старичи, на окраине которого и стояла наша часть. Предупредил:


-Тильки не розмовляй по-москальски. Ты вмиешь на наший мови.


Мы надели с Вакаруком парадные мундиры и перепрыгнули забор возле свинарника. Командёры туда не ходили. И патруль тоже. Шмон стоял такой, что после него «черемуха»,  которой нас потчевали на учениях, была ароматом тройничка.


Место мне Вакарук определил знатное. Напротив старого дидуси з сивымы вусамы. На нем был мундир австро –венгерской армии и фуражка с тризубом. Я похолодел. За этот прикид деду могли ввалить от души – восьмерик. Ну и меня на цугундер. Мало того, что в самоволке – так еще и бухает с бандеровцем!


На свадьбе гуляло пол села. Молодка, сидевшая рядом со мной, обдав меня запахом чеснока и горячей лавы из под юбки, налила полный стакан чистейшей как слеза херувима самогона. Казенка – которую подали для блезиру, сиротливо стояла – кое-где.


Я сказал:


- Ще не вмерла Украина!


И немедленно выпил. Скупые мужские слезы скатились на обветренные скулы старшего сержанта. Молодка тоже жахнула. Но полстакана. А дед, выпив стопарик, прицелился в меня указательным пальцем:


- А ти ж москаль!


- Та що вы, диду – стал отбояриваться я. –Тильки трошки - на пив багнета. Тато з Сибиру, а мамо з под Полтавы.

Тут грянул шейк. Молодые затряслись в падучей. Дед наблюдал это, набивая трубку. Я вытащил свою, достал кисет. Предложил деду своего табачка. А у меня была смесь из «Золотого руна», «Моряка» и «Трубки мира». Да еще я в банку, где хранил зелье, клал кусочки яблок. Чтобы табак не пересыхал. Табак мне присылал невеста Таня. Дид поднял брови, понюхал мой кисет, уважительно посмотрел на меня.


-  Добрый тютюн.


И набил свою объемистую, гуцульскую трубку. Дым был голубой.


Дед внимательно наблюдал за танцующей молодежью. Потом налил щадяще. По сто грамм. Пододвинул тарелку з салом. Оно было розовым, свежепросоленным, со слоями мяска. Чувствовалось, что совсем недавно к небу понесся последний визг свыни.


- Йиж, жолнежик, бо силы буде мало! А вона тоби буде потрибна…


И подмигнул бедово. Соседка задышала седьмым номером.


А дидусь поправил свой картуз, и спросил, тыкая чубуком в танцующих:


- То танци?


- А як же, - заверил я. - Шейк назваеться. Трясучка по аглицький мови.


     - Та знаю я, знаю,- оживился дед. - Бо я був в армии Андерса. –Але я тоби скажу – то не танци! Ни. От я памьятаю в 1903-ему роци в Явориви, на свое весиля, я як закрутив свою Ганю, як закрутив, тай на ходу и выеб!


Тут шейк сменился танго.


Молодка выразительно на меня посмотрела. Я тут же вскочил. Вскочил и мой барсик.


- Запрошую пани на тангО!


Она просияла глазами, черными як терен. Мы дошли до огромной груши, под которой еще никого не было. И я обхватил ее талию. Мой нос находился как раз на уровне ее пышных грудей. Я немедленно в них уткнулся носом.


- Томбаланеже,- тосковал, жаловался Сальваторэ Адамо…
Tombe la neige
Tu ne viendras pas ce soir
Tombe la neige
Et mon c;ur s'habille de noir
Ce soyeux cort;ge


- Как тебя зовут,- спросил я,  -дыша в груди.


Она помолчала. Через секунд десять ответила хрипло:


-Халя…


Потом решительно взяла меня под руку:


-Пидемо до моей хаты. Що я - музыки не маю? Горилки? Сала?


Я чувствовал себя цыпленком, которого ястреб сгробастал когтями и понес в гнездо.


Мы дошли до большой хаты. Она закрыла дверь на ключ. Барсик стал рвать ширинку. Галя уставилась на его телодвижения, схватила меня, поволокла к пышной койке и тут сделала такую подсечку, что я улетел в перину. И стал лихорадочно раздеваться. Но не тут то было. Галя сама содрала с меня мой мундир, и, подняв длинную юбку, оседлала. Я с ужасом понял, что она и убить может своими колоколами – дюгонями. Она прыгнула на мне ровно три раза. И заорала как иерихонская труба. Ее кот, черный как смоль, метнулся в подпол. Я почувствовал, что мой барсик попал в тиски. А Ганя стала пытаться вырвать его с корнем, сотрясаясь своим крупным телом. Это была картина – Давид достал Голиафа.


Потом Голиаф изображал кобылицу. Потом хотел раздавить мне голову ногами, заброшенными на плечи. Требовал, чтобы я кусал ее за соски. Потом наступил воспаленный бзык – стрыбни на мене з печки! То – моя мрия!


Внезапно ржавым голосом завопил будильник. Галя подскочила как солдат – новобранец. Быстро собрала холщовую торбу. Паляниця, огирки – скрюченные из –за жары, сало из чесноком.


- Заходь, заходь, Витько до мене як зможешь. Ще пострибаем до гори…


С трудом я вышел из ее хаты. До части дошел с тремя перекурами. Ноги подгибались…


Едва добрался до батальона, как старшина гнусаво заорал:


- Батальон, в ружье! Тревога!


В Старичи я попал только месяц спустя. На стук в дверь никто не отозвался. Барсик поник головой.


Соседи сказали, что она вышла замуж на шахтера из Дрогобыча. На свадьбе три дня гуляло все село.


19 октября 2023 года