Растим патриотов

Юность вступает в жизнь

Владимир АЛЕХИН

Растим
патриотов


Воронеж — 2023 г.
 
УДК 94 (470)
ББК 633 (2РОС -4 Вор-5)
А 49

Серия «Земля родная»


Алехин В.С.
А 49 Растим патриотов. – Воронеж.
      2023 г. –    с. 224.



© В.С. Алехин. 2023 г.





Молодёжь во все времена привлекала внимание деятелей литературы и искусства. В литературных образах нет дефицита. Но счастье наше состоит ещё и в том, что такими же обаятельными людьми полна наша реальная жизнь. Это прослеживается в художественно-документальном сборнике, изданном военным писателем Владимиром Алехиным, персонажи которого выведены под настоящими фамилиями и подлинными адресами. В их характерах правдиво прослеживаются истоки патриотизма, формирование высоких морально-политических и психологических качеств. Книга рассчитана на широкий круг читателей.







Нет для настоящих россиян
ничего дороже отчего края,
земли и людей, давших им жизнь


Где-то далеко гремит война
Это документальная повесть о женщинах-трактористках Нового Дубового. В годы войны девушки и молодые женщины, закончив зимой курсы механизаторского всеобуча, проводив любимых и мужей на фронт, сели на оставленные ими тракторы и вывели их в поле. Тысячи гектаров полей перешли теперь в заботливые женские руки. Суровая правда и никуда от неё не денешься. Труд земледельца нелёгок. Женский труд вдвойне. Труженицы тыла, сделав свой выбор, от занятой позиции уже не отступали. На наших глазах произошло нравственное рождение людей, личностный сдвиг. Этот мощный импульс проложил новый фарватер в жизни русской деревни.
***
На крыльце у Нинки Чернышовой Бориска. Прижмёт паренёк к себе девчонку, а у той голова, как от дурмана, кружится. Слушает она Борискино сердечко и от этого ей и трудно, и легко. Кажется девчонке, что обычные слова Бориска произносит особенно, трогательно:
— Слышь, Нинка, я потому к тебе на крыльцо заявился, что надоело прятаться от людей то в роще, то в риге. Да и тётя Мотя меня смущает.
Еще плотнее прижимаются Нинка и Бориска друг к дружке.
— Ты уж, Боря, на маму не обижайся. Это только с виду она строгая, сердитая, а вообще-то добрая.
Некоторое время оба помолчали. Чего уж там, понятно, что на крылечке лучше.
Нинка вдруг отшатнулась и прошептала в испуге:
— Ой, Борька, мама моя…
А Матрёна Чернышова уже рядом. Как она подкралась? Дверь не скрипнула, не взвизгнула, точно с дерева спустилась Мотя.
— Ты опять здесь?! Я тебя, негодника, отучу по чужим крыльцам отираться! И с тебя, девка, три шкуры спущу.
Борис, увидев у Матрёны чересседельник, дёрнулся. Чего доброго чересседельником-то огреет вдоль спинца! Под быстрый Нинкин шёпот: «Беги, Боря, беги», перемахнул Бориска через перила — да на дорогу. А дорога вела к выгону. Парень бежал и ломал колючий кустарник. Путался в нём, цеплялся брюками и рубашкой за ветки и всяческит поносил Матрёну.
— Вообще-то она добрая у нас, это только с виду сердитая, — повторял он Нинкины слова. — И отчего у неё такая бедовая мать? Прямо как у Мурзиных собака. Маленькая, а никому покоя не даёт. Норовит всякого прохожего облаять, а то и за штанину схватить.
Немного успокоившись, Борис поплёлся домой. Мысли у парня были гневные. Старайся, Мотя, не старайся, а мы с Нинкой всё равно будем вместе».
Борис посмотрел назад. Луна постелила по выгону светлую дорожку. Вела она прямо к дому Чернышовой.
***
Тем временем у Чернышовых между матерью и дочерью разговор на повышенных тонах. Мать ещё не остыла. Она была не то что злая, а просто в ярости. Пришла домой с надеждой увидеть дочку виноватой. Куда уж там! Смех разбирает Нину. Знает, что мать этого не простит, но сдержаться не может, прыскает в кулак. А мать, словно пчела ужалила, вспыхнула вся, кричит:
— Распустилась, совсем стыд потеряла, негодница!
— А чего стыдного? Ну, постояли немного. Бориска про работу рассказывал. Ничего плохого. Послушать интересно.
Нинке лучше бы помолчать.
— Втрескалась, девка! В кого влопалась, дура! Лодырь он, этот Борис. Запрещаю водиться с ним и точка.
Наступила пауза. Матрёна стояла перед дочерью, подыскивая весомые, грубоватые слова, чтобы сразу поставить на место непутёвую девчонку. Да где словцо-то правильное взять? Матрёна, поводив головой, пошла в спальню. Завтра рано вставать.
— И ты, девка, ложись спать, — пробурчала она. — Завтра на утреннюю дойку рано вставать.
К Матрёне Чернышовой назначили помощником на трактор Бориса Ворфоломеева. По малолетству на фронт его пока не брали.
Фронт бухал орудиями где-то под Верейкой. Мотя, заливая воду в радиатор, тоскливо замирала, прислушиваясь к отдалённому гулу войны. Где-то там воевал и её Николай.
В обязанности прицепщика Бориски входило устроившись на железном сиденье плуга рулевым колесом регулировать лемеха на глубину. В селе острословы называли парнишку плугочистом. Не обижался, Помогал Матрёне обслуживать трактор. Подтягивал гайки, менял лемеха, шестерни, смазывал солидолом подшипники. Когда трактор останавливался, брал рукоятку, но делал это редко, и заводил мотор.  Трактор заводился туго. Всему виной было плохое горючее и парень, отчаявшись, опускал руки:
— Может, зря мы это самое, пашем, а тётя Мотя?
Матрёна всё терпела, но однажды, намучившись с тугим мотором, больно ударилась локтем о стальную ручку, в сердцах сказала:
— Слезай с плуга, помощник! И уходи отсюда.
Но Бориска не ушёл. Он поспешно ковылял за трактором и бормотал:
— Тю, совсем ошалела баба.
Он шёл с виду серьёзный, озабоченный.
***
С чёрного утреннего неба на землю смотрят крупные звёзды. Избы неприступно темны. Рассвет ещё далеко. Село Новое Дубовое спит. Спать бы и спать. Не могла же Нинка Чернышова валяться в постели, когда мама уже при свете керосиновой лампы-семилинейки хлопотала возле печи. Надо по дому управляться до работы. Матрёне — на трактор, ей, Нинке, с подружкой Раей, переселенке из Крещенки, предстояло собирать печную золу в мешки. Пропустить бы мимо надвигающийся день. Благодать!
Вот уже бригадир Анна Березнева мотается от избы к избе, кричит под окнами:
— Кончай, бабоньки, почевать!
Сейчас она поднимает руку и постучит в их, Чернышовых, окно. Это так просто, постучать.
Постучать сейчас в тёмное окно, значит позвать голодных женщин на подвиг, потребовать не оставаться в стороне. В войну всем тяжело. Те, кто сидит в окопах, должны кушать. Есть хотят и рабочие, чья смена у станков по одиннадцать—двенадцать часов в сутки.  Всех их никто не накормит, кроме женщин из тыловой деревни. Вот и бежит сейчас по сельской улице Анна Березнева, подымает женщин. Стучи, бригадир. Так надо, ибо иного выхода нет. И она постучала:
— Мотя, Нина, на работу собирайтесь!
Постучала и кинулась к следующей избе:
— На работу!
К следующей :
— На работу! На работу!
Забрезжил натужный рассвет. Женщины, управившись по хозяйству, наконец потянулись одна за одной. Кто-то в платках, замотанных по самые глаза, в рваных безрукавках, с мужского плеча в пиджаках. Подвижницы с покорно усталыми лицами. День начался как всегда.
— Все собрались? — бригадир механизаторов Маша Кортунова — девка в мальчишеском картузе — обвела трактористок взглядом.
— Все, — ответила Матрёна за всех. — Все четверо здесь.
Дни были для трактористок страдными. Ни одной свободной минутки. Чего там, в речке некогда освежиться. А парило каждый день. Духота начиналась с утра. К жаре стали привыкать.
Матрёна Чернышова за эти дни осунулась. Во всегдашнем своём поношенном, какого-то неопределённого цвета пиджаке из кабины трактора почти не вылезала. Сейчас она думала о происшествии, случившемся накануне. Когда Маша Кортунова распорядилась поставить её, Мотин, трактор на техуход, председатель завёлся с полоборота:
— А кто мне будет почву к севу готовить? Трактор в борозду!
— А как же график, Михаил Иванович?
— Иди ты со своим графиком…
Маша нервно мяла картуз в руках. Не такова девушка, чтобы из-за техухода ссориться с председателем колхоза. От подчинённых он требовал соблюдения субординации. Его слово — приказ, закон. Когда он вышел из избушки трактористов, Кортунова тут же подошла с Матрёне, произнесла:
— Председатель наши нужды понимает, Матрёна Фёдоровна, но обстоятельства…
— Понимаю, хотя график разработан и утверждён, техуход придётся отложить, — Чернышова кивнула. В её ушах всё еще стояли слова Михаила Ивановича:
— Положение с полевыми работами горячее, оно аналогично сражению, можно сказать, а вы ухитряетесь в эту напряжённую пору техобслуживание тракторов проводить. Непорядок.
Матрёна успокоила бригадира:
— Маша, я сейчас только свечи протру и сразу в борозду.
***
Чернышовой хорошо запомнился тот день. К маленькой избушке трактористов, одинооко маячившей среди поля у речки, подъехала конная упряжка. Широкая и грузная фигура слезла с дрожек. Матрёна узнала Бородулина, начальника районного управления сельского хозяйства. Он привязал лошадь к изгороди и зашагал к домику.
Здесь его уже ждали. Председатель колхоза Михаил Иванович Золотарёв собрал женщин и объявил, что с новодубовчанками хотел бы встретиться Бородулин и провести важный разговор. До войны мужики привечали эту избушку. Всякий раз, нагибаясь в дверях и стукаясь головой о косяк, весело отпускали незлобные колкости. Войдя, садились на лавку, курили самосад и отдыхали после обеда. Теперь трактористы на фронте. Избушка напоминала людям о временах былых.
Бородулин нашёл на маленьком обеденном столике алюминиевую кружку, налил теплого сладкого чая и жадно выпил. Загорячился:
— Мы должны обсудить с вами проблему государственной важности. Женщины всегда славили Отчизну и будут славить.
Бородулин запнулся, обвёл взглядом женщин, словно искал в них поддержку. Уставился на Матрёну. Она, перехватив взгляд, кивнула и Бородулин, приободрившись, заговорил о женщинах, труженицах Воронежской области, в которую входило и Новое Дубовое. Он повёл рассказ о женщинах-трактористках. О тех, кто заменил мужчин, ушедших на фронт. Закончив краткосрочные курсы всеобуча, получили технику и весну встретили в поле. Сейчас в Хлевенской МТС таких бригад более тридцати. Теперь женщины, как и мужчины довоенной поры, управляют тракторами, тысячи гектаров полей держат их заботливые руки. Такое обширное женское поле.
— Чтобы обрабатывать военные поля, мы выбрали единственно правильное решение, — твёрдо произнёс Бородулин. — В вашем колхозе создали бригаду из четырёх человек. А чтобы тракторы работали безупречно, МТСовский механик обучит женщин. Спрашивать будем строго, по самому большому счёту. Женщины должны работать так же, как и мужчины. И даже лучше.
Бородулинская бричка уже пропала из виду, а Матрёна Чернышова задумчиво смотрела на дорогу. Безлюдье на тракторном стане — не то, что в разгар дня на току. Там шумят машины, слышится ржанье лошадей, мелькают цветные платки загорелых девчат, а от запаха зрелой пшеницы приятно щемит в носу.
Любила Матрёна страдную пору. Считала, что там она, как никогда, была нужна людям. А люди, как никогда, были нужны ей. В работе забывала про домашнее хозяйство. Да и обо всём на свете тоже забывала. Сейчас она думала о том, как наденет мужскую куртку, брюки и заберётся на трактор. Запахи керосина будут ощущаться повсюду. И в кабине трактора, и здесь, в избушке на полевом стане. А в комбинезоне она будет приносить эти запахи домой. С этого дня кругозор Матрёны расширился. Понимала: она нужна Родине также, как и Родина нужна ей.
***
От дома Чернышовых до фермы рукой подать. Поднимаешься на пригорок, пройдёшь мимо рощи, обогнёшь машинно-тракторный двор и вот она ферма. Нина Чернышова и беженка из Крещенки Рая Семынина расстояние преодолели минут за пять.
Ферма — это несколько приземистых белых зданий. Между ними загоны для прогулки скота. Девочки пока одни на ферме. Они уже переоделись, забрали под платки волосы и тут только начали подходить доярки. Женщины торопливо облачились в халаты. У них дело — главнее всего.
В половине шестого уже вовсю идёт дойка. Нина и Рая спешат. За каждой закреплено по два десятка коров и надо уложиться вовремя. А в промежутке между утренней и полдневной дойкой девочкам еще нужно обежать село. Бригадир Анна Березнева дала им наряд собирать печную золу на удобрения.
Коровы Нины и Раи стояли впритык. Девочки доят и переговариваются.
— Наши руки улучшают породу, — гордо тряхнув головой, проговорила Рая. — Корова, она чувствует заботу, привыкает к одним рукам.
— Согласна, — Нина поддержала подружку. — Вот позавчера я подменяла заболевшую тётю Тоню. Белянка почувствовала, что её доит другая доярка и молока почти наполовину урезала.
— Я говорю тебе, это у них не заржавеет, — усмехнулась Рая и перевела взгляд на бригадира Татьяну Рыжкову, которая с того конца коровника шла к ним.
— Девчата, — Татьяна склонилась над Ниной. — Я пришла напомнить, чтобы не забыли выгнать нужных коров на прогулку да присмотрели за ними.
Обе девочки разом кивнули. Нина без пояснений знала, о чём речь. Её мама, в довоенное время передовая доярка, говорила, что прогулка — это один из элементов борьбы с яловостью. От доярки многое зависит. Не уследит она, проморгает, упустит время и останется корова без телёнка, не будет и молока. На новодубовской ферме стельность коров высокая. Яловых почти нет. Вот они, несмотря на военные трудности, молоко дают. Что летом, что зимой.
Война войной, а распорядок дня соблюдается. Бригадир завела лицевой счёт на каждую доярку и вывесила его на видном месте. Тут надой и за день, и месячные показатели. Разноцветными карандашами Рыжкова подчёркивает плюсы и минусы. Делает это Татьяна, как она говорит, чтобы все подтянулись. Так рождается истина.
— Всюду требуется молоко, — напоминает Рыжкова на коротких «летучках», которые она проводит после каждой вечерней дойки. — Очень много надо молока людям. И в деревне, и в городах. Молоко требуется и солдатам в окопах, и рабочим у станков, и детям, престарелые  дедушки и бабушки  тоже в нём нуждаются. Молоко — это жизнь.
Бригадир говорила, а Рая и Нина ловили каждое её слово, старались ничего не упустить.
Вечером Нина и Рая сидели на крылечке. Уже спустились сумерки, но девочки не расходились. Говорили о том, о сём.
— Тебе хорошо, — шептала Рая. — Ты Бориску любишь. А вот у меня никого нет. Да и к ферме ты прикипела. А я так не могу. Думала уехать в райцентр, в Хлевное, в парикмахерскую устроиться. А тут война грянула и я раздумала. Кого стричь? Мужчин-то совсем мало осталось. Почти все ушли на фронт.
Рая тяжело вздохнула и всплеснула руками. Нина смотрела на курносый, кажущийся тёмным в сумерках, нос, подумала о том, как Райка, облачившись в белый халат, склонится над седой головой какого-нибудь деда, сделает стрижку, не выдержала и прыснула в кулачок.
— Ты чего это? — Рая  встрепенулась и напряжённо ждала, что скажет подруга.
— Я представила, какими мы будем после войны, — сказала, посерьёзнев, Нина. — Ты будешь делать людям модные городские причёски. От этого женщины будут ещё красивее. Здорово!
Нина замолчала. Она понимала Раю. Действительно, быть парикмахером в тихой жизни хорошо. А в такие дни, когда идёт война, много ли толку от парикмахерских услуг.
На улице совсем стемнело. Подруги разошлись. Было слышно, как уверенно затарахтел трактор. Нина подумала: скорее всего, мама и Бориска готовят трактор к новому трудовому дню.
***
В окно Матрёна Чернышова увидела почтальонку Веру. Та, бросив на дороге велосипед, с раскрасневшимся лицом направилась к калитке. У Матрёны сердце ёкнуло. Почувствовала, как подкашиваются ноги. Какую весточку принесёт почтальонка? Добрую ли с фронта? Случается, приходят и серые конверты-похоронки.
Матрёна, преодолевая слабость, вышла навстречу девушке.
— Тётя Мотя, вам письмо. От Николая, — она протянула женщине белый треугольник.
Вручив письмо, Вера подняла велосипед, повесила почтовую сумку на руль и помчалась дальше.
Аккуратно, не спеша Матрёна раскрыла конверт и углубилась в чтение.
Николай был краток. Он в первых строках письма передал поклоны ей, Матрёне, и дочке Нине. Затем коротко рассказал о себе. Сообщил, что между прочим, собственноручно уничтожил два немецких танка. За этот подвиг его представили к ордену. Так что можете поздравлять вашего героя с высокой наградой — гласила оптимистическая концовка письма.
Едва дочитав письмо, Матрёна вздрогнула. Слух резанул пронзительный женский вопль. Она сразу догадалась, что в чью-то избу почтальонка доставила похоронку и ещё одна женщина овдовела.
Зимой извещение-похоронка пришло к трактористке Насте Таболиной. Вечером к Чернышовым прибежал Санёк, сын Насти.
— Тётя Мотя, мамка умирает.
Матрёна влетела в избу и увидела картину, от которой ей стало жутко. Натя лежала на лавке и даже в сумерках Матрёна разглядела её белое, как стена, лицо. А в руке бумажка зажата. На сером шершавом листочке Чернышова прочитала слова: «Героически погиб в бою…».
Настя целую неделю не приходила в себя. Она лежала безмолвной. Только слёзы катились из её глаз. Родственников у неё не было. Ухаживать за солдаткой горемычной пришлось Чернышовой. Прибежит с работы, сначала Настю с Санькой накормит, а потом сама с Ниной ужинала. Через неделю Таболина нашла в себе силы и постаревшей вернулась в тракторную бригаду. Некогда в войну солдатским вдовам долго горевать.
***
Новодубовское поле, распростёртое во всю ширь чёрной пахоты, дышало тёплой согревающей влагой. Матрёна Чернышова остановила трактор, вывела мотор на тихие обороты и сошла на пашню. Нагнулась, руками нащупала землю, взяла пальцами влажный комочек, растёрла. Трактористкам оставалось допахать поле между балками. Два— три дня и с весновспашкой в колхозе будет покончено. Матрёна теперь думала о сроках сева. Она была убеждена, что сеять на недопаханном поле надо поздно, в последнюю очередь. Там кое-где проблёскивали ледышки. На дне балок ещё лежал снег. Такая уж земля. У каждого поля свои сроки сева. Этого же мнения придерживался и председатель.
— Это поле пока оставим, — согласился Золотарёв, выслушав трактористку. — Согласен, что наши поля, каждое в отдельности, свои сроки имеет. Не Кубань мы, и не Ставрополье. По взгорью, на других полях, полагаю к севу можно приступать. Я советовался со стариками.
Вот этим старикам доверяла и Матрёна. Их советы были для неё вроде непрописанного закона. Она кивнула председателю:
— Сеять, так сеять.
Золотарёв, решая подобные деликатные вопросы, часто советовался со сведующими людьми. Матрёна была в их числе.
Семенами новодубовчане запаслись. Всю зиму женщины ходили на заготзерно в Хлевное. Семена носили на плечах. Им помогали беженцы. Тоня, которая приехала в Новое Дубовое из Вторых Тербунов поделилась с Матрёной своими первыми впечатлениями:
— Представляешь, Мотя, — заговорила, собравшись с духом Тоня, в её голосе зазвучали иронические нотки: — Насыпал кладовщик в мой мешок зерно и сообщил, что здесь два пуда. Я шла легко и вначале подумала: недовесил мошенник семян, в мешке два пуда не будет. На середине пути я уже думала по-другому. Решила, что в мешке тютелька в тютельку. А когда оставалась треть пути, тара показалась потяжелевшей. Подумала, что кладовщик лишку мне отвесил.
На лице Матрёны зазмеилась усмешка:
— Смотри ты, какой щедрый кладовщик оказался. Что ж, думаешь, если идёт война, то и ответственности никакой. Всё на зерноскладе на учёте и под контролем. И не строй иллюзий на этот счёт.
Когда председатель, пришпорив коня, ускакал, Матрёна забралась в кабину, прибавила двигателю обороты. Трактор задрожал, затрясся и натужено поехал по полю.
Утренняя прохлада уступила место жаре. На минуту у Чернышовой мелькнуло желание остановить трактор и напиться. Деревянный жбан с колодезной водой стоял на краю загонки. Манил. Матрёна отогнала непрошенные мысли. Решила потерпеть и утолить жажду на обратном пути.
Неожиданно перед трактором , почти рядом с гусеницей, вспорхнул жаворонок. Он вихрем полетел вверх, быстро набрал нужную высоту и запел свою вечную песню, гимн весны. Удивлённая трактористка некоторое время наблюдала за певчей птицей. Философски рассудила: жаворонок поёт, при этом не думает, что ему заплатят, что о нём напишут в газетах, расскажут по радио. Он просто поёт, не может не петь. Это его жизнь. Природой он рождён, создан для этого. Каждый живёт не так, как хочет, а как его жизнь спеленает. «Что не так?» — мысленно Матрёна задала себе вопрос, в котором заключался и ответ.
Матрёне вспомнилось недавнее. Накрапывал дождичек. Воздух, наполненный влагой, на солнце походил на кисею, сотканную из маленьких крупинок. Пахота приостановилась. Женщины заглушили тракторы, в ожидании погоды собрались в избушке.
Подъехал председатель. Был он хмур и зол. Матрёна подумала, что ненастье испортило Золотарёву настроение. Но, как вскоре выяснилось, дело было ещё и в другом.
— Сообщили мне, будто корреспондент районной газеты к нам едет, — осторожно, тихо-тихо, чуть ли не шёпотом произнёс Михаил Иванович и, скосив взгляд на Матрёну, пояснил: — Всё из-за неё, Чернышовой. Весть о её высокой дневной выработке дошла до района. Теперь она должна поделиться опытом.
— Чернышовой что? — вставила Аня Золотарёва. — Разговаривать она умеет, за словом в карман не лезет, и от корреспондента сумеет отбиться.
— Закрой рот, Анька, — вспылил председатель. — Тоже мне, понимающая объявилась.
Корреспондент, молоденькая девушка, с виду школьница приехала в поле на другой день. Вскользь порасспрашивала Матрёну о том, о сём, она перешла к делу. Корреспондентка незаметно вытягивала из Чернышовой нужные мысли. Видела, как клюёт трактористка и в нужным момент подсекала.
Через неделю председатель привёз на полевой стан газету и протянул Матрёне со словами:
— Ну вот, дело сделано, курица скудахтала, очерк опубликован. Читай, героиня.
***
На столе хлеб, молоко. Тихонько пообедали трактористки, отодвинули посуду, уселись кружком. Самая бойкая, Аня Золотарева, развернула районную газету, начала читать очерк о Матрёне Чернышовой вслух. Матрёна посматривала на подругу, вспоминала худенькую фигурку журналистки и ей как-то неловко было.
Рядом с корреспонденткой у Матрёны разговор не клеился. На душе тоскливо. Далось ей это интервью! Она шла быстро. Девушка, которая при знакомстве назвала себя Галей Тумановой, рядом вприпрыжку, с трудом поспевая за высокой Матрёной. Заметив это, Чернышова остановилась, нерешительно потопталась. Галя облегчённо засмеялась:
— Наконец-то догадались!
Корреспондентку почему-то больше всего интересовала учёба на курсах трактористов в МТС.
Вернувшись поздно с вечерней дойки, Матрёна, поужинав, смахивала с клеёнки крошки, раскрывала учебник.
На поле два тракториста. У каждого своя загонка. В кабине у одного из них Матрёна. Её задача установить обороты мотора, плуг заглубить и сделать это так, чтобы добиться выработки большей, чем у соседа. Представилось Матрёне, как резво, с песнями ведут трактористы свои машины. Затем движения тракторов стали почему-то расплывчатыми, вялыми. Да и пашня вдруг стала волнистой, мягкой, как перина на кровати. Хорошо бы на ней прилечь. Ещё немного и пропали оба трактора.
Очнулась Матрёна. Нина стоит рядом, качает головой.
— Мама, может, зря ты себя изводишь?
Встала Матрёна, вышла в сени, вылила на голову ковш холодной воды. Пофыркала от удовольствия, вытерлась, вернулась к столу и опять склонилась над задачником, и вновь оба трактора на загонках. Каждый стремится быть первым. Всю зиму Чернышова обучалась на механизаторских курсах. Не бросила, выдержала.
Аня громко читала газету. А две пары глаз устремились на Матрёну. Маша Кортунова и Настя Таболина словно изучали свою подругу. Чернышова ловила взгляды и от смущения не знала, куда девать руки. Она с облегчением вздохнула, когда Аня закончила чтение и отдала ей газету. Девка в картузе — бригадир — торопливо сунула в карман недоеденную лепёшку и вышла на улицу. За ней поспешила и Матрёна. Она проверила воду в радиаторе, налегла на ручку, и разбитый трактор чуть ли не с первого оборота чихнул, взревел, железно затрясся. Четыре трактора  своим рычанием спугнули тишину. Низко над землёй пролетел грач и приземлился на свежевспаханной полосе, начал ковыряться клювом будто проверял работу трактористок. Прицепщик Бориска шикнул на грача и тот улетел.
Матрёна мельком посмотрела на птицу, усмехнулась. Вспомнила корреспондентку Галю. Та долго рассматривала усохших, загоревших, кормлёных травяными лепёшками женщин, а потом вытерла выступившие на глазах слёзы и достала блокнотик. Матрёна поглядывала на неё из-под платка, сдерживала себя. Позже, когда Галя проводила с ней интервью, она высказалась:
— Мы, четверо женщин, освоившие мужскую профессию, вроде как перестали быть бабами. Но это не так. Мы страдали над некормлеными детьми, выплакиваем слёзы над похоронками. Как и прежде, мы матери, любящие жёны. Приедете к нам после войны и порадуетесь переменам. Наши дома будут пахнуть печёным хлебом. Наши дети вырастут здоровыми, а к кому-то с фронта вернутся мужья. А к нам, бабам, вернётся молодость и красота.
***
В крестьянской горнице Кортуновых длинный стол под клеёнками.
Он уставлен мочёными яблоками, помидорами, банками с солёными грибами и огурцами. На сковородках яишня. Затеяно всё это у Кортуновых неспроста. Богданок, брат Маши, получил повестку из военкомата. На войну. Страшное известие пришло перед полуднем. Маша допахивала загонку у лесополосы и видит: Костик, её младший братишка, бежит, личико взволнованное.
— Маша, Маша, нашего Богданка на войну забирают.
Она посмотрела на братишку с горькой грустью. Из глаз по щекам потекли слёзы. На пыльном лице они проложили светлые дорожки. Маша наскоро заглушила трактор и они с Костей побежали домой.
Народу на проводы собралось немного. Пришли трактористки, Нинка Чернышова с Раей. Хромой Михаил Иванович Панарин пришёл без приглашения. По этому случаю он принёс бутыль самогона и водрузил её на середину стола. Сам чуть пригубил и отставил стакан. Скороговоркой произнёс:
— Гармониста любить надо, гармонист — одна отрада. Ну-ка, Богдан, сыграй.
Маша вытащила из платяного шкафа гармонь и через край стола передала её брату.
Шлёпнулась гармонь в крепкую грудь Богдана, сжал он её с боков и запустил пальцы в перламутровые кнопки:
— Э-эх, малиновые мехи!
Застолье умолкло, пробежал шёпот, колыхнулись головы. Настя Таболина, все знали, что она была влюблена в Богдана, взмахнула рукой, почертила  рюмкой в воздухе круг и выпила её до дна. Поставила чарку, запела:
— Я не думала, что с ёлочки иголочки спадут, я не думала, что милого в солдатики возьмут.
Богданок раздул малиновые бока гармони, ударил по перламутру:
— Неужели ты повянешь, на горе зелёный сад, неужели, милка, бросишь, не дождёшься из солдат?
Поговаривали, будто с Богданка, поэт Александр Твардовский списывал портрет своего героя Василия Тёркина.
Нина Чернышова и Рая не выдержали, вышли из-за стола и заскакали, заплясали в тесной горнице. Старик Панарин вытянул по гусиному шею и через стол потянулся к Богдану.
— Эх, русским бы людям пожить спокойно, хотя бы одному поколению! Когда на первую германскую меня призвали, мой командир собрал бойцов и говорит, мол, вы, парни, знайте — немецкая журьба часовая, а русская удаль вековая. Мы, Богдан, тебя любим, за тебя молиться в церковь пойдём…
Ольга Кузьминичны, мама Богданка, подставила под щёку ладонь, прикрыла глаза, прошептала Матрёне Чернышовой на ухо:
— Боюсь я, Мотя, боюсь. Богдан-то больно горяч. Сердце болит. Как он там будет? Поладит ли с товарищами, с командирами? Такой неслух!
— Да нет, Оль, так не говори. Богданок-то твой хорош. У него сердце доброе. А руки-то мастеровые. Хоть кто позавидует. Не пропадёт он. Вот увидишь, живой вернётся.
***
Сельский сход назначили на пять часов вечера. К этому времени могли поспеть работающие в поле. Собрание обычно проводилось в сельском совете. На этот раз две маленькие полутёмные сельсоветские комнатки всех желающих вместить не могли и сход перенесли в клуб.
Люди уже собрались и ждали. Главным образом женщины, закутанные в платки, какие-то кротко печальные, беседующие голова к голове и тихим шепотом. Распоряжалась всеми бойкая заведующая клубом Клава, румяная, улыбчивая девушка.
За стол, покрытым кумачом, уселся председатель сельсовета Матвей Болотов. Сбитая тяжёлая фигура делала его похожим на молотобойца. Широкое лицо с неожиданно мягкими доверчивыми глазами вдруг сделались серьёзными. Матвей Григорьевич стукнул кулаком по столу. Матрёна Чернышова насторожилась. Она хорошо знала этого человека. Крикливость и суматошность — всё это особое, матвеевское. В начале войны Болотова не взяли в армию — нашли какую-то болячку, однако отправили на трудфронт, окопы рыть. Вернулся он скоро. Ходил еле передвигая ноги и опирался на палочку. Односельчанам жаловался, мол, на тяжёлую работу не годен, теперь работёнку сподручную подыскать бы. Он сразу был примечен районным начальством и взят на работу в сельсовет. Теперь он появлялся перед народом с солидным мандатом и высокими полномочиями.
— Сегодня у нас особое в жизни собрание, — Болотов поднял со стула своё атлетическое тело и загадочно улыбнулся. Неожиданно и на удивление всем он назвал фамилию заведующей новодубовским почтовым отделением связи и, сделав иронический поклон в её сторону, весело крикнул:
— Антонина Николаевна, прошу за красный стол.
Некоженова вышла из публики и быстро заняла место сбоку от председателя.
— Тсс… Тсс… — прошелестело в зале.
Болотов подождал, когда всё стихнет и открыл собрание.
— Дело в том, что Антонина Николаевна, восемнадцатилетняя девушка, секретарь нашей комсомольской  организации, проявила по отношению к государству настоящее геройство. Она предлагает нам, новодубовчанам, собрать деньги на строительство танковой колонны. Инициативу девушки, в коей государственность и веление гражданской нашей совести — нужно поддержать. Это сейчас превыше всего.
Пока говорил председатель, стояла тишина. Однако атмосфера подспудно, в хорошем смысле, была накалена. Матвей Григорьевич, закончив, сел.
Вот тут-то и начался шум.
— Да тише, граждане, —  председатель забарабанил пальцами по столу. — Полная анархия. Выступайте по одному.
Наконец в клубе стало тише.
— Ну, кто будет говорить? — Болотов отыскал взглядом Чернышову. — Мотя, изложи свою позицию.
Матрёна прошла на сцену, стала посередине, закрыла своей спиной председателя.
— В это тяжёлое время не только Тоня, но и все мы должны болеть за государство, — сказала она просто. — Я буду краткой. Собрать средства на строительство танков — это наш долг. Так я считаю.
Чернышова спустилась в зал и села на скамейку. С места тотчас поднялась Маша Кортунова и устремила взгляд на Некоженову:
— От имени трактористок скажу, что хорошее дело ты, Тонька, затеяла. Мы твою идею поставим на крепкие ноги.
Маша поправила платье и села. Чернышова подумала, что в разговоре поставлена точка. Бригадир умеет это сделать вовремя. Точка поставлена, всем всё ясно, а тут вдруг Нинка Чернышова тянет руку, просит дать ей слово.
— А-а-а, Нина, — будто обрадовался председатель. — Что ты хочешь добавить?
Все ждали, что скажет Нина.
— Каждому из нас должно быть ясно одно: на одни лишь средства новодубовчан танковую колонну не построишь. Денег хватит только на один танк, — голос Нины негромкий, спокойный. — Нам для достижения цели следует обратиться к лётчикам. Они базируются на новодубовском аэродроме. Мы, а это еще и Рая Семынина, и Борис Ворфоломеев, завтра же встретимся с командирами лётчиков и подробно потолкуем обо всём.
— А ты хороший дипломат, Нина, — с обычной своей шутливостью сказал Болотов, после собрания выходя из клуба. — Имей в виду и мою поддержку. Вместе поедем к лётчикам.
***
В этот день трактористки пахали Золотарёво поле. Работали до позднего вечера, пока не скрылось за горизонтом солнце. Когда Матрёна остановила трактор и вылезла из кабины, то с трудом держалась на ногах от усталости. Давило в плечах, ныло в суставах. Некоторое время она ходила возле трактора, разминая затёкшие ноги. Дошла до края загонки, прилегла на траву. Прохладная земля, наполненная запахами цветущих трав, казалось, вбирала в себя человеческую усталость. Матрёна лежала, разбросав руки.
Поле, с маленькой рощицей посередине, которое новодубовчане называли коровьим кустом, напоминало Матрёне о временах былых. Она хотела бы забыть тот сентябрьский прошлого года неприятный день. Мысли же вновь и вновь возвращали в прошлое.
Те сентябрьские дни для новодубовчан были страдные. Ни одной свободной души — чего там, не осталось в селе. Люди вышли на уборку гречихи. После дойки к ним присоединилась и Матрёна Чернышова. Она, шагая по колючему жнивью, вязала снопы и складывала их в крестцы. Местами гречиха стала прорастать. Еще бы, много влаги и жарко. Погода торопила людей.
— Так я уж вас прошу поработать по-военному, — умолял председатель. — Ведь зерна-то вон сколько на поле!
— Ты бы, председатель, по стаканчику поднёс, — полушутя-полусерьёзно сказала Матрёна. — Глядишь, работа веселей пошла бы.
Женщины засмеялись. Матрёна, согнав улыбку со своего лица, вымолвила:
— Перед тем, как отправиться на вечернюю дойку, я должна две нормы дать.
После полудня небо неожиданно заволокло. Серое, невзрачное оно наводила тоску, а Матрёна испытывала ещё необъяснимый страх. Казалось, вот-вот пойдёт дождь. Вот выдалась погодка.
Матрёна подумала так и только тут услышала тугой, сильный вой. Подняла голову и совсем близко от себя увидела тёмно-зелёное брюхо самолёта. Чей? Глаза резанули широкие белые полосы крестов, подпалины на двигателе и густая сетка заклёпок на крыльях и фюзеляже. Помимо воли она опустилась на колени, втянула голову в плечи и зажмурилась. Гитлеровец. Сомнений на этот счёт у Матрёны не было.
Истребитель сделал горку, словно невидимые руки подбросили его вверх, свалился на крыло и устремился к земле. Он летел так близко, что Матрёна, широко раскрыв глаза, успела сквозь запотевшее стекло кабины увидеть лётчика. Лицо пилота, казалось, смотрело на неё. С испугу она ничком распласталась на стерне. Двенадцатилетние девочки Маша и Аня Золотарёвы сбоку от неё прижались к земле. От страха у девочек выступили слёзы. Матрёне почудилось, что Аня и Маша попытались зарыться в землю. Не удалось.
Снова засверкал огонь. Трасса взбила комки земли. Сухая крупа резанула по лицу, по ногам. Матрёна, преодолевая страх, погрозила лётчику рукой и прошептала:
— Ну чего ты пристал?
Самолёт мелькнул над полем, дёрнулся, пулемёт смолк. Похоже, немец улетел, подумала Матрёна и сделала попытку подняться на ноги. Но гитлеровский истребитель вновь замаячил в небе. Очень быстро из точки превратился в крестообразный силуэт. Подлетев к полю, лётчик склонил машину в пике и открыл огонь с дальней дистанции. Строчка трасс взбила стерню. Вот она заплясала вокруг Матрёны, которая смотрела прямо на самолёт остекленевшими глазами. Немец снова открыл огонь. Трассы с воем крошили землю вокруг. З-з-з! — пули рванули стерню рядом. Матрёна с тревогой подумала, что если немец будет повторять и повторять атаки, люди не устоят. Выдержка имеет свой предел. Сейчас женщины вскочат и в панике побегут. Но люди устояли и на этот раз.
Помощь пришла неожиданно. С юго-восточной стороны летел тяжёлый самолёт. Приблизившись, он снизился, опалив жаром моторов. Это был бомбардировщик. На крыльях и фюзеляже чётко просматривались красные звёзды. Он стал кружить над полем, будто хотел своим железным телом прикрыть беззащитных людей.
Немецкий лётчик приблизился к бомбардировщику и начал привычно целиться. Застрочили пулемёты и тяжёлый самолёт задрожал, точно помчался по кочкам. Пули впивались в бомбардировщик. Машина с красными звёздами качнулась с крыла на крыло и стала падать. На земле на месте падения самолёта взметнулся султан огня и дыма. К самолёту сразу побежали Маша и Аня. Матрёна издали наблюдала, как девочки помогли прискакавшему на лошади председателю вытащить из кабины обгоревшего лётчика.  Когда к самолёту собрались женщины, лётчик уже был мёртв. Немец улетел.
Матрёна лежала, переживая прошлое долго. На землю опустилась кромешная темнота. Наступила прохлада. Она отогнала трактор на полевой стан. Пока шла домой, выплакалась досыта.
***
Внучка Рая собиралась на прополку колхозной картошки. Взрослая стала. Сама тяпку наточила бруском. Попробовала — ручка шатается. Взяла молоток, постучала по гвоздику. Подёргала. Крепко держится. Тяпку в сторону. Подошла к зеркалу. Повертелась, потом принялась волосы волной укладывать. Отошла, полюбовалась и опять за расчёску.
—Как, бабуля, красиво получилось?
Наталья Васильевна поводила плечами и ничего не сказала. Что Рае говорить? Невеста. От зеркала не отходит, а давно ли гусей испугавшись, бежала к бабушке. Прибежит, соломенной головой в бабушкины коленки уткнётся, дрожит вся, ручонками в юбку вцепится, не оторвать. А сейчас?
Выпрямившись, Наталья Васильевна сказала:
— Я с тобой. Чего сидеть в чужом доме без дела? — на картофельном поле при деле буду.
Рая повернулась, пристально посмотрела на бабушку. Вздохнула:
— Бабуля, сиди дома. На поле ты мешать будешь.
Бабушка и Рая жили в Крещенке вдвоём. Когда немцы стали приближаться к селу, девочка, испугавшись, что гитлеровцы могут угнать её на работу в Германию, решила уехать из Крещенки подальше. Ей посоветовали уехать  в Новое Дубовое. Туда уже переселились многие дмитряшевцы. Там стояла бомбардировочная авиационная дивизия. В случае чего лётчики защитят.
Рая уже укладывала на лошадиную повозку свой небогатый скарб и тут её окликнула бабушка.
— Деточка, я поеду с вами. Я уже и котомку собрала. Кто тебе на чужой стороне постряпает, кто постирает, кто пожалеет?
Она вынесла припрятанную за печкой котомку и уселась в повозку. Руки, тяжёлые, узловатые, легли, обмякнув, на колени, на своё, излюбленное бабушкой место. Телега громыхала. Наталья Васильевна, пригнувшись к уху возницы, кричала:
— Приедем в это Дубовое, при деле буду.
Возница, мальчишка, обеими руками держался за вожжи, кивал льняной головкой, слушая бабушку. Так и приехали в Новое Дубовое внучка вместе с бабушкой, поселились в деревянной избёнке конюха Егора Черных. Первым делом Наталья Васильевна веник связала и пол подмела. Егор  Григорьевич, по прозвищу  дед Ерыш, увидел, похвалил, попыхивая трубкой:
— Кожу мать, а ты молодец, бабка.
Такая у деда поговорка была.
Ерыш выглядел в глазах переселенцев человеком не от мира сего. Он, как позже убедились Семынины, не снимал с головы шапку с козырьком, переделанную из лётного шлемофона, подаренного деду командиром полка. Дед очень гордился подарком. Ходил в нём по селу и зимой, и летом. Его бабка тяжело болела, изба была в запустении. Наталья Васильевна распределила вещи по своим местам, разобралась с посудой. На следующий день отмыла окна, собрала в углах избы паутину. Ей не понравились разбросанные на лавке фотокарточки. Поместив  в рамку, она развесила их в простенках, заставив деда вбить гвозди в стену. Изба преобразилась. Ерыш долго любовался переменами. Не вынимая изо рта трубки, прошепелявил:
— Бабка, ты, кожу мать, рукастая. Теперь я всё хозяйство на тебя оставлю.
Наталье Васильевне стало скучно. Давно ушла внучка на свою картошку. Где-то с лошадями дед Ерыш. Вот тут и пришла ей в голову мысль отнести трактористкам обед. Она подоила дедову корову, сварила кашу. В полдень взяла котелок в одну руку, кувшин с молоком в другую — и в конец Золотарёва поля, где тракторы стрекотали. Кое-как добралась до края загонки, уселась на траве, еду на платке разложила. Сейчас девушки остановят тракторы, подойдут, перекусят. Сидит, ждёт. Матрёна Чернышова развернула трактор, из кабины высунулась, на ходу крикнула:
— Подожди, бабушка!
Трактор дальше поехал. Наталья Васильевна смотрела вслед. Разные мысли роились в её голове. Не забыть бы к вечеру воды нагреть девчатам. Приедут после работы потные, грязные. Без горячей воды прыщи по телу пойдут. Хорошо бы ещё каждой девке под сиденье подушки сшить, сиденье-то железное.
Поднялась Наталья Васильевна, поплелась по колючей стерне, новое местечко выбрала, поставила котелок и кувшин, платок расстелила. Опять стала ждать. А трактора едут всё мимо и мимо. Огорчилась бабушка. Так и обед остынет. Снова встала. Подумала, в такой позе её быстрее заметят. Прямо королевой степной выглядит. Она пришла женщин покормить, поэтому сейчас к важному государственному делу приставлена. Ещё неизвестно, кто сейчас более счастлив: девушки на тракторах или она, степная бабушка. Наталья Васильевна стояла строгая, прямая.
На конце загонки трактор Матрёны Чернышовой остановился. Женщина открыла капот, принялась копаться в моторе. Бориска слез с плуга, подбежал к Наталье Васильевне, уселся рядом. Голову на колени положил, произнёс печально:
— Уморился я, бабушка.
Она узловатой рукой чуб парнишки погладила, ласково прошептала:
— Ты кашки поешь и молочка попей, глядишь и полегчает. Силы прибавятся.
Пообедал парнишка, повеселел:
— Спасибо, бабушка.
Вскочил и снова к трактору. Возле мотора продолжала суетиться Матрёна. Сбивая пальцы вдвоём нашли, наконец, неисправность, наладили мотор. Задрожал, победно взревел  трактор.
Привыкли в бригаде к Наталье Семыниной. Она и пожалеет, и, когда надо, поругает. Умеет найти для трактористок такие слова, словно мать родная поговорит. На душе у девушек делается теплее. В напряжённой работе, в тревоге и беспокойстве материнское слово весьма кстати.
***
Закрывшись, сидели в избе Нинка и Рая. А закрываться-то не от кого. Мать на пахоте, раньше ужина домой не придёт. Однако, мало ли кто зайдёт. Чужие люди для секретных разговоров не нужны. У Нины Чернышовой есть своя забота и своя печаль. Любовь к Бориску, что у матери прицепщиком работает. Сейчас Нина, будто невзначай, прижалась к плечу подружки и, обняв, прошептала:
— Что хочешь делай со мной, Рая, а я за Борисом куда угодно идти готова.
— Глупая ты, Нинка, как можно говорить о любви в шестнадцать лет.
— Любовь, она в любом возрасте не запретна.
— Нинка, сейчас идёт война, призовут твоего Бориса в армию, отправят на фронт и вдруг он погибнет в бою? Что тогда?
То, что передала по секрету Нина, для Раи не было секретом.
— Я не могу любить да скрываться, — часто повторяла Нина, прикрыв глаза, словно дремала. Она и сама не понимала, она и ночью-то мучилась от бессоницы. Не понимала — не то беда, не то радость свалилась на голову. Она и сама не знала, как это получилось. Прямо наваждение. Но всё-таки наваждение-то радостное.
Рассказывая подружке о Борисе, вспоминала сейчас почти до словечка свой разговор с пареньком.
— Обидели меня, — пожаловался паренёк Нинке, когда они сидели вдвоём в темноте на крылечке у Чернышовых. — Не доверили трактор. Машка Кортунова так и сказала, поправляя картуз на голове, мол, парень ты, Боря, хороший, только подрасти тебе надо.
Бориска тогда пробурчал, глядя в землю:
— После того, как перебрали мы мотор, я гонял трактор на обкатку. Матрёна разрешила.
— Тек-с, тек-с… — бригадир выпрямилась, вытерла о брюки руки, постояла, подумала и добавила строго: — Парень ты вроде умный, а вот не подумал о том, что лгать неприлично. Без разрешения ты трактор обкатывал. Я всё знаю.
Не выдержав спокойного тона, рассердилась:
— Предупреждаю, если повторится такое, сниму с трактора.
Рассказал Бориска, как виновато стоял рядом с бригадиром, хотел извиниться повежливее. Но так и не решился, отошёл от Маши, а потом понуро поплёлся к агрегату.
— Вот такой разговор случился у меня с бригадиром, — махнул Бориска рукой. — Плохо человеку без трактора. Осенью, как только полевые работы закончим, запишусь на курсы трактористов при МТС. Я всё равно выучусь на тракториста.
Ближе к полуночи Бориска ушёл. Не сразу ушёл. Трудно сразу уйти. Но всё-таки ушёл. Видела Нинка, что парень долго ходил возле дома Чернышовых.
Нинка в ту ночь долго не засыпала. Лежала на кровати, вглядывалась в темноту избы и думала о своей жизни, о Бориске. Ниточку, которая как раньше связывала их, теперь становилась крепче.
***
День начался как всегда. Сияло холодное солнце. Стыл лес за околицей Нового Дубового. Матрёна Чернышова, пнула валенком приземистый омёт. Вниз посыпался иней. Под омётом молотилка с опущенным к земле брезентовым хоботом. Рядом мазутно-грязный трактор. Колёсник выглядел настолько удручающе ветхим, что сейчас Матрёна удивлялась, как она сумела доехать на нём из МТС своим ходом. Матрёна налегла на заводную ручку, и разбитый трактор сначала чихнул, потом взревел и, набрав обороты, затарахтел. Чернышова подошла к молотилке. Бориска в рваной шубейке с торчащей овчиной шерстью по прислонённой лесенке взобрался на верх омёта. Матрёна подбросила ему снизу деревянные вилы:
— Лови, мужичок…
Парнишка на лету подхватил вилы, распрямился, подцепил охапку пшеницы, кинул на держаки грабель. Молотилка, приняв порцию харча, взвыла, запричитала, замелькали грабли, в барабан полетела спутанная солома. Давясь, молотилка жадно пережёвывала её. Бориска подбрасывал всё новые и новые порции в её жадную пасть. По другую сторону молотилки  рос новый обмолоченный омёт. Рядом стояли затаренные пшеницей мешки.
— Ничего себе горку перекинули, — разгибая неподатливую спину, восторженно крикнул Бориска. — Выходит, прав председатель. Взяли зерно-то. А это помощь.
Вчера здесь, на току прошло особое собрание. Начальник районного сельхозуправления Бородулин бросал на женщин взгляды исподлобья и говорил резко, выделяя каждое слово:
— Я наделён полномочиями от имени области. Отступать не намерен. Это, товарищи, важный разговор.
Матрёна смотрела на потного, бледного, недовольного собой районного начальника и думала о том, что он скажет дальше.
— Знаю, что план по госпоставкам зерна вы, новодубовчане, выполнили. Но необходимо пополнить государственные закрома. Необходимо найти и использовать  резервы. Конечно, вам трудно, вам голодно, но войдите в положение тех,  кто мёрзнет в окопах. По сравнению с вами им трудней.
Округлив глаза, Бородулин нацелился почему-то на Матрёну Чернышову. Обычно от такого взгляда людям становится зябко. Она давно уже приметила: страх в людях умер, а вот совесть…
— Представьте себе, товарищ Бородулин, совесть в наших сердцах жива, — Матрёна говорила ровно и глухо. — Криком, угрозами ничего не добьёшься. А вот добрым словом можно. Люди последнее отдадут, если оно у них есть. Мы отдали наши сбережения, когда собирали средства на строительство танковой колонны.
За Мотиной спиной кто-то весело пробормотал:
— Что верно, то верно.
Минутное молчание, затем восторженный голос Бородулина:
— Кстати, товарищи, у меня хорошие новости. Из Москвы в район поступило сообщение. На деньги, собранные вами, построена танковая колонна. Она направлена в танковую армию на фронт. Москва выражает вам благодарность.
Бородулин переводил взгляд с лица на лицо. Видел: лица людей посветлели. Он был доволен собой. Если его спрашивали, чем он берёт, почему легко выполняет госпоставки, без особых затруднений организует людей на трудовой фронт, он охотно делится опытом:
— Секрет тут прост. Веди себя подобающе в зависимости от обстановки, чтобы видели — ты сюда явился с самыми серьёзными намерениями.
Сейчас Бородулин понимал: его метод не подведёт, даст хлеб. Он убедил людей  в том, что, обломав немцев, они обломают и голод. Отлично!
***
Бородулин уехал, а разговоры на току ещё долго продолжались. Это событие было свежо в памяти Матрёны. Обсуждение шло дружно.
— В общем, дорогие товарищи, несмотря на тяжёлые условия, мы собрали зерна, необходимого для выполнения госпоставок, — взял слово председатель колхоза Золотарёв. — А теперь нам нужно по-хозяйски прикинуть, что у нас с резервами. Соображайте, чем мы располагаем. Государству необходимо подсобить. — Он провёл ребром ладони по горлу. — Сами видите.
Люди переглядывались. Одни молчали, другие перешёптывались. Матрёна сидела отстранённо, ни во что не вмешивалась. Сдерживалась. Она понимала, что председатель про себя давно всё решил, а советуется с колхозниками так, для проформы. Всё так было, хлеб везли сверх плана. Что было делать.
Перешёптывания прекратились. Тишина сгустилась. Трудно было понять истинное настроение людей. Каждому в душу не заглянешь.
— Дай мне слово, Михаил Иванович! — крикнула Матрёна. — А то все сидят и молчат, словно воды в рот набрали.
— Говори, Матрёна, только подойди поближе.
— Я отсюда скажу просто, по-домашнему. Слушала я председателя, думала поддержат его, но все промолчали. Людей можно понять. Голодно нам. Семена беспокойство вызывают. Что будем сеять весной? Тут, я думаю, государство, как и прежде, с семенами нам поможет. Отсеемся. Сейчас государство надеется на нас. На наше зерно.
Женщины зашушукались.
— Тише вы, — прикрикнул председатель. — Матрён, продолжай.
— Главное я сказала. Государство у нас просит. Мы понимаем, почему оно обращается с просьбой, давайте поможем.
— Ещё кто хочет высказаться? — Золотарёв обвёл женщин взглядом. — Есть желающие?
— Подытоживай, председатель, — сказала Маша Кортунова. — Матрёна , как говорится, разложила по полочкам. Мне от себя добавить нечего.
Женщины молчали, но Чернышовой уже было видно: все согласны поскрести по сусекам и дополнительно сдать зерно. Общей цифры на этот раз не было.
— Для порядка нам нужно голосовать, — предложил, как бы подводя итог, председатель.
— Итак, кто «за»?
Чернышова легко, будто освобождаясь от груза, подняла руку.
— Кто «против»? — спросил, пересчитав голосующих, председатель. — Никого. Полагаю, что все проголосовали с чистой душой.
***
На рассвете басом пропел петух и разбудил Матрёну. Где-то проржала лошадь. Восходящие лучи солнца преобразили окрестность. Прежде Чернышова как-то не замечала этой красоты. А тут вдруг оказалось: высокие дубы стояли в снежных маскировочных халатах. Молчаливые, они походили на грозных часовых. Солнце, поднимающееся всё выше и выше, озолотило снежное покрывало на сотни километров окрест. Покраснел и снег, заваливший речку. Матрёна, казалось, ощущала и биение её сердца, скрытое подо льдом. Речка затаившись, набирала силы. Весной она сломает лёд и вырвется на волю, станет властной, сильной, разольётся широко. Речка никогда не мелеет. В ней всегда есть глубинное течение.



















Вот кто-то решил: «После нас хоть потоп»,
- как в пропасть шагнул из окопа.
А я для того свой покинул окоп, чтоб не было вовсе потопа.
Владимир Высоцкий
«Сыновья уходят в бой».

Какой они красивой были парой

Уроженец села Елецкая Лозовка Дмитрий Лавров погиб под Ржевом
Ржевская битва, сражение в районе Ржевско-Вяземского выступа, длилась 14 с половиной месяцев. Бои под Ржевом оказались одними из самых кровопролитных в ходе Великой Отечественной войны. Битва также получила название в военной истории Ржевская мясорубка.
Если и было что в хозяйстве Прасковьи Лавровой, так это корова. Покачиваясь с боку на бок, плывёт по Елецкой Лозовке бежевая красавица. Хозяйка идёт следом, помахивает хворостинкой и о чём-то подолгу думает. Может, на судьбу свою жаловалась бурёнке?
Знали в Новом Дубовом, на малой родине Прасковьи, как бегала озорная дивчина с подружками на весёлые вечерины. Любила она петь. Голос у неё был сильный, звонкий. Сколько озорных частушек знала. Как начнёт перебирать — равной не сыщешь. Хохочут парни и девки.
Приезжал на велосипеде на ново-дубовские вечерины и Митя Лавров. Скромный, застенчивый парнишка стоял обычно в сторонке, где-нибудь в тени от шумного хоровода и подолгу слушал и внимательно смотрел на Прасковью. Когда девушка неожиданно поворачивалась к нему, звала рукой, мол, иди к нам в хоровод, Дмитрий растерянно смущался, как-то по-своему качал головой, видимо, сожалея, что не может он веселиться, как все, и уходил.
Как-то подружки посмеялись над статной чернобровой красавицей: «Не в женихи ли, Паша, сватается к тебе Дмитрий!» Ничего не отвечала им Прасковья. А вскоре стало известно и в Новом Дубовом, и в Елецкой Лозовке, что, действительно, готовится свадьба. Разное судачили тогда. Одни недоумевали, терялись в догадках, что это, мол, Паша за парня, в котором и рост-то метр с кепкой, замуж выходит, да ещё в чужое село. Прасковья ладная, она в Новом Дубовом в девках не засиделась бы. Другие по сарафанному радио прознали, что этот паренёк с ноготок, отменным хозяином в доме считается. Повезло Прасковье. В общем, обвенчались в Елец-Лозовской церкви. На всю жизнь быть верной женой Прасковья  клятву дала.
Запомнился Паше тот день, когда в белом свадебном платье выходила она из храма. Люди расступались перед молодыми. На счастье кто-то посыпал под ноги зерно. Невеста, держась за руку Дмитрия, шла, не глядя ни на кого, гордая, торжественная. А над церковным куполом звенели протяжно бронзовые колокола. Слушая колокольный звон, Прасковья доверчиво положила на руку мужа свою тёплую ладонь. А тот лишь украдкой посматривал на молодую жену. Казалось тогда Дмитрию, что во всём свете не сыскать краше Прасковьи. А какое лёгкое имя у неё — Паша. Как выдох. Только позовёт — и она тут. Стоит, смотрит в его глаза понятливо, ласково. Нравилось Дмитрию смотреть, как споро и ловко работает жена. Подоткнёт подол, обнажив колени, трудится на прополке бахчей или на жнивье зерновых. Добела намывала она полы в избе перед праздниками. Так и жили Лавровы по-своему счастливо. Но беде всё-таки вступила в их дом, неожиданно началась война.
Помнят в хлевенском селе, как Дмитрия Михайловича, мужа Прасковьи, на фронт провожали. Вестовой доставил заведующему сельмагом повестку из военкомата. На сборы отвели молодому человеку всего два часа. Дмитрий не успел магазинное хозяйство другому продавцу передать. Успел лишь ключи в сельском Совете оставить.
На другой день к Прасковье гости незваные нагрянули. Из райпо. Новость, как обухом по голове, ударила молодую женщину. Выходило, у Дмитрия Михайловича, будто бы растрата в магазине. И райповские посланцы пришли к Лавровым отбирать корову в счёт погашения долга.
Неизвестно, во что бы конфликт вылился, но на защиту матери с четырьмя малолетними детьми встал районный прокурор и не допустил произвола. Словом, обошлось.
А Дмитрий Михайлович тем временем, оставив детей, старшую Марию, погодков Алексея и Владимира — все мал мала меньше — и грудничка Митю, отбыл из Елецкой Лозовки на Сталинградский фронт.
В тот памятный день, когда уйти на войну, Дмитрий поцеловал жену и унёс с её губ уют домашнего очага. Ушёл и будто печка потухла. Потянулись мучительные, тревожные дни ожидания и неизвестности.
В Елецкую Лозовку поступали весточки с фронта. Писал и Дмитрий Лавров. Скупо сообщал, что, мол, жив-здоров, воюет, легко включился в боевую работу и перечислял всех родственников, далёких и близких, кому следовало передавать приветы. Прочитав письмо, опять Прасковья одна со своими думами оставалась.
Проходили дни, месяцы. В январе сорок третьего Прасковья получила от мужа вместе с новогодним поздравлением сообщение о том, что после разгрома армии Паулюса их воинскую часть переводят на другой фронт. Это было последние от Дмитрия Михайловича послание. А командование сообщило, что рядовой красноармеец Лавров пропал без вести.
До позднего вечера Прасковья держала в руках это извещение. В какую-то глубокую думу впала молодая женщина. Только в труде Прасковья искала забвение. Жутко становилось от тяжких дум. Отвлекала и забота о детях. Они подрастали и ждали известий об отце. А она соберёт, бывало, ребятню, уложит на кровати, сама пристроится рядом и вспоминает, как любил их отец, как до войны нравилось ему мечтать, какими они вырастут:
— Смотри, мать, какое чудо вокруг нас!
Соседки, вдовы солдатские, говорили Прасковье, что пора забыть Дмитрия. Сколько времени прошло. Чего уж теперь ждать-то! А она ждала с понятным упрямством. По вечерам выходила на знакомую дорогу, как год, как десять, как четверть века назад. Козырьком подносила ладонь ко лбу и напряжённо вглядывалась вдаль, никого, Прасковья устало возвращалась в избу. Шестьдесят лет Дмитрий Лавров считался без вести пропавшим.
Однажды, в марте 2003 года, в дом Лавровых постучала почтальон:
— Алексей Дмитриевич, Вам заказное письмо. Распишитесь, пожалуйста, в журнале доставки.
Алексей с недоумением рассмотрел казённый конверт и решительно вскрыл.
Письмо пришло из Твери. С волнением от нахлынувших чувств, Лавров вчитывался на отпечатанные на машинке ровные строчки.
Военный комиссар Тверской области сообщал Алексею о том, что его отец, Дмитрий Михайлович, в феврале сорок третьего погиб в боях под Ржевом на Калининском фронте и захоронен в братской могиле. И что тверские поисковики очень долго искали его малую родину, поэтому сообщение в Елецкую Лозовку пришло так поздно.
Весть эта облетела село и помчалась дальше. В подмосковный Подольск, к Акулине Михайловне, сестре Дмитрия Лаврова, тоже участнице Великой войны.
Когда в Елецкую Лозовку пришло извещение, что красноармеец Лавров пропал без вести, двадцатилетняя Лина Лаврова приняла решение отправиться на фронт. Испекла в печке коврижку хлеба, аккуратно сложила в вещевой мешочек вязаные носочки, сменное бельё, на дорожку присела на лавку и поспешила в райвоенкомат. Легко, вободно, словно на горку взбежала, вошла в кабинет и с ходу заявила, что на фронт ей надо.
В военкомате некоторое время колебались: стоит ли брать: смущал маленький рост, хрупкая фигурка девушки. Но потом уступили просьбам Лины. Решили, что она справится с солдатскими обязанностями и определили сестрой-хозяйкой в военный госпиталь.
Быстро осовилась Лина Лаврова со своими обязанностями, с упоением включилась в дело. Всё существо девушки наполнялось какой-то особенной физической радостью жизни, ощущением своей полезности. День Победы она встретила в Германии. В здравии вернулась на Родину и обосновалась в Подольске. Работала в медицинском учреждении. В наступившем мире прожила долгую жизнь. Как и Прасковья, она постоянно ждала, если не самого брата, то хотя бы весточки о судьбе Дмитрия.
И эта долгожданная весточка пришла. 30 июня  2020 года в районе села Хорошево был открыт Ржевский мемориал Советскому солдату из бронзы высотой почти 25 метров и весом 200 тонн. Скульптура стала символом бесценного вклада бойцов за победу мира над войной. Среди 17 тысяч фамилий погибшихв ходе Ржевской битвы есть фамилия и портрет Дмитрия Лаврова. К потомкам он шагнул из вечности, как воин-исполин, созданный в скульптуре Андрея Коробцова и Константина Фомина.
Крылатый радист не подвёл

Летом 1941-го советская авиация бомбила Берлин, преодолев для этого 1800 км, 1300 км из которых проходили над вражеской территорией
27 июля 1941 года 1-му минно-торпедному авиационному полку 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота под командование полковника Евгения Николаевича Преображенского был отдан личный приказ Сталина: произвести бомбовый удар по Берлину и его военно-промышленным объектам. В этом боевом задании участвовал наш земляк Алексей Алексеевич Апатенко.
Моё знакомство с Алексеем Апатенко случилось на третьей неделе моей работы в редакции. Главный редактор Дмитрий Курилкин откомандировал меня в рейд по проверке содержания животных в зимних условиях. Я стоял на припорошенной декабрьским снежком райисполкомовской площади ив растерянности наблюдал, как участники рейдовой бригады торопливо рассаживаются в легковые автомобили. Для каждого заранее определили места, но мне, похоже, пристроиться негде. В пору возвращаться в редакцию.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, но неожиданно нашёлся человек, который предложил мне место в своём автомобиле. Это был преподаватель зоотехнии Конь-Колодезского аграрного техникума Алексей Апатенко. Рейд был обширный, поэтому и Алексея Алексеевича привлекли для проверки ферм.
Апатенко позвал меня в свой «козлик», и мы вместе целый день колесили по хлевенским хозяйствам. В тот день Алексей Алексеевич преподал мне мастер-класс подготовки публикаций на сельскохозяйственную тематику. Впоследствии этот урок мне был очень полезен.
Вспомнил я своего наставника, когда в мае смотрел художественный фильм «Крылья над Берлином». Персонажи были подлинные, только в исполнении актёров. Этот фильм о том, как наша морская авиация на второй месяц начала Великой Отечественной войны летала бомбить Берлин. В полку Героя Советского Союза Евгения Преображенского служил и старшина Апатенко — стрелок-радист дальнего бомбардировщика.
Алексей Алексеевич рассказывал и я живо представлял, как наши БД-3 в ночи, который час кряду, пробивались во вражеский тыл.
Тяжёлые машины летят на большой высоте. На календаре август. Начало месяца. За бортом температура с большим минусом. Леденящий холод проникает под обмундирование, обжигает тело. Не спасают даже меховые куртки. Светлые пятна на металлических частях кабины стрелка-радиста багровеет, а это первый признак нехватки кислорода. Руки старшины Апатенко сами тянутся к кислородному крану. Всё ощутимее кислородное голодание. Спрециальное оборудование в кабине не в состоянии возместить дефицит кислорода. Алексей Апатенко дышит взахлёб. Липкая кровь струится из ушей. Он перчаткой вытирает её на подбородке, из ноздрей. В таком положении вся группа полковника Преображенского. Самолёты продолжают выдерживать заданный эшелон, то есть высоту и курс, проложенный на Берлин.
— Обстановка в первые месяцы войны на всех фронтах оставалась крайне сложной, — делится Алексей Апатенко своими воспоминаниями. — Для поднятия боевого духа защитников Отчизны руководство страны и командование Красной Армии приняло решение нанести удар в самое сердце агрессора — Берлин и его стратегическим объектам.
Уже в июле на одном из островов Балтийского моря началась подготовка к уникальной операции. Сформировали экипажи из физически выносливых и опытных лётчиков. Им подстать были и штурманы, и стрелки-радисты. Тяжёлый бомбардировщик БД-3 считался машиной надёжной. На неё командование и сделало ставку.
До войны советские лётчики установили на этом самолёте ряд рекордов по дальности полётов с полной бомбовой загрузкой. Не было проблем и с высотой. БД-3 с бомбами легко достигал высота шести тысяч метров. Сложность же заключалась в ином. Лётчиков нужно было вести самолёты под прикрытием ночи над Балтийским морем вне видимости земли, безо всяких ориентиров. Чтобы эта задача стала неразрешимой для экипажей, почти весь июль ушёл на тренировки. Наконец, подготовка закончилась и полковник Евгений Преображенский повёл группу на Берлин.
Через три часа полёта группа подошла к границе Германии. Немецкие посты наблюдения и оповещания ПВО неоднократно обнаруживали самолёты в небе, но всё время принимали их за свои. Алексей Апатенко видел, как один раз немцы подсветили посадочными сигнальными огнями взлётно-посадочную полосу, чтобы облегчить лётчикам посадку. Гитлеровцы даже предположить не могли, что Советский Союз способен провести столь дерзкую операцию. Вскоре флагманский самолёт, пилотируемый Преображенским, и за ним и вся группа уже сбрасывали бомбы на Штеттенский вокзал. Воинские эшелоны, сосредоточенные здесь перед отправкой на Восточный фронт, заполыхали в огне. Бомбовый удар оказался внезапным и стремительным. Немецкая зенитная оборона, в начале не подававшая признаков жизни, наконец очнулась. Вразнобой заработали зенитки. Но это произошло после того, как командир группы сообщил своим: «Моё место — Берлин, курсом». По небу сновали прожекторы.
На обратном пути особенно тяжело пришлось экипажу старшего лейтенанта Матц. Казалось, что два десятка мощных прожекторов лучами намертво вцепились в бомбардировщик. Цветастый огненный фейерверк из трассирующих снарядов всё ближе, всё плотнее сжимался вокруг группы Преображенского. Старшина Апатенко, стоя над прозрачным колпаком турели, с тревогой всматривался в звёздное небо. Он опасался атаки немецких истребителей. В конце-концов Матц вырвал самолёт из гипнотизирующего зенитного огня. Но тут случилась беда.
— Я не могу вести машину, — сообщил командиру штурман. — Осколки снарядов перебили приборы.
Эти слова долетели до слуха Алексея Апатенко. С тревогой подумал: «Как же мы теперь доберёмся домой?» Растерянность длилась недолго. Его вдруг осенила идея.
— Командир! Эврика! — вскричал он и сообщил Матцу о своей задумке. — Давайте я поведу самолёт по рации. У меня получится. Ведь я везучий.
Алексей Апатенко и в самом деле был человеком везучим. Ему удивительно везло на войне. На третий день войны, когда экипаж вылетел на боевой задание, налетела пара «мессершмиттов» и бросилась в атаку на бомбардировщика. Апатенко удачно поймал одного в перекрестье панорамы прицела и меткой очередью прошил фюзеляж «мессера». Другой, уцелевший, устремился в облака. Но перед тем, как удрать, фашист выпустил очередь по бомбардировщику. В горячке схватки с гитлеровцем стрелок-радист не обратил внимания на свой внешний вид. Только, когда приземлившись на аэродроме, заметил на куртке дырку от пули. Потом находил ещё и ещё. Насчитал целую дюжину. Выходило, вся очередь немецкого лётчика пришлась на кабину стрелка-радиста. Куртка была дырявая. Снял, повертел в руках и в раздумье произнёс:
— Как изрешетило!
— Да, смотри и шлемофон прострелен! — командир экипажа Матц снял рабочий головной убор со старшины и указал на рваное отверстие в самой макушке. — Ну. парень, ты в рубашке родился.
— Нельзя, товарищ старший лейтенант, чтобы вражеская пуля взяла меня. Я ведь у мамки один.
Матц, выслушав предложение стрелка-радиста, поддержал его:
— Старшина, давай настраивай радиокомпас и веди домой.
Тотчас Алексей нащупал музыку и крепко вцепился в её позывные.
— Командир, держу курс на музыку, идём хорошо.
Через три часа лёта вся группа вернулась на базу. Бомбардировщике Матца серьёзно не пострадал. Экипажи, участвовавшие в налёте на Берлин и его предместья, наградили. На гимнастёрке старшины Апатенко засеребрилась медаль «За отвагу».
Полковнику Евгению Николаевичу Преображенскому было присвоено звание Героя Советского Союза.
Самолюбие не позволило немцам признать, что их бомбили те, о ком Гитлер говорил: «Славяне ничего не понимают в воздушной войне. Это германская форма боя». Нацисты, выражаясь современным языком, сфабриковали фейк: налёт на Берлин совершила английская авиация. В ответ Лондон заявил, что в указанную дату ни один их самолёт не поднялся с британского аэродрома. А наши через сутки вновь совершили налёт. Без радионавигации, в ночное время, над морем, где нет никаких ориентиров, обманув самую современную на то время противовоздушную оборону, они вышли на цель.


Певец окопной правды

На всех станциях эшелону предоставляли «зелёный глазок» светофора, и состав почти нигде не тормозил. Пятнадцатилетние Саша Алексеев и Юра Степанов радовались: поезд мчится на фронт. С каждым часом он приближал ребят к заветной цели.
Саша и Юра искали случай, чтобы из задонского села Алексеевка удрать в действующую армию бить фашистов. Планы побега строили почти каждый день. Когда фронт совсем приблизился, Саша предложил приятелю попробовать пробраться на передовую. Посчитали, что сотню километров они преодолеют за три дня. Свой план ребята решили держать в секрете.
Но задумку мальчики осуществить не успели. Саша получил повестку в армию. Розовый листок бумаги гласил: «Алексеев Александр должен явиться в военкомат для отправки в действующую армию. При себе иметь кружку, ложку, полотенце, сменное бельё».
Юра был на год моложе Саши, и по этой причине ему повестка не пришла. Тогда он решил идти на фронт добровольцем. В военкомат пошли вместе. Долго уговаривали военного комиссара, в конце концов, Юра тоже получил повестку. Они радовались, что служить будут вместе.
Каково же было разочарование друзей, когда состав перевалил через Уральский хребет. Ребята оказались в глубоком тылу.
Мальчишек определили в группу слесарей-сборщиков фабрично-заводского училища. Они твёрдо решили уехать подальше от дымного города и пробираться к линии фронта. Причём бежать из Магнитогорска немедленно. Изначально волновались: как же можно бежать? Но получилось всё просто. Машинист, к которому обратились ребята, сообщил, что поезд пойдёт через Свердловск дальше на запад. Саше и Юре не верилось, что всё складывается для них удачно. Они благополучно сели на товарный поезд.
Состав помчал их от Урала. Они ехали, и души их горели жаждой мести. Теперь ничто не могло удержать подростков вдали от передовой линии фронта.
В Свердловске ребята задержались на двое суток. В зале ожидания они пригрелись у чуть тёплой голландки и забылись во сне. Их поезд ушёл.
Утром третьего дня им повезло. На узловую станцию подошёл эшелон с зачехлёнными орудиями, грузовиками на платформах. Состав был воинский. Ребята не растерялись. Их цепкие глаза обнаружили в конце эшелона пустой вагон. Дверь оказалась приоткрытой, и друзья забрались внутрь вагона, плотно закрыв дверь.
В Свердловске стояли морозы. Вагон оказался скрипучим и дырявым. Было очень холодно, а одеты ребята были не по погоде. Чтобы согреться, бегали по полу, отбивали чечётку. Устав от беготни, они садились на корточки в углу вагона и прижимались друг к другу, чтобы хоть немного согреться. А поезд шёл без остановок.
Зима застала подростков в летней одежде. Оба попали в беду. Юра обморозил ноги, Саша — руки.
Наконец поезд сбросил скорость, а после чего лязгнули буфера, и состав остановился. Саша вынужден был обратиться за помощью. Он добрался до теплушки и рассказал о случившемся. Дальше ехали в комфортном вагоне.
О своих приключениях Александр Алексеев поведал в документальной повести «Дорога к фронту», вышедшей в Воронежском издательстве. Её тепло приняли читатели. У автора, журналиста по профессии, яркий, точный, выразительный язык, чёткая композиция текста. И эти качества свойственны ему и в последующих книгах. Литератор по призванию, Александр Васильевич оставил богатый творческий арсенал. Документальная проза и журналистика — это два корабля, сколоченные из одинаковых досок, хотя у каждого своя стать. Такой переход у Алексеева получился естественным. Профессиональная журналистика позволила ему здраво оценить свои художественные возможности в литературе. Александру Васильевичу было чем поделиться с читателями.
Книги Алексеева словно возвращают читателя в ушедшие годы, с ними радуешься и печалишься. Кажется при этом, что река твоей жизни будет течь бесконечно. У каждого есть маленькая страна. Вернуть её невозможно. Пути туда нет. Но как забыть наше прошлое?
В произведениях Алексеева преобладает военная тематика. Великая война совпала с теми годами жизни Александра Васильевича, в которые человек может максимально познать мир.
В сорок первом, на начало войны, Саше Алексееву исполнилось пятнадцать лет. То поколение шестнадцатилетних составили люди особого склада. У них обострённое и жадное восприятие окружающего мира. Им присущи пора любви и ненависти. Это начало жизни. В это время — неверие в то, что ты можешь умереть. Возраст пограничного состояния юности и неоконченного детства у Саши Алексеева пришёлся на экстремальное событие — войну. Детство и юность остались у парнишки за школьной партой. Он, как и все его сверстники, рано возмужал. У этого поколения, и у Саши в частности, более зримо проявились такие качества, как честность, порядочность, ответственность. Сознавая эту ответственность за своё будущее и страны в целом, он и отправляется с другом на фронт.
Кажется, даже в начале пути Сашу нельзя назвать «желторотым» мальчишкой, хотя он и не имел жизненного опыта. За четыре года Великой Отечественной войны он этого опыта набрался до насыщения. Обладая творческими способностями, Александр Васильевич поставил перед собой цель: реализовать свой фронтовой опыт в книгах и поведать своим читателям окопную и масштабную правду.
Книги о Великой Отечественной войне — это начало новой страницы нашей истории. Это развитие военно-исторического жанра. Старт ему дали журналисты и призванные писатели. Они в большинстве служили в действующей армии корреспондентами фронтовых газет. Их героями были солдаты, сержанты, офицеры — военнослужащие, принимавшие непосредственное участие в боевых действиях. Писатели этого поколения в своём творчестве не всегда претендовали на глубокое исследование военной темы.
Десятилетия спустя на плацдарм литературы о войне выходят уже те непосредственные участники сражений, которые знали окопную правду не понаслышке. Они, писатели, опалённые боями на передовых позициях, доносили в произведениях свою правду, свои ощущения о войне. Это был второй период развития военно-исторического жанра. Это была новая литература о войне. Произведения Алексеева, почти полвека пролежавшие в письменном столе автора и изданные внучкой Мариной Шлыковой, — из этой обоймы.
Годы сохранили свежесть увлекательного сюжета, нестареющие образы. Сила его в том, что Александр Васильевич сумел показать драматизм того сурового времени, донести до читателя героическую солдатскую правду.
В нашей нынешней действительности обывателя мало влекут вымышленные книги. Нас, читателей, кажется, уже ничем не потрясёшь, разве что простой человеческой правдой. Александр Васильевич, человек, безусловно, талантливый, это уяснил сразу и начал исходить из толстовских посылок. Суть их сводится к следующему: о войне, какой бы трудной и драматичной она ни была, надо рассказывать правду. И только правду. Это жизненное кредо Александра Васильевича, литератора и журналиста Хлевенской районной газеты.
Жизнь Александра Алексеева, достойно представившего читателям литературу военно-исторического жанра, была долгой и интересной. Помню, как в беседе со мной он как-то откровенно признался:
— Радуюсь, как ребёнок, при мысли, что люди увидят и прочтут мои труды о пройденном мною жизненном пути. Поймут, почему я жил так, а не иначе.


На поле боя маневрировал смело и дерзко (из книги Александра Алексеева «Крепкая броня»)

18 апреля началось наступление 3-й гвардейской армии через Цоссен на Берлин с юга. Берлин обороняла полумиллионная армия недобитых гитлеровцев. Немецкое командование превратило столицу в сплошную зону укреплений. Заранее созданные лучшими военными инженерами оборонительные коммуникации имели три пояса. Каждый пояс состоял из нескольких колец. Большим препятствием на пути продвижения танков и механизированных войск оказался канал Тельтов, глубина которого равнялась 4-м ширина 40-50 метрам. Подобных каналов на пути продвижение советских войск насчитывалось несколько. Танкистам пришлось „прогрызать“ укрепления, маневрировать танками, находить уязвимые места в обороне противника.
О боевых действиях 53-го танкового полка 69-ой механизированной Проскуровской Краснознамённой бригады при штурме Берлина можно судить по наградному листу, заполненному на гвардию старшину Тихона Даниловича Кретинина, когда представили его к званию Героя Советского Союза. Копия этого документа получена из Архива Министерства обороны СССР: „За время боевых действий полка с 16 по 29 апреля 1945 года товарищ Кретинин, беспрерывно действуя в разведке, проявил умение, дерзость и смелость в борьбе с врагом. Умело выявляя огневые точки противника, давал возможность для быстрого выполнения боевых задач. В боях за Эггедорф Кретинин первым ворвался в расположение противника, уничтожая живую силу и технику, продолжал выполнять поставленную боевую задачу, не смотря на сильное сопротивление врага. Под сильным артиллерийским огнём противника в ночь с 21 на 22 апреля 1945-го года первым вброд форсировал канал на подступах к Берлину. В боях в районе Штаммлагер, ворвавшись в расположение противника, сильными действиями разгромил зенитную батарею и уничтожил 3 зенитных орудия, 20 гитлеровцев и 16 человек взял в плен. 22 апреля 1945 года в 20.00 часов, смело и дерзко маневрируя на поле боя, танк под командованием старшины Кретинина одним из первых ворвался в предместье Берлина — Мариенфельде. Действуя в разведке, на протяжении боёв уничтожил: 2 танка Т-6, 1 танк Т-5, 2 бронетранспортёра, 3 зенитных установки и до 70 немецких солдат и офицеров.
Старшина Кретинин участвует на фронте с начала Отечественной войны. С 1943 года — командир танка. За успешное выполнение боевых заданий командования в борьбе с врагом награждён орденами Отечественной войны I и II степеней, тремя орденами Красной Звезды. За умелое руководство танком в бою, отличное ведение разведки, отвагу и мужество, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчиков, удостоен высшей правительственной награды — присвоения звания Героя Советского Союза“.
Наградной лист подписан 2 мая 1945 года командиром 53-го танкового полка Морозом. Далее стоят подписи командира 69-ой Проскуровской Краснознамённой бригады гвардии полковника Ваганова, командира 9-го танкового корпуса генерал-лейтенанта Сухова, командующего 3-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-полковника Рыбалко и члена Военного Совета армии гвардии, генерал-лейтенанта Мельникова.
На этот раз никто из вышестоящих военачальников не возражал в представлении к званию Героя Советского Союза отважного и бесстрашного старшины. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1945 г. храброму воину из-под Воронежа Тихону Даниловичу Кретинину было присвоено звание Героя Советского Союза.
Смело и отважно действовали в Берлине воины 53-го полка и других частей, которые участвовали в боях и штурме немецкой цитадели — Рейхстага.
Развалины домов и завалы на улицах мешали движению танков. Приходилось оставлять танки в укрытиях и пробиваться вперёд, выбивая и выкуривая немцев из подвалов, сараев и многоэтажных домов, вместе с пехотинцами. Путь прокладывали автоматным огнём, гранатами, бутылками с зажигательной смесью, использовали фаустпатроны, захваченные у противника.
Разведывательное отделение Василия Шестухина шло в первой цепи наступающих. Однажды на пути разведчиков оказался канал, заваленный опрокинутыми машинами, мебелью, брёвнами. За этой баррикадой укрылись немцы. При приближении красноармейцев они открыли шквальный огонь. Отделение залегло. Шестухин вдруг заметил, как метрах в пятидесяти от завала, из-за угла, немецкие артиллеристы выкатили пушку, чтобы прямой наводкой ударить по наступающим советским воинам. Тогда командир отделения бросился к самоходке, на которой была установлена 76-я миллиметровая пушка. В это время немецкие артиллеристы произвели выстрел, но снаряд в цель не попал. Дым рассеялся. Шестухин увидел перед собой слегка вздрагивающий ствол вражеской пушки. Правее, метрах в пятидесяти от разведчиков, вывернулся краснозвёздный Т-34 с приподнятым люком. Командир заметил пушку врага и направил танк на неё. „Тридцатьчетвёрка“ быстро развернулась и выстрелила. Когда дым рассеялся, Шестухин с облегчением вздохнул. Искорёженное орудие, отброшенное к стене дома, валялось вверх колёсами. Путь вперёд был свободен. Разведчики и подоспевшие стрелки-автоматчики броском преодолели завал и рванулись вперёд. Сквозь дым и гарь просматривался купол Рейхстага. Пустив в ход огнемёты, фаустпатроны и автоматы, цепи продвигались вперёд. Разведывать теперь было нечего. Немецких вояк, засевших в домах, нужно было выбивать автоматными очередями и гранатами. И Шестухин с разведчиками пошёл в атаку.
Бои на улицах Берлина велись вторые сутки. Советские воины не спали около недели. Обречённые гитлеровцы стремились оттянуть час краха имперской Германии. Сопротивлялись они отчаянно. Со всех сторон градом летели пули, рвались снаряды, с треском лопались мины, сыпались фаустпатроны. Дым, гарь и пыль мешали дышать.
…На перекрёстке улиц дёрнулась и замерла санитарная машина. В ней находились раненные солдаты, сержанты и офицеры. Немецкий снайпер, замаскировавшийся в развалинах дома, заметив медицинский автомобиль, тяжело ранил водителя горьковчанина Юрьева. Ему перебило кости обеих рук. Молодой солдат, открыв дверцу зубами, с трудом выбрался из кабины и укрылся в подъезде одного из домов. Солдата, пытавшегося пробраться к машине, чтобы вывезти раненых из опасной зоны, фашистский снайпер уложил на мостовой.
Начальник штаба 53-го танкового полка подполковник Щербатюк, который находился неподалёку от места события, остановил взгляд на командире отделения Шестухине. Старшего сержанта он хорошо знал, как храброго и смекалистого разведчика.
— Нужно срочно вывезти раненых в безопасное место, — приказал подполковник. — Постарайся скрыто миновать открытый участок и вызволить раненых. Имей в виду, что снайпер держит машину под прицелом. Будь осторожнее.
— Всё будет в порядке, — ответил Василий Шестухин.
Опытный разведчик прежде, чем отправиться к санитарной машине, взвесил и оценил обстановку. Пробраться к объекту решил с тыльной стороны. Для этого он выбрал безопасный путь, через двор разрушенного дома. Разведчик ящерицей проскользнул во двор, перемахнул через забор. Осторожно приоткрыл калитку, подполз по-пластунски к автофургону и исчез под колёсами. Дверцу кабины Юрьев оставил открытой. Шестухин забрался на водительское место и, не поднимаясь на сиденье, запустил двигатель, левой рукой выжал педаль муфты сцепления, правой включил заднюю скорость. Несколько пуль ударили по машине. Разведчик прибавил газу, свернул за угол и вывел машину в безопасное место. Раненых Шестухин отправил в подвал дома, где размещался эвакогоспиталь. О выполненном задании доложил начальнику штаба.
— Молодец, — похвалил танкиста Щербатюк. — До конца войны оставалось немного. Примешь санитарную машину.
— Я же танкист, товарищ подполковник, разведчик, — попытался возразить Василий. — Зачем мне эта лайба?
— Оставить разговоры! Принимай технику!
…2-го мая Берлин пал. Непривычная тишина установилась над повергнутой столицей Рейха. Танкисты получили приказ вывести машины на окраину Берлина. Первым желанием воинов, измотанных бессонными ночами и беспрерывными атаками, было поспать час-другой. Танкисты валились на землю и засыпали. Пробудившись от непродолжительного сна, приступили к осмотру танков и автомобилей. Предстояло устранить все неисправности и пробоины на танках, на которые в боях порой не обращалось внимание.
Шестухин вставил на санитарной машине лобовое стекло. Других поломок он не обнаружил. Продырявленные пулями отверстия в счёт не брал. Образовалось свободное время, и он решил помочь отремонтировать танк старшины Тихона Кретинина, дружба с которым у него зародилась ещё на берегах Днепра. Помощи товарища Тихон был рад, однако настроение у него было неважное. Это Шестухин понял сразу. От полкового писаря разведчик узнал, что его друга представляют к высшей правительственной награде — званию Героя Советского Союза. Документ уже был подписан 2-го мая, в день капитуляции Берлина. Желая поднять настроение другу, Шестухин сообщил ему об этом:
— Знаю! — произнёс тот сдержанно. — За Днепр тоже представляли к Герою, а получил орден „Отечественной войны“.
— Ты этим недоволен, Тима?
— Э-э, брось ты, Вася! Разве в награде дело?
— А в чём же? Война скоро кончится. Живы мы с тобой. Разве это тебя не радует?
— Радует. Семь лет прослужил, как медный котелок. Несколько пар сапог и комплектов амуниции износил. Теперь вот служба к концу идёт. Сейчас больше о доме думаю, о сыне Ванюшке, о жене.
— Хорошо, что вспоминаешь, — похвалил его Шестухин. — Сын есть, брат по ранению вернулся. Мать ждёт, жена встретит. Что тебе ещё надо?
— Эх, Вася, друг ты мой фронтовой. Сын-то, боюсь, меня не узнает при встрече. Три месяца ему было, когда я на действительную призывался.
Шестухин помолчал несколько минут и решил переменить тему разговора. Он провёл ладонью по шершавой броне танка, озорно подмигнул и произнёс негромко:
— Послужит нам ещё стальной конь. Говорят, сегодня ночью в новый рейд пойдём. На Прагу.
— Слышал и я об этом, Вася. Батя приказал тщательно танки осмотреть. Сегодня получим боекомплект и отправимся в путь. Надо помочь братьям-славянам. Туда сбежалась вся сволочь фашистская.
— Придётся поработать, Тима. А меня начальник штаба обидел. Посадил на эту фанерную лайбу. За танковой бронёй надёжнее себя чувствуешь.
— Ничего, Вася. На резиновом ходу мягче ехать. Печёнку не отобьёшь.


Аттестаты зрелости вручала война

Фронтовиков-учителей аттестовала Победа. И мы, послевоенная ребятня, угадывали победителей, как тогда говорили, по боевому почерку. Впечатления до сих пор яркие, зримые и, пожалуй, самые верные…

Наше поколение родилось после Победы, в войне не участвовало, но в душе о подвигах мечтал каждый пацан. Чувствовали это и фронтовики-преподаватели, старавшиеся на уроках в родной Новодубовской средней школе прививать мальчишкам и девчонкам психологию победителей.
Михаил Николаевич Щеглов, учитель физкультуры, в этом отношении к нам был ближе всех. Возможно, потому, что и предмет казался самым доступным и привлекательным, поскольку свою энергию сельской детворе всё время хотелось куда-то пристроить. Да и сам Михаил Николаевич был из тех, кто умел притягивать к себе мальчишек и девчонок: уроки физрука имели прикладное значение. Чем бы он нас ни озадачивал, мог сам наглядно продемонстрировать, как это делается. И сразу хотелось если уж не превзойти учителя, так хотя бы одержать очередную победу над собой, дождаться похвалы от наставника.
Его неуёмная энергия поражала, а в облике нашего физрука на первый план выступали собранность и расчётливость. Своей манерой рассуждать, ориентироваться в потоке информации он и нас приучал взвешивать все «за и против» и в нестандартных жизненных ситуациях быть обстоятельными.
И я, и мои сверстники в те детско-юношеские годы уже искали себя, своё место в жизни. А Михаил Николаевич был нашим проводником, посредником между юношеской бесшабашностью и взрослыми реалиями. Мечты нас, конечно, заносили — от выбора профессий, от рода занятий глаза разбегались, но почему-то хотелось, чтобы ещё и дух захватывало. К примеру, я воображал себя выдающимся военным. Позже я обнаружил другое призвание, но благодарен физруку и тренеру, который научил нас смотреть на окружающий мир прагматичным взглядом.
Надо отдать должное, избавлял меня Михаил Николаевич от мучительных исканий смысла жизни очень тактично — на уроках физкультуры, во время занятий в спортивных секциях, которыми руководил. Ненавязчиво давал понять, что без физкультуры и спорта, одним словом, без здоровья, как ни садитесь, к своим местам можете оказаться непригодными. Уводил нас на беговую дорожку или лыжню, на волейбольную площадку или зелёное футбольное поле, и исчезала боязнь оказаться бездарным, негожим. Оставались соперники или партнёры по команде, а также друзья, которые за тебя болели, переживали…
Во времена моего детства в селе не было ни телевизоров, ни радиоприёмников. Были только газеты, но у родителей не было денег, чтобы их выписывать. Школьные учителя получали зарплату, газеты выписывали, а чтобы наша страсть к чтению не угасала, регулярно приносили печатные издания из дома и размещали их на специальном стенде в школьном коридоре. Свой «Советский спорт» вывешивал и Михаил Николаевич. Этим, однако, наш учитель не ограничивался, довольно часто вслух читал некоторые выдержки, а то и целые публикации. И всё имело не только познавательное, но и поучительное значение.
Так, нашим кумиром в волейболе стал близкий нам по духу Анатолий Чинилин, которого за лёгкость и прыгучесть (при росте 173 см) называли «королём воздуха». У Чинилина и биография была героическая. До войны работал слесарем на заводе и играл за сборную Москвы, выступал на соревнованиях, а его приёмы в атаке используются в мировом волейболе и сегодня. В первые дни войны ушёл на фронт, за ратные подвиги был награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны, медалью «За боевые заслуги». В 1943-м в боях под Полтавой был тяжело ранен, лишился кистей обеих рук, но с волейболом мужественный спортсмен не расставался.
Однажды Михаил Николаевич прочитал нам очерк о лётчике, Герое Советского Союза Сергее Курзенкове, который без парашюта падал с высоты четыре километра и остался жив. Щеглова мы слушали, затаив дыхание, а он потом подчеркнул, что в экстремальных ситуациях везёт тем, кто к спорту неравнодушен…
На войну Михаил Николаевич пошёл в семнадцать лет добровольцем, как и многие сверстники, правда, специальность ему досталась редкая — оператор радиолокационной станции. Это командир зенитно-артиллерийского полка, защищавшего Киев и переправу через Днепр, разглядел в смышленом и смекалистом не по годам пареньке и физическую закалку, и спортивные навыки, которые на войне были необходимы. Ведь в боевых походах маршировал вслед за зенитно-артиллерийской установкой и радиолокационной станцией Щеглову не с пустыми руками: приходилось таскать на себе и боевое снаряжение по полной военной выкладке.
Войну Щеглов начал на Днепре, дошёл до Германии, а закончил на Дальнем Востоке. В общей сложности прослужил в армии семь лет, и, по его словам, все «тяготы и лишения» ему помогал переносить спорт. К нему Михаил Николаевич прикипел ещё в детстве. Активно занимался лёгкой атлетикой и игровыми видами спорта. Даже на войне, когда случалась передышка, вместе с боевыми друзьями бегал кроссы, подтягивался на турнике. Эти качества он стремился прививать и нам, и не одному поколению своих учеников. Делал это Михаил Николаевич на протяжении сорока лет, пока работал физруком в Ново-Дубовской средней школе.
…Когда мы учились в шестом классе, недалеко от спортивной площадки, где Михаил Николаевич проводил урок физкультуры, двое взрослых парней издевались над малышом. Наш учитель это заметил, тут же подбежал к месту действа и ловким приёмом уложил на землю сначала одного «потешника», а затем и другого. Подбежали и мы.
— Молодцы! — похвалил нас Михаил Николаевич. — Действовали правильно! Хотя, зарубите себе на носу, с опозданием! Помощь хороша, когда подоспела вовремя. Жизнь скупа даже на мгновенья, и размышлять чаще всего некогда.

Своих единомышленников Щеглов находил и среди наших родителей. Он требовал, чтобы перед тем как идти в школу, мы всегда делали утреннюю зарядку, по погоде обливались холодной водой, и просил пап и мам установить за этим контроль. Моя мать, женщина очень строгих правил, спуску мне не давала. А Михаил Николаевич внушал что именно физкультура превращает вялого, неуверенного в себе нытика в личность. Вялым и нытиком я себя не считал, но сильным, ловким, мужественным быть хотел. И я ещё не раз убеждался в том, что мысли наши совпадали не зря.
 …На днях я навестил Михаила Николаевича. Как всегда, поблагодарил его за уроки, которые пригодились в жизни, а он, как обычно, радовался встрече. Всё такой же живчик, всё такой же неугомонный и весёлый хлопотун. Угостил кофе, который заваривал сам, по его рецепту — для бодрости. Посерьёзнел, когда я попросил сфотографироваться для газеты.
— Давай я пиджак с наградами надену, скоро ведь праздник, а Победу надо всегда встречать торжественно. — Оделся быстро, медали только звякнуть успели. — Для меня это уже семидесятая годовщина, и хоть бы всегда так — торжественно и мирно. Мы-то уходим, и обидно будет, если главный урок кто-то не усвоил — мир не спасать, его беречь надо…














 


Далеко от своей малой родины Донской Негачёвки позирует перед камерой лётчик-штурмовик Герой Советского Союза Фёдор Буслов. На военном аэродроме он в мундире с Золотой Звездой на груди. Вырисовывается образ мужественного человека готового на новые подвиги во имя спасения Европы от фашизма.
России нет друзей –
нашей огромности боятся.
У России есть только
два её верных союзника –
её Армия и Флот.

Александр Третий.


Морской класс под названием «Виктория»

В Конь-Колодецкой средней школе существует класс, который носит красивое название «Виктория».
Класс необычный. Морской. Патриотическое воспитание – основное направление его деятельности. Обучение юнг морским наукам здесь начинается с пятого класса.
Мальчики и девочки экипированы в морскую форму. Ею конь-колодецких юнг обеспечили шефы из Липецкого областного отделения всероссийского Движения поддержки флота.
В классе два флага – Государственный Российский и Андреевский военно-морской. У юных моряков есть свой гимн «Виват Виктория».  С его исполнения начинаются все занятия.
Конь-Колодецкими педагогами составлена специальная программа обучения. Вначале ребята знакомятся с основами профессий, связанных с военно-морским флотом. В общих чертах школьники изучают обязанности на боевом корабле штурмана, механика, судоводителя, а так же командира и, конечно, матроса. В целях закрепления теоретических знаний наставниками юнг была организована экскурсия на Черноморской флот – Конь-Колодецкие мальчишки и девчонки не только увидели настоящее море, но, и самое главное, побывали на крейсере «Михаил Кутузов». Военные моряки радушно приняли юнг из Центральной России, организовали для них экскурсию на боевом корабле.
В восьмом классе, когда изучение профессий, связанных с флотом, географическими исследованиями и открытиями, осталось позади, темы для освоения предмета заметно усложнились. Теперь юнги изучают организацию Российского военно-морского флота, типы морских кораблей, глубже погружаются во флотские специальности. Но на любых занятиях будь то политическая подготовка, общеобразовательные дисциплины или уроки физкультуры, морской класс остается активным, энергичным. К этому обязывает их, помимо всего прочего, еще и военно-морская форма – тельняшки, фланелевая ветровка, пилотки.
Воспитанники морского класса и их наставники считают, что история «Виктории» уходит корнями в далекое прошлое. В начале восемнадцатого века по указу Петра Первого была оформлена дача на деревню Конь-Колодезь одному из шести братьев Синявиных, служащих государю, Науму Акимовичу, вице-адмиралу. Он сопровождал царя в походах и заграничных походах. После его смерти имение от отца перешло к сыну Алексею, тоже вице-адмиралу – командующему Донской и Азовской флотилиями, а затем и Балтийским флотом. Под его началом русские моряки взяли крепость Керчь и Еникале. От Алексею Наумовича Сенявская усадьба перешла к его сыну Григорию, генерал-майору царской армии.
Юнги морского класса, принимая присягу, проводят этот торжественный ритуал у памятника вице-адмиралу Науму Сенявину, установленному в Конь-Колодезском парке на крутом берегу Дона. Морской род Сенявиных снискал себе славу, а ребята из класса «Виктория» - продолжатели их дела.
В планах наставников юнг наладить связи со специализированными учебными заведениями, где готовят офицеров для Военно-морского флота.
- Дети из морского класса должны иметь возможность получить профессию морского офицера. Теоретические и практические занятия в школе этому способствуют, - считает заслуженный мастер спорта, чемпионка Европы и мира по стрельбе, майор Ирина Измалкова, представляющая на соревнованиях столичный ЦСКА. Ирина часто приезжает в Конь-Колодезь, чтобы тренироваться в стрелковом комплексе имени Александра Никулина. Здесь она тренируется сама и обучает стрельбе юнг морского класса «Виктория», тем самым укрепляя его авторитет.
Конь-Колодезская «Виктория» - новая форма работы с молодежью, как составная часть военно-патриотического воспитания. Сейчас такое время, когда девальвация духовных ценностей оказывает негативное влияние на мировоззрение большинства социальных и возрастных групп населения страны. Теряются жизненные ориентиры. Стирается грань между тем, что делать можно, и тем, что делать нельзя. Утрачивается патриотическое сознание. Наметилась тенденция падение престижа военной службы. Педагогический коллектив Конь-Колодезской средней школы вовремя обнаружил наличие такой позиции у молодежи и занял правильную позицию в воспитательной работе. Тогда, в начале двадцать первого века был создан в школе военно-патриотический морской класс «Виктория». Школьным учителям сразу удалось найти с ребятами общий язык. Ведь морская служба это по-настоящему интересно и увлекательно.
Я побывал в Конь-Колодезском стрелковом спортивном комплексе на тренировке, которую проводила Ирина Измалкова и объявил ей о цели моего визита.
- Ирина, я не согласен с теми, кто полагает, что военно-патриотическое воспитание молодежи, в котором вы принимаете участие, ограничивается только  подготовкой ребят к военной службе. На мой взгляд у военно-патриотической работы задачи куда более масштабные.
    Измалкова утвердительно кивнула головой:
- Цель военно-патриотического воспитания – развитие высокой социальной активности, гражданской ответственности, духовности, становление личности, обладающей позитивными ценностями качествами. От человека требуется способность проявить их  в сознательном процессе в интересах Отечества. В том числе и его защите, если появится такая необходимость. Конь-Колодезские педагоги, создав морской класс, как одно из главных направлений в патриотической работе с молодежью, пошли по правильному пути. В своей деятельности они решили одно: вместо бесконечных разговоров о том, какой должна быть военно-патриотическая работа, нужно делать что-то конкретно. Пусть малое, но обязательно конкретное. Чтобы все могли увидеть это и сказать: «Да, это здорово!» Согласитесь, главное приобретение человека в период детства и ученичества – это вера в себя, свои силы и способности, чувство собственного  достоинства и коллективизма.
- Вы, Ирина, спортсменка с мировым именем, а потому, наверное, согласитесь со мной, что во многом решить эту задачу помогает спорт.
- Считаю, что важно увлечь детей спортивными нагрузками, так как человек смолоду, как аккумулятор, накапливает энергию. В процессе последующей жизни он эту энергию тратит с пользой для себя и общества. И очень хорошо, что в Конь-Колодезе физкультура и спорт – одно из приоритетных направлений в воспитательной работе с молодежью. Спортивные, сложенные люди – кумиры молодежи и общества в целом. Они еще и здоровые, физически крепкие. Им легче добиться своей цели.
- Эффективность педагогов Конь-Колодезского морского класса «Виктория» в том, что здесь растят патриотов. Ведь патриотизм – это готовность пожертвовать собой, своими интересами ради интересов страны. Молодой человек это обязан внушать себе.
- В «Виктории» по моим наблюдениям такая тенденция прослеживается. Значит, педагогический коллектив в своей военно-патриотической работе решает задачи более масштабные, чем просто подготовка юношей к службе в армии. Впрочем, девушки тоже служат по контракту. Этим не ограничивается здешняя педагогическая деятельность. Речь идет о формировании и развитии у молодых людей социально значимых ценностей. А эти качества необходимы всем гражданам независимо от того, какую профессию они выбирают: военнослужащего, инженера или рабочего. Все зависит от созидательного процесса. У «Виктории» он есть. И пусть цель стать моряками не для всех конь-колодезцев из «Виктории» станет главной во всей жизни, сегодня мальчишки и девчонки вовлечены целиком и полностью в нужное и полезное дело. Конь-Колодезский педагогический коллектив с энтузиазмом работает в морском классе для того, чтобы из наших детей выросли настоящие граждане великой страны – России.
Авторитет «Виктории» растет. Это мнение майора Измалковой подтверждаются и результатами  мониторинга, которые показали: школьники разных возрастов мечтают стать юнгами, чтобы с гордостью носить звание «Сенявинцы». Такая форма организации воспитательного процесса оправдывает себя полностью. Это мнение родителей, педагогов, наставников из числа офицеров Военно-морского флота и, конечно же, самих учащихся.

Вердикт выносит… перекладина

Сегодня высшее образование детей — чуть ли не родительский статус. И многие матери-отцы мечтают определить своё чадо в вуз. К высшему учебному заведению недавно и я проявил интерес. Причём не в общем смысле, а точечно — по своей инициативе поехал в Военный учебно-научный центр ВВС «Военно-воздушная академия имени профессора Н.Е.Жуковского и Ю.А.Гагарина». Непраздное любопытство проявилось потому, что у меня у самого военное образование, и потому, что в военной академии обучаются и мои земляки.

Дорога к учебно-научному центру теперь не дальняя. Как известно, из Москвы академию перевели в Воронеж, столичное учебное заведение шагнуло в провинцию, и желающих туда поступить не убавилось — тот же престиж, та же популярность, выглядит теперь даже более доступным. По крайней мере, восьмерым счастливчикам из нашей глубинки осуществить свою мечту удалось.

Уже на третьем курсе в академии обучается наш первопроходец Владимир Табачуков, известный в Хлевенском районе футболист, и спортсмен универсальный. На первый курс приняли Александра Хохлова, Сергея Сырбу и Александра Бокова. Больше всего земляков на втором курсе. Это Михаил Минин, Илья Сушков, Роман Плотников и Сергей Родионов. Свой выбор ребята из Хлевенского района сделали самостоятельно.

Само собой разумеется, и у академии, сменившей прописку, весомы заслуги и наработанный авторитет — 12 факультетов, где специалистов для нашей армии готовят по 42 специальностям. Получить здесь образование престижно-полезно — приобретенные знания с успехом можно применять и «на гражданке» после увольнения из армии.

Престижное учебное заведение, я сказал, мол, доступнее стало, но сразу же оговорюсь — не для всех, далеко не для каждого. Поступить в академию очень сложно. Будущие курсанты и в своих общеобразовательных школах Хлевенского района учились прилично, но все они, заверяю, — отличные спортсмены.

Потому что без должной физподготовленности в воронежский учебно-научный центр ВВС не возьмут! Вступительные испытания с целью определится со способностями кандидатов осваивать образовательные программы соответствующего уровня помимо результатов ЕГЭ, включают еще и годность по состоянию здоровья, по уровню самой физподготовки. В обязательную программу экзамена здесь входят подтягивание на перекладине, бег на сто метров и трёхкилометровый кросс.

На первый взгляд, вроде ничего сложного. Но это мнение ошибочно. При поступлении в академию именно на испытаниях по физической подготовке больше всего абитуриентов и срезаются. Причём отсев выше, чем на медкомиссии. Впрочем, между уровнем состояния здоровья и физической подготовкой взаимосвязь довольно тесная. И звучит это не банально.

Спортивная база заложена и с самой академии. Вместе с Владимиром КИРИЧЕНКО, офицером службы политической информации и общественных связей, осматриваем целый спортивный городок. Привлекает он и действующих курсантов, и тех, кто приехал поступать. В распоряжении желающих — гимнастический городок, бассейн, беговые дорожки, игровые площадки. Примерно десять процентов учебной программы в академии как раз и отведено физо. Действуют и факультативы — сродни спортивным секциям в школе.

— Требования отбора в академию по физической готовности здесь очень высокие. Готовность, как и здоровье, у ребят должна быть соответствующей, поэтому и на кафедре физвоспитания трудятся квалифицированные специалисты, — рассказывает Владимир Владимирович. — Те, кто решил посвятить себя защите Родины, обязаны быть смелыми, сильными, выносливыми, и все эти качества необходимо воспитать в себе, начиная со школы.

У Владимира Кириченко есть моральное право давать советы. Он и сам мечтал о военной карьере, и готовился к ней с детства. С семи лет научился плавать, да так, что когда подрос, защищал ворота Хабаровской команды по водному поло. Но ещё больше увлекли единоборства: самбо, дзюдо. Он кандидат в мастера спорта по армейскому рукопашному бою. В академии у этого вида спорта приоритет, и турниры по армейскому рукопашному бою здесь традиционны. Кстати, на факультативе у Кириченко занимаются Владимир Табачуков и Сергей Родионов — парни из Хлевенского района.

Заслуживают внимания и цифры по нормативам физической готовности, разработанные для поступающих в академию. По лучшей оценке — кандидат должен 30 раз подтянуться на перекладине, пробежать стометровку за 11,8 секунды, три километра преодолеть за 14,8 минуты. По экзаменационным, привычным оценкам проходными по сумме трёх упражнений считаются 26 баллов. Нормативы рассчитаны на обыкновенных ребят, для которых спорт — привычный образ жизни.

Там же, в академии, я, конечно же, поинтересовался уровнем физподготовки наших земляков, а это парни не только из Хлевенского района, а также из Липецка, Ельца, Задонска, современным требованиям. Выставленные нашим ребятам оценки подтвердили их готовность достойно выполнять любые задачи по предназначению.


























 


В гостях у юных конь-колодезцев морского класса «Виктория» ветераны регионального отделения Общероссийского движения поддержки флота ао главе с председателем Леонидом Гусевым. Такие встречи в Конь-Колодезской СОШ проводятся регулярно. Цель – воспитание у юных моряков чувство патриотизма, любви к Отечеству. Снимок сделан, когда в школе отмечали День военно-морского флота.
 










Мир – хорошее место. И за него стоит драться, и мне очень не хочется его покидать.
Эрнест Хемингуэй
«По ком звонит колокол»

В ГОРАХ ДОЛГО СВЕТАЕТ
(из книги «Крепость над Пянджем» о Вячеславе Трухачеве)
Пятнистые фургоны военных машин, крытые брезентом, стояли на краю пшеничного поля. Эту колонну грузовиков Трухачев увидел через пролом в дувале. За полем с поникшими пшеничными колосьями виднелся нежилой кишлак с разрушенными саманными домами. От кишлака, опаленного огнем, уходила в горы и пряталась в ущелье дорога, и там, где она скрывалась за каменистым выступом, редко и вяло ухало, трещали пулеметные очереди.
Трухачев смотрел на снижающийся в свисте лопастей вертолет. Острая, горячая пыль, поднятая винтами, хлестнула по лицу
Трухачева, сорный вихрь пронесся над его головой. «МИ-8» притер к земле камуфляжный фюзеляж. Прилетев из ущелья, где шел бой, вертолет стоял, слабо вращая лопастями. На пятнистой обшивке Трухачев разглядел номер 39.
Распахнулась дверца, из фюзеляжа выпал трап. Сошел высокий, в камуфляжной, белесой от пыли, кепке офицер. В нем Трухачев сразу узнал капитана Волокитина, замполита заставы, прозванного солдатами Ясным Солнышком.
— Ну, что приуныли, гвардейцы? — насмешливо произнес капитан, отряхивая пыль с куртки. — Не переживайте. Хотя положение серьезное. «Духи» фугасом взорвали уступ горы и продвижение колонны остановилось. Душманы обстреливают колонну из пулеметов, укрывшись в пещерах. Туда выдвинулись танки для подавления огневых точек врага.
Трухачев привык к замполиту и любил его. Волокитим шутил беззлобно, никого не оскорбляя. На марше, на отдыхе, в бою капитан Волокитин вместе с солдатами.
— Танкисты быстро подавят пулеметчиков, закупорив их в горах, и тогда мы пойдем. Проведем колонну и айда домой, весело проговорил замполит и добавил, пояснив: — Домой, па заставу. Bepно я сказал, Трухачев?
— Так точно, товарищ капитан! — Трухачев встрепенулся, поправил автомат на плече. — На заставу, в баньку.
И от этого короткого диалога, от плоской шуточки все приободрились, повеселели, заулыбались. Всем стало легче, посветлели измученные лица пограничников. А Волокитин, глядя на своих подопечных, продолжал:
— Скоро мы пойдем, вернее, полетим, — кивком головы замполит указал па вертолет, стоящий с опущенными лопастями. — Полетим устраивать «духам» засаду. За мной! Вперед!
Цепко, ловко капитан вскочил по трапу в вертолет. Быстро, гуськом за Волокитиным, поднялись пограничники. Трухачев, проверив снаряжение, преодолев трап, поторопился занять свое место в вертолете. Дверь в борту затворилась, летчик запустил двигатель. «МИ-8», громоголосно подняв винтами сорный вихрь, громоголосно, со свистом взмыл вверх. Пути назад больше не было.
Трухачев после того, как вертолет набрал высоту и лег на курс, бросил взгляд вниз. Внизу простирались горы. А зеленая долина и пересохший арык составляли широкое ущелье.
Эти наигранно бодрые интонации в голосе капитана Волокитина, его тревожные глаза и запыленная куртка — все это показалось Трухачеву дурным предзнаменованием. Подумал, что дело плохо. Замполит пробовал их взбодрить перед трудной и ответственной операцией, вселяя в солдат уверенность в благополучном исходе боя.
Вертолет, блеснув на солнце клювами снарядов, торчащими из подвесок, зависая, пошел на снижение. Трухачев посмотрел в иллюминатор и увидел внизу перекресток ущелий, холмистую равнину чуть в стороне. Опять открылась дверь в борту, и замполит первым шагнул в проем.
Одиноко и тихо ударил выстрел, и Трухачев, оцепенев, видел, как Волокитин, зацепившись ботинком за ступеньку трапа, медленно валится набок. Солдатские руки успели подхватить и не дали упасть капитану. Трухачев посмотрел на желтеющее лицо замполита и перевел взгляд на темнеющее пятно на его груди. Душманский выстрел наповал сразил Волокитина.
Первым из оцепенения вышел прапорщик Башкатов.
— Капитана назад, в вертолет! — крикнул он, подхватив под мышки обмякшее тело. Трухачев был рядом. Слепо, послушно он стал помогать прапорщику. В четыре руки они осторожно внесли замполита в фюзеляж и положили на пол. В последний раз глядя на капитана Волокитина, Трухачев почувствовал комок, подступающий к горлу, слезы, наворачивающиеся на глаза. Замполит недавно прибыл на заставу, сменив на должности прежнего, вернувшегося в Союз. Умный, умелый и храбрый Волокитин сразу стал любимцем пограничников.
«МИ-8» с телом капитана на борту взмыл в небо. Проводив его глазами, десантно-штурмовая группа во главе с прапорщиком Башкатовым, осторожно пригибаясь, чтобы не попасть под огонь душманов, плотной горсткой шла по узкой белой тропе. Мелькнул и скрылся за перевалом вертолет.
Впереди глухо ахнуло, и Трухачев увидел, как взрыв разорвал скалу. Зашуршали камни и посыпались в пропасть. Группа залегла. Робея, продолжала лежать. Трухачев, побывавший под обстрелом, приподнялся, повел головой Гриша Калинько что есть силы дернул его, заваливая вниз, под откос, прошептал сердито:
— Тебе что, Трухачев, жить не хочется?
Страшно ахнуло уже совсем близко, покрыв тропу вихрем. Велел за этим глухо застучал душманский крупнокалиберный пулемет. Трухачев, прижимаясь телом к скале, понял: группа обнаружена. А это значит, что они сами попали в засаду. Пулемет продолжал строчить, высекая из скалы камни и нельзя было поднять головы. Лежа в расщелине скалы, Трухачев с тоской подумал, что основные силы десантно-штурмовой группы стянуты сейчас на трассу, сопровождать колонны. Получается, их подразделение, посланное капитаном Волокитиным в засаду, теперь ведет отвлекающий маневр.
— Трухачев, вызывай вертолеты, — приказал прапорщик Башкатов. — Пусть ударят снарядами по душманским норам.
Быстро выдернув антенну переносной рации, Трухачев пригнулся к микрофону:
— Ракета! Ракета! Хризантема вызывает. Вы слышите, Ракета? Хризантема вызывает.
Хризантема, я Ракета, слышу вас хорошо.
— Ракета, нужен вертолет.
Хризантема, я Ракета, вас понял, сейчас свяжусь с вертолетчиками, не уходите с волны. Вы поняли меня, Хризантема?
— Понял. Жду.
Трухачев представил себе, как сейчас трасса, по которой шли «наливники», машины с грузом, стреляла, окутывалась дымом, вспыхивала очагами пожаров. Трасса толкала перед собой моторы, колеса, скрежетала металлом. Задышал эфир в наушниках.
— Хризантема, я Ракета. Позывные вертолета «Тайга-четыре». Немедленно докладываю ему о вас. Держите связь с ним на резервной волне.
— Хорошо, Ракета, я понял. — Трухачев чуть сдвинул ручку настройки и передал микрофон Башкатову.
— Товарищ прапорщик, связь.
— Хризантема, я Тайга-четыре, — донес эфир близкий голос летчика. — Как меня слышишь?
— Тайга-четыре, я Хризантема, — проговорил прапорщик Башкатов в микрофон. — Слышу тебя хорошо. Прошу ударить по душманским норам управляемыми ракетами и пушечками, пушечкой поработай как следует.
Прапорщик передал микрофон Трухачеву после того, как сообщил летчикам координаты цели. Они одновременно подняли головы, потому что раздался нарастающий гул вертолета. «МИ-24» с ходу выпустил управляемые ракеты душманам в пасть. От страшного грохота раскололась скала. Эхом отозвалось ущелье на этот звук. Вертолет загонял, замуровывал «духов» в пещерах.
— Вперед! — скомандовал прапорщик сурово, взмахнув рукой.
Под прикрытием вертолета группа ринулась с горы вниз, в долину. Башкатов и передние, бывалые, увлекали замыкающих новобранцев, которые, сначала оробев, лежали, не решаясь двигаться, а потом поднялись, догнали «стариков» и вся сплоченная группа устремилась в долину.
Внизу десантники, легким скоком одолев открытую местность, залегли за небольшим дувалом. Некоторое время лежали молча и не двигались, восстанавливая дыхание.
Анатолий Коноплястый, сержант, командир отделения, выглянул из-за дувала, испуганно произнес:
— Ребята, там кто-то есть.
Сержант не договорил, протарахтел пулемет и он рухнул на землю. Трухачев первым бросился к нему.
— Санинструктор, капельницу командиру!
В руках фельдшера Леши Мащенко тускло блеснул стеклянный флакон. Он начал пристраивать капельницу на груди сержанта. Взглянув на белое, без единой кровинки, лицо Коноплястого, Трухачев осторожно приподнял голову над дувалом. Выглянул и остолбенел. Вереница людей одолевала подъем. Они ступали медленно, плавно. Блестели на солнце черные стволы автоматов в их руках. Под черными чалмами виднелись смуглые лица. Одеты люди были в черные халаты. И Трухачев, познавший обстрелы, взрывы гранат и мин, раны и гибель товарищей, научившийся подавлять в себе страх но время опасности, тут вдруг почувствовал, как волосы зашевелились на его голове. На расстоянии выстрела поднимались на гору «черные аисты» — спецназовцы-смертники.
Завороженный, Трухачев продолжал молча смотреть, как смертники, неторопливо и слаженно повторяя очертания тропки, шли прямо на него. Шевеля губами, попробовал считать, сбился. Врагов было много. Они, повторяя изгибы тропы, приближались.
Командир, «аисты»! — крикнул Трухачев прапорщику Башкатову, больно падая на камни.
Башкатов, выглянув из-за развалим дувала, крикнул:
— Трухачев, связывайся с вертолетом!
Кивнув в знак согласия головой, Трухачев наклонился над рацией:
— Тайга-четыре, я Хризантема, как слышите?
— Я Тайга-четыре, слышу Хризантему хорошо.
— Атакуйте «черных аистов», — приказал прапорщик Башкатов, выхватив у Трухачева микрофон.
Пятнистый вертолет, блеснув на солнце головками управляемых ракет, пошел в атаку на гору. Страшно и тупо ахнула зенитно-ракетная установка. В воздухе сверкнул огонь, и «МИ-24», словно натолкнувшись на невидимое препятствие, мгновенно остановился, завис, а потом рухнул вниз. Вертолет лежал, накренившись набок. Его винты продолжали вращаться, поднимая пыль. Прячась за пыльной завесой, десантники броском, вынося раненого Коноплястого, преодолели открытую местность. За ними последовали летчики с подбитого вертолета. Каменистый гребень скалы на время укрыл группу от душманов.
Хоронясь за выступом, Трухачев наблюдал за вооруженными людьми. Они уверенно выбирали маршрут. Переждать движение стрелков десантникам вряд ли удастся. Достигнув вершины горы, «черные аисты» спустятся вниз, в седловину, и там, по всей вероятности, соединятся с группировкой Ахмад Шаха. Они спешат на помощь своим. Мысли лихорадочно бухали в голове. Появлялись и забывались, сменяясь другими.
Трухачев поставил себя на место командира группы. Как бы он поступил? Лучше всего оставаться здесь, на удобной закрытой позиции и вступить с душманами в бой. Не пропустить к трассе, к колонне, облегчая ее проход. Сейчас он, Трухачев, начнет стрелять по душманам, отвлекая их на себя. Что-то Мамочка медлит. Вот уже передний, весь черный, поднимался, крепко ступая на камни. Трухачев отчетливо видел его поросшие черной щетиной щеки, подбородок, кулак, неподвижно сжимающий ремень автомата. В ожидании команды Трухачев целил в него.
— Стрелять по моему сигналу, когда «духи» подставят бока, — шепотом распорядился прапорщик Башкатов, занимая удобное положение для стрельбы.
Трухачев, лежа на камнях, ловил автоматной мушкой грудь чернобородого. Мушка отплясывала смертельный танец на груди моджахеда. Пытаясь унять ее, он ерзал ботинками по мелким камням в поисках опоры, старался поудобнее, покрепче держать автомат в руках.
— Огонь! — наконец зычно скомандовал Башкатов. — Огонь!
Трухачев нажал на пуск, посылая длинную пульсирующую струю в чужое черное тело. Грохот и треск, разорван тишину, заваливали, опрокидывали тех, кто на тропе. Окруженный и оглушенный грохотом десятков других автоматов, ослепленный брызжущими гильзами, он торопливо искал мушкой идущих следом, неточно, промахиваясь, попадая, стрелял, заваливая людей на камни, истребляя, добивал длинными очередями визжащих, начинающих шевелиться, подыматься. Вид поверженного врага не давал Трухачеву ужаснуться от содеянного убийства. Быстро сменив рожок, он повел стволом, отыскивая новую цель. Но «духи», опомнившись от шока, залегли, рассредоточились. Трухачев скосил глаза на соседа. Рядом лежал Юра Олейник, щупая указательным пальцем спусковой крючок. Трухачев успел отметить, что новобранец Андрей Остапенко держите перед собой оружие слишком далеко от лица. И в это мгновение он услышал долбящую очередь. Душманские пули, пролетев над его головой, выбивая камин в скале, рикошетили и улетали. Снова с душманской тропы задолбил пулемет. Прижимаясь к камням, Трухачев отметил работу двух пулеметов. Чуть приподняв голову, он увидел, что пулеметчики стреляли по ним открыто, убивая десантников.
Град очередей первым сразил Олейника. Огненная струя пробила Юру многократно. Потом душманский пулемет сначала разбил капельницу на груди Коноплястого, затем пули вошли в тело. Толя громко вскрикнул и затих.
Это произошло так быстро и страшно, что Трухачев не сразу начал постигать ужас случившегося. Группа «черных аистов» сумела расположиться повыше, и сверху из пулеметов расстреливала их.
Яростное, звериное чувство погони оторвало его от земли. Он поднялся, вскочил, чтобы бежать, бить из автомата по невидимому пулемету, прикрывая товарищей. Желание бежать вперед, стрелять в этот враждебный ему мир было в нем так велико, что он, оттолкнувшись от камней, заорал звериным криком. Стоя в полный рост, Трухачев бил очередями по пулеметам, пока не опустошил рожок.
И опять задолбил пулемет, окружая его красной паутиной. Стреляли по нему. Остановленный, он упал, втискиваясь в мелкую рытвину.
Трухачев лежал в ожидании своей участи, оцепенев. Глядя па распластавшиеся, застывшие тела товарищей, в нем возникла такая тоска, такое желание жить, что он тихо застонал.
— Трухачев, связь! — заорал прапорщик, первым придя в себя от оцепенения.
Выдернув штырь антенны, Трухачев протянул Башкатову микрофон. Тот забубнил в рацию:
— Ракета, Ракета, пришлите вертушки...
Слушая командира группы, Трухачев соглашался с ним, кивал, лежа в горячей от зноя ложбинке, в этих чужих горах, где лишают жизни.
Он прислушался. Да, хорошо слышно громкое шуршание осыпающегося с горы щебня. Трухачев быстро выглянул из-за ложбинки и тут же дал очередь. «Аисты» шли во весь рост, беспорядочно стреляя. Нельзя позволить им окружить себя. Застрочили автоматы десантников. Прижавшись к земле, Трухачев сунул руку под ремень, отцепил две зеленые запыленные гранаты и положил их рядом с собой. Он знал, что будет делать.
Вдруг ему почудился стрекот. Он вытянул шею и зашарил глазами но ожившему небу. Звук, вначале едва слышный, делался все громче, отчетливее. Из его груди вырвался истошный, радостный вопль.
- Ура! — товарищи поддержали Трухачева криком.
Туг же из-за серого перевала вылетел вертолет. Другой, третий выпали вслед за ним внезапно и низко. Пятнистые, хвостатые, как ящерицы, они быстро и страшно убыстряясь, ринулись на душманские пулеметы. Ракеты, сорвавшиеся с их подвесок, просвистев, ударили в гору, разбивая, круша и перетряхивая камни. На тропе, сраженные снарядами, прыгали и валились, катились клубками вниз с горы люди в черном.
Еще одна тень мелькнула по лицу Трухачева. Рассекая лопастями воздух, вертолет снижался за выступом горы. Трухачев видел, как к нему несли раненых и убитых, проталкивая их в открытую дверь. Сесть было негде, и летчик держал машину в метре от земли, и раненых подавали в проем под работающими винтами. Когда последними в фюзеляж залезли летчики со сбитого вертолета, дверь в борту закрылась и «МИ-8» шумно взлетел и, постепенно затихая, ушел за перевал.
Проводив вертолет, прапорщик Башкатов подошел к десантникам. Ухмыльнулся:
— Ну что, ребята, в засаде вы поработали хорошо. Объявляю всем благодарность.
— Служим Советскому Союзу! — рявкнул Трухачев вместе со всеми. Эхом после секундного молчания с горы отозвалось: «...лужим ...оветскому ...оюзу...»
Выпятив грудь вперед, Трухачев радовался, шепотом повторяя про себя: «Я живой! Живой! Живой!».

Плоды дружбы, неразделённые временем
С баллистикой, калибрами, скорострельностью, точностью прицеливания судьба постаралась ознакомить Ошика Мохаммада в шестнадцать лет. Служба же по призыву в афганскую национальную армию для паренька из Кабула началась годом раньше. На войне по защите завоеваний революции погибли два его старших брата. Настала очередь взять автомат в руки Ошику и занять их место в строю.
Но в военкомате распорядились так, что вместо огнестрельного оружия ему вручили оружие холодное. Ошика направили в передвижной военно-полевой госпиталь, а там определили в хирургическое отделение. Весь год он помогал врачам-хирургам делать операции раненым бойцам. И был удовлетворён службой. Мысленно настраивал себя на обучение в медицинском институте. А потому нельзя сказать, что с детства только и мечтал о взрывателях да артиллерийских снарядах.
Через год командование направило Ошика в полковую школу. Через три месяца с артиллерийскими эмблемами на погонах парнишка прибыл в гарнизон Ришхор. Артиллерийский расчёт, как понял юный Мохаммад, — ответственное подразделение. Четверо бойцов расчёта, владея пушкой, вооружённые калашниковскими автоматами, охраняли электрические сети афганской столицы. Моджахеды всеми силами старались вывести электрические линии и сооружения из строя и обесточить Кабул. Словом, серьёзная ответственность была возложена на рядового Мохаммада.
Парень старался. Он беспокоился, суетился, выполняя в расчёте обязанности стрелка-наводчика. Помощник Ошика координатор Малин, командир лейтенант Воххид, заряжающий Мурад в прожжённых гимнастёрках, успевшие, как говорится, понюхать пороха, отчего-то с улыбкой посматривали на юного стрелка. Иногда совсем не по-уставному подсказывали:
— Ошик, сынок, ты лучше посмотри — делать-то надо вот так…
Моджахеды стремились приблизиться к электрическим столбам, чтобы обмотать их холстами, начинёнными тротилом и таким способом вывести их из строя. Естественно, задача расчёта этого не допустить. Всю ночь Ошик с товарищами выпускали из пушек вшени-снаряды, как осветительные ракеты, освещая местность. Для достижения цели моджахеды использовали различные средства. Чаще обстреливали артиллеристов из миномётов. А те, в свою очередь, вели огонь на поражение.
Время брало своё. Премудростей, загадок, тайн огня становилось всё меньше. Безотказно работает орудие: ни осечки, ни заклинивания, ни затора. В бою — это жизнь людей, их победа над врагами. Юный стрелок знал не на словах, что такое боеготовность. Материальную часть расчёт содержал в хорошем и всегда в боеготовном состоянии. Ошик, как и его товарищи по расчёту, стал мастером первого класса.
Как-то «боевой листок» с фотографией Ошика Мохаммада доставили на позиции советских артиллеристов. Скупыми записями там заинтересовались. Визави Ошика стрелок Юрий Банкина захотел познакомиться с афганским снайпером. Познакомились на вечере отдыха в солдатском клубе.
Юра внимательно приглядывался к новому знакомому. Отметил про себя, что парнишка воспитан хорошо. Ему понравилось лицо Ошика, открытое внимательное — ну прямо чисто детство. Привлекала в Ошике и манера держаться — свободная, обходительная. У Ошика яркое жизненное тело, которым обычно восхищаются девушки. Сильный торс, ладные ноги, подтянутый, упругий живот. И ко всему этому недюжинная физическая сила, присущая спортсменам.
При расставании до новых встреч Юрий Банкин подарил афганскому товарищу советскую военную форму. Тогда ему было невдомёк, что Ошик в военной науке, спорте всего этого добился самостоятельно, своей настойчивостью и упорным трудом.
В Афганистане, этой отсталой азиатской стране, не хватало государственных средств на то, чтобы развивать спорт, заниматься физподготовкой подрастающего поколения. Но спорт у человека в крови. Она бурлит, требует активности. В детстве это состояние Ошик особенно ощутил на себе. Мальчишке из многодетной семьи пришлось заниматься спортивным самообразованием. Семь братьев Ошика с раннего детства занимались спортом. Причём активно. Ошик действовал под стать им.
Популярны были футбол и лапта. И всё же приоритетными считались силовые единоборства, борьба вольная и греко-римская, ушу и каратэ. Борцовских ковров или татами, естественно, и в помине не было, но выручала смекалка. Вырыли широкую прямоугольную яму в полметра глубиной, насыпали в неё песок вперемешку с глиной. Получилась относительно мягкая подстилка. На ней и осваивали разные виды борьбы, основные приёмы. Ребята состязались и в перетягивании каната. В детстве Ошик получил всё, что впоследствии пригодилось в жизни. Тем более, что детство получилось укороченным. Благодаря спорту Ошику все армейские трудности и лишения переносить было легче.
У Ошика Мохаммада была ещё мечта, которую он решил реализовать во что бы то ни стало. Его командир полковник Урфан Машал в своё время окончил военную академию в Советском Союзе и, естественно, хорошо владел русским языком. Ошик хотел стать таким, как Урфан.
— Юра, ты поможешь мне освоить русскую разговорную речь, — однажды попросил он своего друга. — Мне это необходимо. Взамен я обучу тебя приёмам ушу и каратэ, чтобы ты мог за себя постоять.
— Да без проблем, Ошик! — воскликнул Банин, и друзья обменялись крепкими рукопожатиями.
Дружба у ребят переливалась легко и просто. Юра с гордостью отмечал, что с ним рядом служит настоящий афганский друг. Эта уверенность окрепла после неожиданого появления Ошика у их расчёта.
— Салам алейкум.
Артиллеристы как раз собирались погрузиться в бронетранспортёр, чтобы отправиться на полигон отрабатывать упражнение с уничтожением учебных танков.
Ошик, выдержав паузу, оглядел шурави и твёрдо произнёс:
— По этой дороге вам продвигаться решительно нельзя. На пути будет камин, то есть моджахетская засада. Я клятвенно заверяю, что дело очень серьёзное.
Смелость и решительность советских бойцов на некоторое время уступили место удивлению и страху. Ошик уже сносно владел русским языком. Он был теперь как бы  своим человеком, тем более с Юрой Баниным дружил. Юрий знал, что у Ошика среди гражданского населения были осведомители. Они за подношения — муку, консервы, мясо — передавали ему ценные разведданные. Так было и на этот раз. Его поняли и поверили.
Однажды на горное плато, похожее на козырёк огромной кепки, пришёл Юра Банин, вяло по-афгански, проговорил:
— Салам алейкум.
Ошик удивлённо повёл бровью:
— Какие новости, Юра?
Банин сначала осмотрел пирамиды с автоматами, а затем отвёл друга в дальний угол помещения.
— Новости плохие. Советское правительство приняло решение вывести ограниченный контингент из Афганистана.
Ошик пристально всматривался в друга и мысленно не хотел верить, что сороковая армия снимается со своих позиций. Он всё больше мрачнел. Наверняка оппозиция начнёт репрессии и под разборку попадёт и он, Ошик Мохаммед, рядовой афганской армии. Банин словно прочитал мысли друга, решительно сказал:
— Вот что, Ошик, во избежание худшего поехали с нами в Советский Союз. Срочно увольняйся из национальной народной армии. Решайся пока не поздно.
Ошик слушал, молча пожимал плечами. А Банин продолжал увлечённо и мечтательно:
— Твой и мой командиры вкупе уже подготовили для тебя выездные документы. А в штабе сороковой армии составили хорошую рекомендацию. Будешь учиться в советском ВУЗе.
Некоторое время Ошик  стоял молча, затем проговорил озабоченно:
— А как же я там устроюсь?
Юрий облегчённо улыбнулся:
— До лета поживешь в Ставрополе, в нашей семье. Мы научим тебя хорошо разговаривать по-русски. Поверь, тебе будет хорошо в Союзе.
В феврале Ошик Мохаммад покинул Родину. Прощай, горный Афган!
В Ставрополе он почти в совершенстве овладел русским языком. А в Воронеже формировали группу абитуриентов на журфаке ВГУ из ребят-афганцев, и Ошика включили в неё. С дипломом журналиста Мохаммад намеревался уехать в Ставрополь и работать по специальности. Но Воронеж внёс свои коррективы в судьбу афганца. Здесь он встретил свою вторую половинку, девушку из Хлевного. Тут и обосновался. Так он стал владельцем магазина «Тысяча мелочей» в «Пятёрочке».
Тогда перед отъездом в Воронеж, взволнованный Ошик, прощаясь на ставропольском вокзале с Баниным, сказал:
— Надеюсь, Юра, мы ещё увидимся.
— Помни, Ошик, что мы всегда будем рады видеть тебя в нашем доме.
Мохоммад продавец дисциплинированный. Он всегда на месте. Он всегда за прилавком. Как-то покупатели, придя в его торговую точку, на двери прочитали «Извинните, срочно уезжаю в в Москву. Выяснилось, что в столице он и Юрий Юрьевич Банин назначили встречу и она состоялась. Счастливы были обе стороны свиданию после нескольких лет разлуки.

Рыцарь мужества и чести
В Махачкале террорист захватил в заложницы женщину. Электронные СМИ в выпусках новостей сообщили о ходе операции. Вся страна с нетерпением ждала вестей об освобождении жертвы. Дагестанские силовики не справлялись с задачей, и дело застопорилось.
Тогда из Москвы в Махачкалу вылетела группа спецназа Федеральной службы безопасности. Подразделение возглавил наш земляк, капитан Борис Лукашов с хлевенского хутора Стерляговка.
Перед тем, как вылететь на место происшествия, Борис позвонил матери. Он заверил её, что жив-здоров, что у него всё в порядке и что он вылетает на задание. Сообщил, что по возвращении в Москву он возьмёт отпуск и приедет к родным.
Телефонный разговор состоялся в 12 часов. Ирина Николаевна с младшим сыном Иваном трудились на огороде. К вечеру, когда они уже собирались возвращаться в дом, вдруг зазвонил мобильник. Этот звонок почему-то сильно встревожил женщину. Ноги сделались ватными. Почувствовав слабость, она присела на грядку.
— Мама, Бори больше нет, — сообщила сноха Наташа. — В три часа дня он погиб в Дагестане.
Наконец-то из одного выпуска телевизионных новостей все узнали, что операция в Махачкале завершилась. Террорист обезврежен, женщина освобождена. К сожалению, без жертв не обошлось. Погиб боец спецназа.
Электронные СМИ скупо сообщали о ходе махачкалинской операции по освобождению заложницы. Можно только со слов участников спецоперации дорисовать картину. Капитан Борис Лукашов, как командир подразделения, мог бы отдать приказ кому-то из бойцов, побывавших в «горячих точках», сделать то, что совершил он лично. Как боец на амбразуру пошёл Лукашов на врага и тем самым отвлёк террориста. Этого мгновения хватило снайперу спецназа, чтобы выстрелить на поражение.
Ирина Николаевна отказывалась верить страшному сообщению. Первым побуждением было мчаться туда, в далёкий Дагестан, к сыну. В тот же вечер Лукашовы отбыли с хутора. Только не в Махачкалу, а в Москву.
Матери не верят в гибель своих детей. Вот и Ирина Лукашова до сих пор ждёт Бориса в отпуск. Летом, в июле. Так постановил Борис Александрович: отдыхать только в родных местах. И точка.
Ирина Николаевна о своём сыне говорит с особым уважением. Не с умилением и восхищением, а именно с уважением. Это чувствуется даже в милых её сердцу подробностях из жизни старшего сына. Она вспоминает:
— Боря рано начал ходить. Когда, случалось, падал, я, встревоженная, бросалась на помощь, подхватывала его, то он старался вырваться из рук, хотел подняться с пола сам. Впервые встретив злых, шипящих гусей, не испугался, не убежал, а поднял с земли палку и бесстрашно пошёл на них. Подростком Борис заботился о младших сестрёнках и братике. Был с ними строг и справедлив, как впоследствии с подчинёнными.
Мать говорит о сыне в настоящем и будущем времени. Вот приедет Борис с женой в отпуск и пойдёт с Ваней на утренней зорьке на рыбалку. А то, что произошло в Махачкале, отпевание в воинском храме Балашихинского гарнизона, похороны на Ново-Архангельском кладбище в Москве — кажутся матери каким-то недоразумением.
В маленькой спаленке скромного домика Лукашовых, где любил отдыхать Борис, когда приезжал в отпуск к родителям, аккуратно заправленная кровать. Поверх одеяла лежит удочка со спиннингом. Кажется, орудие лова терпеливо ждёт своего хозяина.
Места в Стерляговке изумительные. С пригорка открывается сине-зелёная, в ласковом солнечном переливе панорама здешних садов, бескрайних полей. На возвышенности — лес. В километре от хутора несёт свои воды тихая чистая река Воронеж. В солнечную погоду вода кажется синей. Борис Александрович родные места очень любил. Быть может, по этой причине он, казалось, совершал неразумные поступки. Когда он проходил обучение в Хлевенском профессиональном училище, которое, кстати, закончил с отличием, ни разу не оставался ночевать в общежитии. После занятий он всегда возвращался домой. Несколько раз, опоздав на рейсовый автобус, добирался до Елецкой Лозовки, а оттуда шёл пешком, преодолевая более 12 километров.
Смерти сына для Ирины Николаевны как бы не существует. Есть гордость. Гордость матери за то, что сын кадрового военнослужащего Александра Борисовича Лукашова Борис продолжил военную династию, основы которой заложил его дед Борис Александрович. Мать гордится тем, что, закончив Коломенское высшее военное командное артиллерийское училище, он продолжил военную династию Лукашовых. Только теперь его карьера строилась в качестве офицера спецназа ФСБ. Так, через её отношение к поступку сына, удостоенного за подвиг в Махачкале ордена Мужества, постепенно открывалась для меня личность 27-летнего Бориса Лукашова. Я не знал его и которого мне уже не суждено ни о чём спросить.
Никто не знает, как Борис Лукашов делал свои последние в жизни шаги, когда менялся его взгляд, о чём думал. Без этого трудно сложить законченный образ человека.
В жизни ничто не бывает случайным. Чуткое понимание, какое-то подсознательное ощущение другого человека, а в случае с заложницей у Бориса и составило, видимо, основу его характера. Натуры, заставляющей Лукашова испытывать постоянное чувство заботы о тех, кто в ней нуждался, о тех, кто был рядом.
Борис Лукашов ушёл в страну без колосящихся нив и весенних гроз. И невольно встают в памяти строчки из стихотворения Владимира Высоцкого: «Почему всё не так? Вроде — всё как всегда: то же небо — опять голубое, тот же лес, тот же воздух и та же вода... Только он не вернулся из боя».





























 


Эдуард Перегудов – воин-интернационалист. Место его службы ограниченный контингент Советских войск в Афганистане. Механик-водитель танка погиб в бою и посмертно награждён Орденом Красной Звезды. На его родине в Елецкой Лозовке одна из улиц названа его именем.

 


Всё как всегда: то же небо опять голубое, тот же лес, тот же воздух и та же вода. Только он не верулся из боя. Капитан ФСБ Борис Лукашов погиб в Махачкале, когда вверенное ему подразделение бойцов особождали заложницу.





 

Восемнадцатилетний матрос Виктор Золотарёв из сухопутного села Новое Дубовое очень гордился тем, что его служба проходила на кроейсере «Адмирал Сенявин» Тихоокеанского флота. Однажды корабль посетили генсек правящей партии Леонид Брежнев и министр обороны Виктор Устинов. Крейсер вышел в море. Поход прошёл успешно. Но на десятый день после отъезда высоких гостей на военном корабле случился пожар. Виктор бросился спасать товарищей. Он вынес из огня десять моряков, одиннадцатого не успел погиб.





 




С детства мечтал елецлозовский парнишка Дима Буторин о военной карьре. Когда друзья спрашивали, зачем ему это. Он отшуцчивался: «Как хорошо быть генералом, если капрала переживу». Генерал Дмитрий Николаевич не стал. Пройдя Афганистан он оказался в другой горячей южной точке в Чечне. Здесь и оборволась его короткая жизнь, но маятник истории, известно на месте не стоит. Теперь его родная бывшая Дворянская улица носит имя Дмитрия Буторина.





Когда серебряные трубы вещают победу, они зовут на пьедестал не только победителя. Они славят спорт: разум и силу, мужество и волю, верность, отвагу и честь; они славят людей, отдавших сердца спорту, зовущих своими делами, своим примером на жизненный подвиг.

Олег Блохин.

Ребята с нашего двора
(Из книги «Мост через речку детства»)



Раньше спорт, по-моему, видел больше искренности. Эти наблюдения я отношу в ту послевоенную пору, когда протекало детство подраненного поколения.
По физическим параметрам в детстве я уступал сверстникам. Причем не по физподготовке, а по готовности от природы. Это иногда угнетало, но больше, пожалуй, раззадоривало. Свои данные я пытался изменить в лучшую сторону. Хотелось и ускориться, и усилиться, и возвыситься.
Дух соперничества пропитывает все человечество. Нам же, почти ровестникам Победы, тем более не хотелось менять сложившийся резон в стране победителей. Я искал средство, чтобы совершенствоваться и соответствовать. Нашел его в спорте.
В школьном дворе почему-то врезался в память турник, на который надо было уметь взобраться. Мы, пацаны, на нем часто висели, пытались что-то изобразить. Учитель физкультуры нам помогал – учил подтягиваться, делать перевороты. Были и другие примеры для подражания. На них хотелось равняться. Живые «примеры» порой приговаривали: «тряхнуть стариной». Мы принимали это за чистую монету. Теперь понимаю, что фронтовики куражились, они не нагулялись, не нарезвились. Война поторопила их взрослеть.
Ярко запомнились и два деревянных столба с туго натянутой между ними белой сеткой. Это площадка, ухоженная и аккуратно размеченная известковой пушонкой тоже находилась рядом со школой. Поблизости деревянная лестница, тянущаяся вверх, и потому издали заметная, а почти под нею скромно ютился гимнастический «козлик».
Долгое время гимнастический городок представлялся мне картинкой неподалеку от спортивной жизни, потому что меня сюда не подпускали. И мне, и маме говорили: дескать, мал еще, не дай Бог, грохнется и что-нибудь переломает. В принципе, я мог ослушаться, и - вопреки опекунам – ходить и заниматься гимнастикой. Но лестница и «козлик» не пустовали, а мне не хотелось начинать, краснея перед односельчанами. Потому искал другие подходы к снаряду.
Скрип снега под несмазанными лыжами, звон коньков, нарезавших лед, и перестук мяча на футбольном газоне за околицей – все это постепенно становилось привычным. И все же самой значимой в той моей спортивной жизни остается волейбольная площадка. Здесь все привлекало – и эмоции схваток, и болельщицкий гвалт, и общее желание играть по-честному. Волейбол захватывал даже тех, кто никогда не бил по мячу.
Моих ровесников – шестиклассников – в сельской школе было порядка ста человек. Нас разделили на три класса – «а», «б» и «в». По своей инициативе мы создали три – от каждого класса – волейбольные команды и регулярно проводили турниры. Уроки начинались во вторую смену, в школу мы обязаны были приходить к половине второго, но собирались у нее гораздо раньше. В одиннадцать часов наши волейбольные баталии уже были в полном разгаре.
То, что понравилось и сложилось в детские годы, многим потом пошло на пользу. Судя по разговорам с бывшими и уже седыми одноклассниками и по моему глубокому убеждению, именно в спорте мы получили реальную возможность выразить себя, самореализоваться, испытывая при этом радость и удовольствие.
В Новом Дубовом традиционно на смену волейболу приходил футбол. Так повелось – свой сезон волейболисты начинали ранней весной сразу после таянья снегов. И если волейболисты сражались на площадке, расчерченной разведенным мелом или гашеной известью, то в футбол играли на лужайке. Трава была настоящая – зеленая. А все остальное – условное, воображаемое. Вбитые клинышки или школьные портфели вместо штанг, мячи разные, но еще не кожаные, и ноги босые в ссадинах, цыпках и … в бутсах, которых мы никогда не видели, просто слышали. Но плоды мечтаний время не развенчало. Наверное, потому, что для лета нашего детства – мальчишек, родившихся после войны, это был футбол. И играли мы в него по-настоящему.
Практически , никто из нас тогда не был домоседом. Дома ели, помогали родителям по хозяйству, а все остальное время безраздельно занимала улица. Еще, кстати, читали. Не знаю как, не помню кем, но любовь к книгам прививалась повсеместно тоже с детства. У каждого были свои литературные герои, правда, страсть к чтению проявлялась, когда на улице темнело.
Мне повезло. Прямо напротив нашего дома зеленела большая поляна, пригодная для футбола. Воротами служили портфели, утяжеленные для устойчивости, вбитые колышки или кирпичи. А затем взрослые смастерили ворота – два деревянных столба, вкопанные в землю, и сверху перекладина, сколоченная гвоздями из двух брусов. Смотрелась перекладина ровно, правда, потом прогнулась под тяжестью лет.  Подобное сооружение возникло вскоре и на другом конце поля.
Обходились малым – большим резиновым мячом.  Если хозяин по каким-либо причинам отсутствовал, в ход шли и резиновые мячи разных габаритов – у кого-нибудь они водились. А позже у нас появился мяч волейбольный – старый, изношенный, скорее всего списанный. Выдерживал он, как правило, недолго, и чинить его приходилось чуть ли не после каждой игры. Но мы его ценили, берегли как символ большого футбола, как эстафету, поочередно несли мяч домой, чтобы починить, накрепко заштопать суровыми нитками и подготовить к завтрашней игре.
Утром, чуть ли не после восхода солнца, мяч в домашней обстановке, точнее во дворе, уже и опробовался. Лично я обводил существующего лишь в моем воображении противника и бомбардировал стену родного дома, построенную из красного кирпича. Стену тоже украшали ворота нарисованные мелом, с особо помеченными «девятками» и «шестерками».
Долго оставаться один на один с мячом не приходилось. Обязательно подтягивался кто-нибудь из ребят, и тогда уже двое играли один на один или пробивали друг другу пенальти. А когда собирались человек шесть-десять, тогда разбивались на две команды и мчались на луг, на свою поляну с еще не прогнувшимися воротами. Уму не постижимо, как удавалось нам часами сражаться под палящим солнцем. Усмиряла наш игровой кураж лишь темнота. И так почти изо дня в день.
Всегда с теплом вспоминаю о том времени, ведь это были годы детства, действительно счастливого. В начале шестидесятых прошлого века площадка перед нашим домом была своего рода спортивной базой для ребят и взрослых, и люди приходили посмотреть на нас, поддержать, поболеть. Болельщиками становились и мы – играющие.  Телевизоров в селах тогда не было, и до сих пор удивляюсь, как удавалось нам ориентироваться в футбольном калейдоскопе и болеть со знанием дела. На нашей улице проживало много ребятишек и в отношении большого футбола симпатии разделились. Предпочтение в основном отдавалось легендарным столичным клубам. В связи с этим, у нас в Новом Дубовом невольно образовалось четыре лагеря: «цсковский», «спартаковский», «динамовский» и «торпедовский».
В соответствии с клубной привязанностью формулировались и местные команды-соперницы. Проводили турниры с почти регулярными матчами-реваншами, в которых отстаивалась честь любимых столичных клубов. Именно на поле неподалеку от моего дома в честной борьбе разрешались все наши споры. Играли честно, азартно, не замечая синяков и ссадин, превозмогая усталость. Самое удивительное, даже без телевизоров мальчишки быстро определялись со своими кумирами. И старались подражать Льву Яшину, Игорю Нетто, Всеволоду Боброву, Валентину Иванову – все они очень многое значили для нас.
Наверное, мужали, матерели на футбольном поле мы быстро, поскольку старшие ребята – шестнадцатилетние, приглашали в свой футбол кое-кого из нас, двенадцати-тринадцатилетних. У старших было чему поучиться, они служили примером. И мы учились, но в эти дебютные и разновозрастные схватки бросались с особым рвением…
В детстве времени было много. Его почему-то на все хватало. Наши ежедневные и круглогодичные спортивные баталии вперемежку с обязательными уроками физкультуры и работа по домашнему и коллективному хозяйству не мешали нам учиться, читать, бегать в кино, которое крутили в бывшем церковном здании. Может спорт и способствовал тому. Что мы везде поспевали?
Сегодня говорят о коррупции образования. Говорят часто и уже без тревоги. С позиции прошлого мне происходящее понять, наверное, не удастся. В те годы, о которых я рассказываю, мы жили бедновато. У наших родителей даже в праздничные дни не было возможности побаловать своих детей подарками. Наши учителя, которые, в отличии от колхозников, деньги не получали, праздниками нас баловали. Иногда и сами их придумывали, по сценарию, где главными действующими лицами становились учащиеся, и всегда угощали нас конфетами, пряниками, сладостями. За свой счет, от всей души. И от общения в школе казалось, что живем одной семьей – духовной и крепкой…
Такое ощущение, что в те нелегкие послевоенные годы, когда с трудом налаживался быт, когда почти ежедневно требовалось думать о хлебе насущном, именно спорт помог нам лучше сориентироваться в жизни.
Много лет прошло с той счастливой детской поры. Но при встрече с одноклассниками мы почему-то обязательно вспоминаем футбольное поле напротив нашего дома. Поле, которое только предстояло пройти.

*  *  *
Футбол всегда живет с распахнутыми дверями. Этому способствует настойчивость прессы. Она, идя навстречу любознательности читателей, проносит свой факел все глубже в лабиринты футбольного царства, делая его доступным для обозрения.
Отмечая сорок пятую годовщину со времени начала проведения в Хлевенском районе чемпионата по футболу, вспомним о команде из Верхней Колыбельки, ставшей в 1976 году, в начале «новейшей истории» первым чемпионом.
Финальный матч состоялся на Конь-Колодезском стадионе. Замечу, что он прошел без участия хозяев. «Факел» пропустил вперед, в финал дмитряшевскую «Зарю».
Полуфиналы проводились здесь же, накануне.
Первыми на поле вышли футболисты Верхней Колыбельки. Им предстояло померяться силами с «Олимпией». На отборе новодубовчане одолели две Хлевенские команды, представляющих районное объединение «сельхозтехника» и профессионально-техническое училище и Елец-Лозовский «Старт».
«Пламя» отбиралось в третьей группе и без особых усилий обыграла оппонентов из Елец-Маланино, Отскочного и соседей Нижне-Колыбельцев. Везде был крупный счет. Запас сил полуфиналисты сохранили.
Погода стояла ненастная. Фанаты, несмотря на дождь, приехали поболеть за своих. Официальный матч вызвал большой интерес и у местной публики.
Сильный дождь не охладил темперамента  соперничающих команд. Футболистам стоило больших трудов, чтобы открыть счет.
Сначала и фортуна улыбнулась новодубовчанам. На десятой минуте их форвард Владимир Жданов отправил мяч в ворота Николая Петрина. Пытаясь выровнять положение Верхне-Колыбельские футболисты, включив высокие скорости, бросают большие силы в атаку. В поте лица отбивается защита новодубовчан, постоянно в игре голкипер Николай Рыжков. Действует он надежно. И все же на 83 минуте верхне-колыбельцы  находят брешь в его воротах.
Мяч  после удара Виктора Водичева влетает в сетку впритирку  со штангой. Надежды на новодубовских болельщиков на успешный результат в пользу их команды теперь под сомнением. «Пламя» светит ярче «Олимпийского» огня. Счет 1:1 сохраняется до окончания основного времени, поэтому судье пришлось назначить еще два тайма по пятнадцать минут. И тут удача вновь на стороне «Пламени». Тот же Виктор Водичев, переиграл вратаря соперников. На мяч, посланный им, Рыжков среагировал блестяще, но удержать намокший тяжелый мяч не смог. Счет 2:1 вывел верхнее-колыбельскую команду в финал.
Решающая игра между «Зарей» и «Пламенем» прошла в интересной для зрителей борьбе. Верхне-Колыбельцы уже в дебюте распечатали ворота команды восходящего солнца. Но в конце первой половины схватки дмитряшевцы сумели не только сравнять счет, но и выйти вперед. Такой ход поединка  явно не устраивал их оппонентов. Как и в матче с «Олимпией» они во втором тайме взвинтили темп. Их атаки отличались точностью. Это выразилось в четырех забитых мячах.
Счет 5:2 обеспечил команде из Верхней-Колыбельки первое место в борьбе за звание чемпиона района. «Заря», как финалист, вторая. Замкнула призовую тройку новодубовская «Олимпия». Знатоки футбола определили лучших игроков. Вратарем номер один был объявлен дмитряшевец Сергей Шилов. Виктор Шабалин из «Олимпии» - лучший защитник. Самым метким бомбардиром признан Виктор Водичев, форвард «Пламени». Все удостоились специальных призов от районного комитета по физкультуре и спорту и редакции районной газеты.
Вскоре после завершения чемпионата района футболисты включились в кубковые баталии. До финала, который прошел в середине июля, дошли чемпион района «Пламя» и бронзовый призер «Олимпия».
Игра получилась напряженной, драматичной. Соперники с самого начала дали понять, что отсиживаться в обороне не собираются.
Кто-то должен обязательно уступить в поединке. Мяч перекочевывал с фланга на фланг, игроки действовали на высоких скоростях. В середине первого тайма новодубовчане открыли счет.  Чемпионы, проигрывая 0:1, приложив максимум усилий, стремились уйти от поражения. Им это сделать удалось. На сороковой минуте капитан команды Николай Яловцев ускользнув от защитников, вышел с вратарем один на один и послал мяч в сетку.
Счет 1:1 сохранился и в добавленные судьей полчаса игры. После того, как дополнительное время не дало результата, последовали послематчевые пенальти для выявления победителя. Серию одиннадцатиметровых ударов выполнили. Матч завершился 4:3 в пользу «Пламени». Таким образом, чемпион района завоевал еще и Кубок. Завидный успех.
Как наше слово отзовётся
Легендарный Пеле, окруженный репортерами и неизвестно как прорвавшимися на поле болельщиками, выступил с прощальной речью. Обращаясь к трибунам, он, сдерживая рыдания, произнес:
- Я благодарю вас всех, без которых не было бы Пеле. Футбол без зрителей мертв!
Неизвестно, кто первый окрестил людей, отдающих свои симпатии спорту, «болельщиками», но определение было выбрано очень точно. Настоящим, преданным клубу болельщиком можно считать того, кто остается с ним и в минуты триумфа, и во время неудач. Тепло сердец болельщиков, их внимание распространяется и на игроков. Те обычно всеми силами стараются игрой подкрепить преданность своих поклонников. Завоевать доверие, их расположение – дело непростое.
Игра для зрителя – один из непреложных законов футбола.
На матчах открытия первого регулярного чемпионата района по футболу на спортивных площадках собиралось очень много зрителей. Люди разных возрастов от мала, как говориться до велика, шли, кто-то «поболеть» за своих, а кто-то посмотреть игру. «Плешин», в окольцевавшем поле, почти не оставалось. Это был выразительный дебют, стартовавшего в сезоне семьдесят шестого года, чемпионате района. Главное для футболиста – завоевать зрителя. Сумеет он найти в себе такое состояние – все будет в порядке.
Болельщик смотрит на игру по-разному. Кому-то превыше всего результат. Очки, завоеванные любой ценой. Для другого гораздо важнее, как, в какой борьбе они добыты. Если игра оказалась скучной, лишенной настроения, зритель, естественно, будет огорчен. Он может уйти, не досмотрев игру до конца. Неудача команды будет им прощена, если глаза футболистов горели огнем, они боролись, стремились, но не получмлось выиграть. Всякое бывает. Это футбол, игра. Болельщик судья строгий, но справедливый.
К числу строгих судей я отношу еще и журналистов, пишущих о спорте. О футболе, в частности. Перебравшись из муниципальной газеты в областную спортивную, я убедился, что профессия спортивного журналиста не совсем простая, как кажется некоторым. Она чрезвычайно необходима. Каждый репортаж, отчет, каждый комментарий, интервью повод для раздумий, размышлений, выводов. Кое-что кажется спорным. Но в любом случае в таких публикациях появляется что-то нужное, мимо чего до этого мог бы пройти мимо.
Как-то я обратил внимание на новодубовских пацанов, которые разгуливали по улицам, катались на велосипедах и все они были одеты в красные футболки. На спинах – номера и фамилии любимых футболистов. Большинство ребятишек – почитатели ЦСКА. В газете вышла статья «Мальчишкам нужен свой Газзаев».
В это время в селе гостил полковник Владимир Панарин, офицер Генерального штаба российских Вооруженных Сил. Он прочитал публикацию, мы обсудили. Владимир Алексеевич взялся за дело, как говорится, засучив рукава. Сначала нашел тренера, а в свой следующий приезд доставил юным футболистам экипировку. Все от маек до бутс – настоящее, цсковское. Потом начались тренировки, детские турниры.
Вскоре произошло действительно выдающееся событие в жизни Хлевенского села, но, пожалуй, и России. Посудите сами. Со всей Липецкой области приехали ребята побороться за Кубок, учрежденный Командованием профессионального футбольного клуба ЦСКА (Москва). Красивое. Волнующее зрелище. По завершении турнира победителям и призерам вручали Дипломы и Грамоты, завизированные Игорем Акинфеевым, Вагнером Лавом, Президентом Клуба Романом Бабаевым.
А началось уникальное мероприятие с того, что перед стартовым свистком судьи, организатор турнира Владимир Панарин зачитал обращение командования и футболистов Центрального Спортивного Клуба Армии к юным спортсменам.
- Дорогие друзья, участники турнира, - говорится в обращении – атташе Клуба Сергея Аксенова. – Руководство ПФК ЦСКА выражает большую признательность всем участникам турнира на Кубок ПФК ЦСКА. Как известно, наш футбольный Клуб имеет более чем 84-летнюю историю. В ее летопись вписано немало победных страниц, чем представители Клуба снискали всенародную любовь многомилионной армии болельщиков. Победные традиции живы и сегодня. Только за последние годы Клуб несколько раз выигрывал чемпионские медали, Кубок страны, а в 2005 году Кубок УЕФА. Помимо других слагаемых удачных выступлений Клуба огромное значение имеет поддержка болельщиков, которые несмотря ни на что, остаются верными и преданными нашими поклонниками. За это вам огромное спасибо! От души желаем всем участникам турнира доброго здоровья, спортивного долголетия и успешного выступления. Пусть победит сильнейший!
Стоит ли комментировать какое действие произвело обращение руководства ЦСКА на юные души. Некоторое время ребята пребывали в шоке. Их состояние не трудно было понять. Поверить в то, что к липчанам обращается командование прославленного Клуба! Это на грани фантастики. А еще организатор турнира Панарин раззадорил пацанов сообщением о том, что не исключена возможность просмотра талантливых мальчишек в детско-юношеской академии ЦСКА. Просмотр новодубовских и конь-колодезких дарований, действительно, состоялся.
Это был сезон удивительных превращений. Разве забывается такое.
Порой в адрес журналистов поступают и рекламации. Оппоненты, заявляют, что, хотя и считают критику в свой адрес поспешной и малообоснованной, тем не менее убеждены: именно она создавала обстановку, рождавшую в коллективе постоянное стремление к поиску. Заявления подобного рода лишний раз подтверждают насколько небезразлично ответственным работникам то, как реагирует пресса на их работу, как относится к ней.
Взаимоотношения людей футбола и тех, кто пишет о нем, не просты. Журналист, пишущий о спорте, по моему убеждению, тем и должен отличаться от болельщика, что обязан знать намного больше. Тогда то, чем он решил поделиться с читателями, будет выглядеть объективнее. Четкая, грамотная, беспристрастная информация вводит читателя в истинное положение дел.
Журналистов относят к строгим спортивным судьям. Это, наверное, правильно.
Аккредитованный на матч журналист обязан сообщить читателям о том, что происходило на его глазах. Иногда об этом событии читатели узнают от нескольких журналистов, и, как это бывает обычно, оценки окажутся неодинаковыми. Когда зрители, естественно, сами попытаются понять истину и на какое-то время тоже станут участниками происходящего на футбольном поле.
Это происходит по ряду причин. В отчете о матче журналист явно или подспудно будет рассказывать и о себе. Кто-то острит, кто-то негодует, кто-то сдержано радуется. Читатель это замечает.  Неравнодушные люди, будь то болельщик, будь то репортер, служат одному и тому же делу, футболу. Все неразрывно связано.
В главах этой книги я не просто рассказываю об отдельном событии, случившемся сорок пять лет тому назад. Главы служат еще и темой разговора о сегодняшних проблемах футбольной игры. И если читатель перевернет последнюю страницу книги, автор будет считать свою задачу решенной.





 
Это новодубовские комсомолки. В центре впереди секретарь комсомольской организации и она же начальник сельского почтового отделения связи Антонина Некоженова. Вместе с сельским активом она организовала сбор средств на строительсов танковой колонны. Тогда юные защитницы Отечества чувствовали в себе силу, способную уничтожить полчище немецких захватчиков. Танковая колонна была построена и называлась она «Новодубовский комсомолец». Танки были напрвлены в действующую армию. А Тоня с подружками получила от Верховного главнокомандующего Благодарственное письмо и Благодартвенное письмо.

Ничья по предложению Таля

За шахматными баталиями Михаила Сарафанова я слежу давно, уже десятки лет. Да и не я один. Хотел Сарафанов того сам или нет, но в спортивную жизнь Хлевенского района он вошёл стремительно и обосновался в её истории на долгие годы.
Говорят, шахматы — это не спорт, а искусство. Миша Сарафанов в раннем детстве в дискуссии по этому поводу не вступал — некогда было. Познакомившись с древней игрой, он с первого взгляда влюбился и в чёрно-белые фигуры, и в доску с 64-мя конт-р-астными клетками. Бросился изучать по книгам и газетам теорию, комбинации с шахами, патами и матами. Наверное, и шахматная муза его посетила — всё ему легко давалось, а любопытство распиралось ещё больше. Теория вскоре пригодилась на практике.
Шахматный бум в те годы стоял повсеместно. В городах размах, естественно, не тот, что у нас, в сельской местности. Но в детские годы Сарафанов ставил перед собой цели ещё круче. Ориентировался в шахматном мире только на великих гроссмейстеров — на Ботвинника, на Смыслова. Капабланка, конечно, тоже впечатлял, но, как патриот, юный хлевенец отдавал предпочтение со---
о-течественникам — в Советском Союзе своих чемпионов мира хватало. Михаил стремился с них брать пример, старался им подражать. Естественно, не в повседневной жизни, а в шахматном творчестве. Часами разбирал за доской их партии, восхищался нестандартными комбинациями, импровизационными ходами.
Шахматы для Михаила, конечно, хобби. Но серьёзное — с раннего детства по сей день он с ними не расстаётся. Считает, что и в основной работе они ему здорово пригодились. Сарафанов — шофёр сельхозпредприятия «Ново-Дубовское». Много лет крутит баранку. Здесь всегда требуется светлая голова, цепкая память, усидчивость и мгновенная реакция, поскольку экстремальных ситуаций на дорогах хватает.
Новодубовчане смотрят на своего односельчанина как минимум с почтением. Он и на основной работе положительно стабилен, и в шахматах у него солидный послужной список. Каждый год в Хлевном проводится чемпионат района. Сарафанов — его постоянный участник. Причём в двадцати восьми этих турнирах он становился или чемпионом, или призёром! Часто приглашают его на соревнования в Елец, Липецк, в другие регионы. И там он, как правило, достойно защищает честь Хлевенского района и нашей области.
В детстве Михаил Сарафанов вынашивал мечту встретиться с каким-нибудь гроссмейстером воочию. И уж если не сыграть партию, так хотя бы пообщаться. Фортуна ему улыбнулась, правда, не без участия земляков.
В начале 60-х годов прошлого века заворготделом Хлевенского райкома партии работал Иван Никифорович Дерюгин. Как и многие фронтовики, он много внимания уделял развитию спорта, особенно симпатизировал шахматам. Постоянно что-то придумывал и организовывал для популяризации этого вида спорта и в райцентре, и в сёлах. И невдомёк мне, как сумел он организовать в Хлевном сеансы одновременной игры с участием выдающихся гроссмейстеров. На эти турниры приезжали Юрий Разуваев, Марк Тайманов и даже экс-чемпион мира Михаил Таль. Разве это не предел мечтаний для сельских поклонников шахмат?!

Желание сыграть партию изъявляли многие, отважились более тридцати человек. Среди них и Михаил Сарафанов. И как желающий, и как представитель лучших шахматных сил Хлевенского района. Тайманову и Разуваеву он проиграл. Партии потом, конечно, анализировал и ходы-выручалочки находил, но шахматы сослагательного наклонения не приемлют. А вот партия с тёзкой, Михаилом Талем, запомнилось ему на всю жизнь.
Дело было летом, в саду со спелыми яблоками. Среди деревьев установили шахматные столики — натуральная сельская идиллия. Сарафанов, сидя за шахматной доской, пребывал в идиллии виртуально-спортивной. Прокручивал в голове понравившиеся партии Таля, пытался предугадать возможные продолжения. Ходы делал быстро, Таль отвечал ещё быстрее. Сценарий поединка Сарафанову был хорошо знаком, и в середине партии он отважился на ход, который ещё накануне считал разящим и решающим. Таль у столика задержался, окинул взглядом позицию и с любопытством посмотрел на соперника. А потом сделал такой неожиданный ход, после которого сарафановская коварная заготовка выглядела совсем безобидной. Растеряться сельский паренёк не успел, растерялся он, когда экс-чемпион мира предложил ничью…
Сарафанов работает водителем в сельской местности, продолжает выступать в турнирах и чемпионатах Хлевенского района. Шахматные премудрости, как и раньше, постигает самостоятельно.
А продолжения в свою пользу в той памятной партии с Талем он так и не нашёл. Все варианты сводятся к ничьей…






 

Детство Саши Кочурина прошло в Новом Дубовом. Его дом расположен недалеко от стадиона. Мальчишка любил посещать это место, там было футболье поле, беговые дорожки. По утрам и в свобордное время он приходил на стадион и занимался лёгкой атлетикой и спортивными играми со свертсниками. Находил в спортивных занятиях удовольствие, а главное, спорт уреплял его здоровье.
Кто зает как бы сложилась дальнейшая жизнь молодого человека, если бы не мобилизация в СВО. Вот он миг жизни – сентябрьские проводы Саши на Украину. Кто бы мог подумать, что это его последний в жизни снимок. Через несколько месяцев в декабре на его малую родину пришёл «груз 200» с телом Александра Кочурина. Несколько дней назад стадион закрыли, а игровое поле отвели под ноове кладбище. Здесь и покоится Александр Кочурин, тихий и скромный парнишка по своей натуре, а по духу герой.

 


Обратите внимание на мальчика, крайнего справа. Это Саша Черных. Он обучался в Ново-Дубовской футбольной школе – студии детско-юношеской академии ЦСК. Паренёк внимательно слушает установку тренера перед футбольным матчем, в котором он должен принять участие. Он хорошо зарекомандовал себя в качесве перспективного футболиста. В москве он проходил профессиональный отбор непосредственно в академии ЦСК. Те событи, выстроенны в ряд памятных встреч будут долго тревожить сердце паренька щемящими воспоминаниями. Теперь у него новая жизнь. Он, боец-спецназовец - участник боевых действий в СВО.

 

Всё чудо: солнце, зима, звёзды и лес, дивись тоту, что ты живёшь.
Это испытала на себе Елена Берлева, девушка из Хлевного. Будучи студенткой она была волонтёром на зимней Олимпиаде в Сочи, вела фигурное катание и кёрлинг. Спортсмены и волонтёры из разных стран понимали друг друга без словарей . Лена с подружками без переводчика приняла приглашение по паралимпийца Бронислава Якубца из Словакии приехать к нему в гости в Братиславу. Летом девушки поехали к своему другу. У всех остались добрые воспоминания от посеещия европейских стран, где экскурсоводом выступил Якубец.
На снимке: Лена Берлева в центре, а Бронислав Якубец на переднем плане.



Нам приказано любить ближнего, но для чего?
Для того, чтобы мы любили кого-нибудь, кроме самих себя.
Пётр Чаадаев.

Отрывки и афоризмы

Цветы от… олимпийских чемпионов
Светловолосая, обаятельная, и улыбка почти детская, открытая, которая человека к себе располагает. Но жесты у Елены Берлевой энергичные, подвижные, я бы сказал, решительные. Умеет она быть твёрдой и настойчивой. И если захочет добиться цели, то ей это удаётся. Встретились мы с ней после того, как Лена вернулась из Сочи. На зимней Олимпиаде и Паралимпиаде она работала волонтёром.
— В мои обязанности входила проверка паспортов, аккредитаций, а также пропусков на зрительские места по билетам. Наблюдала и за порядком. Так как обслуживала соревнования по кёрлингу и фигурному катанию, то приходилось собирать цветы, брошенные благодарной публикой на лёд, и, естественно, предавать их спортсменам. Иногда и спортсмены одаривают волонтёров цветами. К примеру, двукратные олимпийские чемпионы по фигурному катанию Татьяна Волосожар и Максим Траньков преподнесли мне букет роз.
Кстати, спортсменам по отношению к волонтёрам так поступать не полагалось, но олимпийские чемпионы ко мне оказались благосклонны. Более того, на моей аккредитационной ленточке оставили свои автографы и сфотографировались со мной на память. Ещё один букет роз мне подарили Елена Ильиных и Никита Кацалапов, которые стали бронзовыми призёрами. Честно говоря, хорошие они люди — очень приятные впечатления от общения. У нас даже дружеские отношения установились.
Я люблю чувствовать рядом людей, а в Сочи, где прожила с 31 января по 22 февраля — сначала на Олимпиаде, а затем и на Паралимпиаде, всё и заключалось в общении с взаимо-уважением и взаимопониманием. Игры, конечно, объединили непосредственных участников — талантливых, неординарных. Однако и мы, волонтёры, вносили вклад, чтобы всех сорганизовать. Они — личности, великие, но порой и беспомощны.
Однажды, когда дежурила на вахте, ко мне подошла Татьяна Анатольевна Тарасова, которая в качестве консультанта входила в тренерский штаб по фигурному катанию. Говорит, мол, затрудняется отыскать свой коллектив — помоги, проводи…
Сложней, конечно, было важно на Паралимпийских играх, где, чтобы не унижать достоинство спортсменов с физическими недостатками, волонтёру в общении с ними запрещалось даже присаживаться на корточки.
— Кёрлингистов ты обслуживала и на Олимпийских, и на Паралимпийских играх. Есть ли различия в обязанностях волонтёров?
— На олимпийском турнире мои обязанности схожи с теми, что выполняла и в фигурном катании. На Паралимпиаде отличались, причём, весьма существенно. Паралимпийцы соревновались на колясках. Мы натирали для них и лёд, и камни. Я постоянно дежурила на первой дорожке. Вахта в одном матче длилась примерно два с половиной часа. По наблюдению, для самих спортсменов это тяжело, нелегко приходилось и волонтёрам. Наверное, мне было легче, поскольку имелся опыт. Год назад я уже была волонтёром на чемпионате мира по кёрлингу.
— После соревнований действия волонтёров как-то оцениваются?
— Мне вручили наручные часы производства известной швейцарской фирмы, сертификат, плед, талисман и грамоту. Много значков — подарки спортсменов. Я уже говорила, встречи, общения со спортсменами меня здорово впечатлили — раньше таких известных людей доводилось видеть только по телевизору. И участники Паралимпийских игр поразили — оптимисты, настоящие бойцы.
— С зарубежными спорт-сменами, Лена, приходилось общаться?
— Конечно. С кёрлингистами-паралимпийцами из Словакии в свободное время гуляли в парке. Обменивались подарками. Я привезла в Хлевное словацкие кепку и шапочку, термошарф и две майки. И автографы.
— Ты заговорила про свободное время — его тоже хватало?
— Забегая вперёд, сообщу — за всё время мне выделили четыре полных выходных дня. В остальное время — работа, посменно. Первая смена с половины первого до пятнадцати часов. С пятнадцати до восемнадцати — смена вторая. Во время досуга ходила на дискотеку, танцевала «флешмоб». Посетила и концерты с участием групп «Мумий Тролль», «Серебро», Гарика Сукачёва, была задействована и в телепередаче Андрея Малахова «Пусть говорят».
— Вполне возможно, кто-то ещё пожелает стать волонтёром. Может, поделишься опытом.
— Конечно. Прежде всего надо понять: волонтёрство — это бескорыстие. В ходе отбора я прошла психологический тест и тест на знание английского языка. Затем было интервью-собеседование в Москве. Главное для достижения цели — это собственное желание, в какой-то степени самопожертвование. В том смысле, что на Олимпиаду и Паралимпиаду в Сочи я ездила, взяв на работе очередной отпуск, потребовался затем и отпуск без содержания. Только так, но, как видите, ни о чём не жалею…

Позывные Сочи — «Дружба»!
Благодаря волонтёрству Елену Берлеву знают, что эта девушка из Хлевного успешно работала на Олимпийских и Паралимпийских играх в Сочи. В эксклюзивном интервью она поделилась своими впечатлениями с читателями. После завершения олимпиады у Елены произошло новое событие — в августе она впервые побывала за границей, причём эту летнюю поездку навеяла зимняя Олимпиада.
 — Наше знакомство с Брониславом Якубцом началось на Паралимпиаде. В Сочи я работала волонтёром и обслуживала соревнования по кёрлингу. Там я и подружилась с командой из Словакии, в которой Бронислав был вице-скипом — помощником капитана. Искренне подружились, потому что общались не только в соревновательные дни, но и в свободное время. Вместе гуляли, посещали развлекательные мероприятия. Грустно было расставаться — обменялись со словаками подарками-сувенирами на память, а Бронислав на прощание пообещал пригласить меня в гости, в Словакию. Честно говоря, я ещё никогда не была на Западе, и обещание Бронислава мне казалось романтично-загадочным и отчасти несбыточным. Но вице-скип своё слово сдержал — приглашение поступило в августе, и я помчалась.
— Сейчас по телевизору и в газетах, на слуху и в разговорах в центре внимания «санкции» против России, которые инициировали США, а поддержала чуть ли не вся Европа. Эта аура перед поездкой не напрягала?
 — Накануне поездки я тоже читала про Словакию. Оптимизм больше всего вселяло то, что в этой стране чтят память воинов, погибших в борьбе с фашизмом, и бережно относятся ко всем захоронениям наших солдат на её территории. Сильное и конкретное подтверждение, что память — сильнее времени, так и должно быть. А что касается санкций, то премьер Словакии Роберт Фицо назвал их бессмысленными, потому они всех ослабляют и никому не помогают. Кстати, премьер-министр к России относился и по-прежнему относится с большим уважением. Я про это тоже читала. Читала и про то, что в Словакии, наверное, не осталось такой деревни, где их премьер не поиграл бы с местными ребятишками в футбол и не раздарил им охапку мячей со своими автографами. Их премьер, как и наш президент, — спортивный. Вот таким позитивом я и старалась зарядиться.
— Как встретили? Позитив сохранился?
 — Прибавился! Сейчас такое ощущение, что я не в Хлевном, а ещё там — у своих зарубежных друзей. Всё впечатлило. Лёту из Москвы до Братиславы, столицы Словакии, на «Боинге» компании «Чешские авиалинии» всего два часа, но мне они показались вечностью. Всё-таки волновалась, хотя и летела не одна. Вместе со мной Якубец пригласил и Дашу Быстрюкову, с которой мы работали на Олимпиаде и затем на Паралимпиаде в Сочи. Вместе с ней и волновались. Всё-таки дебют заграничный — чужая страна, чужие люди. Со своими обычаями, законами, привычками. С другой стороны, ведь в Сочи все дни мы общий язык находили. Разноязычные, разнодержавные , но ведь общались — искренне и без маски. «О спорт, ты — мир!», — действительно, лучше не придумаешь.
 Бронислав Якубец встретил нас в аэропорту, на своём автомобиле с ручным управлением. Вице-скип словацкой сборной сразу повёз нас к себе домой — в курортный городок Пьештяны, который расположен неподалёку от Братиславы. Жители этого небольшого городка оказали радушный приём. Общались часто, охотно и доброжелательно.
 До глубины души взволновал и тот факт, что все десять дней, которые мы провели в Словакии, над многоэтажкой, где живёт Бронислав, развевался российский флаг. Более того, к нашему удивлению, пообщаться с нами изъявил желание и градоначальник Братиславы, которого горожане почему-то называют президентом. Встреча была недолгой, но проходила в тёплой обстановке, в атмосфере полного взаимопонимания. Говорили о Москве, о Сочи, о дружбе. Градоначальник пожелал россиянам мира и добра, выразил и признательность гостям из России.
— Бронислав, наверное, из-за вашего визита весь свой тренировочный процесс отодвинул на второй план.
 — Пожалуй, да. Все десять дней он посвятил нам. Бронислав живёт один, и в его жизни, кажется, всё расписано наперёд. Он знает, что и когда делать, причём старается всё предусмотреть. Даже в день нашего приезда, когда мы с Дашей вызвались сами приготовить обед на троих, он сначала воспротивился. Правда, потом согласился, но при условии, что мы ему сварим борщ по российскому рецепту — такой же, который очень ему понравился на Играх в Сочи. Пришлось постараться с двойным усердием, но во время обеда Бронислав нас нахваливал.
 Во время пребывания в Словакии на каждом шагу убеждалась, что в стране живёт на редкость законопослушный народ. Образец столь приличного поведения бросился в глаза, когда с Дашей ехали в трамвае, кстати, оснащённом кондиционером, поэтому и в жару в вагоне находиться было комфортно. В России места в общественном транспорте пожилым людям уступают, причём молча. В Братиславе же это делается с устного разрешения того, кому место предлагается. Учтивость объясняется просто — пожилым или инвалидам не хотят напоминать об их дефектах-изъянах и тем самым унизить. Впрочем, передние места в общественном транспорте — места для инвалидов, пожилых и маленьких детей — другие пассажиры, наверное, ни при каких обстоятельствах не занимают. Такое ощущение, что повседневная и повсеместная забота о людях у словаков прописана в поведении и даже в характере, что и формирует социальное благополучие в стране. Гуляя по столице, обратила внимание и на тротуарные разметки. Оказалось, что таким образом выделены маршруты для передвижения инвалидов-колясочников, для колясок с маленькими детьми, для мальчишек, которые любят гонять на самокатах и велосипедах. Поразила и чистота — она тоже повсеместна, ухожены и улицы, и тротуары, и дороги.
 Что касается тренировочного процесса, то Бронислав показал нам современный спортивный комплекс, где проводит тренировки словацкая сборная по кёрлингу. Находится этот спорткомплекс... в Будапеште. Тренировочная база есть и в Словакии, но, по его словам, условия в столице Венгрии получше. А расстояния по ухоженным дорогам и без пробок здесь никого не пугают.
— Выходит, вы и в Венгрии побывали?
 — И в Венгрии, естественно, и в Словакии, а затем и в Чехии, и в Австрии. Якубец так насытил нашу гостевую программу, что ни одного дня не оставалось без впечатлений. Причём и в городах, и в весях. В сельской местности из окна автомобиля привычная картина, как и у нас, в Хлевенском районе, — уборочная страда. Урожай, как и у нас, в основном собран. Неубранными оставались участки поздних культур. Ждала своей очереди сахарная свёкла, дозревала кукуруза. Значительные площади здесь занимают повторными культурами, поэтому многие поля вовсю зеленели. Они здесь не зарастают, земля используется рационально, ведь каждый квадратный метр стоит денег. Но всё это мне привычно. Поражали города-столицы, где Бронислав Якубец показывал нам их достопримечательные места. Здесь чтят и уважают свою историю, своих героев, и памятники им и значимым событиям настолько оригинальны, что становятся визитными карточками этих городов. В Вене поразил мемориал в честь советских воинов, погибших в Великую Отечественную войну. Мемориал ухоженный, утопающий в живых цветах и находится в самом центре города. Красные розы к его подножью возложили и мы — девочки из России.
 В Австрию мы отправились в предпоследний день нашего пребывания за границей. А перед тем, как съездить в Вену, Бронислав решил познакомить своих гостей с другом — Яном Врабловым, владельцем сети спортивных магазинов «Адидас», которые размещались и в Словакии, и в Чехии, и в Австрии, и в Венгрии. К нашему приезду Ян тоже поднял российский флаг над своим магазином. После дружеского общения нас одарили спортивными сувенирами, а затем Ян пригласил на свою базу отдыха, где нас ждал сюрприз и новое знакомство. База размещается на берегу озера. Здесь живёт и тренируется дочка Яна Враблова — Сюзанна, участница серьёзных международных соревнований по водным лыжам, известная в мире вейкскейтерша. Общались друг с другом в основном на английском языке, который в мире спорта, пожалуй, главный. А затем Сюзанна продемонстрировала гостьям из России мастер-класс на водных лыжах.
— Ещё один мостик дружбы, можно сказать, построен. О новых встречах вели разговоры?
 — В день отъезда Бронислав подарил нам именные кружки, из них отведали и национальные напитки с тостами — за мир, дружбу, за новые встречи на этой Земле. А во время проводов в аэропорту Якубец взял с нас слово, что откликнемся на его приглашение и в следующем году. Он же предположил, что велика вероятность встречи и раньше — в феврале 2015 года в Финляндии пройдёт чемпионат мира по кёрлингу среди пара-лимпийцев, а у друзей в мире спорта границ не бывает. Мы с Бронисловом пришли на берег Дуная. Нам вспомнились слова из одной очень популярной песни и мы их с удовольствием напевали. Нам моментально припомнились куплеты трогательный интернациональной песни из репертуара Эдиты Пьехи: «Вышла мадьярка на берег Дуная, бросила в воду цветок. Утренней Венгрии дар принимая, дальше понесся поток. Этот цветок увидали словаки, со своего бережка стали бросать они алые маки, их подхватила река. Встретились в волнах Болгарская роза и Югославский жасмин. С левого берега лилию бросил, бросил вослед им румын. От Украины, Молдовы, России, дети советской страны, бросили в воду цветы полевые в гребень Дунайской волны. Дунай, Дунай, а ну узнай, где чей подарок, к цветку цветок сплетая венок, пусть будет красив он и ярок». Мы стояли и, взявшись за руки, и напевали песню. Вот на такой доброй ноте завершился мой заграничный дебют.