Восхождение к Вере. Исповедь неофита

   Когда мне было 3 года великая страна ещё лежала в руинах; в приволжских городах на каждом шагу встречались вернувшиеся с войны, искалеченные в боях люди; по тратуарам на досках с шарико-подшипниками – как на колёсиках- со стрекочащим шумом катились обезноженные, похожие на обрубки, половинки людей- ветеранов войны. Прохожие шарахались по сторонам, смущёные жутким обликом инвалидов; мне было страшно.
   В детсад водили через центр города- небольшую площадь, от которой расбегались лучами улицы. Это было излюбленное место «работы» блокадницы Лиды Смиренской. Автоколонну, в которой её с детьми вывозили из Ленинграда, разбомбили фашисты. От пережитого у девочки помутился рассудок. Оставшуюся жить в нашем городе повзрослевшую  Лиду пристроили на работу продавать лотерейные билеты. Её зычный голос стал визитной карточкой улицы Советской и в округе: «Кому лотерейные билеты?! Кому лотерейные билеты?!» Далее следовали прибаутки, сочинённые талантливой сумашедшей. И люди покупали больше из жалости, как подавали бы милостыню.

   Впечатления и переживания той поры легли на душу на всю жизнь, как шрамы. Наверное, ребёнку подсознательно хотелось найти защиту от суровых реалий скудной жизни. Вот, где?! От бабушек больше слышали о Каре небесной.

   В некогда богатом духовной жизнью городе на Волге богоборцы закрыли и разорили женский черемисский монастырь и пять церквей, возведённых на народные деньги во славу подвигов козьмодемьянцев. Один разобрали на кирпичи для строительства автозавода,  в другом организовали краеведческий музей; а ещё: магазин «керосинку», пивзавод, общежитие… На всю округу осталось два нерегулярно действующих храма: через Волгу напротив- в Коротнях, и селе Владимирском в нескольких километрах ниже по Волге. Близость Бога уже не напоминали кресты над головами. Не сияли на дальние вёрсты купола, город «полинял и осунулся.» Пришла пора хрущёвского богоборчества. Только Вера не ушла, а закрылась в душах людей.
   Мои родители отказывались ходить даже на праздничные богослужения. Боялись. На кухне в укромном уголке стояла маленькая иконка Казанской Божьей Матери, которой благословлялись на брак родители. По молодости, в пьяном угаре, на кураже отец рубанул топором по тёщиной иконе: Бога нет! Мама с бабушкой плакали в голос: «Дурак!» В ближайшую зиму от воспаления лёгких умерла старшая дочка. С тех пор отец крестился за кухонной занавеской.
 Когда мне было 3 года я впервые попал в храм на службу. Меня привела некровная бабушка-чувашка, «апологет Православия». Был церковный праздник; родители идти отказались, а меня отбила бабушка: крещёному дитю нужна божья поддержка. Помню, по замёрзшему городу, через километровый волжский зимник к церкви бабушка меня тащила за руку, сажала на корточки, а где- помогали нести попутчики-богомольцы. Добрались; уже по-зимнему темно. Освещение только свечное, чад, от «оживших» в испарине тулупов и полушубков дышать невозможно. Церковь наполнилась, а люди всё шли. На крыльце негде было ступить. Служба началась. Меня оттеснили от бабушки, тулупы сомкнулись, перекрыв доступ воздуха. Очнулся на крыльце: испуганная бабушка, участливые лица, освещаемые свечами.

 Сий подвиг мы повторили ещё раз, тоже трудный ввиду моего малолетства, но в лучшую пору. Думаю, тогда-то зажгли во мне свечу Веры, свет от которой- позже- открыл мне дорогу к Храму.
    В пионерской организации была строгая установка выявлять, выносить на обсуждение в целях воспитания верующих школьников. Кто носит крестики под рубашкой?! Позор! Таких было немного. Помню мальчика, жившего вдвоём с бабушкой- родители сгинули. Она одна его растила,  с измальства водила в церковь и не разрешала носить галстук. Мы дразнили его даже на улице. Лишь однажды с толпой я выкрикнул ему что-то обидное про «поповича». И резануло по сердцу: так стало его жалко, так стыдно, будто ударил ребёнка. Больше никогда в жизни подобного себе не позволял. Вскоре, боголюбцы сбежали из города.
      Последовали годы самоотверженной учёбы и труда в ожидании светлого будущего. Вот, только, волнующие сердце, радостные моменты возникали не по милости от власти, а по обращению к тому, небесному, близкому, слышащему и помогающему тебе.
Некому было помочь разобраться в духовных материях. Отрывками вычитывал у классиков, прислушивался. Пробовал подниматься в храм, но не мог преодолеть пятнадцати метров; меня захлёстывали сильные переживания, хотелось рыдать по непонятной причине. Не пускал меня Архистратиг в божий дом.
   Так бы и путался в «банальной философии» кому служить и откуда ожидать вселенского блаженства и справедливости. Но, однажды, в жизнь вошла воцерквлённая женщина, «поручилась за меня перед Господом» и ввела в Храм. Было мучительно стыдно, страшно за свою необразованность, греховность и виноватость перед людьми, с которыми пришлось прожить, за ощущение своей позорной духовной опустошённости среди прихожан. Несколько лет, потрясённый, я плакал под пение «Символа Веры» и «Отче наш» и лишь потом решился на первую в жизни Исповедь.
    Каждый день начинается и заканчивается молитвой. Каждый литературный труд или живописание начинается с обращения к Господу за благословлением. Радостно ощущать Его присутствие, помощь: ведёт кистью и пером, открывает память и образы. И нет большей радости от такой работы. Спаси Господи! Слава Тебе


Рецензии