Глава XIV Свобода

Предчувствие скорого конца зависло в атмосфере ссыльнокаторжной тюрьмы. Этому способствовали разговоры о выводе войск стран Антанты из русского севера.
Теперь, когда Пётр и Иван были переведены в новый барак не имели больше возможности общаться с отцом Алексием остававшимся по-прежнему в старом. После проведённых репрессий теперь проход туда был для них закрыт. Но чувствуя, события стремительно ускоряются и в итоге могут закончиться плачевно для многих, захотелось Петру не то, чтобы благословиться на побег у священника, этого из-за секретности мероприятия не имел права делать, скорее ещё раз исповедоваться в тревожащих его мыслях о будущем. Для этого был готов нарушить запрет, рискуя жизнью пробравшись к своему прежнему месту жительства.
- Что-то тяжело у меня на душе. Тревожно, - пожаловался Ивану.
- Так бывает перед боем.
- Намекаешь на побег?
- Намекаю? Скорее не менее тебя волнуюсь, не обернётся ли для нас зеро. Ведь согласись вся эта затея та же рулетка.
- Завтра пойду к отцу Алексию.
- И я с тобой.
- Ты!? – хорошо зная скорее всё же нейтральный чем атеистический настрой Ивана удивился его желанию.
Того, как никогда прежде, последние дни тяготили сомнения в правильности прожитых лет. Понимал, только малого удалось достичь в жизни из того о чём мечтал в детстве. И то, что революция привела его пусть и артиллеристом на борт ледокола «Ермак» выглядело настолько незначительным на фоне ранее представлявшегося, запоздалым, но первым шагом на пути к мечте. Виной тому была по большей части первая мировая, теперь и гражданская война. Но таил в себе надежду, сможет принести пользу стране в деле освоения Арктики.

К тому моменту отец Алексий захворал.
Зная, больничка добьёт его, долго скрывал своё плохое самочувствие. И вот теперь благодаря хорошим людям, замолвившим о нём слово, получив от фельдшера разрешение на два дня отдыха, не выходил на работы.

- Видать заболел священник, - предположил Иван не увидев его на утреннем разводе.
- Вроде не объявляли как заболевшего, - испугался своей же мысли Пётр.
- Тогда два варианта. Либо уже нет среди живых, либо оставили в бараке, что вряд ли.
- А вот сегодня вечером и узнаем. Но по четверти пайки с обеда и ужина надо припасти. Если жив, ему не помещает.

* * *

Казалось мёртв этот человек, лежащий в своём углу, уставившийся в только ему одному известную точку на потолке. При всеобщей неспешной возне уставших, вернувшихся с работ тел заключённых, занимающихся каждый решением того, или иного бытового вопроса, выглядел куда более свободным в отличие от всеми силами заботившихся о своём благополучии людей.
Пётр видел теперь по еле заметному движению его губ, отец Алексий молился. Приметив гостей приподнялся на нарах. Попытался прислониться спиной к стене.
- Отец Алексий! Слава Богу! Вы живы, - обрадовался Пётр, присаживаясь на краешек нар подле священника.
- Мы вот припасли, что могли, - развернул Иван непонятно каким образом всегда остававшийся чистым, но теперь пропитанный жиром худосочной, третьесортной беломорской селёдки лежащей вместе с парой галет платок.
- Спасибо за заботу, - на мгновение закрыл глаза священник. Затем, не открывая продолжил; - Возраст. Годы берут своё. Думал не доживу до лета. А вот же. Дожил, - открыл глаза. Пристально, будто пытался запомнить до мельчайших подробностей посмотрел на разложенную перед ним еду, заключил; - Теперь глядишь и до конца интервенции Бог даст дотяну.
- Дотянете. Вы только ешьте. Надеюсь, пайку вашу приносят исправно? – так же у его ног, рядом с Петром присел и Иван.
- Мир не без добрых людей. Пару дней дали отлежаться, - перед тем, как начать свою трапезу устраивался поудобнее отец Алексий.
Затем перекрестив еду прочитал молитву.
- Если есть аппетит, силы вернуться. А эти два дня на пользу пойдут, - будто извиняясь за своё хорошее самочувствие, пытался придать уверенности в исцеление Пётр.
- К руководству вызывали меня. Сказали, по амнистии освободят. Вот и расслабился невольно, - словно крестьянин, с пониманием толка в еде, аккуратно, стараясь прочувствовать каждый откушенный кусочек поедал селёдку не мало повидавший в своей жизни священник.
- Дата неизвестна? – понимая, нет смысла, да и не найдёт в себе сил на побег отец Алексий, поинтересовался Иван.
- Ближе к пятнадцатому. Как карбас в Архангельск пойдёт.
Расправившись с рыбой теперь ел галеты. Пётр сходил за кипятком к печке. Набрав в взятую с собой свою кружку поставил на нары рядышком с освобождавшимся платком Ивана.
- Люди живут. Кто как может. Если много свободы - как хочет, - будто бы оправдываясь перед ними начал отец Алексий; - Чем её меньше, тем человек тише, глуше, спокойнее, бескорыстнее ибо терять нечего и наоборот. Свобода - кажущийся простор действий внутри воли, что есть дозволенность и терпение Всевышнего. Подобно ветру, так же ограниченному в своих силах и действиях может разрушить, сломать, убить, поднять шторм, но никогда не погубит нужного Ему. А значит так же ограничен в свободе. Свобода - заблуждение человека перед лицом Всевышнего.
- Заблуждение? – не понял Иван.
Искал свободы для себя. Мучался от того, что так и не смог добиться таковой в жизни всё время завися от обстоятельств. Но не принимал таковой формулировки.
- И лишь глубоко верующие понимают, что такое свобода. Это добровольный крайний аскетизм, сдержанность. Поэтому когда, кричат, бьют, убивают рядом, им кажется - вольны. В видении мирского человека - это лишь показывает их закрепощенность, полное уничтожение внутри себя свободы - будто не слыша вопроса продолжал отец Алексий.
- Пусть и кажется смешным, но действительно так! – сделал напоминающий снятие пенсне жест рукой Иван. Затем будто поняв, таковое не наблюдается, протёр указательным и большим пальцем краешки глаз, не переставая говорить; - Пример монах. Блажен то есть счастлив, когда полностью живёт по заповедям и никак не реализует человеческие плотские желания. Когда он раб Бога. Отсутствие свободы и полное подчинение, - постепенно сам того не понимая находил ответы на мучившие его вопросы Иван. Но не готов был отказаться от всего мирского, видя монашество в отношении себя, лишь в смирение принятия творящегося. Ибо почувствовал сейчас, это пусть и тяжёлые но испытания в жизни, которые теперь, возможно подходят к концу.
- Думаю человеку необходимо подчинение, потому что не управляем и глуп, - доедал вторую галету отец Алексий.
Пётр отчётливо различал в его словах отсыл к его думам.
Теперь казалось взгляд свщенника устремлён хоть и в ту же точку на противоположной стене но уже выглядел более решительно, будто наполнился энергией уверенности.
- … Поэтому очень разумно когда существуют; барин – крестьяне, царь - народ. Но только в одной культуре и вере. Это важно. Потому что иначе, разнос. Как сейчас. Вера и есть стержень культуры. Формирует мировоззрение и сознание. Соответственно если для нас эталон аскет, монах, то например для мусульманина нет. Так же разнится подход к исповеди и греху. У буддистов переселение душ, что не за что не отвечают здесь на земле. Потому не задумываются ибо в следующей жизни станут другим. Полностью иное восприятие происходящего, не имеющее смысла, как в аскезе так и в стяжательстве.
Итого вывод;
 Управление возможно внутри малых групп, на подобии, барин – крестьяне, в одной религии. Соответственно если не одна, то должно параллельно существовать отдельное другое управление других. И так же логично, когда царь требовал сохранения одной религии дабы слиться с культурой и мировоззрением уже существующего общества. Отсюда многочисленные гонения на инакомыслящих. Потому что иначе мыслящий, как революционер. Всё очень складно. Соответственно в других странах, другие религии. И они так же группируются в культуру и мировоззрение.
Так и не решившись поговорить со священником Иван чувствовал в его словах некую догадливость. Но не понимал, что возможно это то самое умение предвидения, в народе называющееся прозорливостью. Так и не задав нужные ему вопросы, думая; самостоятельно нашёл на них ответы, теперь имел их в себе.
Пётр же полностью, и уж в который раз переосознал приведшее его сюда на Мудбюг заблуждение.

- Мы батюшку в обиде не оставим. Скоро освободят его. Помогли с освобождением от общих работ. Но в наши дела не посвящён. Да и не надо ему, - буквально наткнулся на Михалыча Пётр, когда выходил.
- Дата неизвестна? – спросил Михалыча Иван.
Тот хитро улыбнулся в ответ. Тем самым дав понять о её скором наступлении.

Засыпали этой ночью в надежде на лучшее. Август подкрался незаметно. Последний месяц для северной природы, когда ещё способна дарить тепло людям подошёл к своей середине.
Судя по информации, доходившей посредством поступления новых заключённых из Архангельских тюрем, следовало; Великобритания усиленно готовится к выводу своих войск из Архангельска, при этом не забывая и о Мурманске.
Это могло говорить только об одном; стремительном продвижении красной армии по всем фронтам северной области. Только в этой ситуации возможно было самое настоящее, хорошо спланированное бегство из ссыльнокаторжной тюрьмы.
Судаков часто уезжал в Архангельск. Сафронов, комендант острова, здание местной комендатуры которого они разделяли вдвоём так же не особо уважал северную, унылую природу, при любом случае стараясь вырваться в город.
Это всегда радовало заключённых. В такие дни напряжение в ссыльнопересыльной тюрьме спадало. И охранники будучи людьми, не в силах постоянно изображать из себя ожесточённо настроенных извергов, ослабляли своё внимание. Сам того не понимая, Судаков непроизвольно, довёл всех, включая и саму охрану, до предельного, граничащего с бунтом безумия.
Оно уже чувствовалось в атмосфере ссыльнопересыльной тюрьмы, в её застоявшемся воздухе, который следовало если не поменять, то, хотя бы проветрить.
Все только ждали очередного отъезда Судакова в город. Лучше, если бы он уехал вместе с Сафроновым.
Это случилось 15-го сентября.
По цыганской почте тут же распространилась информация, сигналом к началу восстания будет выстрел. Каким образом, откуда раздастся, никто не спрашивал. Да и нужно ли было это знать, если главное заключалось не в этом

* * *

Может существует, какой-то параллельный нашему мир, где всё развивается другим, более человеколюбивым, щадящим путём? И в нём не может быть зла, репрессий, войн, расстрелов, убийств, казней, заключённых. Но, как попасть туда, и достойны ли мы того, чтоб жить в таковом? Иногда эти миры пересекаются, люди из того приходят в наш, но, ненадолго, так, как могут навредить, внеся в него некий разлад, своим появлением, мировоззрением, образом мыслей. Ведь они опасны нашему миру страха, уничижения и разрушения.
Но, может наш и создан для того чтоб ощущался этот разительный контраст?
Так думал Пётр, лёжа на нарах. Теперь их не приходилось ни с кем делить. Никто не мог во сне, случайно закатиться на его территорию. Дощатая поверхность, площадью 70 на 180 сантиметров принадлежала только ему. Но, этого было так мало для того чтоб забыться. Голод не давал уснуть. Мысли роились в его уставшем, переставшем полноценно руководить измученным телом мозгу.
Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое сентября не давала права на отдых.