от себя. главы 1-4

Предисловие
 
 
Это сейчас я известна в России и в странах СНГ.
Мое лицо и тело узнаваемы. Люди читают обо мне в Википедии, а команда пиар-менеджеров тщательно следит за моим прошлым и создает прекрасную историю, в которую верят миллионы, события которой журналисты до сих пор разгадывают, например: «Вот он, первая ее любовь в детском саду, Миша Кощеев, до сих пор помнит подаренный платочек». Обо мне собирают ток-шоу. Славные девушки за 400 тысяч рублей рассказывают, какая я была классная в школе, университете, даже если совершала безумства. А мужчины в пиджаках, спортсмены, актеры говорят о том, как я лихо
их бросила, хотя они готовы были уйти от жен, и дарить мне избушки на Рублюшке. Все якобы знают с кем я спала, с кем жила. Но уверяю вас, вы совершенно не знаете кого любила. Кто любил меня. И был мне близок. Именитые психотерапевты ставят диагнозы,
а косметологи считают количество морщин, приглядываясь, какие процедуры
и пластические операции я делала, стилисты просят постричься у них, придумывая мне разные образы, им и невдомек, что я ленива, и мне не хочется следить за собой ежедневно, делая укладки и тонируя корни. Положение обязывает. Бывает, спокойно еду в автобусе, без грамма косметики, с хвостиком нечистых волос, и остаюсь никем не узнанной. Потому что вы знакомы с маской. А тот человек, который прячется под ней - обычная такая женщина 45 лет с седеющими волосами, морщинами на лбу, содранными заусеницами,
и багажом прошлой жизни, о которой вам и не интересно знать.
Последние несколько лет живу и ни в чем не нуждаюсь. Это даже забавно. Вспоминать, как когда-то считала дни до зарплаты или искала одежду в группах «Отдам даром». Но сегодня моя история отнюдь не про гадкого утенка, ставшего лебедем.
Я успешна и красива. Богата. Востребована. Счастлива. Мое имя на слуху, фотографии тщательно отредактированы. Не люблю видеоинтервью, потому что стесняюсь выглядеть дурой. Хорошо пишу, а говорю хуже. Все что вы обо мне знаете - это тщательно отрепетированный спектакль. Но такая жизнь заставляет быть всегда двуличной. Меня настоящую никто не знает. Репортеры готовы выделять мне обложку и четыре разворота, чтобы я пригласила их к себе домой, или рассказала о своей жизни, или об успехах дочери. Я для всех загадка. Я - настоящая. Хотя блогеры обсуждают в каком магазине меня видели, от кого и к кому я снова «ушла».
Вы все меня знаете. Но сегодня расскажу вам про ту себя, о которой не подозревает никто. Потому что десятки людей тщательно вычистили и отбелили мою биографию.
Вы никогда не найдете моих школьных или студенческих фотографий или правды про мою семью. Это такая клоунада, скажу я вам, участвовать в телевизионной встрече выпускников, герои которой впервые видят друг друга. Даже когда снималась в программе Леры Кудрявцевой, которая должна была разоблачить меня, мне не было задано ни одного вопроса не в кассу. Эфир с Ксюшей Собчак так и не вышел.
Сценарий пишу я. И частенько меня это забавляет. Провоцировать одних, чтобы вызвать реакцию у других. Не зря училась на журналиста. Но вы об этом никогда не узнаете. Потому что везде пестрит информация «Закончила МГУ с отличием». За моей спиной сотни ролей. Но даже не на сцене. А в жизни. Якобы открытой для всех. У меня нет Инстаграма, телеграма, и прочих «грамм». Но славные ребята от моего имени как-то набирают подписчиков. Хотя мне это совсем не интересно.
Женщины хотят видеть меня без косметики, а мужчины- без белья. А я хочу только одного - УВИДЬТЕ МЕНЯ. Настоящей.
Я начала писать свою правду. В которую вы, конечно, не поверите. Потому что вам 6 лет говорили обо мне совершенно другое.
Но давайте попробуем поиграть: я говорю о себе. А вы решаете, что я дурачусь. А как только вы станете мне действительно верить - я начну дурачиться.
Итак, мое имя- Ольга. Именно его дали мне при рождении. Мне 46 лет. Везде написано, что я коренная москвичка. Не верьте. Я родилась даже не в России.

6
 
 

Часть I

Глава 1
Взрослея
 
 
Я всегда хотела быть сильной. Боялась проявить слабость, даже в мелочах.
Не разрешала себе быть ранимой, заболевшей, жалкой, ненужной. Нарастала масками веселости, безотказности. Не желая обидеть человека, выполняла его просьбы, даже если они были мне неприятны, становилась услужливой. Мне казалось, что именно так меня заметят, обратят внимание, оценят мою исполнительность, скажут: «Спасибо», «Мы не зря в тебя верили». Привыкла доказывать, что достойна похвалы. Мне хотелось, чтобы мной гордилась мама. Поэтому училась хорошо, и старалась не огорчать никого. Закончила музыкальную школу, посвятив ей 7 лет! Но мать не знала, чего я хочу, на самой деле.
В 13 лет я готова была покончить со своей жизнью. У меня не было опоры. По детским меркам, от меня все отказались. Впервые осознала, что любить - это не только больно,
но и осуждаемо, а также безнравственно и недоступно. Нельзя проявлять свои чувства, раскрываться. Всегда последует удар. В самое сердце. От самых близких. В момент, когда меньше всего ждешь.
В 12 лет влюбилась. В девочку. В соседку по парте. Не понимала, что со мной. Считала, это чем-то странным. Неправильным. Поделиться было не с кем. Признаться -
не могла. Мне нравилось наблюдать за одноклассницами в раздевалке, говорить
на пикантные темы. Мы все подростки. Я ребенок того времени, когда мамы не говорят дочерям про месячные, прокладки, лифчики, презервативы, секс. Моя родительница призывала меня прилежно учиться. Больше у меня не было задач, по ее мнению: только слушаться, хорошо себя вести, принося положительные отметки. А всю остальную информацию я добирала на улице. Первый поцелуй. Первая неловкость. Близость.
И камнем по башке. Предательство. Осмеяние всего класса. И не было же тогда психологов. И мудрой и доброй мамы рядом, которая бы успокоила. У меня был дневник. И целая жизнь впереди.
Я перестала быть жизнерадостным ребенком, а нарастала обязанностями
и долженствованиями. Продолжала быть исполнительной старостой классе, а дома - бунтарила. Будучи покорной и послушной в школе, ездила на все олимпиады, участвовала на концертах, рисовала стенгазеты, оставалась после уроков, помогала отстающим, замещала учителей, была ведущей на мероприятиях. «Умница» от педагогов - вот ради чего делала все это. Но мама была холодна. Я хотела с 13 лет жить с отцом. Переехать к нему.
И сбегала в его дом, иногда оставив записку, или вовсе ничего не сказав. А телефонов тогда не было. Представляю, как мать себя чувствовала, в 40 лет оказавшись без мужа,
с подростком, который только и делает, что говорит, какая та гадкая, и какие другие мамы хорошие. Я выбирала не маму.
А отец выбирал не меня. У него появилась новая жена и ожидался ребенок.
Он проводил со мной редкие выходные и каникулы. А я ревновала его к уже беременной супруге, и переживала, что, очевидно, у него не все так гладко с деньгами. Помню, как
он ходил со мной по «влиятельным людям» и просил у них в долг. Непременно вел меня
в кафе, где я могла заказать что захочу, покупал с собой фрукты и всякие фломастеры, гелевые ручки, лаки для ногтей и кассеты Земфиры. А за мной шел шлейф вины, что
я забираю ИХ деньги, хотя они ожидают ребенка, и им и так не останется ничего. Я жалела отца и покрывала его, не прося о том, чего правда хотела, если это стоило дорого. А приехав домой, слушала от матери: «Твой папашка должен платить алименты, и одним яблочком сыт месяц не будешь, тебе нужны еще сапоги, спортивные штаны и рюкзак». И чтобы
уж наверняка у меня закрепилось, что я должна приносить именно наличные на питание,
а не фруктики на зубок, она велела идти в магазин и просить консервы в долг.
А по субботам я ездила на рынок на Удельную по своей ученической карточке и покупала продукты, шарахаясь от контролеров, потому что билет у меня был приобретен только на 1 зону. Боясь уснуть, запоминала названия всех остановок, чтобы сказать: «Я только зашла». Мама работала на 2 работах, плюс торговала лекарствами, не совсем легально. И со своего 5-6 класса я тоже приходила вечерами в амбулаторию, раскладывала товар и ждала покупателей. Ошибаясь еще в калькуляторе, плохо считая тысячи-рубли. И каждое лето с самого утра продавала таблетки. Считая, что галазолин –для глаз, а аллохол и бисептол- аналоги. Но радовалась любой копейке. Честно мной заработанной. Мама получала выручку 10%, а я от этой суммы еще 10%. Однажды отец спросил сколько я заработала
за выходные, я с гордостью говорю: «Продала на 130 рублей, маминых их них 13, значит моих – рубль тридцать». Он говорит: «На тебе 10 рублей и не занимайся ерундой».
Но я считала, что это клевая работа. А еще вязала крючком. Салфетки, топики сеточкой. Читала книги. И за месяц осваивала всю литературу, заданную на лето. Но так научилась главному – ценить деньги и знать, что они даются нелегко. После 8 класса работала санитаркой в лазарете (всего месяц: не нравилось – руки всегда пахли хлоркой), горничной в санатории (когда люди выезжали, они оставляли в номерах не до конца использованные шампуни, гели для душа, и я с радостью забирала их себе), садовницей, уборщицей.
Гордилась тем, что за летние каникулы, пока все мои одноклассники спали до обеда, я уже успела помыть пол, полить цветы на огромной территории, и вернуться домой. Знала, что на заработанные деньги смогу купить себе какую-нибудь мелочь, типа туши для глаз (ту, что рекламируют), или дезодорант. А все остальное заберет мама и скажет: «К школе надо готовиться, учебники покупать». С 9 класса я была одного с ней размера, 46. И так получалось, что носила ее пиджаки и кофты. Мне казалось, что так выгляжу солиднее, взрослее. А мне она никогда не купит в школу такую вещь, так как у меня были универсальные водолазки с Троицкого рынка, из Апрашки. И поэтому я носила с 12 лет мамины вещи втихаря. Красила ресницы в школу, а дома, перед маминым приходом, смывала. Странно же, многие подростки курят, пряча сигареты, а я красила ресницы,
и боялась, что мама узнает. Она узнавала. Ругала. Говорила, что выщипает все реснички
по одной, раз не ценю природную красоту и порчу ее, закрашивая. Я хотела быть красивой. Нравиться. Долго отстаивала свое право на «взрослость». А иногда, с класса 10-го надевала то, что она носила в институте, мне нравилась мода 80-х, длинные юбки и платья, пальто
с воротом-стойкой. Хотелось выглядеть старше, стать умной, серьезной, достойной дочерью своей матери. И иметь то, чего нет ни у кого. А еще видела, как много у нее было одежды. Хорошая, качественной, без дыр. Не выкидывать же. Надо носить. «Бедному одеться- только подпоясаться», «Живем по правила трех Д: донашивать, доедать, доживать» - вот что я частенько слышала. Перезашивала капроновые колготки, научилась делать незаметные швы, бережна была к вещам, просила в подарок на день рождения подруг купить колготки 30 ден и расстраивалась, если мне приносили 20 – они рвались быстрее. Примеряла мамино белье. Потому что оно было такое белое, с кружевными вставками. А мне покупалось то, что подешевле, цветастое. И тоже нужно было носить- пока не протрутся. И я в свои 12-13 лет тырила трусы у мамы. Не деньги, сигареты, как одноклассницы. А то, что мне действительно нравилось. Мы жили бедно. Но знала, что я умненькая и не буду прозябать жизнь у гаражей, прося милостыню у храмов. Хотела быть самостоятельной. Чтобы самой выбирать себе одежду. И, без оглядки на мамино мнение, строить свою жизнь.
Не привыкла жаловаться. Не могла сказать, что у меня болит живот, или месячные слишком обильные, или отпроситься, или пропустить школу под иным предлогом. Знала слово «надо», и не совершала глупостей, потому что боялась, что мама узнает. Конечно,
я пробовала джин-тоник и целовалась в 12 лет, смотрела порно у подружки, и прогуливала урок, если все сбегали с него. Но боялась начинать курить, с кем-то встречаться
и переходить грань дозволенного. Да, в моем классе девочки в 14 лет лишались девственности, и гордились этим, а я на их фоне была лохушкой, непривлекательной, которую даже бухой Андрюха не возьмет. Так начинала комплексовать, сомневаться - действительно ли красивая? Или уродец? Никто не говорил мне комплиментов. Почему всех девочек трогают за грудь и щелкают за лямку лифчика, а у меня только просят домашку списать. В детстве мама не смогла объяснить мне, что я важна сама по себе, красива и ценна, не потому что глаза/уши/нос/грудь определенного размера, а потому что
я сама по себе уникальна.
Я не болела. Меня не жалели. Психовала или плакала. Проживала разные чувства, однако, никто об этом не знал. Научилась копить все эмоции в себе. Глушить боль. Вести дневник. Описывать пережитый день. Забывать. Взращивать обиду. И знать, что уеду, смогу жить самостоятельно.
И сейчас задумываюсь. Я же была гордостью школы. Но мама не ходила
на родительские собрания, избегала предложений комитета: «А давайте соберем денег
на это и на то». И никогда не говорила, что я молодец, не хвалила, не утешала. Лишь: «Учись как следует. У меня нет денег оплачивать тебе образование», «Вот ты на Осовскую не смотри, ей папа купит диплом, а тебе самой придется поступать». И я послушно училась. После 9 класса выбрала направление «Экономика и социальное управление», блестяще сдала выпускные экзамены физику, геометрию. И была хорошисткой. Еще не отличницей. Но уж точно знала, что я умненькая.
А в 10 классе два класса объединили, и нашим руководителем стала преподавательница русского языка и литературы. Ее все боялись. Она была строгой, справедливой. Но со мной - мягкой. Ставила мне тройки за одну ошибку в диктанте,
и требовала идеальных знаний, а не пунктирного прочтения краткого изложения. И во мне разглядела потенциал. Увидела не просто способную девочку. Стала хвалить за слог. Зачитывать классу мои сочинения, ставить в пример. И я знала, что выделяюсь. Что уже
не нужно лезть из кожи вон, чтобы заметили, следует просто научиться грамотно излагать СВОИ мысли. И меня поражало, что наша золотая медалистка пишет сочинения с трудом. Ей тоже, как и мне ставят 5/4, но она выцеживает из себя строчки и растягивает слова,
а я пишу много, по делу, не увлекаясь пересказом. Анализируя. Получала удовольствие, что становлюсь лучшей в классе.
Потом умирает отец. И я понимаю, что хочу продолжить его дело, мечтаю публиковать свои тексты и видеть их в газетах. И начинаю активно писать короткие рассказы: участвовать во всех конкурсах, придумывать истории в бульварные журналы.
И продолжаю вести дневник, анализировать произведения школьной программы, читая все построчно, выделяя основную мысль, конспектируя. И мои рецензии считают профессиональными. Из меня получился бы неплохой критик, века этак 19-го. Мне казалось, вот славная работа. Читаешь первым, высказываешь свое мнение. И с ним соглашаются. Потому что иных авторитетов нет. Мне нравилась профессия редактора- смотреть тексты, и говорить: «Тема не раскрыта, доработай», или сидеть где-нибудь
в министерстве, или хотя бы в муниципальном управлении и в «часы приема с 9 до 11
по вторникам и четвергам» одним видом показывая, какие все бездари и что за фигню принесли. Я стала готовиться к поступлению на журфак. Спонтанное решение. Вызванное в первую очередь желанием доказать, что смогу. Причем иные вузы не рассматривались. Если журфак - так СПбГУ. А не какой-нибудь гуманитарный факультет негосударственного вуза однодневки с невзрачными буквами.
У меня появилась цель. Не было опоры. Не стало отца. Его коллеги- друзья
на похоронах предлагали мне свою помощь, могли и продвинуть и походатайствовать, опубликовать. Но я решила. Делаю все сама. Хочу быть продолжателем рода. Дочерью своего отца. Я у себя одна.
Мать копила деньги, в меня не верила. Говорила, что максимум сможет оплатить первый курс, а потом я должна сама заработать. И я понимала это. Что девочке из поселка с простенькой школой, с нулевым лексиконом по английскому, кроме майнеймизолга,
с посредственными знаниями дат по истории будет почти невозможно. Но я замахнулась. Верила в себя. Думала, что моя медаль как-то поможет, курсы, которые посещала - зарекомендуют. И еще меня грела мысль, что мама будет говорить: «А Оля учится в СПбГУ, в ЛГУ им.Жданова, для тех, кто в возрасте, и переспрашивал».
Я закончила школу с серебряной медалью, без единой четверки. Конечно, притянули за уши и помогли. Нас было пять медалистов в классе. Аж в Выборг всех пригласили
на вручение. Мама уже почти год встречалась с 55-летним мужчиной. Он приходил вечерами к нам пить чай, иногда они вместе ездили на его машине. Но иронии судьбы,
он тоже старше ее, на 14 лет, как мой отец был старше своей второй жены. Но мама
за Павла замуж не вышла, хотя жила с ним около 16 лет вместе в моей квартире. И как только я поступила в универ, он переехал к ней. И теперь, если я приезжала на выходные
к ним, - спала на диване. А мою комнату сделали их спальней. Их. Теперь я уже была гостьей в еще недавно своем доме.
Мне подарил Павел ноутбук. Бэушный. Но прикольный. Я была довольна.
Но к «отчиму» относилась скорее никак: «Здрасьте и все». Не говорите со мной, не мешайте мне, а я не буду лезть в ваши отношения.
 

6
 
 
Глава 2
Шаги в самостоятельность
 
 
Мне легко давалась учеба в универе.
Я жила в пятикомнатной коммуналке на Малой Пушкарской. Достался угол в 13-метровой комнате, зассанный диван, которому как минимум 55 лет. Радовалась, что это рядом с факультетом, что до четырех станций метро рукой подать, что я, в свои 16 лет могу делать что хочу. Ну как что хочу… Мать давала мне первое время по 500 рублей на неделю. Покупала я проездной на них, оплачивала телефон, и могла побаловать себя сникерсом или булочкой. Все.
Помню, как начала искать работу. По объявлениям в газете. Тогда еще существовали платные биржи труда, обещающие гарантированное трудоустройство. Заплатила
им за «информационные услуги». Мне выдали три телефонных номера, два из которых были не активны. Обманули. Забрав 300 рублей из моих недельных 500. И тогда я пошла
в Орифлейм. И первое время работала там. Пока не устроилась курьером в турфирму
на Старой деревне за 4500 рублей в месяц. Всяко больше, чем давала мне мама, думала
я. Доход был неофициальный, понятное дело. Но меня не кинули, и суммарно получала
в разы больше: клиенты часто оставляли на чай, не просили сдачу. Первое время честно приносила все в офис, боялась, что узнают. Но вскоре уже почти расстраивалась, когда
с суммы 999 рублей, дав банкноту в 1000, ждали от меня сдачу. Я ходила
по пятизвездочным гостиницам, встречалась с обеспеченными людьми, и тоже хотела приобщиться к такой жизни: ездить по городам, останавливаться в элитных отелях, где швейцар открывает дверь, где кровати огромные, а вид из окна поражает, где одна только ванная больше моей чахлой комнаты в коммуналке. Мечтала о хорошей жизни. А я такая девочка, в протертых джинсах и рваных кроссовках ступала на мягкий ворс «Англетера», «Астории», и уверенно так проходила к стойке ресепшн, просила соединить меня с таким-то клиентом и иногда ждала его внизу в холле, сидя рядом с иностранцами, бизнесменами, а бывало, что поднималась к ним в номер. Не думала, что это безнравственно. Была рада видеть убранство не по фото, а изнутри. Мне всего 17 лет. И я хотела роскошной жизни. Пусть даже кратковременно. Но помню пару случаев, в трешках «Охтинская», «Октябрьская (старый корпус)», когда охранник меня не пускал, видя во мне, вероятно,
не слишком презентабельную девицу. И было мерзко, что приходилось объясняться, звонить клиенту на мобильный, чтобы тот вышел в вестибюль, вместо того, чтобы я смогла подняться в номер. С тех пор, не люблю совковые серые махины с архаичными коридорами и столиками с водой в графинах. Тянулась к современным отелям или качественно отремонтированным старым, с именем. Мне не нравится стиль в номере «как в музее»: позолота, лепнина, холсты и масло, тяжелые занавески, гобелены, и дубовая мебель. Я за простор. И хотела жить впоследствии в такого класса номерах, ходить в рестораны/кафе, выбирая то, что нравится, а не то, что самое дешевое, сравнивая стоимость/вес в граммах на выходе.
Мой обед был в студенческой столовой: суп, и гарнир. Без мяса, потому что оно очень дорогое. Иногда салат– селедка под шубой, любила его. Редко баловала себя рыбой. Стоила она дешевле мяса, потому что состояла в основном из лука и моркови. И тогда я брала всегда хлеб - горбушкой. Потому что мне казалось, что так сытнее, если по той
же стоимости продают кусок мякиша и горбушку, от которой все отказывались. Покупала сырки плавленые, и сникерс. Вот мое регулярное питание. Дома почти не готовила, места
в холодильнике мне выделяли мало. Иногда тушила рис с овощами, но не успевая приезжать с работы домой в обед, не могла быстро его съесть, и мне делали замечание, что кастрюля занимает много места и всем мешает. Контейнеров в те времена еще не было. Вечерами, приходя в 22.30 с учебы, не ела. Поздно уже было шуметь. Микроволновок нет.
А подогревать на водяной бане или сковородке тоже не удавалось. В 23.00 коммуналка должна была погрузиться в сон.
По средам я не училась. И обычно торчала в библиотеке, до 8 вечера, пока
та не закрывалась, много читала античной литературы. Потом приходилось делать конспекты при шуме в коммуналке. У 80-летней бабки, у которой я жила, вечно орал телевизор, так, что было слышно всем. Она под него засыпала, а когда на всю квартиру раздавался ее храп, кто-то пытался из соседей выключить звук и прикрыть дверь, но спала та чутко, и при любой попытке отобрать пульт, просыпалась. От любого скрипа половицы, шороха. Поэтому телевизор выключался только в момент, когда я готова была засыпать, чтобы больше не вставать, не ворочаться на скрипучем диване с торчащими пружинами.
И не дай бог ночью захотеть в туалет. Бабка проснется и будет еще несколько дней охать, как ее разбудили, как было не уснуть, и как она плохо себя чувствует.
Я старалась туда приезжать только поспать. Рано утром уходить.  Выходные проводить у мамы. И жаловалась ей на то, как сложно в коммуналке среди старух.
Но лукавлю, конечно. Именно сейчас, спустя 30 лет, я ценю то время, как год вседозволенности. Да, были четкие правила. После 23 часов- тишина. Никого не приводить. Совсем. Убираться постоянно. Платить за свет. Но днем чувствовала себя летящей, самостоятельной, независимой и свободной.
Работу я ценила, у меня было много не занятых часов, и я могла бродить по городу, сидеть в библиотеке, ездить домой на обед. Но не было близких друзей.
В коммуналке жили без интернета, ясное дело, бабкам не нужен был, лишь один телефон в коридоре, на 5 комнат. И никто не занимался прокладыванием сети, зачем, если все пожилые. Для поиска информации по учебе я использовала факультетскую библиотеку, где нужно было заранее записываться на часовой сеанс, а в случае опоздания, компьютер отдавали другим желающим.  Порой мне не хватало того человека, с которым можно обсудить что-то вне учебы. Я посещала пары, творчески реализовывалась, сдавала еженедельные задания по практике, но не хватало живого общения. Ощущения нужности. Знания, что меня готовы слушать, что интересна, могу рассказать, поделиться.
Я продолжала на 1 курсе изредка видеться со своей школьной подружкой Наташкой, но встречались мы только в поселке, приехав, каждая к своим родителям. И уже, мы, типа, взрослые, о встрече нужно договариваться заранее, предупреждать о приходе звонком
на мобильник, а не как девочками-школьницами бегали и стучали в дверь: «Здрасьте,
а Наташа пойдет гулять?». В их дом поставили домофон, и уже было неловко набирать клавиши бездушного прибора, оставаясь на улице. Мы сократили общение и стали звать друг друга только на дни рождения.
На моем курсе было 80 человек, 4 группы, и все девочки, кроме 3 мальчишек,
не годных к армии по состоянию здоровья. Делили нас по 20, по алфавиту. В моей группе оказались Ирка Замарова и Марина из Анапы. Однажды она подсела ко мне, и первым
ее вопросом был:
- А знаешь какая у меня фамилия?
- Эээ нет…- недоуменно ответила я.
- Коротенькая.
- Ли? Пак? - прокручивала все корейские краткие фамилии, хотя она девочка славянской внешности.
-Коротенькая!
-Ааа! Ясно.
И я замолчала от того, что сморозила глупость, угадывая. Позже поразилась, как та красиво пишет. Крупным каллиграфическим почерком.
Мы сдружились. Оказывается, Марина полжизни занималась бальными танцами,
и имела какие-то разряды, издавала книгу стихов, которую давала мне читать, а еще была помешана на медицине, как дочь врачей, давала всем советы, и следила за здоровьем.
В последствии, она стала мне верным товарищем. Я к ней тянулась, вдохновлялась энциклопедическим знаниям, Марина изучала с нуля латынь, норвежский язык, японский
и еще целую дюжину европейских диалектов.
Ирка тоже пыталась завладеть вниманием девочки-умнички с длинной косой до попы. И мы иногда втроем шли после занятий до метро. Ира была дочерью военного, на год нас старше, говорила о парнях, и первыми вопросами ко мне были: «А ты встречаешься с кем-то? Как его зовут? Где познакомились?». Мне было не по себе. Неловко признаться, что
в 16, почти в 17 лет никогда не встречалась с парнем. Не помню, что именно ответила тогда. Может, и соврала, может, замяла разговор. Но тема это постоянно сквозила. Марина сразу сказала, что никого у нее нет, ей некогда.
Мне на Петроградку удобно было ездить на 128 или 1 автобусе, прямо от факультета. А метро - совсем не удобный вариант. Но хотелось получить порцию этого общения. Слышать истории. Хотя бы о том, что мне не особо интересно (вышедшие фильмы
в кинотеатре, просмотренные сериалы, новые книги Акунина, Пелевина, Лимонова).
Я мечтала обрести друзей. И поэтому иногда ездила с ними, за компнаию. Или провожала до метро и садилась на свой автобус, понимая, что приеду позже 23 часов и бабка снова начнет гундеть. Девочкам говорила, что снимаю комнату у знакомых. Я единственная
из них работала. Но слушать про мои гостиницы и курьерские дела им было не интересно. Молча впитывала каждое слово Марины, поражаясь, как та в свои 17 лет так много успела сделать. Она была моим идеалом, недоступной вершиной в интеллектуальном плане.
Ирка вела ночной образ жизни (не тусила по клубам, а смотрела киношки дома
с компа), спала до 14 часов, обедала-завтракала и ехала на учебу. Я поражалась такому графику, и ее родителям, которые считали, что должны кормить ребенка не до 18 лет, а пока дитя не встанет полноценно на ноги, пока не выучится, не найдет работу. Ира была совсем мне не интересна на 1 курсе. «Мешала» моей дружбе с Мариной. Но та радовалась нам обеим, и так мы стали ходить троицей. Три отличницы (Анапа, Ленинградская область
и СПб), с абсолютно разной подготовкой и уровнем знаний, но мы были дружны аж на 5 лет.
Еще на занятиях на общих лекциях для всего курса садилась Алина, Алиса. Алина. Алиса. Одна из близняшек. Я их путала. Не различала, боялась ошибиться в имени. Хотя со временем поражалась, как это возможно было, они совсем разные и по характеру, внешности, голосу, а отличать начала их по почерку.  Это было легкое общение перед парой, какие-то записочки во время лекции, если было скучно. Не более.
Я хотела быть с Мариной чаще. Ходить на выставки, встречаться в выходные, посещать театр. Но нет. Она жила с папой и проводила все время или с ним, или в погоне за новыми знаниями. Я мечтала, чтобы она выбрала меня. Но она всегда отказывала. А Ирка наоборот, узнав мой номер городского 233-00-10 (почему его помню до сих пор?), звонила мне ночами, чем вызывала чудовищную злость моих коммунальных соседей. Итак, чрезмерно общительная Ира ждала от меня возможности ее послушать. Она пересказывала все сериалы (тогда шли «Солдаты» или «Кадеты», голливудские фильмы), и, конечно же она делилась со мной своими поисками НАСТОЯЩЕГО мужчины. Как дочь военного
и учительницы изо, поженившихся еще студентами в 18-19 лет, она тоже грезила одним
и на всю жизнь. Но искать его начала с 14, ходя на дискотеки будущих военных. А тут
ей уже 18 лет, она искренне переживала, что достойного пока не нашла. Каждого курсанта в увольнительной приводила домой. И грезила, что именно он, тот самый. Я была перенасыщена этими историями, уже перестала запоминать их имена, учебные заведения. И начинала комплексовать. Мне почти 17 лет, и похвастать нечем. На меня никто
не обращал внимание за полгода, что я живу самостоятельно в городе.
Надо познакомиться, решила я. Но где? В метро ко мне не подходят, желая знать имя и телефон. В клуб ходить боюсь, еще маленькая. Интернета у меня нет, чтобы посещать сайты знакомств. Да и времени нет особо с кем-то встречаться. Но мне любопытно было
бы общение по смс, в течение дня, урывками.
И я узнала про службу 8888. Надо было отправить на этот номер свое имя и возраст,
и кажется, примерный возраст мальчиков. В ответ приходило три ника без телефонов.
И чтобы написать одному из них, нужно было снова оплатить смс на 8888. Попадались какие-то люди. Ничего не значащее общение. 95 % из них были курсантами и солдатами, скучающими по женскому вниманию. Часто просили выслать свой номер, или отправляли сами латиницей, коряво, чтобы система 8888 не восприняла его как 10 цифр мобильного.
А мне было страшно предоставлять сотовый, мало ли кто там за этим ником прячется.
Но приходилось, т.к. вечер сидения в 8888 обходился мне в 50-100 рублей, которых
в прошлые недели хватало на месяц пользования мобильным. С кем-то, я даже увлеченно общалась, переписывалась запоем, особенно если у него был оператор  Теле2, звонки и смс абонентам которого, были бесплатны.
С одним мальчиком встретилась. Это было почти накануне моего 17-летия. Была
в дубленке, активно надушенная сладкой туалетной водой, в простом бадлоне и джинсах. Мы гуляли по Большой Пушкарской. Холодно. Он активно звал пойти чай попить где-нибудь. А у меня денег нет, по кафешкам Петроградки я не ходила прежде, знала только Чайную ложку, Макдак, но и их не могла себе позволить, тем более мы планировали гулять, а не сидеть в кафе. Речи не могло идти о том, чтобы принять чай от него. И вот мы просто бродили. Он был значительно старше, как мне казалось. Может, курс 3-4. Отвел меня в кафе «Викинги». Я отказывалась пить с ним, храбрилась, врала, что не замерзла. Именно из этого кафе принесла свой первый сахарный пакетик, положивший начало моей коллекции.
Разовые встречи с другими. Мне вежливо отказывали, говоря, что я немного
не в их вкусе. Или просто сливались. Расстраивалась. И закрывалась все больше.
Но Ирке рассказывала про то, какой мой мальчик чудесный и заботливый, как сладко мне пишет «С добрым утром!». И стала создавать некий образ - компиляцию некоторых встреч, разных людей, фантазировать, преувеличивать, быть интересной подружке. Или тешить свое самолюбие. Что некий воображаемый Антон зовет меня туда и туда. Он старше и уже работает. На секс не намекает. Трепетно и бережливо относится к тому, что
я не готова.
И каково было мое удивление, когда, идя на очередную встречу, назначенную мной
в переходе у метро Петроградская, чтобы на минуту показаться человеку, и свалить,
и не тратить час на болтовню, если все равно не понравлюсь, я встречаю реального Антона с потрясающей улыбкой. Был старше меня года на 3 или 4, учился, и уже работал. Все как я загадывала. И час общения прошел незаметно. Мы созванивались, он не любил писать смс. Но я была в восторге, что теперь могу предъявить реального парня, так похожего под мое описание. Он был часто занят, и мы виделись изредка. Никаких даже намеков
на близость за пределами понятия «дружба» первые полгода.
Но однажды я приезжаю вечером в коммунальную комнату с каких-то праздников
из маминого дома, а мой диван занят! Бабка оставила на ночь какого-то своего приятеля
из Вологды, решив, что, я вернусь только на следующий день. Возвращаться к маме было уже поздно. Я полная негодования, плача и проклиная внутренне всех кругом, но при соседях держала самообладание, заявила, что, конечно, мне есть куда идти. Хотя даже
не знала, кому позвонить и куда податься. И так я оказалась впервые на Дыбенко
в трехкомнатной квартире Антона. Он жил с мамой вдвоем. Меня разместили отдельно
от всех. И все прошло благополучно. Никаких приставаний и даже намеков. Потом
я приезжала почти каждую неделю к ним в гости. Его мама, вежливо со мной здороваясь, всегда уходила в магазин и через час приходила с горой йогуртов. Не знаю, зачем она столько покупала. Портились и я забирала их с собой, видя, что Антон готов выкинуть.
Мне было 17 лет. Мальчик хороший. Считал меня своей девушкой. «Свекровь» изумительная и деликатная, дарила мне на праздники конфетки и посуду.  А я все поражалась, что она уходит, мы же ничего не делаем. Где-то через полгода Антон предпринял попытку меня поцеловать. Отросшая несколько дневная борода. Я сказала, что он колючий. Хотя для себя понимала, что за такого порядочного- хоть замуж. Но мне было скучно. Он разбирался в технике и компьютерах, скачивал фильмы, и мы смотрели что-то с монитора, покупал шоколадки, поил вкусным чаем, иногда встречал из поселка, когда я ездила к матери. И мы бродили по открывшейся Икее, поедая дешевые хот-доги
и рожки с мороженым. Но мне не хватало чего-то. Любви, может? Я обозначила, что до 18 лет - ни-ни. Ждать еще полгода почти. Знала, что он преданно и деликатно ожидает моего согласия разделить с ним постель, и понимала, что в любой момент могу переехать к нему, свалить из ненавистной коммуналки от сварливой храпящей бабки. Но не готова была жить с Антоном, вступать с ним в интимные отношения. Встречаться, пить чай, смотреть кино, гулять - да. А целоваться - нет. Относилась к нему, как к другу. Однажды его маму положили в больницу, я приехала его поддержать, на выходные. Послала его в магазин
за мясом и сварила щи. Первые в своей жизни самодельные щи на мясном бульоне. К Антону пришел друг. И мы втроем сидели, болтали. И все было так гармонично. Я ушла мыться в роскошную ванную со свежим ремонтом. Встала под душ, внутренне готовая остаться в этой квартире на ночь. Подарить ему право быть первым. Продумывала технический вопрос: «Даже если будет пятно крови, мы успеем застирать в машинке, и пока мама в больнице, все высохнет, никого не побеспокоим». Но вся моя уверенность растаяла. Я вышла в коридор и поняла, что не хочу. Не готова. Боялась. Он не настаивал, не зная, что мысленно я почти согласилась. Отстранилась. И уехала. Антон так и не понял, чего такого натворил, что сказал не то. Ушла. Мы дружили с ним еще несколько лет, продолжали общаться с перерывами еще почти 20. Он успел неудачно жениться, родить двух детей, развестись, судиться с бывшей супругой из-за квартиры. А тогда, в мои 17-18 лет Антон был моим первым мальчиком-другом. Тем, кто придет на помощь и спасет в любое время. Несостоявшимся.
Первый курс я закончила легко, искренне переживала за «хорошо» в зачетке
по русскому на экзамене, и за тройку по истории. Маме говорила, что это ошибка,
исправлю, мол. Но ей дела не было. Я уже не в школе, и не должна отчитываться. На первую производственную практику меня направили в газету для инвалидов «Контакт», главный редактор которой решил за мной приударить. А я не понимала, что значит «Пойдем вместе на выставку, хорошо проведем время». Мне от него нужны били только строчки и отчет- характеристика о месяце моей работы в редакции. Я была еще маленькой. Глупенькой.
И не осознавала где флирт, а где-опасно. Еще мой босс из турфирмы на крайслере частенько вечерами приезжал ко мне к дому, или назначал встречи вечерами в кафе, чтобы забрать документы или передать деньги. Я тоже не могла уловить, как надо к этому относиться.
Второй курс проходил легко. Свое восемнадцатилетние я провела в кафе «Лаймочка» на Петроградке, позвала Наташу, Марину, Иру. Купила себе красивую кофточку. Встретилась с Антоном, получила от него открытку и первое колечко. Зашли вместе
в Ювелирторг на углу Большого и улицы Ленина. Сама выбирала. Серебряное
с фианитами. Самое дешевое. Не потому что нравится, а чтобы не вызвать неловкость.
Новый год провела у мамы, сессию закрыла тоже без проблем.

6
 
Глава 3
Владимир
 
 
Я продолжала иногда заходить на 8888. И стал мне писать некий Владимир из Москвы. Студент-юрист, влюбленный в Питер. Называл меня «Невожительницей» и «Олененком». Года 2-3 надеялся на то, что мы сможем быть вместе. Приезжал сам, ездила и я к нему. Первый раз одна в Москву на поезде. Плацкарт. Еще тогда «отчитывалась» маме, говоря, что едем всем «факультетом» на свадьбу одногруппницы Кати, что нас будет много. Конечно, не могла сказать, что еду в Москву впервые к парню, которого не знаю, видела один раз до этого. Он сразу привез меня домой, познакомил с родителями, которые
в момент нашего появления, в 8 утра, еще спали. А мы с Вовой гуляли по Москве. Врала, что уже была в столице, и все достопримечательности триста раз видела. Всегда много обманывала. Говорила о том, что есть Антон, мой почти муж, и что тот, якобы знает где
я и с кем, так что даже не думай о сближении, занята, мол… Идиотка. По итогу. Первый мой визит в Москву провела в районе Хорошево-Мневники. И никакой Красной площади. К вечеру он познакомил меня с друзьями (мы встретились где-то в метро), покатались
на монорейсе, меня проводили на поезд обратно. Вова не знал сколько мне лет, вообще никакой информации, кроме того, что меня зовут Ольга и я студентка. Скрывала все, всего опасалась, остерегалась, создавала неправдоподобные истории, чтобы не приближать к себе никого. И когда проводник взяла мой паспорт и вслух произнесла фамилию и инициалы,
готова была бежать прочь. Как так. Меня спалили. Теперь Вова узнал что-то из того, что скрывала. Не смогла настолько все контролировать.
Володя был галантным. Я отправляла ему свои рассказы. Он считал, что пишу про него, любовь к нему. А я лишь рассуждала про боль и расставания. Воображаемые. Читала Илью Стогова и немного переделывала его работы, выдавая за свои, Вова был в восторге. Он мечтал закончить 5 курс и переехать ко мне, что-то снимать, пока я доучиваюсь
в универе. Слишком увлекся мной. Стал писать песни, дарить диски. Но мне не нравилась бардовская музыка. Я вежливо благодарила, но так и не дослушала. Мы общались больше письмами по почте России. Смс было мало. Я обозначила его как «друг из Москвы».
Не предполагая, как уже вселила в него надежду, и он мысленно заменил мою фамилию
на свою. И вот мне 17,5. Закончила 1 курс. Летом Вова приехал снова в Питер снова,
ко мне. Остановился в отеле на Чернышевской. Я избегала контакта. Не хотела даже подниматься к нему в номер, даже в туалет. Не хотела допускать уединения, держала дистанцию и была напряжена. Мы гуляли в Петергофе. Он читал стихи. Но не слушала. Мне не нравился его запах. Бесило, что хочет стоять рядом, обнимать, фоткать меня, а мне противно. И, вроде, физиология, жара, лето, он после дороги. Пахнет потом. Но нет. Один запах, и: «Прости, мне надо домой». Я отдалилась. Хотя мы продолжали общаться по смс еще долго. Он все еще ждал. Говорил, что устроился на работу, будет копить нам на будущее, на съемное жилье, просил приехать погостить…
В следующий раз Владимир неожиданно появился на Рождество, спустя полгода после прошлой встречи. Делать предложение. А я в ту ночь была в гостях у Ирки Замаровой, отмечали с ее родителями, поздно легли. Мне постелили в отдельной комнате. Прочитала утром его смс, что он уже в Питере и хочет встретиться, и не знала, как быть: вроде в гостях, и все еще спят, не могу же я спонтанно уйти? И не планировала проводить с ним вечер, надо было готовиться к экзамену по английскому. Но мы встретились на площади Ленина. Он подарил какую-то рамочку для фото и кулончик в виде сердечка.
А летом, в свои 18 с половиной лет поехала в Москву второй раз. Уже к нему. Уже домой. Антон снабдил меня музыкой «Ночных снайперов», я купила место в сидячем дневном поезде. Хотела увидеть настоящую столицу, погулять по центру. Волновалась. Знала, что мы будем в его трехкомнатной квартире вдвоем. Взяла ночнушку. Был уже накрыт стол, в зале с покупным оливье, белым вином и виноградом. Ела только ягодки. Брезговала салатом. Боялась опьянеть. Он хотел меня обнять. Я снова была напряжена.
Не готова. Попросила постелить мне на диване. Пошла в душ, и все переживала, что
он подглядывает в верхнее окошко, соединяющее ванную с кухней. Не хотела обидеть, попросив уйти на балкон, не могла допустить, чтобы он видел меня даже в сорочке. Убежала в комнату и закрылась. Я остерегалась близости, как могла. Не хотела даже допускать не то что секса, а любой тактильности, была не готова даже к поцелуям. Интересно, почему я настолько закрыта, и так старательно избегала отношений?
Он постучал. Я пробубнила: «Спокойной ночи, я устала», и еще несколько часов лежала, и рассуждала, почему такая зараза, зачем обижаю хороших парней, готовых ждать меня годами, тактичных, деликатных. Салат так и остался вонять на столе в зале. И это запах меня очень бесил. Но вставать и уносить миску на кухню не решалась. Слышала, как он ходил по коридору, в своей комнате, курил на балконе. Понимала, что
мы не объяснились, что проще было сказать правду, что я его не хочу, и ничего с ним
не планирую. Но этот мой дефицит тепла. Меня лишь грело, что я нужна. Хотя бы кому-то, пусть в далекой Москве, но меня ждут, пусть на Дыбенко в Питере. Но у меня есть опора. Я их не люблю. Но им верю. Они не предают, и ни разу не обидели меня ни словом,
ни действием. Влечения нет, доверие еще не наработано, но благодарность у меня к ним была.

6
 
Глава 4
Серж Мартин
 
 
Мне 18 с половиной лет. Лето. Продолжаю дружить с Антоном. Переписываться
с Вовой. Но позволяю общаться себе с другими. Пошла на курсы вождения. Именно так придумала, как себя занять в освободившееся время, когда в июле - августе закончила учебу. Впереди предстояла вторая производственная практика в газете «Профессия», меня особо не грузили, вечера были свободными. Продолжала работать курьером, и бывало, могла задержаться, посидеть в интернете на чужом рабочем компьютере. Не было еще социальных сетей. И я еще не настолько обнаглела, чтобы сидеть на сайтах знакомств. Так, что-то печатала для себя. Как-то ночью на проверенных 8888 познакомилась с мальчиком, с ником Мартин, 19 лет. Он утверждал, что учится на журфаке, так же как я, только на курс ниже. Я не поленилась, залезла на работе на сайт СПбГУ, в списки учащихся, и никаких Мартинов не нашла. Но стало любопытно, он соврал в имени, или в месте учебы. Когда
на второй день переписок у нас закончились деньги, он позвонил мне с городского. Номер определился. И я тут же проверила его через диск, которым меня снабдил Антон,
с номерами и адресами, фамилиями владельцев. Так я вышла на его бабушку, и выяснила, что зовут его Серж Мартин, и он действительно закончил первый курс дневного отделения. Мы иногда общались. Он много рассказывал о своих путешествиях с родителями, как раз только вернулся из Хорватии. И мне, к стыду своему, работающей в турфирме, мало что давали названия курортов, что Хорватии, что Черногории. Нигде не была, ни по России (Москва не счет), ни по миру. Хотела соврать про Иматру, мол, бывала там, выучила какой-то рекламный проспект, что это за город, какая природа и спа-комплекс. Думала выпендриться хотя бы в чем-то. Но не угадала. В Финляндию он ездил каждые выходные. Серж мне писал, не каждый день. И сам предлагал встретиться, но часто жаловался
на плохое самочувствие: «Как будто палками избили, живот болит», сам переносил встречи. Наконец, условились пересечься у метро Невский проспект. Я в зеленой трикотажной юбке, подвернутой на резинке в несколько оборотов, чтобы она была короче и показывала ноги, и в цветастой синтетической рубахе с рюшами, купленной на Троицком рынке, потому что дешевая. Он предстал во всей красе. В белом костюме (брюки-пиджак). Стильно, но одновременно непринужденно. С газетой «Деловой Петербург». Купил
в палатке бутылку воды за 60 рублей. Я считала, что это неоправданно дорого, если можно взять такую же в Дикси за 9. Был теплый вечер. Я не рискнула отпить из его бутылки, а себе купить не могла. Мы гуляли, он параллельно рассказывал о каждом здании, кем и когда оно построено, кто в нем жил, я смущалась от своего незнания истории СПб, и робко молчала. Дошли до Летнего сада, там присели на скамейку. Он, ничуть не считая вопрос нетактичным, спросил: «Откуда у тебя этот ужасный шрам на ноге?» Конечно, я покраснела и чувствовала себя уродом.
«Помню, твой ник был-Незабудка. Переписывались мы недели две, не меньше, - вспоминал он. - Ты присылала фото, но такое, на котором тебя совсем не видно было,
на фоне окна в коммуналке с отвернувшимся лицом. Встретились мы возле мостика,
я тогда со всеми там встречался. Когда я присел завязать шнурки, то обратил внимание на огромный шрам у тебя на ноге, ты была в юбке.».
Я была уверена, что это наша последняя встреча. Привыкшая к этим одноразовым встречам, когда за полчаса ясно, что не нравлюсь. Однако вечером прилетает сообщение: «Как ты, заяц?». Еще не знала, что это такая манера общения, такой стиль. Мы кое-как общались. Редко виделись. Однажды прощались в переходе Гостиного Двора,
и он попросил мою руку, я не зная как подать тыльной стороной или лицевой, протянула,
и он смотрел на мои ногти. Очень смутилась: отсутствие маникюра, где-то погрызанные ногти, и заживающие заусенцы. Не идеальна. Потом этот момент обсуждала с Антоном, искренне не понимала, зачем Сермар (так я длительное время называла Мартина) взял руку. Затем я приезжала на Московскую, к нему, в мамином платье, а-ля семидесятые, он тогда потрогал мой живот и спросил, откуда у меня такой пресс. Боже! Какой пресс! Никогда
не занималась спортом и пропускала физкультуру в школе. Это был комплимент. И снова я этого не поняла.
Пару раз Серж днем звал пообедать, если по курьерским делам я была в центре, или у меня образовывалось окошко в час. Ходили в Сбарро или в Макдак. Чаще он оплачивал, иногда еще до встречи предупреждал, что кормлю я. Обычно у меня были чаевые, полученные от наших клиентов в отелях. Встречи всегда были внезапными, мы ничего
не планировали. И соответственно, выглядела я очень просто- в протертых джинсах,
в кофте с катышками, кроссовках или сапогах, не всегда с чистой головой.
С сентября 2006 года началась учеба, практика по вождению, приходилось
ее проводить ранним утром, до работы, в 8 утра, на Приморской. Было тогда крытое кафе у Новосмоленской набережной, там всегда грелись инструкторы. Я была уверена, что пьют они не только чай. Мой наставник Александр мне очень нравился. Лет 50, разведен, но так открыт и легок в общении со мной. Помню, как проехала первый круг сама. Еще не понимая принцип переключения передач, еще на 2 скорости. Но сама… Это незабываемо. Делилась эмоциями с Антоном. Он меня подбадривал, утешал, успокаивал, придавал мне уверенности. Мне очень нравилось ходить на курсы и водить. Чувствовать скорость, управлять. Поняла, что мне не страшно, и хочу ехать свыше положенных 40 км/час.
Но накануне экзамена мы узнали, что будет не только теория и езда по городу,
но и площадка в ГИБДД, эстакада, мне она тяжело давалась, как и риверсивное движение. Я отчаялась пытаться. И потекла скупая слеза на руль, во время занятия. Инструктор протянул мне пористый шоколад, сказал, что можно купить этот экзамен и никто не узнает. Так мы и сделали. Помню октябрьскую субботу, раннее утро, я с Петроградки доехала
до Ладожской, а там уже очередь на маршрутку, которая довезет до ГИБДД. Ночью подморозило, и все переживали, что ехать будет сложнее, на нешипованных колесах. Мой инструктор сообщил, что поменял гидроусилитель. Я не понимала, что это такое, и зачем мне эта информация. Волновалась. Сначала сдавали теорию на компьютере. Вроде все билеты я знала. Но боялась ошибиться, выбрать неправильный ответ, не оправдать ожидания. В итоге все прошло благополучно. На экзамен по городу брали сразу нескольких учеников и высаживали их прямо на трассе, на улице, добираться нужно было пешком. Мне показалось, что со мной почти не возились, и проехали мы мало. И результата не сказали. Поворот налево и езда прямо. Площадку я купила. Не помню, как мне помогли.
В октябре 2006 года сдала на права, и счастливая побежала к Антону отмечать. Еще не могла представить, как очень скоро буду увлечена Мартином. Он слишком образован, начитан, умен и богат для меня. Но вместе с этим, я ощущала себя старше его, а его каким-то жалким, что ли (высокий, но хрупкий и болезненный, то понтуется деньгами, то просит в долг 50 рублей на телефон. Никогда не отдавал, но почти всегда кормил в Макдаке). Выяснилось, что он думал, что мне 19 лет, ему самому был 21. Утверждала, что мне 18,
и я на третьем курсе, он не понимал, как это возможно, раз он сам только на втором. Итак, мы поспорили на желание. Я показала ему свой паспорт. Он проиграл. И повел меня в кино. А также подарил 18 или 19 тюльпанов, уже не помню. Но много. Неожиданно. Никто
не делал ничего подобного. Вова дарил штучные розочки, Антон - по 3-5 герберы. А тут тюльпаны. Я же не просила. И следом был рассказ, написанный Сережей про эти цветы. Восприняла его, как посвящение себе. Как год назад Вова присваивал себе мои вымышленные чувства. Впервые была с горящими глазами от ухаживаний. В кино,
с мужчиной, второй раз в жизни вообще. Он пытался обнимать меня за плечо, и его рука лежала у меня на груди, как он мне позже говорил. Я не чувствовала неловкости. Уже начинала влюбляться.
Стала ждать его предложений встреч. Уже радовалась любой возможности пообедать. Пошла в открывшейся Oggi,стала покупать одежду чуть дороже, чем с рынка, одеваться приличнее. И однажды ноябрьским вечером он повел меня в ресторан вьетнамской кухни Меконг на Малой Садовой. Планировала успеть на учебу, или прогулять хотя бы первую пару. Сермар заказал бутылку шампанского, и мы на двоих ее выпили. Поехала на занятия «веселая». Но была счастлива. Поняла, что настало время Любить. Летала от восторга.
И мне льстило, что такой мальчик увлекся мной, такой простой и обычной.
Предстоял мой 19 день рождения. Сняла квартиру на Караванной улице, через свою турфирму, со скидкой. Купила новый наряд. Пригласила на празднование близняшек Алису и Алину, Антона, еще одноклассницу Наташку и скорее всего Маринку, но две последние не пришли. Это было не страшно. Я ждала Сермара. Но позвала его намеренно на время попозже. Алиса еще долго удивлялась, как я могу за одним столом собирать всех своих мужчин. Серж пришел, подарил чайный набор в японском стиле из «Красного куба», которым я ни разу так и не воспользовалась. Мне хотелось, что ли более личного подарка. Но не суть. Шампанское закончилось. Мы впятером пошли гулять. Антон уехал, как
мы и договаривались. Когда-то он ждал моего совершеннолетия, чтобы стать первым,
но спустя ровно год, уступил это право другому молодому человеку. Девочки скоро разошлись. И осталась я с массивными пакетами с подарками, остатками еды и посудой (просила Антона привезти фужеры и тарелки, не зная, есть ли все это на съемной квартире). А завтра на работу. Не было какого-то влечения к Сержу. Не было страсти. Голова была забита больше бытовыми вопросами, во сколько надо встать, как все отвезти домой.
Не помню нежности или какого-то трепетного соблазнения меня. Была отстраненной.
И не говорила, что для меня близость - впервые. Он предложил вместе помыться в душе. Мне - стеснительно. Отказала. Боялась уснуть первой. Тревожилась проспать.
Не чувствовала торжествования. Не было слияния душ, тел, близости в эмоциональном плане. Случилась в ином, другом, пограничном. Тогда я ничего не поняла, не осознала
и скорее - недоумевала. Вся моя влюбленность ушла. Как мне потом рассказывали близняшки, им Серж не понравился, он был слишком напыщен и самодоволен, пытался говорить заученными фразами. И я, находясь с ним вдвоем, считала, что это сказано лишь мне, а оказывается, эти темы и фразы - годами отточенные, для того, чтобы производить впечатление на девочек.
«Мы много выпили, особенно я, но не так, чтобы было совсем плохо. Остались вдвоем. Я первый принял душ, ты отказалась мыться вместе. В комнате было темно, но за окном горел яркий фонарь, поэтому был, скорее, полумрак. Ты вышла в полотенце. Таком коротеньком, держала его рукой, возле груди, оно едва прикрывало все... Я лежал под одеялом. Ты села сверху. И начала что-то говорить про отношения. Мы тогда еще
не встречались, но ты обещала подумать. А потом я начал тебя целовать», - вспоминал он.
Итак, я дотянула с этим вопросом до девятнадцатилетия. Маме сказала, что со мной ночевал Сережа. Без подробностей. Наверное, раньше о нем что-то рассказывала ей.
На следующее утро, он с трудом встал. Не привыкший, в принципе, рано вставать, после алкоголя, он слишком был вял и медлителен, а я злилась и торопилась. Помог мне довезти пакеты до дома, и мы разошлись.
Наивно полагала, что вот теперь, мы встречаемся, мы в отношениях, пара.  Уже появилось местоимение «мы» в моей голове. Как много «мы». Но сама инициативы
не проявляла, позвать к себе не могла.
«Я переписывался с Женей, с ней встречался до твоего дня рождения, и еще толком не расстались. Но поссорились. Она тогда пыталась помириться, и звала к себе.
Но я остался с тобой». – говорил он после.
Это, наверное, должно было мне было приятно, мол, выбрал меня, несмотря
на отношения с другой. Но тогда я была влюблена, слишком идеализировала
и романтизировала своего горе молодого человека. Он видел в этом «перепих по пьяни».
Понимала, что Сермар встречается с кем-то еще, вечерами, пока я на учебе, общается, переписывается. Бывшие, текущие, новенькие, перспективные, длительные или на один раз. Их много. Любое телосложение, цвет и длина волос, национальность. Выбирал новых жертв, ведя список. А мне казалось, что я избранная, лучше всех прочих. Он только поймет, какая я классная, и никто иной ему не будет нужен. Наивная и глупая! 
Мы увиделись еще однажды, пили зеленый чай, и Сермар подарил мне блокнот
с написанным при мне пожеланием.
«Как тихо тает снег за тонкими картонными стенами тесной холодной квартиры… Просто быть рядом с тобой, и вовсе неважно где. Просто знать, что ты есть. «Ты мне нужна!» - выйти на улицу, встать в самом центре Дворцовой площади и громко кричать. Подняв руки вверх… Я нарисую слабыми пальцами на запотевшем оконном стекле твой портрет. Найду твой голос в одной из бесчисленных книжек на полке. Встану, оденусь,
спущусь на улицу, вниз. Растворюсь в тусклом свете безрадостной ночи. И появлюсь где-нибудь в вестибюле одной из станций метро. А по ночам буду сидеть и слушать, как тихо за картонными стенами тесной холодной квартиры тает мой снег…»
Читала этот текст и не понимала. Но мне казалось, что именно так он говорит мне
о своих чувствах. Я ему нужна, он хочет быть рядом. Только эти слова улавливала.
И только их притягивала к себе, веря, что именно мне они адресованы.
Потом новый год. Каждый со своими семьями (я-то была у мамы), без связи.
Мы не общались неделю. Прошел почти месяц после моего дня рождения. Не на людях, вне общественных мест мы нигде не встречались. Не было нежности, поглаживаний, поцелуйчиков. В свой адрес я слышала только «Заяц». Вскоре мы смогли пойти снова
в кино. Фильм «Отпуск по обмену». Мне казался очень долгим. Последний ряд. Холодно. Физически и морально. Мы не обнимались. Он сначала украдкой отвечал на телефон,
а потом открыто переписывался, называя кого-то «Милая». Я злилась, ревновала. Поняла, что на этом все. Нас ничего не объединяет. Не связывает. Мы встречаемся чуть меньше месяца, и ничего не изменилось, с момента нашей ночи. Мы просто общаемся. Каждый
за себя.
«Ругались мы много. Вернее, даже не ругались, а ты обижалась и закрывалась. Плакала. Я помню цвет глаз твоих, когда ты плачешь. Допытывался, что случилось, что-то не то, но ты отвечала, что все хорошо, улыбаясь, а из глаз у тебя лились слезы.
Я столько боли тебе принес... Мне так жаль». –делился Серж со мной позже. Никакой близости, открытости, разговоров на перспективу, о важном, нет доверия, обсуждения.
Когда мы сдали сессию, моя мама пригласила нас к себе в пансионат, договорившись с администратором. Нам предложили «улучшенный номер». По совдеповским меркам это две узкие кровати по стенкам, с тумбочками и половичком на середине пола, санузел
с плиткой 80-х годов. А «улучшенный», потому что с телевизором. Стареньким, маленьким. Тогда ни о какой висящей плазме не было и речи. Это была наша первая поездка. Первая суббота февраля. Я поехала, честно говоря, на встречу выпускников,
и не сильно была впечатлена тем, что Серж рядом. Он купил пиво (хотя не помню, чтобы его любил), и когда они впервые увиделись с моей мамой, стеклянные бутылки позвякивали в сумке. Мы гуляли в лесу, ходили в солярий, а вечером в субботу я уехала в школу,
он остался в номере смотреть футбол. Мне одно лишь было приятно, что я смело могу сказать, что впервые в околородные места приехала с молодым человеком. Хотела, чтобы он меня встретил, чтобы его увидели, чтобы обратили внимание, какой он высокий, статный, красивый. И мой.
Но с тех пор, продолжала тешить себя иллюзией, что для окружающих мы пара. Моей маме он нравился тем, что из полной приличной семьи, папа бизнесмен, есть три квартиры в Пушкине, мальчик хороший, не курит, учится, пишет рассказы.
Мы приезжали с ним на «смотрины» ко мне домой. Собралась вся семья. Мама выпендрилась, надела черное платье на выход, хотя должна была нас встречать
по-домашнему. Мартин искренне восхищался обычной едой, типа гренок или самодельной квашеной капусте. Маме было приятно. Он производил впечатление. Его не стыдно предъявить родственникам, всегда считающим, что я просто умная, но страшная, и для них было вообще удивлением, что я кого-то отхапала, тем более приличного, а не подзаборного. А красивая у нас другая, младшая сестрица, моя двоюродная. И она пришла. Совсем
не привлекательная в тот период, в свои 16, была активным фриком, помешанным на готической музыке, вся в черном, с густо подведенными глазами. И я сказала тогда своей семье, что они все ошибались, я отхватила свой кусок счастья, и учусь в лучшем вузе, и работаю, и живу отдельно и парень у меня образованный, воспитанный и красивый. Сестрица плакала, и тушь текла черными струйками. А я довольная уехала с Сержем.
«Помню мы гуляли по поселку, ты рассказывала что-то про воинскую часть.
А я думал о том, что очень тебя хочу. Но эту потребность было не удовлетворить». – вспоминал он этот вечер.
На восьмое марта Сермар захотел со мной встретиться. На Петроградке, днем, говорил, что ненадолго, так как еще надо маму и бабушку поздравить. Подарил керамического зайца или кота (их было несколько за все наше знакомство). Как выяснилось, я была одной из (до меня он подарил нескольким девочкам такие же, и после меня были еще встречи). Серж не скрывал этого. Как позже признавался, только со мной путешествует, знакомит с семьей и друзьями, а с другими - просто общается. Ну да. Я не то, что ревновала. Осознавала, что это все фарс. Иллюзия. Не про чувства. Но это мое желание быть лучшей, из всего этого стада. Не устраивать истерик. Быть примерной и удобной. Чтобы
он «прозрел», на других больше не смотрел. Зачем ему кто-то еще, если есть я? А если
он чего-то от них хочет, значит, я делаю что-то не до конца правильно. Секса у нас нет, встречаться нам негде, вечерами я на учебе, днем работаю. Понятно, почему ему одиноко
и скучно. Так я думала тогда. Оправдывая его поведение и придумывая объяснения. Девочке с низкой самооценкой приходилось мириться с неуважительным к себе отношением, и было даже приятно, что иногда крупицы индивидуального внимания он все же уделяет.
«Я очень плохо помню подарки, которые тебе делал, какие цветы были. Думаю, нечасто, но какие-то дарил. Не знаю, как перед тобой извинялся, когда был виноват, и как мы потом мирились», - пытался вспомнить он.
Мне хотелось быть особенной. Но не могла собой занять все его время. Днем, когда он прогуливал пары – я работала. Вечером - училась. В субботу, если не ехала к маме –
у него футбол на весь день. Мартин ведет ночной образ жизни, а в воскресенье отсыпается до 14 часов, тогда, как я встаю в 7, а в 22-23 часа уже засыпаю. Наверное, мы виделись
у него дома несколько раз, не помню точно в какой период. Но всегда встречи сопровождались футболом, алкоголем и жирной едой ночью. И первое, и второе и третье мне было совсем не интересно. Как и десерт, в виде некой попытки секса. И, наверное, мне было интересно увлечь собой, быть особенной, например, в разгар матча Чемпионата Европы евро-2008, отвлекать его, пытаться обратить на себя внимание. Ведь я приехала
не футбол смотреть. А быть любимой и желанной. Но меня не любили, лишь изредка желали.
Еще мы ходили на спектакли. На «Яблочного вора» в театр им. Акимова, потому что он его триста раз видел и всех водил, на оперетту «Хитрая вдова», случайно попали
на «Нору» в Александринку, и как помнит Серж, в Мариинку, на «Золото Рейна», после чего я снова позвала его в ту квартиру, где мы были в первый раз. Забрала у выехавших пораньше гостей, ключи, чтобы вернуть их хозяину, и решила позвать Сергея, все время переживая, вдруг придет уборщица, вдруг собственник узнает, вдруг босс мой догадается…
Сейчас спросила у него, помнит ли он наши особенные встречи в тот период,
он ответил: «Ночевали в тот день, когда играла «Рома» в Лиге Чемпионов и там арбитру ударили по голове монеткой и матч отменили», или: «Тогда шел матч «Динамо-Крылья Советов», сыграли 3:3, тогда еще забил Коллер».
Зачем я продолжала эти отношения? Слушая про других девочек - студенток из Китая, Нигерии, Венесуэлы, про футбол всех стран, про игроков и штрафные, про букмекерские конторы и коэффициенты ставок. Меня грело ощущение, что у меня кто-то есть. Что
я – не одна.
«Ты была чем-то более-менее стабильным. Думаю, что если бы у нас была какая-то компания, или общие друзья, то по-другому бы все сложилось. А так нас кроме нас ничего не связывало», – говорил мне Мартин.
Помню свое желание пойти на «Алые паруса». Тогда еще пускали всех. И за год
до этого, я ходила, и мне понравилось. И тут просила Сержа направиться со мной. Долго так, почти обижалась, убеждала, настаивала, требовала, плакала, ждала до последнего.
Но он четко сказал, что это праздник для школьников, ему такие массовые мероприятия
не нравятся, делать там нечего, салют можно по телевизору посмотреть. Он приехал днем ко мне в коммуналку, привез коробку абрикосов, чтобы я не переживала сильно, и заела свое горе. А я надеялась, что Мартин все-таки передумает, не будет таким категоричным. А потом смирилась, и уже так уверенно говорила маме, о том, что мы не поедем: «Там нечего делать, толпы пьяных школьников, это опасно». Но в тот вечер плакала. Смотрела прямую трансляцию по 5 каналу, видела салют из окон. Чувствовала себя такой покинутой, не понятой, отвергнутой, ненужной.
Я работала в турфирме и в свои 19 лет захотела тоже поехать куда-нибудь. Сначала сделала паспорт, пришлось через сторонние организации (тогда еще не было МФЦ), затем визу, отстояв очередь на Кирочной в Финское Консульство.
Нашла для нас с Сержем тур по Европе на автобусе на 14 дней с двумя ночными переездами и отдыхом в Ницце и на Коста-Браво в Испании. Марш-бросок. Финляндия - Швеция-Германия- Бельгия- Франция-Монако-Испания. Так радовалась, что нас объединяет желание путешествовать. Побываю впервые заграницей. Со своим молодым человеком. Вдвоем. Романтично.
Заранее купила новые платья, юбки, футболки, чтобы выглядеть прилично,
а купальник - на рынке, с мамой, по привычке. Думаю, тогда она была рада за меня. Дочь едет в Европу, на Средиземное море, на лазурное побережье с молодым человеком, не одна. Может, я казалась счастливой. Но помню лишь то, что очень похудела перед поездкой, неосознанно. Гордилась тем, что сама накопила на тур, и с собой беру столько же денег.
И не буду зависеть от других. Что зарабатываю, и могу маме на 45-летний юбилей подарить 45 роз. Тогда попросила Антона отвезти меня на машине к ней на работу, сделать сюрприз, так сказать. Тогда мне казалось, что я хорошая дочь.
«Мы ночевали у тебя в коммуналке накануне нашей поездки 2007 года, ты позвала меня тайно. И от тебя ехали на Лиговский, ранним утром». – вспоминал Серж наше путешествие.
Тайно. Да. Мне же нельзя было никого водить в комнату. Я боялась, что бабки увидят, услышат, что-то не то подумают, выгонят. Даже не пускала его в ванну почистить зубы, чтобы никто не заподозрил шум чужих шагов по старым половицам. Почему я настолько боялась осуждения, и мыслей чужих людей? Хотела создавать образ хорошей девочки-студентки, которая не доставляет хлопот, не курит, не пьет, не приводит в дом мужиков.
Европа. Для меня все в первый раз. Прохождение границы. Еще какие-то страхи, вдруг, не пустят? Природа. Иные языки, начертания букв, новые звуки, лица. Умилялась каждой вывеске на домах, хотела фоткаться на фоне табличек с названиями улиц. Открыв рот, впитывая каждое слово, слушала гида, конспектировала, чтобы суметь рассказать потом, или намертво запомнить. Мартин смеялся надо мной, и уводил из толпы группы, чтобы сделать фото у достопримечательностей, пока все остальные туристы не набежали. Мы вроде не ругались. Заходили в магазины, я купила платья и очень коротенькую юбочку, по его совету, в HM, тогда этих магазинов еще не было в России. Он говорил, что
я худенькая, стройная - было приятно знать, что его прошлая девушка Лиза значительно полнее меня, и поэтому я выигрывала в сравнении. В одном только был нюанс, моя грудь совсем пропала, а он привык к двойке-тройке других...
На протяжении всей поездки Серж переписывался с девочками, искал для них сувениры: «Я Айгуль обещал, меня Виалетта попросила». И снова всех называл «милыми». Общие расходы мы делили пополам, личные сувениры - каждый за себя. Завели даже «амбарную книгу», тот самый блокнот, что он мне когда-то подарил, и записывали туда каждый потраченный евроцент. Меня задевало, что ведется доскональный подсчет, даже купленная бутылка воды, если только я ее пила - уходила в мой личный расход. Напряжение между нами росло. И на пароме Швеция-Финляндия я убежала от него. На палубу. Мерзла, смотрела на черные волны и впервые составила таблицу +/- этих недоотношений.
Вроде, мы вместе, но каждый за себя. Казалось бы, я его девушка, но есть сотни других, и я, вероятно, должна радоваться, что он со мной 2 недели, но мысленно - далеко. Не хотела возвращаться в каюту.  Устала от него. Серж не мог долго меня найти
на огромном 9-этажном пароме, телефоны же не ловили в открытом море, и когда увидел, чуть не влепил пощечину, как признался позднее.
После того, как вернулись в Петербург, мы не общались дней 10, наверное. Потому что были перенасыщены друг другом за время нашего путешествия. Вот же, чем
не сигналы, что мы не пара, и не про близость эти отношения. Но я все звоночки
не улавливала.
В июле 2007 я впервые зарегистрировалась в VK. Мне про эту сеть говорила еще
в апреле Марина, но я не понимала, зачем это нужно, если мы и так все общаемся
в перерывах между занятиями. И накануне дня рождения подруги, я хотела поздравить
ее через сообщение в контакте, на стене. Спустя месяц стала обрастать друзьями со школы, и нашла Сержа. Мы обменивались фото с поездки. Я же сразу все выложила, в разные альбомы, чтобы друзья увидели количество стран, где я была. Гордилась собой. И мне хотелось делиться, то есть, хвастаться.
Помню, тогда можно было писать статусы «встречается с таким-то», Серж сразу отвергал подобное. Совместные фото не выкладывал, (я тоже выставляла только свои индивидуальные на фоне достопримечательностей). У него уже тогда было несколько сотен девочек в друзьях, все ему оставляли заметки на стенке, рисовали сердечки и отправляли поцелуйчики. Меня он скрывал.
«Если для тебя очень важно, чтобы на сайте было написано, что ты моя девушка,
то я на это готов. Просто мне кажется, это такая же ерунда, как например, носить майки с фотографиями друг друга, или вешать трубку во время телефонного разговора одновременно на счёт раз-два-три. Ты может быть не разделяешь моих мыслей,
но понимаешь, это же не романтика, а деградация. Такими вещами люди заполняют пустоту в своём сердце. Я серьёзно». – повторял все время он. И я научилась разделять его мнение.
И вдруг нахожу страничку его бывшей девушки, той самой полненькой Лизы. Довольно миленькая, совсем не толстая. Листаю ее фотки. И вижу «Алые паруса»! Они стоят такие счастливые на Дворцовой площади, в компании еще каких-то людей, все
с вином в одноразовых стаканчиках. Она прижимается к его плечу. Я спросила у него, когда сделано фото, он уверенно сказал, что год назад, когда они встречались, а мы еще не были знакомы. Я поверила.