1972 год, осень

Осень после летней жары, доходившей до +35°С, и пожаров в Кашире началась тёплой и солнечной, что сильно радовало нас, студентов 3-го курса Физфака МГУ, ибо путь наш неотвратимою волею партии, правительства и Ректората лежал на картошку.

Нельзя сказать, что мы сильно огорчались предстоящим дополнительным месяцем «отдыха» – студенты всегда были народом весёлым и слегка безалаберным, даже студенты Физфака.

Отъезд наш состоялся в самом начале сентября, и на автобусах нас переместили от факультетской лестницы в Университетский пионерлагерь «Юность», рядом с посёлком Красновидово, что под Можайском. Студенты тут же переименовали его в «Красновидео».

Пионерлагерь встретил нас приветливо, всё уже было подготовлено для нашего приёма. Жить нам предстояло в корпусах, располагавшихся в несколько линий (по три в каждой) и рассекались линии двумя асфальтовыми дорожками.
 
Корпуса состояли   из 4-х комнат, площадью метров по двадцать пять с тремя большими окнами каждая, рассчитанные на 8-10 человек, и двух маленьких комнатушек в торце для пионервожатого с одной стороны, и симметричной комнатушки для хозяйственных нужд – с другой. Жили мы по 8 человек в комнате.

В трёх комнатах располагались студенты, а в четвёртой – студентки, видимо, чтобы умерить «молодецкую удаль» мужской половины. А в маленькой комнатушке обретался куратор группы, присматривавший за всеобщей добродетелью.
 
Тем не менее, иногда мы «грустили». Происходило это так: решивший, что он самый грустный, внезапно спрашивал у остальных: «А не взгрустнуть ли нам, мужики?»- «Конечно, взгрустнуть!»– раздавалось в ответ.
 
При этом намеревавшиеся «грустить» собирались у дверей девичьей комнаты и возглашали хором: «Эх, … … мать!»– произнося хорошо известное в народе древнеславянское заклинание «от неожиданностей», а потом радостно слушали вопли девичьего огорчения своей «разнузданностью». Однако всем было весело и необидно.
 
Во всех комнатах стояли металлические кровати со сварными рамами, исполненными в двух вариантах: либо с металлической пружинной сеткой, либо с натянутой стальной проволокой с пружинными вставками – последние оказались намного более жёсткими и особой популярностью не пользовались.

В нашей комнате вдоль стены стояли ещё несколько разобранных кроватей, так что мы быстро пересобрали кровати в «пружинном варианте», заодно подтянув сильно провисавшие из них.

По большей части, домики заселялись по группам, в том числе так получилось и у нас: весь домик занимала наша 37 группа.

Ещё была общая крытая веранда, на которую выходили двери всех комнат. Там стоял большой стол для настольного тенниса и несколько продавленных от времени кресел.
Рукомойники же с холодной водой располагались снаружи вдоль одного из торцов корпуса.

А душевой корпус с сушилкой для обуви и одежды стоял отдельно.

Вся наша деятельность заключалась в работе на картофелеуборочных комбайнах по отсортировыванию комьев земли на конвейере и по сбору картошки за комбайном в мешки.

И от каждого корпуса по очереди выделялось по два человека для хозяйственных работ в помощь поварам.

В нашем ежедневном меню немалый упор делался на картошку, каковая, естественно, нуждалась в предварительной очистке.

Когда мы заселились, выяснилось, что кухню к нашему приезду факультет оборудовал закупленной для нас автоматической картофелечисткой, представлявшей из себя барабан  насечками внутри него, как на рашпиле, и оборудованный электроприводом.
Это устройство, безусловно, могло стать новым словом для поваров общепита, если бы не один маленький нюанс.

Первый пуск агрегата собрал аншлаг – любопытствующие толпились в дверях кухни, заглядывая в неё через головы друг друга. Внутрь установки засыпали большой (пятидесятикилограммовый) мешок хорошей крупной (с большой мужской кулак) картошки и включили рубильник.

Через положенные десять минут вращения барабана картофелечистки (как значилось в прилагаемой инструкции) и её утробного похрюкивания, на выходе образовалось чуть больше ведра очищенной, почти идеально круглой, картошки, ставшей каждая размером ничуть не больше четырёх сантиметров диаметром, и вдобавок к ней почти три «с гаком» ведра картофельных очисток.

Такой результат впечатлил всех без исключения своей бесхозяйственностью, несмотря на то, что картошку нам позволялось брать с поля без каких-либо ограничений, поэтому «прорывную» установку законсервировали для будущих поколений и перешли на чистку старинным дедовским способом. Этим и занимались выделявшиеся дежурные.

Вставали мы в семь утра, потом – умывание, завтрак и дальше нас развозили на грузовиках по полям; наш рабочий день начинался в девять часов утра и заканчивался в шесть вечера с часовым перерывом на обед, дальше – возвращение в лагерь, помывка, ужин и свободное время до десяти вечера.

На обед нам привозили иногда булки с молоком, иногда горячие сосиски с хлебом и чаем, однако жировали мы не сильно. А голод, как известно, не тётка, а очень даже злой дядька. И на каждом комбайне работало по пять-шесть человек.

Поэтому минут за двадцать до начала обеда мы отряжали одного кострового от комбайна в лес или лесополосу разводить костёр, чтобы к началу обеда уже были готовы угли, и пекли на углях картошку.

Сначала некоторые самые голодные и отчаянные пробовали есть картошку сырой, признаться, я тоже пробовал, однако печёная была не в пример лучше на вкус и, безусловно, полезнее для наших молодых организмов.

Вскоре, правда, мы ощутили, что не всё так безоблачно в нашей жизни – ночи стали холоднее, вплоть до заморозков, а тонкие шерстяные одеяла от холода спасали плохо, хотя дополнительно всем выдавались ещё и байковые.

Мне было немного проще, поскольку я взял с собой походный спальный мешок с вкладышами, оценив его неоспоримые преимущества летом.

Однако так просто исправить положение не получилось, поскольку кроме наличествовавшего холода в комнатах ночью ещё сильно возрастала влажность из-за выдыхаемого воздуха и одежда не только не сохла, но ещё и сильнее отсыревала.

И тогда студенты совершили набег на поселковый хозяйственный магазин за электрообогревателями, каковые оказались раскупленными мгновенно, однако общей проблемы это не решило по причине очевидной скудости запасов на складе магазина.
 
Купленные обогреватели поставили в девичьи комнаты, а нам оставалось лишь согревать комнаты своим дыханием.

Были также попытки отдельных персонажей спать в ватниках, но этот способ ночёвки особо не привился, ибо к этому оказались готовы далеко не все.

В комнатах на стенах было по нескольку электрических розеток, а в нашей комнате обнаружилась ещё и «силовая» розетка с отдельным «автоматом». Она-то и натолкнула нас на мысль, как облегчить своё существование.

Один из обитателей нашей комнаты нашёл на какой-то свалке моток проволоки, по виду и жёсткости  похожей на нихромовую, полутора или двух миллиметров толщиной.

Особенно в исследования её химического состава и сечения никто вдаваться не стал, поскольку главным для нас было совсем другое, мы просто решили, что это – действительно «нихром».

После этого (без преувеличения эпохального) открытия мы попросту позаимствовали у электрика на время авометр и измерили сопротивление погонного метра – оно оказалось порядка одного ома. Сообща мы решили, что этого будет вполне достаточно.

Завершив измерения и раздобыв фарфоровые изоляторы со свалки (называвшиеся в обиходе «жёлуди»), мы сняли сетку с рамы одной из «жёстких» кроватей, а вместо неё на изоляторах натянули  «нагревательный элемент» в две параллельных «змейки» и подсоединили затем к полученному изделию кусок силового кабеля с той же свалки, после чего замерили сопротивление полученного «агрегата». Получилось около семи ом.

Пришла пора приступать к «полевым испытаниям». Рама была поставлена «на попа» и прислонена к стене комнаты.

Как раз в это время весь народ после ужина потянулся в клуб на просмотр какого-то фильма, что нам оказалось весьма на руку для уменьшения числа свидетелей при возможной неудаче. Мы же, собравшись  в своей комнате, приготовились к пробному запуску.

Вилку воткнули в розетку и врубили автомат. Наш «обогреватель» заработал и начал давать тепло, а все лампы в комнате ощутимо пригасли.

Однако само зрелище впечатляло изрядно – нагреватель получился почти метр на два размером и светился он соответственно, главным же для нас стало то, что он давал живительное тепло.

Нас снижение накала ламп особенно не смутило, однако тут же со стороны клуба послышались какие-то возмущённые вопли: как позже выяснилось, кинопроектор начал сбоить, да и яркость изображения значительно снизилась.

Выйдя на веранду, мы заметили, что лампы и по всему лагерю горят вполнакала. От командирского домика какие-то тёмные фигуры побежали по домикам студентов, и наш эксперимент пришлось срочно сворачивать, несмотря на вполне ощутимый результат.

Поэтому, чтобы не нарываться на возможные неприятности, было решено наш «нагреватель» включать только после «отбоя», когда свет гасился по всему лагерю, и наш «прибор» не стал бы уже оказывать столь явного влияния на электрическое освещение лагеря.

По нашим (самым общим) прикидкам, его мощность составляла более пяти киловатт.

Дверь же своей комнаты при этом мы, как и все прочие, запирали изнутри «на швабру».

В первый же вечер, сильно изголодавшись по теплу, мы слегка переборщили с нагревом настолько, что ночью пришлось открывать окна, чтобы «температуру бани» снизить до приемлемой для сна.

Только физика, как многим хорошо известно, наука экспериментальная, так что методом проб и ошибок мы быстро подобрали оптимальное время нагрева комнаты.

Но тут мы при всей осторожности слегка не учли одного – того, что командирский домик жил по «особому распорядку», и свет в нём гасился не централизованно, как везде, а токмо волею его обитателей, каковым совсем не понравилось сидеть почти как в старое время «при свечах» – при лампах, горящих вполнакала.

На утренней линейке, с которой начинался наш рабочий день, несколько раз нам объявляли о недопустимости использования самодельных нагревателей и грозили страшными карами за подобные нарушения.

Однако, как хорошо известно всем в России, наказывают не тех, кто нарушал, а тех, кто имел неосторожность попасться.

Несколько раз были попытки найти «злодеев», однако выставляемые нами часовые вовремя предупреждали нашего «оператора теплоцентрали» о начинающемся набеге, и он тут же вырубал наше «оборудование».

Наш куратор, похоже, о чем-то смутно догадывался, поскольку однажды он зашёл к нам, осмотрелся и, как бы в пространство, негромко произнёс: «Вы поосторожнее там, ребята, мало ли что…» И вышел. Был он аспирантом первого или второго года и свою «картошку» помнил, видимо, хорошо.

Надо сказать, что внезапно административно возвышенные персоны делятся, обычно, на две категории: одни начинают ощущать себя всемогущими латиноамериканскими диктаторами, а у других сохраняются воспоминания о собственном низовом существовании. И наш куратор относился ко вторым.

Мощности нашего нагревателя хватало, чтобы примерно за пятнадцать-двадцать минут температура в комнате достигла нормальной, а на недоумённые вопросы проверяющих, почему у нас так тепло, а не как у всех, всегда следовал один и тот же ответ: «Так надышали же…»– и мы все начинали усиленно пыхтеть, показывая, как именно у нас получается теплом дыхания согреть комнату.

Однако не обошлось и без казуса. В один из дней, когда мы работали в поле, к полудню пошёл сильный дождь, перешедший в ливень, и нас вернули в лагерь в середине дня.

Не то, чтобы это было вызвано заботой колхозного руководства о студентах (кто же из рабовладельцев станет заботиться о рабах), просто тяжёлые комбайны вязли в раскисшей земле, а тракторы «Беларусь», которые их тащили за собой, не справлялись с возросшей нагрузкой и пробуксовывали, а при этом всё дело стояло.

Однако мы успели уже изрядно вымокнуть и по возвращении, учитывая низкую дневную нагрузку на электросеть, включили свой нагреватель.

К несчастью для нас, но ко всеобщему удовольствию в душевой включили сушилки и водонагреватели для всех, к тому же нас решили накормить внеплановым обедом и когда запустили кухонное оборудование, свет вырубился по всему лагерю.

Стали искать электрика, а он имел неосторожность куда-то отлучиться. Для нас это стало тревожным сигналом, и нашу «теплоцентраль» пришлось остановить.

Потом электрик нашёлся, получил «пистон» за самовольную отлучку, электричество включили, и всё вернулось «на круги своя».

Обед, конечно, немного запоздал и, когда закончившая обед первая смена уступала место второй (одновременно в столовой все не помещались), командир, комиссар, завхоз и электрик остались за столом и что-то бурно обсуждали.
 
По счастливой случайности в этот день я был дежурным по столовой и, протирая столы после первого захода, краем уха услышал обрывки очень заинтересовавшего меня разговора.
Навострив уши и вспомнив, как партизаны добывали важные сведения в войну, я, сколь было возможно (дабы не привлекать внимания), задержался за столами, соседствовавшими с командирским.

А там обсуждалась причина выбивания стоамперного, если не ошибаюсь, автомата питания. По их расчётам выходило, что автомата, даже при полной нагрузке должно было хватать с лихвой, почти с полуторным запасом, однако факты – упрямая вещь, и они свидетельствовали об обратном.

И потому, посовещавшись, командиры пришли к заключению, что во всём оказались виноваты нагреватели в корпусах, не поддающиеся никакому учёту, поскольку комнаты вступали в кооперации между собой, собирая несколько нагревателей в одной, а затем перенося их в соседние для ускорения нагрева.

Понятно, что наше устройство учтено быть не могло ни в коем разе, что сильно исказило расчёты. Когда же я поведал об услышанной дискуссии соседям по комнате, мы сделали должные выводы и стали включать нагреватель исключительно ночью.

А в темноте зрелище становилось просто фантастическим – прислонённая к стене и озарённая оранжево-красным светом рама с натянутыми светящимися нитями выглядела как дверь в иное измерение или, как минимум, в преисподнюю.

С усилением холодов мы стали включать нагреватель и по утрам перед подъёмом, чтобы не было столь противно влезать в хоть и подсохшую за ночь, однако всё ещё сыроватую одежду.

При этом никаких видимых признаков нештатного оборудования не наблюдалось нигде, поскольку наш «нагреватель» всегда был заставлен рамами от обычных кроватей.

Так мы и прожили свой месяц на картошке со всем возможным в этих обстоятельствах удовольствием, и будучи непойманными за руку ни разу.

2023