Продолжение 15. Аукцион. От лица Кары

В гости приехали дети хозяев, побыть дома во время праздника Дня рабынь. Все трое, два сына и дочка. Я только вздохнула про себя, своих-то я давненько не видела. Мою дочку Глория послала учиться в далекое сосьете, а сын в легионской школе, и каникул там нет, а хозяйка все никак не соберется отпустить меня проведать сына. Слишком она зла на меня за Гая. Так вот, хозяйские дети повторяют судьбу большинства легионерских детей. Старший Орвальд, ему двадцать два года, он, конечно, служит в легионе и уже командир манипулы, младший Тим, ему девятнадцать, пока еще простой солдат. И самая младшая восемнадцатилетняя Ула, должна вот-вот закончить обучение и ей будут искать жениха. Сыновья – точная копия отца, та же мускулистая поджарая фигура, резкие черты лица, та же гордая посадка головы, настоящая выправка истинных солдат. И в то же время, они мамины дети, мать обожают и боготворят, а она души в них не чает. А Ула, как говорят, похожа на свою бабку, мать Глории, небольшого роста, со светлыми волосами и голубыми глазами, остреньким хитрым личиком, это единственная слабость господина. Безоговорочная любимица, которой позволяется такое, что не позволяется никому, а когда она садится к нему на колени и обнимает за шею, мне всегда кажется, что несокрушимый, как скала, неукротимый Гай сейчас расплачется. За суетой приезда, был обед, где я и Ника прислуживали за столом. Хозяева болтали о всякой ерунде, такие семейные посиделки, пока Орвальд, старший сын, не заговорил о делах легиона, но хозяин тут же строго оборвал его:
- Мне командир твоей когорты говорил, что ты пляшешь с мечами, дерешься, троих уже отправил к лекарям после тренировочных поединков, дела манипулы запускаешь. Сколько у тебя сейчас больных? А как часто ты организуешь баню? А норму выдачи питания ты знаешь? Не знаешь, и не спорь, потому что я-то знаю. Ты командир? Или опять в десятниках оказаться хочешь?
- Па, не ворчи, - смеется Орвальд, - зато сейчас я могу побить на мечах любого в легионе. А делами я займусь, обещаю.
- Так-таки любого? – вкрадчиво спросил Гай. – Заканчивай обед, и я тебе покажу кое-что.
- Может, и мне покажешь? – младший, Тим, всегда немного ревновал брата. – Может, я тоже хочу посмотреть.
- На здоровье, - несколько зловеще улыбнулся хозяин.
Когда обед закончился, Гай велел своей охране подать на тренировочную площадку учебное оружие. Все возбужденно загомонили, и легионеры из охраны, такие, казалось, битые-перебитые волки, и рабыни, Ула захлопала в ладоши:
- Ну, мальчики, сейчас папка вам всыплет, - засмеялась она.
Вообще, братья ее очень любят, всячески балуют, наверное, она для них навсегда останется малой и мелкой, как они ее называют. А она не стесняясь пользуется этим и дразнит их при первой возможности. Только Глория нахмурилась, но спорить не стала.
И вот Гай, в одной набедренной повязке, с двумя длинными узкими деревянными мечами в руках, стоит на песке тренировочной площадки. Перед ним – его сыновья, тоже почти обнаженные, так что солнце играет на их мышцах, бугрящихся под кожей, деловито выбирают оружие. Вокруг – личная охрана, рабыни, которым позволили посмотреть на представление, работники, обслуживающие дом. Я и Ника стоим на коленях с двух сторон от Глории, которая, конечно, занимает лучшее место, так что видно мне прекрасно. Тим взял щит и копье, тоже учебные, деревянные, на голову надел шлем. Гай одобрительно кивнул:
- Я-то думал, младшенький мой совсем дурак, - насмешливо сказал хозяин, - а он соображает.
А Орвальд взял такие же учебные мечи, как у отца.
- Ты бы прикрылся чем-то, сынок, - опять улыбнулся Гай, - не ровен час, случится чего.
Я вижу, что он откровенно наслаждается, просто любуется на сыновей.
- Меня прикроет Тим, отец, - серьезно сказал Орвальд.
- Ну, тогда начнем, - Гай размазал один меч в руке в мелькающий, рассекающий воздух, круг.
- Пожалуй, - Орвальд безупречно повторил это движение, так же превратив свой один меч в бешеную мельницу.
Расстояние между ними было ярда четыре, но Гай прыгнул с места и тут же ударом ноги в щит опрокинул младшего сына на спину, упал, перекатился, потому что Орвальд прыгнул к нему так же стремительно, и вот противники уже стоят друг напротив друга, внимательно следя за каждым движением. Дальше я ничего не разобрала, так быстро мелькали мечи, взлетал песок, слышались только удары и стремительно перемещались тела. Все окружающие вопили от восторга, делали ставки, подбадривали бойцов. Тим тем временем отбросил щит и попытался ударить Гая своим копьем. Но хозяин ушел от удара, почти встав на мостик, так сильно выгнулся в спине и пропустил копье над собой. Опять упав и откатившись, он вскочил на ноги. Улыбнулся, и я вообще перестала понимать, что происходит, настолько он взвинтил темп, и очень скоро Тиму прилетел меч по шлему, бросив его на песок, а Орвальду – вторым мечом под колено, тоже опрокинув его. Гай отбросил мечи и подал руку, помогая подняться обоим сыновьям.
- Ну, как-то так, детки. – наставительно сказал Гай, отдышавшись.
- Ничего, я тебя два раза почти достал, - засмеялся Орвальд.
- Почти достал, значит, что не достал, верно?
- И так нечестно, - тоже разулыбался Тим, - в бою ты был бы в кирасе и не смог бы так прогнуться. Я попал бы копьем.
- В бою я бы принял удар в кирасу, но ты не успел бы сделать еще один замах копьем, и я вбил бы тебе меч в голову, - серьезно сказал хозяин, - все, ребята, пойдем мыться, немного передохнем и пойдем в город.
Возбужденно гомонящая небольшая толпа расходилась, я заметила, как Горт, один из тех волков, которые охраняют господина, показал большой палец Орвальду и одобрительно хлопнул по плечу. Пока мы с Никой мыли хозяина и его сыновей, Глория приказывала готовить ее паланкин, пригнать рабов-носильщиков, короче, распоряжалась сборами. Закончив с мужчинами, я помчалась помочь Глории одеться. Она выбрала длинное зеленое платье с богатой серебряной вышивкой, но от чулок и туфель отказалась.
- Надо чтить традиции, - заявила она, - так уж повелось, что в День рабынь даже свободные дамы ходят босиком, поэтому и побуду босой в эти дни.
- Тем более, ножки у вас замечательно выглядят, госпожа, - совершенно искренне сказала я, рассматривая ее ухоженные стопы, аккуратные пальцы с накрашенными красным лаком ноготками.
- Вот подлиза, - улыбнулась хозяйка.
Совершенно неожиданно она достала кошелек и высыпала на ладонь целую горсть мелких серебряных и медных монет, протянула мне.
- Разделишь на всех домашних девок. Сегодня можете свободно побегать по городу, развлечения, кажется, вы найдете сами.
- Спасибо, госпожа, - выдохнула я. Такого я действительно не ожидала и почти бегом выскочила из ее комнаты.
По-честному делим со всеми девчонками монеты. И тут же все, Лора, Лери, Ника и Ове испаряются, только пятки сверкают. Я подхожу к коню господина, которого уже вывели из конюшни и взнуздали, берусь за стремя. Его пока нет, я терпеливо жду. Но первой из дома выбегает Ула, тоже подходит к коню. Вот наконец из дома показываются хозяева и их сыновья. Ула, в простом платье ученицы сосьете, босая, бросается к отцу. Тот, как и сыновья, в ярко-красной форме легиона, только без доспехов, конечно, ловит ее за руку.
- Давай, хитрюга, выкладывай, - улыбается он, когда он говорит с дочкой, хмуриться он не может и даже тает вечный лед в серых глазах.
- Папка, ты очень классно дрался, - выпаливает Ула, - мальчики, конечно, молодцы, но до тебя им как до луны пешком.
- Ула, выкладывай.
- Папка, мне нужна рабыня, - выпаливает она, - поехали на аукцион, я куплю себе девчонку.
- Зачем тебе? – искренне удивляется господин.
- Понимаешь, ну вот очень-очень сильно надо, - запричитала девчонка, - у половины девочек в сосьете уже есть, а у меня нет. Ну пожалуйста-пожалуйста.
Гай отвязывает с пояса кошелек и протягивает ей, ни разу на моей памяти не устоял.
- Только, чур, я сама куплю на аукционе. – ликующе пищит Ула.
- Здесь пятьдесят монет. Хватит?
- Хватит-хватит. Спасибо, папка.
- Только одно условие. – на этот раз серьезно говорит господин. – Покупать воспитанных, обученных и дрессированных девок, на аукционе будет распродажа наших трофеев, это дикарки, я не хочу колотиться, что рядом с тобой будет такая фурия.
- Хорошо, конечно, - и Ула залазит в паланкин, пока Глории еще нет.
- Кара, тебя же отпустили погулять и повеселиться, - наконец он обращает на меня внимание.
- Можно, я с вами, господин, - улыбаюсь я, - может быть, вы вечером и мне уделите немного внимания.
- Сходим, посмотрим выступление этой маленькой танцовщицы на площади вечером, после аукциона, - обещает он.
- Как хорошо, господин, - на мгновение прижимаюсь к нему, но тут появляется из дома Глория.
Орвальд и Тим уже гарцуют на своих конях в окружении охранников, рабы готовят поднять паланкин, как только хозяйка сядет в него. Один из охранников держит под уздцы коня хозяина. Глория с явным недовольством окидывает меня взглядом.
- И ты здесь… Гай, ни мгновения покоя, опять ты свою потаскуху с собой тащишь, - недовольно говорит она. – Мы на аукцион?
- Да, конечно. Как тебе мальчики? – переводит хозяин разговор.
- Ты же их избил, не успели приехать и пообедать, - сварливо отвечает хозяйка.
- Орвальд очень, очень хорош, - одобрительно говорит господин, - в двадцать пять он получит когорту, в тридцать – легион. Я очень доволен, что у меня такой сын. Тим тоже хорош, но пока еще слишком молод, еще учить надо. Отличные ребята, жена моя, у нас получились.
- Муж мой, я же знаю тебя, как облупленного, - смеется в ответ Глория, - ты сколько денег Уле дал?
- На булавки, может, купит что полезное, - тоже улыбается Гай в ответ, - ну, пора ехать, - и птицей, не коснувшись стремян, взлетает в седло и дает знак трогаться, когда Глория садится в паланкин.
Иду, держась за его стремя, рядом гарцуют охранники, впереди – паланкин, который несут рабы. Город оживлен, на улицах толпы народа, снуют рабыни, уличные торговцы, гомон, смех, яркие одежды. Обожаю такие моменты, я искренне наслаждаюсь ими.
В зале, где проходит аукцион, господин и госпожа садятся в центральные кресла, после долгих и витиеватых приветствий со знатными вельможами по соседству, я опускаюсь на колени между ними, прижимаюсь к бедру хозяина, а его рука ласково ерошит мои короткие волосы. Характерно, что Ула уселась между двумя братьями в более верхних рядах, где публика попроще. Зал ярко освещен, на подиуме арка, к одному столбу которой привязана Шира, к другому – амазонка.
- Ты продала Апанию эту черную? – кивает головой на Ширу господин.
- Да, хорошие деньги давал, - рассеянно говорит она, - а ее муженька отправила на рудники, тоже хорошие деньги. Ты против?
- О боги, конечно, нет. Ты хозяйка в доме, решай сама, не хватало мне еще и этим заниматься.
- Давай смотреть, начинается… - и занавес распахнулся.
При виде девушки-рабыни, которая вела аукцион, я вздрогнула. Лиза… Мы были в кошмарном рабстве где-то пять лет назад у одного настоящего психа. Цепи, побои, изнасилования, жизнь вдвоем в клетке, непосильная работа. За мелкую провинность Лизе прокололи соски, вставили кольца, к которым этот ненормальный любил приковывать ее руки. У меня на спине до сих пор есть два шрама от его плети, до кости просек. Если бы мы тогда не поддержали друг дружку, живя в одной клетке, мы бы наверное не выжили. Хорошо, что через примерно полгода его убили на улице, видимо, всех достал, а нас продали как общественных рабынь. Тогда же, в этот год, я и попала к хозяину. Наверное, я тогда, в клетке, ее любила, но потом господин вытеснил всех из моего сердца. Похорошела Лиза невероятно. Она всегда была крупной и сильной девушкой в теле, очень красивая, но тогда ее портили налысо обритая голова, истощение, побои, постоянный страх, грязь, а сейчас шикарные русые волосы, налитое силой и здоровьем тело, ухоженная кожа. Настоящая красавица.
Я плохо слежу за ходом торгов, не интересно, ведь и я сколько раз ощущала под босыми ногами опилки подиума. Торги Лиза ведет умело, стараясь сочетать рабынь на контрасте, кокетливо показывая грудь, вызывающе демонстрируя продаваемых рабынь. И цены неплохие дают. Господин в свое время купил меня за три золотых.
А когда она выставила себя на продажу, за нее началась настоящая борьба, пока звонкий голос Улы не крикнул – двадцать! – и торги были окончены. Глория с изумлением обернулась и посмотрела на дочку на верхних ярусах, Гай усмехнулся. Я тоже повернула голову назад. Торжествующая Ула с поднятой рукой стояла возле своего кресла, с двух сторон возле нее в креслах развалились братья, в своих легионских туниках, открыто показывая короткие мечи в ножнах.
- Хорошие детки, - прошептала немного шокированная Глория, - одни как завоеватели развалились, другая рабынь без спроса покупает.
- Ей нужна рабыня в сосьете, - пояснил хозяин, - ну купила, и что? У девочек есть, а нее нет, это несправедливо. Тем более, девку она присмотрела хорошую.
- Может, есть что-то еще, чего я не знаю? – хозяйка обессиленно откинулась в кресле.
- Жена, пойми, они все уже взрослые, не дети. Мальчики бились в последнем походе, и мне не было за них стыдно.
- А Ула нигде случаем не билась? Может, это я просто не в курсе?
- Я ей побьюсь… Ремнем поперек задницы вытяну.
- Гай, хватит, ты невыносим иногда. Ты и ремнем по заднице. Да ты бы и сейчас ее на руках носил, как в детстве, когда она с тебя не слазила. На твои же деньги она рабыню купила.
- Ну, подкинул дочке на мелкие расходы.
- Двадцать золотых – мелкие расходы?
- Не кипятись, Глория. Пусть дети растут, - мягко сказал господин, кладя руку на руку жены.
- Давай досмотрим, все-таки твои трофеи распродают, - свернула беседу Глория, подчеркнуто заинтересовано глядя на сцену.
Дальше торги ведет, опять же, на контрасте, хрупкая темноволосая южанка, тоже в скромной сначала одежде. Торги идут быстро, рабынь забирают за хорошие деньги, Апаний отлично заработает на них. Вот хрупкая девушка продала и себя. Остаются только два лота – Шира и амазонка Вера. За них торги ведет сам торговец, тучный, весь в золоте, Апаний, самый богатый и известный работорговец в Венне. Шира уходит за сорок монет, Вера – за пятьдесят, деньги просто неслыханные. Купил их богатый молодой парень в роскошных одеждах.
- Подарок моей невесте! – провозглашает он, вставая. – Только есть просьба, почтенный Апаний, закуйте их в тесные цепи прямо сейчас, от этих разбойниц всего можно ждать.
- А зачем они твоей невесте? – кричит кто-то из зала. – Толку же с них никакого.
- Как зачем? – удивляется молодой богач. – Посадит в железные просторные клетки, клетки выставит в сад, все гости дома будут в восторге при виде пантеры в одной клетке и женщины-пантеры в другой, от ягуара в клетке и амазонки в клетке напротив. Потом их можно будет и привязать их в клетках, устраивать кучу игр, кто из гостей кого из рабынь поимеет, спаривать с другими рабами. С ними предстоит куча развлечений. Не бойся, друг, все уже продумано.
- Ловко придумано, - соглашается неведомый собеседник.
Тем временем Ширу и Веру уже отвязали от столбов, они отчаянно сопротивлялись, вырывались, по-моему, даже кусались, но каждую держали двое здоровых мужчин, надели кандалы на руки и на ноги, соединенные срединной цепью между собой, и деловито заклепывали их. Соединили их ошейники цепью между собой и плетьми, несмотря на их сопротивление, согнали с подиума. Апаний велеречиво поблагодарил всех за присутствие и участие в торгах. Аукцион был закончен.
Толпа потянулась на выход, оживленно обсуждая торги. Мы с хозяевами спускались одними из последних, когда большая часть гостей аукциона уже покинули зал. В проходе Ула, под присмотром братьев, быстро, деловито, умело связывала руки за спиной все еще стоящей на коленях Лизе. Рядом с ней стояли братья и давали советы.
- Цепь и веревка теперь всегда должны с тобой, - авторитетно советовал Тим. – Если ты научилась ловко вязать, вот и держи постоянно при себе.
- Не мешай, братик, - пыхтела Ула, затягивая узлы на запястьях невольницы.
- Так кто тебя учил, мелкая?
- Уверена, мне цепи и веревки понадобятся редко.
Ула опустилась на колени перед рабыней, так же стоящей на коленях, взяла ее голову в руки, поцеловала в щеки, ласково поправила ей волосы, выбившиеся из-под ленточки, еще раз поцеловала.
- У меня тебе будет хорошо, милая рабыня, - сказала она, - но и ты меня не расстраивай.
- Я послушная и прекрасно выдрессированная рабыня, - откликнулась Лиза, - спасибо вам, госпожа, за покупку меня. От меня проблем не будет.
Хозяева как раз спустились и наблюдали эту сцену, Ула вскочила с колен, за ошейник дернула Лизу, заставляя ее подняться на ноги и радостно завопила:
- Папа, мама, смотрите, какая она миленькая! Такая красивая рабыня, все девчонки от зависти умрут! Я даже этот вечер пропущу, мне надо зайти к кузнецу, купить ей оковы на все случаи жизни, веревки, может, колодку.
- Садись в паланкин, Ула, - строго сказала Глория, - рабыню привяжи к кольцу, там специальные кольца есть, так и быть, я тебя отведу к хорошему мастеру. Только не забудь бумаги на нее забрать, там все размеры ее указаны, да и вообще все о ее жизни в рабстве.
- Бегу, мам, подождите меня!
- Только по пути никого больше не покупай, - крикнула вслед Глория, когда Ула умчалась за бумагами за сцену.
Господин дал мне знак выйти на улицу. Уходя, я услышала голос хозяйки:
- Оставишь свою шлюху с собой?
- Она всего лишь рабыня, - холодно, как приказ, бросил господин, - жена моя ты, всегда помни это. Орвальд, Тим, проведете мать, куда она скажет, потом можете развлекаться, и это приказ командира легиона, - его голос уже был сделан изо льда, в таком состоянии ледяного гнева с ним лучше не спорить, это всем известно.
Через несколько томительных мгновений он твердой рукой забросил меня перед собой в седло, где я привычно прильнула к его груди. Вокруг нас гарцевали охранники, охрана еще и в полной броне была, так что продвижение по тесным, запруженным народом улицам, было довольно быстрым.