Святыня для добрых граждан. Читая Карамзина

Российский историк Николай Михайлович Карамзин отправился в 18- месячную командировку в Европу, чтобы учиться писать историю. Для многих европейских стран такая история уже написана, уже и для России написаны сотни страниц, нужно состыковать  ещё не написанное прошлое России с  уже готовыми европейскими фальшивыми материалами. 27 марта 1790 года Карамзин прибыл в  Париж.

Франция жила социальными потрясениями. 14 июля 1789 года было взятие Бастилии, много  звучало призывов к активной борьбе под девизом «Свобода, равенство, братство».

Постепенно в течение XVIII века королевская власть теряла доверие в глазах духовенства, дворянства да и буржуазии, при Людовике XV  вроде бы и были разговоры о реформах, но только при Людовике XVI были начаты либеральные реформы в политической и экономической областях.  Но реформам  помешали объективные условия.

В 1787 году наблюдался недород шёлковых коконов. Вроде бы пустяк, но это привело к  сокращению лионского шёлкоткацкого производства. К концу 1788 года только в Лионе насчитывалось 20—25 тысяч  безработных. Закон об агнатах и когнатах дал о себе знать во всей полноте: многочисленные третьи, четвёртые и пятые дети в семье, не имеющие права на наследство, пополнили ряды пролетариата, а лишившись работы, потеряли средства к существованию. Вот оно,  топливо для социальных конфликтов…

В июле 1788 года от сильного града пострадал урожай зерновых во многих провинциях.

Крайне суровая зима 1788-1789 годов погубила многие виноградники и часть урожая. Цены на продовольствие поднялись. Снабжение рынков хлебом и другими продуктами резко ухудшилось.

Начался промышленный кризис, толчком к нему был англо-французский торговый договор 1786 года. По этому договору обе стороны значительно понизили таможенные пошлины, и французские производители не смогли выдержать конкуренции, во  Францию хлынули более дешёвые английские товары. Тысячи французских предприятий разорились. Резко выросла безработица.  Ещё одна из причин кризиса во Франции – восстание колоний, где идеи «Свободы. Равенства. Братства» тоже нашли отклик.

Карамзин воспринимает революционный подъём  французов скорее как трагедию. Смотрим письмо 

Париж, апреля… 1790

Особенность этого путешествия по Европе в том, что Карамзин постоянно обращается к своим друзьям, как будто ведёт переписку. А потому вместо оценки событий риторический вопрос:
«Говорить ли о французской революции? Вы читаете газеты: следственно, происшествия вам известны».
Накануне в придворной церкви Карамзин увидел короля и королеву. «Спокойствие, кротость и добродушие» - вот что идёт от них. И на основании этого делает вывод, что «никакое злое намерение не рождалось в душе его (короля). Есть на свете счастливые характеры, которые по природному чувству не могут не любить и не делать добра: таков сей государь».

А ещё Карамзин называет французов в основной массе зефирными, они  «славились своею любезностию и пели с восторгом от Кале до Марсели, от Порпиньяна до Стразбурга:
Pour un peuple aimable et sensible
Le premier bien est un bon Roi… –
Для любезного народа
Счастье – добрый государь?»

В заголовок я вынес слова Карамзина  «святыня для добрых граждан», именно таким наш историк считает монархическое государство, но у этого государства во Франции нет защитников.

«Не думайте, однако ж, - пишет Карамзин, -  чтобы вся нация участвовала в трагедии, которая играется ныне во Франции. Едва ли сотая часть действует; все другие смотрят, судят, спорят, плачут или смеются, бьют в ладоши или освистывают, как в театре! Те, которым потерять нечего, дерзки, как хищные волки; те, которые всего могут лишиться, робки, как зайцы; одни хотят все отнять, другие хотят спасти что-нибудь. Оборонительная война с наглым неприятелем редко бывает счастлива. История не кончилась, но по сие время французское дворянство и духовенство кажутся худыми защитниками трона.»

«С 14 июля все твердят во Франции об аристократах и демократах, хвалят и бранят друг друга сими именами, по большей части не зная их смысла. Судите о народном невежестве по следующему анекдоту:
В одной деревеньке близ Парижа крестьяне остановили молодого, хорошо одетого человека и требовали, чтобы он кричал с ними: «Vive la nation!» – «Да здравствует нация!» Молодой человек исполнил их волю, махал шляпою и кричал: «Vive la nation!» «Хорошо! Хорошо! – сказали они. – Мы довольны. Ты добрый француз; ступай куда хочешь. Нет, постой: изъясни нам прежде, что такое… нация?»

Как раньше, так и теперь многие участники процессов не всегда понимают, что стоит за тем или иным словом или термином. Карамзин - сторонник просвещения. А ныне властями делается очень многое по-грефовски, чтобы разрушить и образование, и просвещение, дискредитировать знания, заменить правду вымыслом. Потому в кумиры вытаскивают Даней Милохиных и Алишеров Моргенштернов.

«Всякое гражданское общество, веками утвержденное, есть святыня для добрых граждан, и в самом несовершеннейшем надобно удивляться чудесной гармонии, благоустройству, порядку. «Утопия» будет всегда мечтою доброго сердца или может исполниться неприметным действием времени, посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов. Когда люди уверятся, что для собственного их счастия добродетель необходима, тогда настанет век златой, и во всяком правлении человек насладится мирным благополучием жизни. Всякие же насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот. Предадим, друзья мои, предадим себя во власть провидению: оно, конечно, имеет свой план; в его руке сердца государей – и довольно», - пишет Карамзин.

Почти те же мысли высказывает на допросе у Понтия Пилата философ Иешуа в романе Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита».

И ещё одна цитата из Карамзина:
«Легкие умы думают, что все легко; мудрые знают опасность всякой перемены и живут тихо. Французская монархия производила великих государей, великих министров, великих людей в разных родах; под ее мирною сению возрастали науки и художества, жизнь общественная украшалась цветами приятностей, бедный находил себе хлеб, богатый наслаждался своим избытком… Но дерзкие подняли секиру на священное дерево, говоря: «Мы лучше сделаем!»
«Новые республиканцы с порочными сердцами! Разверните Плутарха, и вы услышите от древнего величайшего, добродетельного республиканца Катона, что безначалие хуже всякой власти!» – всё это написано Карамзиным за почти десять лет до возвышения Наполеона  и за  15 лет до превращения его в императора Франции.

Карамзин процитировал поэтическую работу по сути первого французского писателя  Франсуа Рабле (1494 – 1553) «Пантагрюэль» с предсказаниями надвигающейся на Францию  революции. Я всегда считал, что эта работа прозаическая, но в отрывке даны стихи GARGANTUA, С H. LVIII с ритмом и рифмой.  Карамзин переводит прозой:

«Объявляю всем, кто хочет знать, что не далее как в следующую зиму увидим во Франции злодеев, которые явно будут развращать людей всякого состояния и поссорят друзей с друзьями, родных с родными. Дерзкий сын не побоится восстать против отца своего, и раб против господина так, что в самой чудесной истории не найдем примеров подобного раздора, волнения и  мятежа. Тогда нечестивые, вероломные сравняются властию с добрыми; тогда глупая чернь будет давать законы и бессмысленные сядут на место судей. О страшный, гибельный потоп! Потоп, говорю: ибо земля освободится от сего бедствия не иначе, как упившись кровию».


Почему я привёл это письмо Николая Михайловича?  Потому что он в период путешествия по Европе был объективен, выступал как честный писатель и историк, сторонник монархического государства, где все слои общества взаимодействуют, сообща решают общие проблемы, проявляют заботу друг о друге. Хотя к тому моменту Франция начала уступать  Англии, перешедшей на другие экономические отношения, где прибыль стала превыше всего, где за счёт ограбления колоний была сформирована богатая морская держава, поставившая себе цель – подчинить своей воле весь мир.

Сегодня мы можем наблюдать, каким кровавым этот мир получился, где действовал принцип разделения и стравливания стран и народов.


А завершить эти записи хочу стихами крымского поэта, летописца нынешней борьбы добра со злом.

НАС СТРАВИЛИ АНГЛИЧАНЕ

Константин Фролов-Крымский

Нас втравили в войну англичане,
Самый подлый и гнусный народ!
Но и сами они одичали.
Отвечать – настаёт их черёд.

Это племя наглело веками,
Божьим заповедям вопреки,
Беспощадно пронзая штыками
Континенты и материки.

Наглосакс, беспардонный и хитрый,
Ныне – просто безмозглый дебил,
Позабыл он, наверно, как Гитлер
Дымный Лондон нещадно бомбил.

Обожая устраивать войны,
Рыжий Джонсон, нахальный болван,
Спровоцировал жуткую бойню,
Где славяне стреляют в славян.

О «Стене неприступной» тирада –
Аспирин – для английских мамаш!
Но «сармату» Ла-Манш – не преграда!
Не спасёт вас от кары Ла-Манш!

Наш «сармат» всем, чем надо, нагружен.
Он спокоен, суров, молчалив.
Для него и Атлантика – лужа!
А не то что какой-то пролив.
   14.25   16.09.2023
© Copyright: Константин Фролов-Крымский, 2023
Свидетельство о публикации №123091604173