Легенды древних миров. Ищущие истинный свет

Легенды древних миров:
Ищущие истинный свет.

Глава первая, состоящая из нескольких частей.

«Имперский гимн.»

В мире двух материков,
Один из которых предан империи,
Марлидонцы по зову предков
Нарушили обет неверия.

Великие сквозь звёзды спустились,
Селенитами они назвались,
И цветы звёзд на земле распустились,
От белого пламени горести прервались.

Марлидонт на троне империи восседает,
Его посвящённые и святые, ученики
За Белым Орденом направляют
Простые жизни, их деяния чисты.

Триммы подло во тьме ожидают,
Но удар по ним будет силён -
Эльфы, независимость свою утверждают,
Но империя возьмёт своё.

Марлидонис, империя славная,
В эпоху расцвета тебе мы верны,
В эпоху упадка вера бессмертная
Не позволит умереть от войны.

Марлидон, дом родной,
Ждёт тебя светлое будущее.
Поведём вперёд за собой
Поколение наше грядущее.

«Неожиданное предложение»

   Млермарк, окружённый горами, и сам высеченный из них, построенный из камня на камне, кружил путников бесчисленными лестницами и мостами. Да, заблудиться среди этого однообразно каменного города, не столь маленького, сколь большого, было проще простого.

   Ларэль прогуливалась между ярмаркой и алхимическим садом, и её русые короткие волосы едва шевелились из-за слабого ветерка. Сначала ей нужно было пройти чуть вниз, чтобы добраться до любимой лавки, а затем пройти вверх к алхимическим садам, дабы вернуться домой. Несмотря на то, что в Млермарке она жила уже много лет, её изумрудные глаза всё ещё привлекали всеобщее внимание. И в этот раз, один из посетителей ярмарки живо поинтересовался насчёт этой её особенности.

- Откуда я родом, все имеют такие глаза, - пробормотала в ответ Ларэль, не желая быть грубой.

- И такую манеру разговора? - мужчина, одетый довольно изысканно, но недостаточно богато, чтобы быть кем-то значительным, покрутил свои усы. - Должно быть, вы из каких-то крайне замечательных земель.

- Так и есть, - собрав нужное количество трав, Ларэль уже собиралась уходить.

- А эти удивительные манжеты, что вы носите...

   Разговор начинал уходить в куда более частую в последнее время тему — модные предпочтения молодой девушки.

- Это такая традиция?

- Так и есть, вы очень наблюдательны.

- Милочка, как вы хороши!

- Хорошего вам дня.

   Ларэль унеслась прочь, надеясь не наткнуться больше на местных млермаркских чудаков. Ей нужно было собрать необходимые для заказчика травы — она в этом вполне преуспела, а затем оформить письмо. Девушка весьма успешно работала портретисткой, но чаще ей приходилось не рисовать, а описывать чужие портреты. Млермаркские и прочие богатые люди из высшего света ценили её за умение не переврать, но слегка приукрасить истинные формы их лиц, поэтому Ларэль уже долгое время ни в чём не нуждалась.

   Квартира в одном из каменных домов при алхимических садах была тому показателем — элегантно и со вкусом, но совсем не вычурно, обставленная самым необходимым. Ларэль не любила уродливые и дорогие вещи, она предпочитала простоту и качество. Конечно, у неё был в запасе десяток-другой целебных баночек разного назначения, парочка каменных резных шкафчиков с толстыми дорогими изданиями книг, но никаких избыточных богатств иметь она не хотела. Даже о найме служанки не думала, вернее, думала, но не решалась. Зато гардероб в спальне у неё был весьма обширный. Выгуливать по-эмэллски строгие платья, правда, было негде — Ларэль долго не имела компаний среди других жителей города.

   Лишь недавно ей встретились люди, частью общества которых она случайно стала. Не поспешила стать из интереса к ним, а просто не смогла уйти — они были настойчивы.

   Например, её новая подруга Миания Алеготсумская, истинная алеготка с блестящей кожей и воздушными, светлыми волосами, постоянно наведывалась в гости, даже когда её не ждали.

- Ларэль, Ларэль, открой же дверь! - так случилось и в тот день, когда Ларэль только избавившись от неприятной встречи, принялась строчить красивым почерком новое письмо. - Или ты опять задремала?

- Миания, как же у вас много свободного времени! - Ларэль пришлось оторваться от работы, чтобы впустить нежданную гостью. - Я рада вас видеть, но я должна доделать письмо.

- К чему эти формальности? - алеготка ввалилась в квартиру вместе с корзиной свежих фруктов и в новом, пышном платье. - Да, я из потомственных дворян, но зачем же… Ларэль, милая! Тебе лишь я могу доверить свои печали…

- Я должна доделать письмо, - повторила Ларэль, возвращаясь к своему столу. - И тогда я буду вся ваша…

- Ах, Ларэль… Неужто ты всё ещё не обрела служанки? Даже скучно как-то. Но ничего страшного, я тебя подожду, поскучаю.

   В характере Миании было несколько приятных черт — её искренность и умение ждать, прочие же черты могли вызывать раздражение. Выросшая в семье более чем обеспеченной, взращенная в стенах малой столицы империи, она редко имела хоть какую-то связь с реальностью. Впрочем, подвижность и наглость в ней были заложены совсем не дворянские. Например, ей удалось покрутить роман с одним из членов того малого общества, куда приняли Ларэль, а потом, став практически женой и матерью, всё бросить.

- Знаешь, я сегодня снова думала про того младенца, что мог бы носить в себе черты Ригола, - задумчиво начала Миания, когда Ларэль принялась запечатывать письмо. - Как странно, что он погиб… Мне никогда не рассказывали таких историй, про смерть детей, тем более в утробе матери. Значит ли, что Великие боги посчитали любовь ту ошибкой? Или смертным грехом?

- Порой говорят: «У судьбы на нас свои планы.» - Ларэль бросила на подругу суровый взгляд.

- Да, но что же это за планы такие… Я так любила его. Или думала, что любила. А он был таким недоступным… - историю об этом романе Ларэль слушать не любила, ведь Миания, по её мнению, совершенно осознанно разбила сердце горному эльфу, который поклялся себе спустя сотни лет существования никогда больше не искать любви. Сначала она заставила его себя полюбить, а потом поведением своим уничтожила. Грустная и печальная ситуация, но никак не такая, какой её видела  вдохновенная алеготка. - Но зачем говорить о том, что в прошлом… Он стал такой молчаливый с тех пор, как…

- У Ригола, насколько я знаю, сейчас есть некоторые учения, - письмо в конверте отправилось прямиком в окно, где его подхватил волшебный поток ветра. - Они требуют его внимания.

- Ригол… - вздохнула дворянка, уже какое-то время поглощавшая фрукты из принесённой ею же корзины. - Ах, как ты думаешь, Ларэль, Арий Ниреконский…

- Арий? - поразилась Ларэль, только что севшая на диван рядом с подругой. - Неужто ты решила пройтись с романами по всем бессмертным?

- Вампир и вечный эльф… Между ними так трудно выбрать, - Миания тяжело вздохнула. - И как я должна выбирать, если Великие боги сделали меня такой?

- Может быть, стоит выбирать женихов не из круга ближайших знакомых?

- А как тогда, Ларэль? Ты так юна, молода… Тебе легко выбирать женихов. На меня же уже мало кто посмотрит такими же чистыми и откровенными глазами… А Пьерам и Натиль, как они хорошо общаются вместе? Или ты думаешь…

- Я не думаю о подобном. Я лишь стараюсь избегать излишних скандалов.

- Ты умна не по годам… Мне бы твой ум. И скромность. И спокойствие. А этот кафф на твоём ухе, как он тебе идёт!

- Благодарю…

- Даже не знаю, о чём говорить, сердце мечется из стороны в сторону!

- Но зачем-то ведь ты пришла?

   Ларэль аккуратно выудила из грозди винограда сладкий плод и проглотила, не кусая.

- Да, вспомнила! - Миания довольно взвизгнула, подпрыгнув на диване. - Ларэль, когда ты рядом, я всегда всё вспоминаю быстрее!

- Так в чём же причина визита? - девушка осторожно вынула из корзины сливу.

- Говоришь так официально, словно советник какой-то. Дело в том, что мы… Все мы, и когда я говорю это, то я имею в виду наше общество… Наш круг. Мы собираемся совершить довольно интенсивный и длинный выход в свет, и я подумала… Вернее, это сначала Билоф подумал, а потом… - алеготка затараторила так, что казалось, вот-вот у неё кончится дыхание, и она задохнётся. - Арий и Ингнут тоже поддержали нас и… Мы решили, что ты обязательно должна ехать с нами!

- Ехать? С вами? В высший свет? - Ларэль чуть не подавилась сливой.

- Конечно! Знаменитая портретистка в компании её верных друзей! Что может быть лучше?

- Прохладная осенняя неделя в городе с погожей погодой и десятком тихих занятий…

- Не глупи!

- Это так странно! Почему все вы вдруг решили за меня, что я буду делать?

- Тебе нужно выходить в свет! Ты юна, ты должна найти людей вне круга! Ты же сама только что мне об этом говорила.

- Я говорила о женихах.

- А разве ты не хочешь найти жениха?

- Нет, вернее… Не то чтобы нет, но… Есть несколько трудностей...

- Ты должна обязательно поехать с нами! Не бойся и не глупи!

   Миания так или иначе сумела уговорить свою несговорчивую подругу согласиться. А затем, опустошив большую часть корзинки с фруктами, отправилась восвояси. Довольная, и, кажется, весьма сытая.

- Удачной дороги, - пробормотала Ларэль, провожая её. - Приятного пути...

   Она всегда знала, что рано или поздно момент, когда вся легенда жизни её рухнет, случится. Но то, что случится он подобным образом и подозревать не могла.

   Конечно, когда тринадцать лет назад император вошёл с селенитами в её родной Даонис для проведения карательной операции, лишь для того, чтобы уничтожить вместе с ним всю Клаведонию, никто и подумать не мог, что слова «клаведонец» и «клаведонка» станут нарицательными. Станут обозначать врага. Больного, сумасшедшего, опасного.

   Впрочем, Ларэль должна была догадаться раньше — и светловласый Ригол, и бледный, с короткой укладкой седых волос, Арий, да даже Ингнут, темноволосый млермаркец, задавали вопросы насчёт её возраста. Грубый вопрос для женщины, но вполне важный с точки зрения понимания происхождения. Клаведонцы все были русыми, а особой чертой их считались изумрудные глаза. Выживших после кары императорской было немного, а те клаведонцы, что много лет жили в других провинциях, слегка отличались от тех, что продолжали жить на родине, поэтому выявить «проклятое зерно» по изумрудным глазам и возрасту было более чем возможно. Зачем? Чтобы сдать Белому Ордену, должно быть. И сотворить очередную кару, публичную, быть может.

   Но Ларэль не могла позволить этому случиться.

   Всё время она сокращала количество контактов, компаний, что знали её в лицо, не задерживалась подолгу в одних и тех же гильдиях, не давала никому и шанса узнать её поближе. Ларэль знала, что бежать ей некуда — на соседнем материке подобные гонения были связаны с почитателями бездны, уничтожившими по некой «карательной» причине всё население большого острова Карадлитт. Да и связь между материками была хорошая. Даже если бы ей удалось сбежать, ничто не отрезало бы путь обратно, наоборот, элентиумцы с радостью бы помогли империи с её поимкой — славя бездну, они проклинали карадлиттов, а клаведонцы так им созвучны.

   Вместо того, чтобы паниковать, Ларэль решила двигаться по сложившейся ситуации вперёд как по опасной дороге. С осторожностью, но уверенно. В конце концов, в одном из манжетов у неё был спрятан особый козырь…

«Млермаркские балы»

   Хорошо, что Билоф и его меценатское сердце решили сначала покутить в родном городе. Борода его и тело с годами становились только больше, как и любовь к Млермарку.

- Вечер сегодня предстоит знаменательный, - диктовал он, разглядывая друзей своих в своей гостиной. - Мы явимся в особняк к… И там…

   Ларэль едва слушала весь этот светский разговор, она занималась набросками в небольшой книжечке, которую постоянно носила с собой, прицепляя к платью цепочкой с лентами.

- Более того, мы имеем шансы наткнуться на паломнствующих святых, - Билоф сделал особое ударение именно на эту фразу. - Да и дальнейшая наша поездка к Ривеллу принесёт множество сюрпризов. Что же до сегодняшнего вечера, надеюсь, и он пройдёт нескучно.

   Имя некого Ривелла упоминалось уже не в первый раз, но Ларэль оно было незнакомо. Прочие имена так или иначе переплетались с уже известными ей клиентскими именами или смежными с ними, но вот таинственный Ривелл никак не поддавался объяснению.

- Предлагаю выдвигаться! - наконец светские речи подошли к своему завершению.

- Дорогой мой Билоф, уважаю тебя безмерно, - с свойственной ему горькой нотой язвительности начал говорить Ригол, сегодня особенно нарядный. Эльфийские черты его сегодня чудились слегка излишними. - Однако, как мы можем выдвигаться на бал, если мы до конца так и не решили…

- Ригол Малентский! - перебил его задорный голос полу-эльфийки. - Мне кажется мы уже договорились этого не делать! Это как минимум грубо.

- Грубо перебивать, когда старшие говорят, Ладра-Им, - огрызнулся эльф. - Могла бы причесать свои пышные кудри или привести в порядок лицо. Или наряд. Занялась бы делом, а не лезла бы в чужие!

- Прошу, давайте обойдёмся без ссор! - Натиль Блегройская, стройная и вытянутая советница, аккуратные тёмные волосы которой едва касались плеч изысканного женского костюма, оторвалась от тихой беседы, что шла между ней и напыщенным Пьерамом. - Вечер же только начался! Друзьям незачем шуметь друг с другом…

- Именно! - её собеседник покрутил усами и вскинул львиную шевелюру. - Шуметь будем на балу! Друзья мои, выдвигаемся!

   Замятый вопрос Ригола так и остался без ответа, но Ларэль насторожилась. Определённо этот неудобный вопрос имел какое-то отношение к ней — иначе эльф не смотрел бы на неё так пристально и не продолжал бы бросать в последствии в её сторону неодобрительные взгляды.

   Уже после того, как карета пришла к изящному особняку, и друзья отправились в сторону развлечений высшего света, Ригол вновь грозно посмотрел на Ларэль.

- Мы сегодня даже не поздоровались, - сказала она, вежливо улыбнувшись.

- Для того нет причин, - буркнул эльф. - Я не в настроении вести с вами беседы.

- Тогда к чему вы так много сил тратите на то, чтобы...

- Я вовсе не трачу свои силы. Я привык их беречь.

- Вот как… Значит, мне показалось?

- И, тем более, я никогда не стал бы тратить их на вас.

   Миания краем уха услышала перепалку и быстро подплыла к подруге, желая отнять её у недовольного Ригола.

- Ригол, я украду у вас Ларэль, - алеготка ухмыльнулась. - Вы ведь не будете против, милый мой Ригол?

- Как считаете нужным, - тон эльфа сменился на печальный, и он заспешил прочь от двух подруг, словно бежал от огня.

- Не дам тебя в обиду, - рассмеялась Миания. - А теперь и нам пора…

   Каменный особняк, пышно обставленный и внутри, и снаружи имеющий отличный сад с фонтаном, предстал перед Ларэль очередным испытанием. Верно себя подать, верно себя вести, не дать себя раскусить — у неё было очень много задач, слишком много, а ресурсы на их исполнение были ограничены.

   Благо, с ней была вечно разговорчивая на подобных вечерах Миания Алеготсумская. Ей не стоило никакого труда вести за собой разговоры, людей и кавалеров, и с ней Ларэль могла почувствовать себя в безопасности. Однако, это благо могло в любой момент обернуться катастрофой. Если кто-то из паломников или святых и правда оказался бы на балу, не удалось бы избежать беды. Тем более, если бы Миания, а она определённо сделала бы это, захотела бы заставить Ларэль соприкоснуться с великим и прекрасным. И тогда бы повторилось то, что случилось с ней тринадцать лет назад. И вся жизнь её бы смялась, исчезла бы, как фантом дурного сна.

   Но, перед тем как Ларэль даже успела начать искать среди толпы религиозные одежды или одежды Ордена, вслушиваться в окружение, ища среди шума бала самые тихие нотки звенящих колокольчиков, ей предстояло встретиться с Кангеном и Аравией Млермаркскими, устроителями сегодняшнего торжества.

   Имена их были связаны с небольшим скандалом, о котором Ларэль узнала от дальнего родственника Аравии. Тот заказывал у неё портрет для того, чтобы отправить своей возлюбленной, и параллельно рассказал такую историю: юная дама из весьма уважаемого рода каким-то чудом очутилась замужем за уже очень солидным мужчиной, который до этого много лет не женился. Чем уж взяла Кангена Аравия? Своей ли красотой или богатством? Сыграла ли роль молодость? Но в любом случае, оба они, темноволосые и ухоженные, на некоторое время стали главной новостью Млермарка.

- Ах, как я рада, что вы пришли! - Аравия была ниже своего мужа на голову, значительно моложе и активнее. В её движениях угадывалась детская непосредственность, некоторое даже отсутствие культуры жестов. - Вы ведь никто иная, как Миания, верно ведь? Миания  Алеготсумская!

- Собственной персоной, - довольно закивал Канген, чьё лицо в отличии от мягкого лица жены было острым и надменным. - Такая честь для нас.

- Как я могла не согласиться на приглашение моего верного друга Билофа посетить сей вечер у «Гдарского короля»? Вам ведь нет равных среди игроков, Канген, а так же в устроителях пиршеств! - Миания радостно изучала господ. - Разве могу я ошибаться?

- Ваши слова приятнее и слаще, чем медовый напиток, - хозяин довольно закивал. - Но, всё-таки, не советую вам шутить с «Гдарским королём»! Всё-таки, млерпекс это азартная игра, из которой я всегда выхожу победителем.

- Неужто вы готовы меня разорить? Свою гостью? Прямо в момент первой встречи и знакомства!? - алеготка игриво захлопала ресницами. - Вы, как женатый мужчина, должны знать совесть в подобных вопросах. Тем более, что я не замужем!

- О что вы! - мужчина рассмеялся, и жена аккуратно дотронулась его плеча. Кажется, горячие слова Миании пришлись ей не по вкусу. - О, милая, что с тобой? Не беспокойся! Я не собираюсь обижать наших гостей.

- Нет-нет, ничего страшного, - Аравия резко выдохнула. - Я лишь хотела напомнить, что сегодня никаких гдарских развлечений, развлечений для игроков, не запланировано.

- Ах, да, как я мог забыть...

- Милый, порой ты бываешь слегка невнимателен.

   Обмен любезностями стал слегка надоедать Ларэль, голова её бросилась куда-то в сторону. Среди ближайших к ним гостей религиозных фанатиков замечено не было, но расслабляться всё ещё было нельзя.

- А вы ведь, занимаетесь художествами, верно? И не только, как я слышал… Пишите портреты и словесные, и картинные... - стоило Кангену спросить это, как в ушах у Ларэль зазвенело. Звон этот был тихим, почти что приятным, таким знакомым и чудовищным — где-то недалеко, где-то поблизости находился человек, имевший отношение к Ордену. - Вы могли бы рассказать нам?

- Моя работа так ценна? Я очень польщена, - Ларэль растеклась в неуверенной улыбке. - Вам правда интересно?

- О, что вы! Не будьте так скромны! - Аравия оживилась, явно не чувствуя в портретистке конкурентку. - Ваше дело — великое дело. Если бы не вы, такие девы, как я… Мы бы не имели и шанса найти свою судьбу.

- Да, нашей Ларэль нет равных! - согласилась Миания. - Клянусь, рано или поздно она напишет портрет императора!

- Позвольте ворваться в ваш разговор, - мужской голос холодным ножом вонзился в спину Ларэль. Мало того, что голос этот показался ей неприятно знакомым, так с приближением его всё сильнее звенел колокольчик. Да, стоило ей обернуться, как факт предстал перед ней — к беседе хотел присоединиться источник звона. - Простите мне мою бесцеремонность… Я, никто иной как Каил, хотел бы попросить вашего внимания.

   Да-да, это имя… Это имя было Ларэль известно. Гранд-капитан Ордена, вечно закованный в белые одежды, обладающий невероятно сладковато-приторным тоном и чудовищно манерно жестикулирующий.

- Каил? Вы ведь из Ордена, верно? - Миания затаила дыхание в полном восторге. - Ох, вы даже не знаете, как сильно я люблю вас… Вернее, уважаю и с уважением люблю!

   Капитан рассмеялся. Его зализанные назад карие волосы, строгие, прищуренные глаза и выпрямленное лицо вызывали в Ларэль дрожь. Ещё больше пугал её его голос. Сердце начало биться быстро, готовя подходящий ритм для бега. Но бежать было некуда.

- Какая вы прелестная особа, - Каил улыбнулся, осматривая алеготку. - Элегантная, молодая…

- Неужто вы будете делать мне комплименты? Я умру от смущения! Если бы вы только знали, как я к вам благосклонна…

   Аравия не могла позволить наглой гостье продолжать вести разговор, элегантно и весьма вежливо вмешалась, и затянулась беседа, полная почестей и условных формальностей. Толка в ней не было до тех пор, пока алчный весьма Канген не вспомнил, что сегодняшний вечер проходит под эгидой религиозности — среди гостей есть паломники.

- Наконец, я пришёл к вам именно за этим, - радостно вспомнил гранд-капитан. - Святой Местоф сегодня здесь, и быть может вы захотели бы...

- Святой? Конечно! - подругина рука схватила Ларэль. - Мы срочно должны, сейчас же должны… Все твои беды и тревоги развеются, стоит тебе обратиться к…

   Каил наконец обратил на Ларэль внимание. Её бледность показалась ему слегка болезненной.

- Вы выглядите очаровательно, но всё время молчите, - задумчиво сказал он, вглядываясь в её изумрудные глаза. - Неужто вас так сильно что-то тревожит?

- Моя подруга права, - кивнула портретистка. - Но во мне нет уверенности, что разговор с кем-то сможет сгладить эту боль…

- Ох, что вы, - изобразив на лице сострадание, капитан протянул Ларэль свою руку. - Вам непременно нужно с ним увидится, позвольте, я проведу вас… Святые Церкви успокаивают душу и тело не хуже самого марлидонта.

- Ларэль, не отказывайся! - Алеготсумская начинала звучать, словно балованный ребёнок. - Ты не можешь, права не имеешь отказаться от такой чести! Ах, как я мечтала бы…

   Ларэль знала, что мечты Миании заканчивались на встрече с великим и прекрасным. Мечты Ларэль же желали избежать подобных встреч любой ценой.

- Вам правда не стоит, - взгляд её пробежался по костюму Каила и резко зацепился за украшение, что висело в районе шеи. И его Ларэль, к сожалению и горестной рези в районе сердца, тоже узнала. - Я не тот человек, что достоин подобной помощи…

- Не говорите глупостей, - капитан взял её за руку. - Ваша скромность доведёт вас до беды.

- Нет, я правда так думаю…

- А я считаю, что Местоф может помочь вам. Определённо, раз мы встретились с вами, это неслучайно!

   Хозяева довольно согласились с высокопоставленным членом Ордена, и Миания вторила им, радостно следуя за уходящими вниз по винтовой лестнице, в большой, просторный зал.

«Под пристальным взглядом святого»

   Всё вокруг было в белом тумане. Всё двигалось, звенело и дрожало. Больше всего оно дрожало внутри самой Ларэль. Боль, пронзительный страх, холодный ком в горле и воспоминания, вырезанные на юной коже плотным, кривым узором шрамов — звёзды, когда-то цветущие на небесах, расцвели на руках Ларэль. На левой руке, если быть точнее. И если быть ещё точнее, то не звёзды, а звезда. Правая отделалась небольшими, но глубокими ранами. Обе руки скрывались под манжетами, чтобы никто не смог узнать тайну, которую они скрывали. Жуткую, кровавую тайну.

   Всё началось тогда, когда Даонис ещё стоял на землях Клаведонии не в руинах. Довольно большой, размахнувшийся на равнине, город встречал каждого странника улыбкой. Клаведония сформировалась в веках посередине материка, поэтому всегда вынуждена была встречать гостей — и это получалось у клаведонцев лучше всего. Уважать чужих, торговать с ними, соседствовать со столицей… Своих клаведонцы любили и защищали, чужих чествовали и со всеми жили в мире, никогда не враждовали. Что же могло пойти не так?

   Единственные свои, к которым отношение отчего-то было другим, жили в лесу при Даонисе. В самой чаще этого широкого леса. Эльфы, лесные жители, смугловатые от вечного контакта с солнцем и растениями, дружные с лесом, но строгие к людям, стали изгоями. Не каждый из клаведонцев способен был понять их жизнь, те правила природы, что они провозглашали единственными верными. Поэтому взаимно игнорируя друг-друга, не снисходя до ненависти, единоземельные соседи существовали параллельно. Эльфы не выходили из леса, а люди в него старались не заходить.

   Однако, не все из людей Даониса сторонились леса и его обитателей.

   Почитатели «эльфизма» так же существовали. Действовать открыто они не могли, многие уезжали в Улиам, на родину лесных эльфов, но те, кто оставались, вели весьма активную жизнь. Связавшись с лесной магией, с камнями алевенитами, они на всю жизнь обретали новое видение жизни. Более углублённое в истинную её суть.

   Изредка, к поклонникам алевенита присоединялись избранные лесом. Чаще всего ещё детьми их находили среди жителей Даониса и приглашали принять участие в большом празднике. Не все родители отпускали детей, да и на обучение магии соглашался не каждый. Но, так или иначе, избранные, что связывали жизнь с эльфами и их служением природе находились.

   Ларэль была именно таким ребёнком — её призвали в лес, на что семья ответила отказом. Это не помешало девочке сделать визиты тайными. Прячась, уходя из дома, пока никто не видит, она обрела нечто очень важное. Тепло и понимание. Знания. Некоторое осознание своей судьбы. И веру в будущее.

- Когда ты станешь проводником древа, - говорил Миним, её самый близкий друг и отчасти наставник. Он был похож на прочих эльфов своей загоревшей кожей и абсолютно земляными глазами, мерцающими золотом. У него были короткие волосы и длинная чёлка. Длинная только слева — справа волосы эльфа были очень коротки. Даже слишком. Вид он имел совершенно непохожий на вид клаведонцев, чем вызывал у маленькой девочки восхищение. Конечно, Ларэль порой пыталась представить Минима с человеческими глазами, но ничего путного у неё не получалось. Бледнее в её голове он тоже не становился. Да и причёска его никак не поддавалась переменам — лесной эльф не мог встроиться в понимание о том, как должен выглядеть «добрый человек», хотя и являлся им. Определённо являлся. Так Ларэль поняла, что некоторые вещи или даже существ нельзя приравнять к человеку просто потому, что они уже не человек. Если бы Миним был бы человеком, его бы не существовало. А даже если бы он существовал, то был бы он «добрым»? Подобные вопросы появлялись в детской голове лишь от желания примирить семью и её друга, город и лес. Но ответов на них так и не было — даже если бы Миним был бы человеком, это ничего бы не изменило. А Ларэль так хотелось, чтобы все могли жить друг с другом в мире. Почему же кто-то хорош и может жить среди других, а кто-то нет? Тогда она даже не знала, что вскоре человек, человек-клаведонец, перестанет быть «хорошим» и «достойным жить». Да и сложность подобных вопросов не могла даже осознать. - Я подарю тебе свой камень, что ношу на шее. Это частица Великого Асенциума. Взгляни, как переливается. Словно блестящее море или глубокое небо.

- А почему тогда? - ребёнком, Ларэль часто задавала много вопросов. - Разве есть разница между тогда и сейчас?

- До посвящения это может повредить тебе, - Миним по-настоящему привязался к ней, хотя его сородичи предупреждали, что это лучше не делать. Он точно не знал, когда родители запрут свою дочь дома, не дав ей больше ходить в лес. Должно быть, эльф верил, что этого не случится. Разлуки между ним и Ларэль никогда не будет. - Эти камни, нам с тобой уже хорошо известные алевениты, они же части Асенциума, обладают невероятной силой. Они несут в себе осколки жизни, истинной мудрости… В них столько всего, что если соприкоснуться с этим потоком чистой энергии, можно заболеть или сойти с ума. Но! Обретя ключ к пониманию того, что происходит внутри камня, можно соединиться с ним и не испытывать не то что боли, какой-либо опасности. Тогда этот союз человека и камня будет даже полезен. Получить великую мудрость, использовать эти знания во благо — алевениты, дети Асенциума, дарят безграничные возможности!

- Но почему же тогда ты носишь его и не пользуешься им?

- Я — эльф. Моя природа отлична от природы человека. Хоть не так сильно, как многие привыкли думать, но всё-таки. Я связан с природой, поэтому связаться с чем-то другим мне труднее. Именно эта связь защищает меня от негативного воздействия силы алевенитов, но при этом не даёт связаться с теми благами, что они хранят. А внутри тебя нет такой плотной связи. Даже у магов связь с чем-то да имеется. Ты же избрана лесом, как та, что способная наладить контакт с истинным светом… Истинный свет — это та истина мира, что должна восстановить баланс. Селениты тоже его ищут. Но кто найдёт быстрее? И кто правильнее обойдётся с ним? Я верю, что мы, как лесные эльфы, ищем мира и баланса для всех. Но кто-то скажет, что мы слишком верны природе. Маги или бессмертные тоже ищут свет. Как они захотят использовать его могущество? Я не могу сказать… Зато, я точно знаю, что те, кто свяжутся с Асенциумом, обретают понимание мира такой глубины, что позволяет полностью разобраться во всём строении мира. И найти истинный свет. И связаться с ним.

- Как непросто.

- Очень! Но на самом деле, куда проще, чем кажется на слух. Если один раз это почувствовать, то потом будет уже куда легче — в голове всё встанет на свои места. Однако, для этого тебе нужно стать проводником древа. Как только корни его раскроют перед тобой камень-прородитель алевенитов, а ты получишь в подарок мой осколок, то всё поймёшь сама.

   Но связаться с древом и получить благословение Великого Асенциума Ларэль так и не смогла. В тот день, когда это должно было случиться, в Клаведонию явилась беда.

   Сначала ничего не предвещало ничего страшного — в Даонисе просто разыгралась ярмарка. Пышная, большая, неожиданная.

- Кто-то важный приехал? - Ларэль держалась чуть поодаль своего семейства, но всё равно слышала их разговор. - Аринтош, ты слышал, люди говорят об этом?

- Ралетта, прекрати, кто может приехать к нам, когда осень подбирается к городу? - отец смотрел на мать с некоторым недовольством. - Не шути.

- Но ведь так и есть, отец, посмотри! - Мриям была высокой и красивой, самая старшая из детей, она уже почти вошла в возраст, когда девам начинают подыскивать жениха. - Столько людей собралось…

- Небось сам ампиратор-марлидонт к нам явился, - Нетинг усмехнулся. Он любил шутить.

   Смех брата был прерван фигурами членов Ордена, что промелькнули среди толпы. Семья остановилась.

- Ларэль, - мать обратилась к дочери очень строго. - Не отходи от нас далеко, пожалуйста.

   Но дочь не ответила.

   Ларэль не стала долго размышлять — все ответы на самые заковыристые вопросы знал Миним, следовательно нужно было бежать к нему в лес, чтобы обсудить увиденное. Она не знала, что в этот раз семья последует за ней. Несколько раз ей строго запрещали общаться с эльфами, и каждый раз она послушно кивала головой. Конечно, её наругали бы. И, что было бы самым ужасным, заперли бы дома на пару дней. Ларэль сбежала бы через окно, но всё равно на душе у неё было бы неспокойно.

   Но беда пришла в Клаведонию, и лес не стал исключением.

   В лесу было мрачнее обычного. Всё дышало какой-то тревогой, сбился привычный ритм пения птиц. Ларэль бежала по знакомым тропинкам, перепрыгивая через корни деревьев. Внутри неё радость от возможного раскрытия тайны переросла в страх.

   В деревне эльфов, что располагалась в толстых, древних деревьях, было пусто и тихо.

- Возле дерева… - тихий шелест листвы донёс до девочки. - Возле дерева-а…

   Если до этого момента Ларэль ещё казалось, что ей просто мерещится, что что-то не так, то теперь и ярмарка показалась ей чрезвычайно катастрофическим событием. Всё было не так, как должно было быть. Она ещё не понимала что и почему, но уже чувствовала это всем сердцем.

   Возле древа собралось много эльфов. Толпой они окружили корни, закрывая их. Отчего-то они были подняты в воздух, не лежали на земле. Синий свет лился оттуда, из под дерева, но от него вокруг было только темнее. Напротив эльфов стояли белые фигуры. Часть из них была похожа на те, что ходили по ярмарке. Было так же два огромных существа, белоснежных, словно звёзды. Их тела сложно описать — чем-то они были похожи на насекомых, чем-то на зверей, головы их были странной формы, на них были длинные, извилистые глаза, а рты их, даже закрытые, красной нитью захватывали огромную часть тела. Белые, покрытые светлой кожей и едва заметной то ли чешуёй, то ли хитином, они стояли за членами Ордена, молча наблюдая за всем, что происходит. Двое выделялись с обеих сторон — Миним, сделавший шаг вперёд от своего народа, и неизвестный с тростью, облачённый в богатое синее одеяние. Оно одновременно было похоже на изысканный наряд и робу монаха.

- ...такова верховная цель. Спасение. И я следую за спасением моего народа, - неизвестный говорил очень протяжно и странно. - Я не хочу уничтожать твой для того, чтобы сделать это.

- Марлидонт, - Миним говорил сквозь зубы, шипя, так, как никогда не делал до этого. - Я уже сказал, что мы не дадим тебе отнять жизнь у Асенциума… Ты должен придумать другое решение.

- Другое? Я уже принял одно. Я исполню его, жестоко или нет. Это ты должен отступить, если жизнь дорога тебе и твоему народу.

- Тогда тебе придётся пройти к корням по нашим телам.

   Ларэль выбежала вперёд и расставила руки меж двумя мужчинами.

- Дитя, тебе здесь не место, - марлидонт был холоден и почти не двигался, но при виде ребёнка нахмурился и почти сразу попытался оттолкнуть преграду рукой. - Твоя жизнь не должна стать оплатой моего долга. Даже если ты дружна с этим народом, их глупое упрямство не позволит мне отличить одно от другого...

- Они не хотят, чтобы камень погиб, - девочка говорила уверенно. Это смутило присутствующих. Человек, защищающий эльфа, при том ещё и ребёнок… Селенитам такое ещё не встречалось. - Если он погибнет, то они тоже умрут, даже если вы не убьёте их. Зачем вы хотите уничтожить его?

- Он нужен мне, чтобы спасти от смерти мой народ, - отрезал император. - Это единственное решение. Когда я заберу его, я смогу исполнить свой долг.

- Но это глупо! - детский крик заставил неизвестных существ зашевелиться. Их множественные конечности заскрипели. - В чём смысл спасения, если оно несёт за собой такие жертвы?

- Ларэль, тебе не стоит говорить с… - Миним хотел вмешаться, но Ларэль обернулась на него, бросив в его сторону тяжёлый взгляд.

- Почему ради спасения одного, нужно жертвовать другим? Разве вы не можете дать им время, чтобы камень смог спасти вас, не отдав свою жизнь? - она продолжила говорить, и голос её эхом нёсся сквозь кроны деревьев. - Неужели вы не желаете, чтобы они помогли вам сами? Они не отказали бы вам в вашей просьбе, если бы вы находились в согласии.

- …В согласии? - марлидонт задумался, не зная что ответить. Молчание его эльфы восприняли, как слабость. Ещё несколько мгновений, и ребёнку удалось бы уговорить его. В этих сложных словах, рассказанных через маленькую девочку чем-то иным, марлидонт увидел то, что так давно искал — слабое сияние. Сияние истинной правды мира. Но если бы он пошёл за этим сиянием, то предал бы свой народ. Он не мог так поступить. Он обещал. Его молчание было вызвано растерянностью в душе — какой путь он должен был выбрать? Он начинал колебаться. Ещё мгновение и...

   Императору повезло, потому что мать схватила дочь и с трудом оттащила в сторону. Она кричала на неё, ругая за побег и связь с эльфами. Она извинялась перед императором, а Ларэль пыталась вырваться из её рук.

   Марлидонт закрыл глаза, а затем, очень быстро, выставил трость свою вперёд. Она хрустнула, и хруст этот не был похож на звук шевеления белых существ. Замахнувшись, император открыл глаза. В бесконечной глубине их отразилось то, как трость пронзает эльфийское тело, разрезая его пополам. Бледное лицо окропила красным.

   Мир разделился на до и после. Память окрасилась в одинокие цвета. Утро, вечер, ночь, день, закат и рассвет — больше не было знания о том, что и когда случилось, остался лишь примерный порядок. Ларэль не знала, сколько тринадцать лет назад прошло дней с момента смерти Минима до конца кошмара, что начался с неё. Она несколько раз пыталась посчитать, но каждый раз сбивалась. И сбивчивые воспоминания её бились в агонии каждый раз, когда она натыкалась на них.

   Утро. В лесу не светит солнце. Чудища бросаются к корням. Щёлканье, звон колокольчиков, что висят на одежде членов Ордена, зловонный гул и невыносимое чавканье раздаются всё дальше и дальше. Чаща остаётся позади. Пышные глубиной синего оттенка одежды продолжают блестеть в уголках памяти, наполняясь багровыми переливами.

   День. Суета дома. Шум ярмарки переходит в пожар криков и стонов. Приходится бежать, оставив отца в городе — он клянётся, что соберёт вещи и встретится с ними в поле.

   Вечер. Солнце садится. Мать и брат с сестрой решают последовать за отцом, который спустился к руинам, возле которых, неподалёку, была Даонисская конюшня. Коробки и мешки, среди которых остаётся Ларэль, кажутся бессмысленной ношей.

   Вечер. Близится ночь — света уже нет, и даже красная линия горизонта уже потемнела. Среди холодного поля возникает белое сияние. Сияют глаза родных. Мать, брат и сестра тянут к Ларэль свои руки, приглашая её в руины. Они говорят, что так будет лучше. Ларэль больше некуда идти, она не сопротивляется.

   Ночь. Должно быть, это была именно она. В бесконечной сырости подземелий трудно отслеживать время. Пир. Ритуал? Много слов и ярких вспышек. Память не хочет запоминать, не хочет вспоминать. Сознание покрыто белым туманом.

- Безумие и болезнь уничтожают их… Я сам могу скоро стать похожим на них. Обернуться чудовищем, что не может контролировать себя. Спасение? Камень не спас нас… Пустая жертва их глупости. Я не хотел убивать их. Энергия наполнила нас, и селениум внутри и снаружи может быть воссоздан. Болезнь же не ушла. Что я сделал не так? Кровопускание лишь сможет остановить моё безумие… Ритуал… Как глава Церкви, разве могу я допустить такое кровопролитие ради своей собственной жизни, только что совершив другое совершенно впустую? - сколько из увиденного правда? Только голоса верны, остальное смешается в единую кучу. Но когда они были услышаны? В каком порядке шли события? Сначала ли всех пытались убить, а потом, прячась, Ларэль раз за разом слышала слова? Или сначала было нечто другое? Почему же всё срослось в один ком ужаса и страха?

- Я помогу вам провести ритуал! Пусть это будет пир, полный крови, я не оставлю вас, ни за что не оставлю! Я сделаю всё… Позвольте, я сделаю! - Каил надрываясь, кричит. Человек ли он сейчас или просто ведомая марионетка? Это он привёл выживших сюда. Это он отдал их на съедение… - Вы должны жить, наш император! Мы должны спасти вас! Что мы будем делать, если вас не станет?

- Ты не понимаешь, Каил. Человек не может это понять. Великие боги не пытаются отнять меня у тебя. Это лишь последовательность болезни, и ты сам стал безумен из-за страха. Болезнь пожирает не тебя, а меня, - белые чудовища, одно за другим, тают. - Селениты пришли, чтобы стать помощниками людям. Не для того, чтобы злость внутри нас заставляла нас становиться чудовищами… Проявлять свою животную, звериную часть… Мы давно стали выше этого. Откуда же пришла болезнь? Как я могу справиться с ней без...

- Да будет вечным исцеление! Селениты, живите же! - кричит, весь красный отчего-то, весь залитый красным цветом. - О, марлидонт, да хранят Великие боги… Да пусть закончится этот кошмар! Пусть смерть их оплатит ваше спасение!

- Я не справлюсь с безумием. Я чувствую, что я не справляюсь. Если они уже погибли от него, я тоже стану чудовищем, - остаётся только одно, и голос его становится похожим больше на рык. - Я должен… Сопротивляться…

   Белое, невыносимо белое, странное по форме тело — множество ног, кривоватых, напоминающих ноги кузнечика, уходящих куда-то под потолок, складываются в единую массу рыбоподобного тела. Как много похожих черт, но никак невозможно соединить их воедино. Форма белых чудовищ, истинный облик селенитов, сложен в понимании. Длинные тела с множеством конечностей, обладающие хвостом и длинными отростками, ему подобными. Вытянутая вверх, неотрывная от тела голова, два подобных улиткам отростка — глаза, вытянутые, их много, очень много, они спускаются к рту, что идёт по телу. Когда он раскрывается, слева и справа виднеются зубы. Внутри только мгла. Тёмная мгла. Почему же селенитов называют светлыми, если внутри них только мрак?

   Эти «руки», если можно их так назвать, эти неясные клешни конечностей схватили Ларэль, когда настал её черед стать частью ритуала исцеления. Они подносили её всё ближе к мраку, всё ближе к бесконечности глаз, мутных и усыпанных зрачками, голубовато-серо-мутных, таких неземных, и она зажмурилась, чтобы не видеть образ чудовища. Чтобы не слышать дыхания. Чтобы не чувствовать остроты зубов. Чтобы не думать. Чтобы забыть. И не бояться.

   Жжение в руке.

   Крик. Гул. Свист. Шипение.

   Ларэль упала.

   На руке много красных пятен, но лишь одно ранение, напоминающее звезду. Напоминающее следы зубов и рта селенита.

   Она пыталась встать. Она убежала?

   В темное коридоров, в звоне колокольчиков, в шипении и гнетущем мраке, она встретила человека. Он был бел и чист, его одежды не были запятнаны кровью.

- Дитя, постой! - доброе лицо и нежный голос. Он был светел и спокоен. Истинный почитатель Церкви, кажется, он не увидел тех ужасов, что всё ещё мерцали перед глазами Ларэль. - Меня зовут Местоф. Я хочу помочь тебе… Ты ранена?

   Он присел на колени, осторожно показывая свои руки Ларэль. В них не было зла. Они звенели колокольчиками. В них ничего не было. Но Ларэль всё равно их боялась.

- В селенитах нет ничего дурного, - Местоф улыбается. - Мы исцелим их болезнь, и тогда всё будет хорошо. Любое недоразумение, что случится в процессе… Такое бывает. Но селенит никогда не стал бы ранить человека нарочно! Я помогу тебе… Позволь мне…

   Его светлые черты, это красивое, милый голос, эта улыбка — распущенные волнистые русые волосы, правильное лицо. Всё это бесследно исчезло во мраке. Белое чудище, что приближалось к нему бесшумно, пока он говорил, поглотило его безвозвратно.

   Снова бесконечность руин. Бесконечность тоннелей. Бесконечность факелов, сменяющаяся темнотой и сыростью. Бесконечность звона и страха. Вечный бег. Боль в ногах и руках. Головокружение. Сон. Это сон? Или это кошмар?

   Всё тот же зал. Всё та же вечная ночь. Всё тот же Каил, уверенно выкидывающий Ларэль вперёд. Всё те же запирающиеся на печати каменные двери. Всё та же тишина.

   И всё то же белое чудовище. Император. Марлидонт.

   Он движется медленно, словно устало. Его конечности несут его к Ларэль. Рядом почти ничего нет. Она пытается встать, но не может. Руки её панически изучают пространство рядом. Но чудовище ускоряется.

   Свист и хруст. Удар.

   Знакомый звук.

   Ларэль открывает глаза, чтобы увидеть, как острая тростью проткнула чудищу брюхо. По белому телу бежит алая кровь.

   Гул и грохот. Падение.

   Чудище упало.

   Оно лежит перед ней.

   Если она не поторопится и не ударит вновь…

   Бесконечность глаз смотрит на неё. Полны ли эти глаза слезами или всегда имеют такой мокрый вид?

   Ларэль держит в руках тяжёлую трость, не понимая, что делать.

   Глаза смотрят на неё.

   Если она будет стоять и смотреть в ответ, клешни поймают её, а зубы измельчат в прах.

   Но она не может ударить.

   Эти глаза…

   Они словно синий камень, снятый с тела Минима. Они блестят бесконечностью снов. В них столько тумана… Они, не отрываясь, провожают её. И она уходит прочь.

   На шее Каила остаётся осколок алевенита. Он видит императора, он бросается к нему...

   Она не может ничего сделать. Ларэль должна уйти. И уходит. Наружу. Прочь.

   Ночь встречает её ветром и прохладой. Вечная ночь превращается в простую, знакомую ночь. Тихую и мрачную, но живую. Полумёртвый, выгоревший лес, пустынная равнина, на которой когда-то был город, одинокое поле — здесь нет никого, кроме странствующих белых чудовищ. Но есть Ларэль. Она вылезает из руин, и свет Луны ослепляет её своим. Она смотрит на звёзды, надеясь увидеть ответ на вопрос. Но вопрос этот не может даже собрать, соткать из слов и воспоминаний.

   Ночь. Костёр. Возле костра греется охотник.

- Виндор, - говорит он, протягивая измученному ребёнку кусок мяса. - А ты?

   Девочка не берёт еду в руки. Аккуратно она срывает кусочек травы и принимается жевать его.

- Не говоришь? - он выглядит как клаведонец. - Ладно… Выглядишь неважно. Я, после увиденного, тоже бы не говорил. А я видел не так много…

   Он видит, что мясо девочке неприятно, и предлагает ей печёной картошки.

- Другое дело, да? - улыбается Виндор. - Страшные вещи, должно быть, творятся там… Я видел немного, но ты видела больше, да? Поэтому и молчишь. Я понял… Нам надо вместе отсюда уходить, Мышка. Буду звать тебя так, ты ведь не против?

   Ночь. Поле. Бежать больше некуда. Белые создания приближаются. Охотник кидает Ларэль и свою сумку в сторону.

- Амулет! - отчаянный крик. - Не теряй его, не снимай его, в моей сумке, там амулет!

   Сено. Мягкое. Откуда оно тут? В нём сухо и тепло.

   Боли от удара нет.

   Три белых пятна подступают всё ближе.

   Они его окружили.

   Ночь медленно ступает, не давая и шанса отдышаться.

   Много глухих звуков.

   Они пытаются добраться до неё — белые пятна склоняются к ней, но, шипя, отбегают. Амулет, кажется, отпугивает их. Но почему Виндор не захотел спастись вместе с ней? Зачем надо жертвовать чем-то, чтобы обрести спасение? Зачем?

   Утро. Рыжие кудри проносятся рядом.

   Ларэль идёт по полю, оставив где-то позади выроненную сумку с амулетом.

   И тут встречает эту рыжую голову. Рыжая не вся голова, только кудри. Лицо сияет от радости. Оно такого непривычного цвета. Сине-фиолето-чёрного. Но не тёмное, совсем нет. Просто имеет странный оттенок.

- Аглек, поклонник практик Готрима. Это далеко отсюда, - он забавно говорит, словно криво, но понятно. - А ты? Что с тобой такое? Мы слышали, у вас тут болезнь… Пришли, чтобы посмотреть, можем ли мы помочь.

   Ларэль не помнила, говорила ли или нет. Она не помнила и что сказала. Сероватые глаза Аглека округлились и стали похожи на две Луны. Должно быть, она просто протянула ему свою руку. И он всё понял. Так просто.

- Нет-нет, - голос его осёкся. - Как можно… Как они могли…

   Готримец быстро берёт себя в руки. Тревога на лице его сменяется улыбкой.

- Теперь всё будет хорошо. Я же тебя нашёл, - он говорит быстро. Очень быстро. - Я отведу тебя… Я научу тебя как… Только не бойся, ничего не бойся, смотри…

   Его руки расходятся в стороны, а затем оказываются рядом друг с другом. По телу бежит слабая дрожь. Тепло. Странное, едва ощутимое. Затем он показывает простой жест в сторону — кладёт ладони, одну к другой, а затем не размыкая запястий, разводит пальцы в стороны.

- Трэмэл говорит, так можно убить любое белое чудовище. Его просто не станет, - Аглек улыбается. - Попробуй…

   Ларэль разводит ладони, подобно ему, и волны разбегаются по ветру.

- Видишь…

   Утро. Одно ли это утро? Или много разных дней?

   Утро переходит в день.

   День догорает в вечер.

   Вечер. Равнина не кончается. Нет, она не кончается. Просто начинается обрыв. Белое чудище, что до этого лежало, бежит. Бежит за ней и за Аглеком, а они убегают.

   Ларэль не понимает, почему во второй раз не смогла убить его. Ей даже показали как. Это не было сильным ударом, что она не смогла совершить, подняв в воздух острую трость. Это было простым движением кистей рук. Если бы она сделала это, то Аглек не умер бы. Если бы она сделала это, то Аглек не сказал ей сделать ещё пару шагов назад. Она не упала бы с водопада, она не нашла бы по течению реки лагерь, она не ушла бы с солдатами Трэмэла в Готрим, и она бы не спаслась от кошмара, что длился вечность.

   Значит ли это, что для спасения и правда приходится чем-то жертвовать?

   Или отчего-то Ларэль просто не могла убить живое существо, увидев в глазах его что-то, что вызывало в душе непрерывную жалость и скорбь. Существо, что до этого убивало других, не раздумывая. Существо, что ранило её, оставив навсегда шрам, как напоминание обо всём ужасе, что удалось пережить. Ларэль не могла убить его. Дважды не смогла. И это доказывало, что она не готова ничем жертвовать, чтобы спастись.

   ...Шум тумана, бледность молочной метели воспоминаний. Ларэль на балу. Её руки в руках у святого.

- Местоф, что такое? - спрашивает Каил у создания, глаза которого затянуты пеленой бесконечных зрачков. Его лицо Ларэль до боли знакомо. Ей больно, и всё ей знакомо. Но обычно от того, что что-то знаешь, становится спокойней, а не наоборот. - Что-то не так?

- ...зверь, что пытается убить её, - бормочет Местоф. Он всё ещё человек, и волосы его такие же волнистые. Но глаза и парочка лишних конечностей выдают в нём селенита. - Как ужасно. Столько боли и мрака в этих воспоминаниях. Я ничего не могу разобрать.

- Бедная моя Ларэль! - вздыхает Миания. - Как много в ней скрытых страданий…

   Кажется, и Билоф, и Ингнут, и Арий, и даже Ригол и Ладра-Им, и Пьерам, и Натиль, все они стоят так же здесь рядом с Ларэль и святым.

- Вам обязательно нужно увидеть императора, - Каил смотрит на Ларэль с непривычным для неё сочувствием. Она запомнила его лицо другим. Совсем другим. - Он-то точно сможет…

- Да, я думаю, это будет лучше всего, - Местоф улыбается. Но очень быстро улыбка его превращается в с трудом сдерживаемую гримасу боли. - Я помню что-то, но не могу вспомнить что. Внутри меня болит чувство… Я не могу определить. Так странно. Ларэль, вам нужно исцелиться от этого… Вам нужно ехать в столицу. Я был бы готов сопроводить вас, но…

- Мы справимся сами, - прерывает его тяжёлый голос Арийя. Миания и Ингнут, истинные верующие, стоят в восторженном исступлении, и фраза эта вырывает их из него. - Сначала мы заедем в гости к нашему знакомому, в его усадьбу. А затем совершим путь в столицу, как и предполагалось. Только вот, теперь у нас будет великая цель — спасти нашу подругу от болезненных страданий прошлого.

- Кто бы мог подумать, что так всё обернётся, - Ригол задумчиво ухмыляется. - Но, раз судьба ведёт нас по этому пути, всё, что мы можем, это продолжать идти.

Глава вторая, проходящая в гостях у Ривелла Млермаркского.

   Ларэль было трудно первые дни этой поездки. Вовсе не оттого, что ей не понравилось в усадьбе — расположенная южнее Млермарка, она стояла на равнине, граничащей с Аниотиусом. Отсюда из Марлейна до столицы доехать было нельзя, нужно было ехать в обход, но разглядеть что-то из столичных пейзажей было вполне возможно. Погода стояла отличная, а местная природа в виде леса, отдалённых гор и приятнейшей речки, радовала не только душу, но и глаз. Всё это было прекрасно, Ларэль это не отрицала. Но пару дней провела отстранившись ото всех. Полностью в своих размышлениях.

- Прошу, простите меня, - Ривелл оказался высок ростом, вытянут и как-то очень при этом мягок. Его серебристые волосы и большие, тёмно-небесные глаза говорили о некой связи с селенитами, но почему-то это не вызывало в Ларэль тревоги. Ривелл вёл себя, как человек, причём как человек очень мягкий. Да, мягкий — именно мягкость в нём превалировала над прочими чертами. Он двигался очень элегантно, всегда был тактичен, голос его был приятен, хоть и странен на слух. Он носил причудливые пышные наряды, воздушные и по крою своему романтичные. Кажется, он старался быть художником. Или поэтом. Кем-то очень высоко возвышенным, но при этом человечным. - Я заметил, что вы уже несколько дней как…

- На стоит беспокоиться обо мне, - Ларэль перебила его, оторвавшись от окна, подле которого стояла, но не взглянув на Ривелла. - Я просто должна хорошо всё обдумать.

- Я слышал о вашей болезни, - Ривелл присел на стул, что стоял неподалёку. Его ещё пару часов назад принёс слуга для Миании, что пыталась разговорить подругу. Миания ушла, а стул остался. - Мне так хотелось бы помочь вам… Хоть чем-то. Я подумал, быть может, вам одиноко… И вы волнуетесь из-за того, что открыл вам святой…

- Вам правда не стоит беспокоиться, я просто... - всё-таки, лицо его было очень хорошеньким. Нежная острота скул, тонкий нос, аккуратные губы, чувственные тонкие брови… Ларэль сбилась с мысли. Ей всё-таки не стоило смотреть на него.

- Вас мучат другие тревоги? - Ривелл привстал, чтобы, кажется, сделать шаг в сторону Ларэль. - Я могу выслушать вас! Если вам нужен слушатель, я с радостью стану им… Я не могу смотреть на то, как вы страдаете… Должна же быть причина и решение, верно ведь, Ларэль?

   Девушка покачала головой. Говорить ей не очень хотелось, потому что сама она до сих пор не определилась с тем, что делать. Впрочем, терять было нечего — визит в столицу точно стал бы финальной точкой её недолгой жизни, поэтому от одного разговора по душам вряд ли что-либо фатально изменилось бы.

- Мне предлагают выйти замуж, - Ларэль сказала это таким хрустальным тоном, что Ривелл, похоже, перестал дышать, боясь спугнуть её хрупкую мысль. - Предложение весьма настойчиво, я обязана буду на него ответить. Можно сказать, мне практически не оставили выбор… Я должна буду ответить. И ответом моим будет помолвка.

- Что же в этом дурного? - улыбка его чуть померкла, но всё ещё оставалась на славном лице. - Любовь есть…

- Любви нет. В этом-то и состоит причина моих размышлений.

   Стоило Ларэль сказать это, как улыбка вернулась к Ривеллу, словно его отчего-то забеспокоил факт её возможной помолвки.

- Вы имеете в виду, - начал он слегка суетливо. - Что между вами и тем, кто предлагает вам брак, нет чувств? Или вы просто не верите в любовь?

- Я верю в любовь, - Ларэль не отрывала взгляд от лица владельца усадьбы, потому что ей показались интересными перемены в нём. - Но я не верю в то, что брак по расчёту, который рассчитан не мной, поможет мне хоть чем-то.

- Но вы же можете отказаться… Мне казалось, что вы влюблены, оттого и единственным ответом вашим станет…

- Вовсе нет.

- В чём же тогда…

- Винион Грублетс Марлейнский не потерпит моего отказа.

   Имя это словно заклятье повлияло на Ривелла.

- Грублетс, - сквозь зубы пробормотал он, словно злясь. По-настоящему. - Да, он хорошо мне знаком. Имя его я… Знаю. Вы правы в том, что он редко меняет своих… Но вы могли бы опередить его, объявив помолвку с кем-то другим.

- Будто бы второпях я смогу найти что-то, что не будет мне мучительно, - Ларэль пожала плечами. Наконец взор её вернулся к окну. - Сейчас я думаю об этом, но пока не могу придумать ничего, что могло бы облегчить мою судьбу. Тот вечер принёс слишком много тем для размышлений — жених, что публично на балу объявил всем… Святой... Да, меня же ждёт поездка в столицу! Мы вернёмся в Млермарк до неё, и к тому моменту я уже должна быть чей-то невестой. Как я могу успеть?

- Где есть невесты, которым нужно спастись от , там есть и женихи, что одиноко дожидаются их, - Ривелл говорил ещё мягче прежнего. - Вам не стоит отчаиваться так сразу, Ларэль… Поверьте, судьба бывает очень щедра в своих непредсказуемых шагах.

   Ларэль тихо рассмеялась.

- Главное, чтобы они не привели меня к пропасти, - проговорила она.

   Разговор с Ривеллом не сильно переменил ситуацию. Ларэль проводила дни в одиночестве, и Миания тревожилась на её счёт всё больше. Она постоянно пыталась её развеселить, что вызывало в гостях усадьбы тихий ужас. Ларэль это никак не трогало. Словно статуя, она застыла в одном положении — положении отчаянном.

   Наконец, спустя ещё неделю молчания, Ривелл вновь нагрянул к Ларэль, в этот раз застав её за работой. Она дописывала очередное письмо, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, как вдруг перед ней возник нежный образ владельца усадьбы.

- Это снова я, простите меня за мою навязчивость, - он улыбался, как и всегда. Ларэль убедила себя, что манеры его являются лишь фасадом, приличной вежливостью, и уже не реагировала на него. - Знаете, Ларэль, я тут подумал… Я хотел бы… Если бы вы могли… Напишите меня!

   Последние слова Ривелла заставили Ларэль отвлечься от письма.

- Вас? - уточнила она.

- Да, мой портрет! - он улыбался так широко и лучезарно, что Ларэль захотелось зажмуриться. - Я хотел бы, чтобы вы... Я так скучаю без вас. Ваши друзья так много о вас рассказывают, а от вас я не услышал ничего, кроме той истории о…

- Вам нужно письмо, верно? Чтобы отправить его возлюбленной?

- Нет, я хотел бы, чтобы вы нарисовали меня просто так. Я заплачу, если потребуется! Я имею в виду… Без повода. Просто на память.

- На память…

- На память о вас. О том, что вы…

   Ривелл сбился.

- Хотя бы набросок, - взмолился он. - Хотя бы… Я так хотел бы с вами подружиться, но совсем не знаю как!

- Дорогой мой Ривелл, - Ларэль отложила в сторону перо, которым писала, и дотронулась до руки Ривелла. Тот вздрогнул, но ничего не сказал. - Вам совершенно не нужно так стараться. А моя подруга была бы рада любым вашим словам, и дружба с ней для вас была бы куда более...

   Владелец усадьбы сжался. Только что он сидел на пуфике, приставленном к столу, совершенно спокойно, впрочем, скорее не очень спокойно, а слегка взволнованно, но вдруг чуть не вскочил с него. С трудом сдержался.

- Вы мне не верите? - лицо его омрачилось. - Вы думаете, что я… Как вы могли такое подумать обо мне? Я абсолютно искренне…

- Какой портрет вам нужен? У меня с собой нет красок, только книжка с набросками, - Ларэль поняла, что обидела его. Судя по всему, мысли её об игривом холостяке-любовники оказались ошибочны. - Вряд ли удастся создать нечто долговечное.

- Я вам не нравлюсь, Ларэль? - печально воскликнул Ривелл. Глаза его стали мокрыми. Кажется, до этого они казались такими из-за нечеловеческой их особенности, но сейчас наполнились слезами по-настоящему. - Всё потому, что я чудовище?

- Вы не чудовище, - ошибочные логические суждения привели Ларэль в крайне неловкую ситуацию. Выбираться из неё надо было срочно. - Я вовсе не… Простите, я не хотела вас никак обидеть. Вы очень гостеприимный хозяин и…

- Нет, какой я человек? Скажите мне…

- Ривелл, не стоит так…

- Я не переживаю! Я совершенно не переживаю! С чего вы взяли, что я могу переживать?

- Я просто…

- Ларэль, почему вы постоянно молчите? Почему вы отталкиваете меня, когда я хочу лишь…

- Это никак не связано с вами. Если бы вы спросили у моих друзей, то могли бы точно убедиться в том, что отталкиваю я сейчас всех, не только вас.

- Ваши друзья говорили об этом, но…

- Вам не о чем… Я имею в виду, я порой бываю молчалива. Это никак не вызвано вами или какими-то вашими словами, вашим поведением или даже вашим существованием в целом. Я просто… Мне нужно подумать. И я беру это время, отказываясь от всего прочего.

- Напишите мой портрет, прошу вас.

   Ривелл оказался куда более эмоциональным, чем сначала показалось Ларэль. Ей чудилось, что он вежливо отыгрывает нежную роль, спокойно дёргая за ниточки чужих чувств, но он оказался чуть ли не взрывоопасней Миании.

   Когда набросок был закончен, владелец усадьбы с интересом изучал его несколько минут.

- Вы мне льстите, - наконец заключил он, и лицо его вновь озарила улыбка. - Но мне приятно.

   Ларэль надеялась, что на этом инцидент был исчерпан, и готовилась вернуться к своим заботам, но Ривелл резко воспрянул духом и решился на целую речь.

- Знаете, Ларэль, за последние недолгие дни… За то время, что я знаком с вами, я многое понял. Например, я осознал, что жизнь моя, полная спокойствия и умеренности, уверенности в завтрашнем дне… Я наконец-то понял, чего мне не хватает — мне не хватает искренности и… Я постоянно сталкиваюсь с одиночеством, погружаюсь в холодные размышления… Увидев вас, я наконец-то понял, как мне это вредно, - говорил он, наконец-то вскочив с места, и слова его так и разили пламенем. - Больше того, я уже окончательно решил, что не позволю  кому-то страдать так же, как и мне… Не то чтобы, я страдал. Нет-нет… Я имею в виду, что я принял решение больше никогда не страдать. И в этом решении я так же замешиваю вас.

- Что же вы хотите всем этим сказать? - Ларэль нахмурилась.

- Вы мне интересны, Ларэль, - Ривелл с трудом выдавил из себя эти слова. - И в вашей беде я мог бы стать спасителем. Я имею в виду… Я же лучше, чем Грублетс?

   Немного помолчав, Ларэль рассмеялась.

- Ох, милый Ривелл, - она старалась быть взрослой и серьёзной, хотя он был немного, а может и намного старше неё. - Вам не стоит шутить с судьбой!

- А я не шучу, - Ривелл замер, уперев руки в бока. - Я признаюсь вам в своей слабости — когда я подумал…

- Может быть, вам не стоит думать?

- Я вам неприятен всё-таки? Я хотел предложить вам решение вашей проблемы…

- Нет, что вы…

- В таком случае, почему вы продолжаете меня отталкивать?

- У вас ведь не может не быть какого-то расчёта, верно? Я не понимаю в чём он может быть, поэтому и...

- Но мой расчёт только в том, что…

   Ривелл остановился. Лицо его погрузилось в краску.

- Я не рассчитывал встретить кого-то, кто покажется мне похожим на меня, - начал он осторожно. - И увидев вас я… Неужели никто никогда не признавался вам в любви? И поэтому вы не верите, что с вами это может случиться?

- Но мы ведь практически не общались, как вы могли успеть влюбиться? - Ларэль вжалась в деревянное кресло, в котором сидела. - Разве…

- Разве для этого нужен какой-то глубокий повод? Вы умеете говорить, когда вас спрашивают. Учтивы. Вежливы. На ужинах вы умеете поддержать самый скучный разговор парой фраз, что потом невозможно вытащить из головы. Но если отбросить все формальности! Вы талантливы. Очень задумчивы и умны, это я успел заметить. Вы несчастны. Абсолютно несчастны! Но это поправимо! Я готов это исправить. Я хочу это исправить, даже так! Вы красивы. Вы очень милы, Ларэль, знаете ли вы об этом? Вами можно любоваться часами. И я делал это, издалека… Но… Я не хотел бы наблюдать за вами только издалека, это было бы мучением. Я хотел бы… Я…

   Резко он прервался.

- Я говорю только о себе, - Ривелл стал мрачен и невесел. - А что вы думаете обо всём этом, Ларэль?

   Ларэль смущённо пряталась за небольшой книжечкой, сравнивая набросок с реальным прототипом. Некоторое время она молчала. А затем отложила книжку в сторону.

- Я вам совершенно не льстила, - сказала она наконец. - Это вы воспринимаете себя не совсем таким, какой вы есть на самом деле.

- Стоит ли считать это… - Ривелл хотел задать вопрос, но Ларэль его перебила.

- Вы мне приятны, Ривелл. Искренне. Я пока плохо понимаю вас, но…

- Но?

- Между вами и Грублетсом, я бы выбрала вас.

   ...Должно быть, Ларэль на самом деле не верила в любовь. Ей не верилось, что Ривелл, за которым бегали толпы неясных дам всех форм и размеров, всех титулов и сословий, увлечётся именно ею. К сожалению, а может и к счастью, Ривелл брался свои слова подтверждать — сомнений в его искренности у Ларэль за время прибывания в усадьбе не осталось. Хотя, разговоры о женитьбе не зря вызывали в ней скрипучее чувство — Миания могла примерять женихов хоть ежесекундно, когда для Ларэль это было мучением. Не Ривелл, его озорная манера говорить обо всём на свете, добрый голос и тёплая мягкость вызывали в её сердце приятное волнение. Сам процесс, его напускная важность, мучили Ларэль. Если бы ещё не визит в столицу, ей было бы куда проще. Куда проще.

   Несколько месяцев, проведённых в усадьбе, пролетели незаметно. План изначально был таким — Ривелл часто организовывал большие встречи, в ходе которых у него гостило много разных именитых, чуть более или менее, жителей империи. Он так же любил эти встречи затягивать, наполняя их забавными событиями. Например, в один из вечеров он принялся шутливо знакомить гостей со своим новым нарядом.

   Ривелл продемонстрировал свой новый бант и настоял на том, чтобы Ларэль потрогала изысканную ткань подаренной ему императорской рубашки. Воздушная ткань словно парус изгибалась то там, то тут, пока наконец не не позволила Ларэль нащупать тонкую талию Ривелла. Тот усмехнулся, почувствовав её прикосновение.

- Ларэль, а как же бант? - гримасы Ривелла, очаровательные по своей сути, наконец заставили Ларэль улыбнуться. - Бант это ведь самое главное!

   Ларэль желала скорее скрыться, но бодрость Ривелла заставила её остаться. Бант показался ей приятнее, нежели талия Ривелла, но быть может только из-за волнения.

- Ах, какие чудесные руки, - тот не сводил с Ларэль взгляда. - Я бы отдал всё, чтобы видеть их каждый день…

- Нельзя так говорить, - возмутилась Ларэль. - Это страшные слова!

- Но это ведь правда!

- Даже если это правда, жертвовать всем ради…

   Ларэль нахмурилась, в голове стали вспыхивать туманные сцены, полные леса, подземелий и мрака. Ривелл, торжествовавший до того своей победой над её страданиями, испуганно вздрогнул. Вид его перестал быть таким весёлым.

- Оно того не стоит, - заключила Ларэль, желая вернуться обратно на один из диванов возле камина, откуда Ривелл её вызвал к себе.

- Ларэль, куда же ты, - осторожно поймав девушку за локоть, владелец усадьбы взглянул на неё так, как до этого ещё не смотрел. Во взгляде этом был не простой интерес, даже не игривая заинтересованность, это был взгляд совершенно и взволнованного человека. Да, все вокруг это заметили, особенно Миания. В ней событие сие вызвало дикий восторг. - Я готов ничем не жертвовать ради тебя… Только прошу, не уходи.

   Ларэль задумчиво уставилась на руку, схватившую её так нежно и заботливо. Что-то в ней напомнило ей клешни белого чудовища. А манжеты, что скрывали её руки, напомнили о тайне, что стала бы явной после визита в столицу.

- Останься, - Ривелл продолжал. - Пусть это будет моим публичным признанием, моим предложением… В конце-концов, они обязаны звучать публично. Будь моей невестой, Ларэль! Я без тебя… Я буду скучать по твоим рукам! Я ведь уже сказал, что…

- Я не ухожу, - да, ей всё ещё чудилось, что руки Ривелла похожи на клешни чудовища, но она не боялась. Нет, в том, что виделось ей, не было ничего кошмарного. В конце-концов, перед ней был Ривелл. Она знала, что он добр, в чём-то наивен и очень-очень приятен во всём остальном. С ним рядом ей было спокойно. И даже если решение её было пустым расчётом, а не итогом нежной симпатии, другим оно быть не могло. - И я готова принять это предложение.

- Как чудесно!

- Только мне всё равно надо будет уехать в столицу и…

- Это лишь временная разлука. Тем более, речь идёт о твоём здоровье.

   Среди присутствующих гостей пронеслась волна одобрения, Миания принялась шумно рассказывать что-то своим друзьям, Ривелл шептал что-то очень тихо и не совсем внятно, а Ларэль потерялась в тёплых объятьях. «Какой всё-таки странный он, этот Ривелл, - думала она, - Какой же он до невыносимого мягкий… » И Ривелл тоже что-то думал. Но мысли его были слишком разрозненными, чтобы собраться в цельное предложение.

Глава третья, разбивающая сердце.

   Ларэль так и не поняла, зачем после Млермарка они направились туда, где когда-то был Даонис. У её друзей это оказалось традицией — отдавать почести ушедшим на месте гибели города. Рядом не было ничего, что говорило бы о наличии здесь когда-то поселения, только поле и ветер.

- Иногда эту дорогу объезжают, - надеясь увидеть перемены в Ларэль, пояснил Ригол, когда они уже вернулись в экипаж. - Но мы предпочитаем…

   Она ничего не сказала. Даже не перебила его, он замолчал сам. Тревоги её теперь касались не только её разоблачения, но и Ривелла, который пострадал бы от этого.

   ...Императорский дворец красовался выверенным фасадом, окнами-розетками и ажурными шпилями. Столичный высокий архитектурный стиль, сочетавший в себе удлинённые нарочно тонкие линии окон и дверных проёмов, твердую узорчатость колонн и обилие цвета в витражах, пестрил своей отстранённой надменностью и высокомерием. И внутри, и снаружи, везде — на каждой улице, в каждом помещении, в каждом рисунке переплетения лестниц и интерьеров, в случайном взгляде прохожего ощущались имперское величие и мощь власти марлидонта.

   То ли сам факт того, что в Алеготсуме заседал всеми почитаемый селенит Лиравир, давал такой сногсшибательный эффект, то ли богатая история древней столицы давала о себе знать, но, так или иначе, даже воздух здесь был иным. Прозрачней, холодней и строже, чем вне города. Небо казалось дальше и выше, словно вздымалось вверх, роняя на землю строгий свой взор. Атмосфера торжественно-траурная, одновременная полная воодушевления и гибельности. Хотя, быть может, давали знать о себе многочисленные крипты, расположенные под городом, или просто настроение Ларэль.

- Мы увидим императора близко-близко! - восторгалась Миания, очутившаяся в стенах родного города ставшая более скромной и тихой. - Я смогу взглянуть ему в глаза…

- Он не женат, и ты хочешь этим воспользоваться? - пошутил Ригол, но шутку его Миания не оценила. Она вся покраснела от злости, и готова была разразиться страшным криком на всю площадь, но Ингнут её опередил.

- Подобные заявления я считаю неуместными, - он не кричал, но говорил громче обычного. - Марлидонт не только наш правитель, но и глава Церкви.

- Святой, - добавил язвительно Арий. - И с ним будем встречаться не все мы, вне зависимости от нашего мнения на его счёт, а Ларэль.

   Ларэль боялась этой встречи, потому что не знала, узнает ли её император, и что будет в любом из случаев. Если узнает — будет ли он пытаться убить её на месте или отдаст приказ Ордену? Если не узнает — заподозрит ли он её в чём-то или… Однако, к её удивлению, волнение её развивалось не так, как она предполагала. Вместо того, чтобы рассматривать всевозможные варианты развития событий, Ларэль отвергала каждый из них, пытаясь оставить голову в желанной тишине. Удавалось это с трудом, но всё-таки удавалось, поэтому она продолжала. Разговоры своих друзей, виной которых она очутилась здесь и стала заложницей сразу нескольких больших историй, стоит отдать должное, Ривелл не делал из неё заложницу, скорее наоборот, слышались ей эхом ветра.

- Как прекрасен будет этот приём, друзья мои! Даже отходя от благородной цели нашего визита… Представьте себе, как...

- Я слышала о том, что император редко проводит личные встречи. Как же мы...

- Всё очень просто! Я не раз слышала истории, что во время службы он обходит первые ряды собравшихся людей и...

- Я не разделяю этой религиозной фанатичности. Как вечноживущее создание я очень далёк от подобного почитания, и лишь раздражён им.

- Я понимаю. Эльфы тоже не очень любят строить себе кумиров, ведь порой могут пережить их.

- Значит, нас ждёт приём и служба? Всё в один вечер?

- Там будет орден, посвящённые, святые и гости, такие же как мы. Некоторые приглашены особыми указами, кто-то чудом попадает во дворец и имеет шанс обрести благословение императора, а кто-то, вроде нас, заранее знает, что его ждёт.

- А хор будет петь гимны и торжественные песни?

- Конечно же! Особенно славится такой — он называется...

   Ларэль потеряла связь между тем, что видела, и тем, что слышала. Внезапно перед глазами её предстал вечерний город, хотя мгновение назад ещё светило солнце. Холодный серый столичный пейзаж сменился ярким, горящим видом императорского дворца. Высокие ступени поднимали череду лестниц вперёд, ко входу. По ним, нервно ступая вперёд, гости и попадали на приём. Официальные службы марлидонт давал довольно часто, но сегодняшняя всем казалась особенной.

- Скоро мы окажемся в настоящей сказке... - Мариан взяла подругу под руку. - Волнуешься?

   Но ответа не было.

- А Ривелл завидный жених, - алеготку отсутствие ответа не остановило. - Не то чтобы я завидовала тебе… Но это невероятная удача!

   Ларэль поморщилась от света огромных залов дворца, но продолжала молчать, не выражая ничего из того, что творилось внутри неё. Не то чтобы было что сказать, вполне эффективно удавалось избавляться от всего, что лезло в сердце и голову. Но именно это самое избавление вызывало дрожь и лёгкое смятение.

   «А что случится сейчас?» - подумала Ларэль, когда они с Мариан стали подходить всё ближе к многоступенчатому алтарю в центре кафедрального зала. По нему, переступая с балкона на балкон, вниз спускались священнослужители в белых одеждах.

- Мы поднимались, а они спускаются, - наконец Ларэль заговорила. - Всё движется.

- Наконец-то ты оттаяла, дорогая! - Мариан восторженно воскликнула, а потом резко заговорила тише. - Мы с тобой будем стоять в первом ряду, и когда начнётся служба…

   Но это Ларэль уже не слушала. Сознание её наконец-то погрузилось в туман, а глаза закрылись. Лишь доносящиеся извне звуки пения связывали её с тем, что происходило вокруг.

Когда Солнце тянется к закату,
А Луна возносит на небо тьму,
Звёзды говорят истину свету -
Тайну не укрыв ни одну.

Мчатся сквозь небо ответы
На вопросы каждой судьбы,
Времени на сомнения нет,
Ведь оно заполняет умы.

А ум и сознание чисты
Должны оставаться в ночи,
Когда после дней лучистых
Молитвы настали часы.

Над городом всходит вселенной
Рисунок из пламенных звёзд,
Открывает он жизни бренной
Секрет и искренность слёз.

Молитва своим голосом-эхом
Проникает в сердца, и в душе
Пробудит она ненароком
Понимание простых вещей.

   Среди пения внезапно возникло нечто ещё. Лёгкое прикосновение. Прохладное, заметно строгое. За спиной раздался шёпот Ингнута. «Откуда он здесь?» - не открывая глаз подумала Ларэль. Лишь через секунду замешательства она увидела, что творилось вокруг.

   Первое, что увидела Ларэль, когда открыла глаза — это болезненный синий цвет. Глубокий, императорский синий цвет. Цвет пышных, элегантных одежд.

- Все знают, что он не носит красный, но никто не знает почему! Это же цвет империи!

- Посмотрите, он остановился возле той молодой дамы…

- Что с ней может быть такого, что даже император обратил внимание? Как интересно!

   Дыхание Ларэль замерло, стало тише, почти остановилось навсегда. Глаза медленно поднимались по узору синего костюма, боясь приблизиться к лицу.

   Холодное, беспристрастное, нет, оно не было таким. Оно не было таким, каким сохранила Ларэль его в своих воспоминаниях. Совсем другое, мягковато-влажное, задумчиво-вдохновенное, оно смотрело на неё не свысока, а с тяжело скрываемой заботой и интересом. Страх сковал тело и мысли. На мгновение Ларэль подумала, что сейчас умрёт.

- Я ожидал увидеть радость в знакомых мне глазах, но вместо этого увидел лишь… Обиду, - голос императора был таким же, как в детстве, но слова… Слова! Они были иными, совершенно чужеродными. - Чем я обидел тебя, о дитя? Чем навлёк я твой гнев?

   Слова о знакомых глазах ударили Ларэль в сердце. Оно сжалось, скомкало себя в небольшой комочек, спряталось в глубине её груди. «Нет, нет, разве мог он...» - паника хотела кричать, но губы онемели и не могли пошевелиться. Ни слова, ни звука, никакого ответа.

- Она полна болезненных страданий, - чувствуя, что Ларэль не даст никакого ответа, вступилась за подругу Миания.

- Я вижу это, - марлидонт безразлично кивнул. - Что же я сделал для того, чтобы стать их частью?

   Пристальный взгляд императора, эти бесконечно глубокие глаза, нечеловеческие и совершенно чужие. Ещё один удар в сердце. Невнятный. Не до конца понятный. Страшный удар. Что-то было такого в этих глазах, что заставило Ларэль вздрогнуть.

- Так много боли, - император продолжал говорить, хотя даже кто-то из следовавших с ним святых пытался осторожным прикосновением сдвинуть его с места. - Отчаяния… И мук. Столько туманных воспоминаний.

- Я не думаю, что вы сможете мне помочь, - наконец выдавила из себя Ларэль.

- Я могу сделать всё, что угодно, - марлидонт слегка нахмурился, но не стал от этого казаться злее. Он скорее погружался в размышления, чем в какую-то конкретную эмоцию. - Я почти что всесилен. Отчего же ты думаешь, что я не смогу помочь тебе, дитя?

   Его серебристые волосы и большие, тёмно-небесные глаза… Сердце испытало очередной удар, в этот раз более конкретный. Когда же оно остановится, избавив её от этой мучительной боли? Ведь проще просто заснуть, забыться и…

- Как мимолётна временная разлука, так и я могущественно способен... - и тут Ларэль всю пронзило осознанием. Руки её затряслись, и одна из них, что была в руках императора, привлекла всеобщее внимание. Левая. - Что с тобой, дитя?

   Ривелл.

   Какой всё-таки странный он, этот Ривелл. Какой же он до невыносимого мягкий…

   И как странно они с императором похожи, как две капли воды.

   «Разве может такое быть? - мысли путались, теряясь в лабиринте хаотичного страха. - Но я ведь знаю, я ведь видела, я ведь… Я никогда бы не смогла полюбить того, кто...»

- Ларэль, - Миания толкнула её в бок. - Не молчи.

- Ты представить себе не можешь, насколько это важно, - Ингнут поддакивал ей.

- Позволь мне увидеть твои руки, - император говорил, словно не слыша их. - Дитя, так я смогу больше понять и помочь… Помочь тебе избавиться от…

   Руки Ларэль дрожали, а сознание покидало её.

   Холодные пальцы осторожно залезли под манжет.

   Мягкий, невыносимо мягкий. Отчего же он сейчас такой? Почему он и Ривелл слились в одно? Может ли это быть лишь иллюзией больного рассудка?

   А если нет?

   Что если да?

Эхо молитвы несёт прочь
Страх и минувшее горе,
Несёт силу сквозь ночь,
Способную свернуть горы.

Каждый, кто слабость испытывает
Может в молитве спросить
У звёзд, что по небу летают,
Спасенья целебную нить…

- Как много страха… - голос императора стал тише. - Столько чудовищ… Преследование. Страх. Очень много, слишком много. Вечная погоня от нападения.

   Узнает или нет?

   Поймает или нет?

- Боль и ужас... - глаза его опустели. Почти закрылись. - Как страшно...

   Он или нет?

- И всё это сделал я.

Вечно славься о тот, чьи слова
Принесут нам свободу от боли,
О, марлидонт, помоги нам!
Дай нам смирения и воли!

- Я сделал всё это, что творится внутри тебя, о дитя? - руки императора отпустили Ларэль. Кажется, они тоже едва дрожали. - Но как? Чем могу я…

- Я не думаю, что вы сможете помочь, - она наконец смогла заговорить. - Я не хочу вас тревожить попусту. Я же жила как-то до того, как…

- Даже если ты жила с этой болью, о дитя, это не значит, что...

- И вы тоже до этого как-то жили, верно ведь?

- Конечно. Но как могу я закрыть глаза на...

- Но вы ведь живёте, даже несмотря на…

   Она осеклась.

- Конечно, трагедии приходится отбрасывать прочь, - император отвёл взгляд в сторону. - Но это не всегда получается.

- Я не хочу отнимать ваше время, я думаю, я даже не в праве… - слова её должны были остановить сложившийся разговор, прервать его, уничтожить.

- Даже если я не могу избавить тебя от боли, - марлидонт неожиданно положил руку Ларэль на плечо. - Я могу попробовать. Пойдём, я проведу тебя к купели.

   Ларэль хотела отказаться, но никто из присутствующих не дал бы ей это сделать. Голова шумела от вопросов и тревог.

   Он или не он?

   Узнал или не узнал?

   Убьёт или не убьёт?

   Раскроют ли или…

   Разве тайна может остаться ею?

   Почему?

   Миания и Ингнут смотрели Ларэль вслед восхищёнными глазами. Вера их и убеждённость в величии марлидонта была непоколебима. Ларэль же шла к купели, наверх по уровням алтаря, как к плахе.

О свет, что идёт с небес,
О величие силы звёзд,
Одари наш мир волей чудес,
Защити нас и от угроз!

- Почему, о император, - один из Ордена, охранявший процессию, имел смелость заговорить. Лицом он был похож на Каила, быть может, вернее, скорее всего, это был его сын. - Разве это не опасно?

- Она имеет право быть здесь, - марлидонт вёл Ларэль вверх, не останавливаясь ни на мгновение. - Таково моё решение. Я не меняю своих решений. Влар, оставь нас.

Когда Солнце тянется к закату,
А Луна возносит на небо тьму,
Звёзды говорят истину свету -
Тайну не укрыв ни одну…

   Ларэль закрыла глаза. И следующие пару дней в столице прошли словно в темноте. Всё вокруг не имело смысла, всё вокруг было спрятано. Каждый день император натыкался на неё и её друзей словно случайно. И лишь в последний день их визита заявил, что Ларэль никуда больше не поедет: «Она никто иная, как моя невеста.»

Глава четвёртая.

   Вырвавшись из зала, Ларэль очутилась в длинном коридоре. Лиравир последовал за ней. Он выглядел взволнованно, но она старалась на него не смотреть.

- Я что-то сказал не так? - голос Ривелла продолжал звучать в нём. - Мне казалось, твой ответ мне был весьма… Однозначен.

- Нет, дело не в этом, - дышать было тяжело, даже тяжелее, чем просто задохнуться.

- Что же тогда не так, Ларэль?

   «Своей красотой и холодным рассудком император может одурманить даже самого спокойного посланника...» - знаменитые слова одного из наблюдателей, что описывал жизнь императора, впились в голову и звучали в ней постоянно. Каждую секунду.

- Дело ли в том, что я чудовище? - да, Ривелл говорил в нём громче всего. - Но я был им, когда ты приняла руки мои и сердца… Дело ли в том, что что-то изменилось за короткое время разлуки? Или же я...

- Ты — император.

- Та боль, что терзает тебя… Если бы я мог её обуздать… Эта вечная погоня, этот монстр, что...

- Ты был тем монстром, Ривелл.

   Лиравир сделал громкий вдох.

- Я?

   Лицо его задрожало.

- Ты не узнал… - Ларэль удивилась. - Не узнал меня? Позволь я покажу тебе…

   Манжеты слетели с рук, обнажив старые раны.

- Тебе ведь знаком этот рисунок?

   Чудовищный взор пронзил Ларэль до глубины души. Эти глаза, так хорошо ей знакомые, стали отражать что-то непохожее на всё то, что она видела в них ранее.

- Я не чувствовал ничего, кроме голода и боли. Чем я был движим, я не могу сказать… Эта безумная болезнь, она почти убила меня, - слова полились рекой, но в них не было ничего, что могло бы тронуть Ларэль. - Но я говорю рассудком сейчас. Рассудком, что жив лишь благодаря твоему милосердию!

- Я всё равно не поменяю своего выбора, - Ларэль звучала холоднее самой ярой метели. - Для меня нет спасения. Свадьба состоится, об этом нет нужды беспокоиться.

- Сможешь ли ты… Любить меня?

- Этого я не могу обещать. Я буду стараться делать влюблённый вид.

- Но разве ты не…

- Ривелл, я полюбила Ривелла. Но я не могу...

- Как это страшно…

   Император замер, лицо его окаменело.

- Я хотел спасти тебя от мучений своей любовью, - Лиравир был холоден, как в тот день, когда явился в Клаведонию. - Но как я могу спасти тебя от самого себя?

Глава пятая, заключительная.

«Слух во дворце.»

- Подумать только, кого он выбрал!

- Сердцу не прикажешь, а мудрости не дашь совет. Марлидонт принял выбор, мы должны уважать его!

- Но она ведь холодна, словно лёд.

- Быть может, она тепла к нему и лишь к нему наедине?

- Что взять с этой девчонки! Глаза и волосы выдают в ней ту, кого наш ампиратор уничтожил. Нет в ней искренности и добра, только злоба!

- Как она ходит, вечно сама в себе. Высокомерие её б да задушило!

- Как странно она держит за руку своего супруга, словно её заставляют.

- Нет, не верю я, что это наша императрица. Такая злая! Никогда не приму её.

- Коли не было б её, было бы всем спокойней.

- А капризы-то, капризы! Не даёт покоя мужу своему своими затеями. То не так, это не этак. А как она зовёт-то его? Как зовёт?

- Чем бы не был рад император… Да только рад ли он?

- Ах, бедный наш амператор, что же она сделает с ним!

- Разве может любовь быть такой? Жестоким подобием лишь на него.

- Слыхали? Даже знакомые её из прошлой жизнь общаться с ней перестали!

- Увидели нутро её, небось, и сразу поняли, какой ужас перед ними ходил.

- Бедная она, бедная. Кто разве заставлял её? Отказала бы, все бы узнали, какая невеста была у императора. Жила бы не в тягость, а в смуте, как и положено таким, как она.

- Столько лет он был один лишь ради того, чтобы заключить себя в клетку! Как я сочувствую ему… Как мне больно думать о том, что он испытывает сейчас...

«Капризы невесты, в последующем жены.»

   Лиравир почти сразу привык к тому, что его любовь не называет его по имени. Его это расстраивало, но ничего поделать с этом он не мог. Все вокруг него, придворные и члены ордена, называли это поведение капризами Ларэль. Он был категорически с ними не согласен, но объяснять ничего не хотел. Это лишь усугубило бы ситуацию.

   Он сам был виноват во всём, что случилось.

   Сначала он чуть не убил её в потоке безумия, в попытке спасти народ свой, а следом и весь Марлидон, от чудовищной болезни. Затем он соврал ей, представ в облике другого, не самого себя. И вновь нанёс ей болезненный удар, раскрыв свой обман, открыв ей свою истинную суть. Лиравир чувствовал себя виноватым, но ничем не мог искупить свою вину.

   Внутри него бушевали сожаление и любовь.

   Два чудовищных чувства, если вдуматься, а вместе они становятся ещё опаснее.

   Безумное, тёплое чувство, сжигающее изнутри, пожирающее и гложущее сердце. Любовь, которую невозможно выразить. Любовь, которую сжимают тиски собственных прошлых поступков.

   Как такое могло случиться? Как Великие боги допустили это? Как могли допустить?

   Холодное, вязкое, плотное… Сожаление билось в костях невыносимой нервной болью, подкатывало к горлу тяжёлым комком. Разве мог он что-то изменить? Ах, если бы он только мог… Если бы время могло идти назад, а он мог бы управлять им…

- Прошу, перестань являться ко мне, - Лиравир сгорбился над свитком с письменами. - Я устал повторять тебе одно и тоже.

- Но поведение её… - глава Ордена не мог не приходить. Он видел в девушке, поселившейся во дворце, угрозу, но не мог нащупать конкретно то, что смущало его. - О, император… Простите мне мою наглость, но… Я считаю, что она...

- Я люблю её, - ответ был короток и жёсток. - Она ни в чём не виновата.

   Да, Ларэль делала всё, что в её силах. Она делала даже больше, чем могла. Она старалась держать лицо. Она пыталась на официальных приёмах держать его за руку.

   Ночью она уходила в свои покои, что находились по другую сторону коридора.

   Утром она не здоровалась с ним, порой лишь днём они случайно могли пересечься.

   К вечеру она не прощалась с ним, оставляя его в кромешном одиночестве.

   И Лиравир не злился на неё. Он злился на себя и то, что сознание его так быстро успело позабыть о боли, что он нанёс целой земле. Целый город, два народа, равнина и лес — эта рана всё ещё сочилась, но для него была незаметной. Неважной. Ох, теперь он ощущал её всем своим телом и всей своей душой.

- А она ощущала всё это все эти годы… - шепча самому себе колыбельные перед сном, император всё глубже и глубже погружался в отчаяние. - Совсем одна…

   Душа его разрывалась на части.

   А была ли у него душа?

- Почему ради спасения одного, нужно жертвовать другим?

   Что он увидел тогда в ней?

   Что это было за мгновение прозрения?

   И как она терпела его? Откуда брала силы, чтобы…

   Одним погожим утром, он проснулся от странного ощущения, словно тело его стало тяжелее. Кажется, это было похоже на обычную простуду. Он перестал беречь себя, и это начало давать свои неспешные плоды. Надо было вставать, но на это не было сил.

   Император очутился в затруднительном положении — ведь если никто не пришёл бы, то он не встал бы из постели. Целую вечность он провёл бы здесь, ведь смысла подниматься совершенно не было. Пока он погружался в мрачные свои мысли, полные бессилия, кое-что изменилось. Словно в комнату кто-то зашёл.

   За спиной почувствовалось слабое движение.

   Невнятное ощущение, но… Кажется, он узнал их.

   Ларэль сидела на кровати и изучала его тело, закрученное неясным образом в несколько одеял. Пара частей его — правая нога, часть спины и голова с шеей - были обнажены, а прочее скрылось среди мягкой ткани.

- Это ты… - слабый голос заставил Ларэль позабыть ту просьбу, с которой она пришла. Она не видела лица, но могла представить, как оно меняется вместе с голосом. - Как я ждал тебя… Как мог я ждать, но ждал всё равно… И ты пришла!

   Как мог он узнать её, не глядя, и упустил из виду все те факты, что были перед ним, когда…

- Ларэль, ты... - император приподнял голову, чтобы взглянуть своей любви в глаза. Настроение его скакало от безудержной радости к чудовищному горю. - Ты что-то хотела?

   Ларэль сидела молча гладя на свою любовь, сжимаясь от боли и страха, что бушевали в ней. Она хотела сказать, что хочет переехать жить в другое крыло дворца. Это предложение служанок выглядело для неё очень выгодным — полное отстранение от проблемы. Она верила в это ровно до того момента, как вошла к нему в спальню.

- Лиравир, я пришла, чтобы, - император перевернул себя и слегка приподнялся на локтях, реагируя на её голос. Кажется, он хотел говорить с ней сидя, чтобы глаза его были наравне с её. - Но это не так важно…

- Почему не так важно? - если бы кто-то сказал ему, что от одного упоминания своего имени он будет способен сойти с ума, он никогда бы не поверил. - Поговори со мной, Ларэль, молю тебя…

- Я думала, что иду тебе с одной просьбой, - Ларэль старалась не смотреть на императора. - Но она стала неважна для меня.

- Ох… - Лиравир выглядел чудовищно расстроенным, хотя мгновения назад улыбался.

- Мне всё равно есть, что сказать, - облегчение, вызванное в нём её словами, трудно было назвать наигранным. Пока сердце её разбивалось, а душа пыталась собрать себя из той пыли, в которую превратилась, он тоже не был счастлив. Это успокоило её.

- Говори, а я буду слушать! - как жалко, наверное, он выглядел бы для тех, кто считал его великим. Как хорошо, что они не видели его, а Ларэль сегодня была к нему благосклонна.

- Хорошо…

- Только говори, прошу!

- Лиравир…

   И снова он сошёл с ума.

- Мне очень тяжело, - голос её дрожал. - Но я всё ещё люблю тебя.

«Истинный свет вечной любви.»

   Легенды складывали эту историю по-разному. Более или менее правдоподобно.

   Кто-то считал её выдумкой, посему просто отметал и обходил стороной. Кто-то верил в неё так фанатично, что наполнял её подробностями, коих в ней не было.

   Так или иначе, император Лиравир и супруга его, императрица Ларэль, правящие Марлидонисом стали считаться среди живущих во времена их правления и после идеальным представлением любви. И, хоть истину, что между ними, знают лишь они двое, любовь их послужила вдохновением для многих произведений. Так, например, песнь, унесённая на Элентиум, родилась благодаря их истории:

Хрупок тот мир,
Что стоит на пороге войны.
Болен тот миг,
Когда любимые должны

Разлукой себя ограждать.
И из-за ошибок своих
Болью себя награждать.
Спою же я песнь о них.

Если взглянуть, кажется, что
Любви будет всё ни по чём.
Но если всмотреться, то
Увидеть можно, как в нём

Умирает звезда,
А в ней замирает душа.
Плачешь ты зря,
Полыхает пожар...

Лишь чудо могло бы
Спасти их союз.
Лишь чудо, но что
Если будут жить врознь?

Боль зажмёт их сердца,
Но что же спасёт?
Мысль, друг подлеца,
Всё перевернёт?

Нет спасенья без жертв,
Она знает, что есть.
Пламень страха померк,
Перевёрнута месть.

Есть любовь, что сильней,
Чем шрамы былые.
И дары чувств ей
Он подарит любые.

Оба рядом стоят,
Не отпустят другого.
Словно свечи горят,
Горя нет здесь иного.

Порой любовь зла,
Но дарит прощенье.
И ведёт к чудесам,
Создаёт умиление.

А они счастливы,
Потому что нашли
Истинный свет
Вечной любви.

   ...Лиравир в этот вечер растёкся по кровати из-за невыносимой усталости. Усталость эта не была и на половину похожа на те мучения, что испытывал он в месяцы Ларэлиного молчания. Голова его приподнялась, и вместе с ней поднялась часть тела. Нужно было начать разговор, но это было непросто. Поэтому двигался к нему он медленно.

- Почему же ты переменила своё мнение? - спросил марлидонт наконец, спустя долгое время. Сначала он боялся, потом сомневался, но в итоге настал момент, когда вопрос этот был задан вслух. - Я был уверен, что не смогу доказать тебе...

- Ах, ты всё об этом, - Ларэль отвлеклась от летописи. Кажется, всё это время она сама готовилась к этому вопросу — готовила ответ. - Я долго думала о том, что если бы ты продолжал был Ривеллом, то я никогда бы не стала от тебя прятаться. Я была бы рада тебе. Ведь ты не был бы императором, который... Но ты был им в момент, когда я полюбила тебя, следовательно преграда, мною возведённая не имела смысла. И...

- Было же что-то ещё?

- Конечно, послушай меня и узнаешь.

- Да, я слушаю, просто я волнуюсь. Я боюсь, но сам не знаю чего.

- Не стоит бояться. Тогда я задумалась над тем, что уже имела возможность убить тебя. Если злость во мне была так велика, если ненависть и страх не давали мне быть спокойной… Если они давили любовь внутри меня, то убить тебя они должны были раньше.

- Как…

- Теперь тебе страшно, да?

- Нет… Непросто. Внутри тебя всё очень непросто.

- Почему же? Очень просто — я просто взвесила все за и против. Я взглянула на всё более строго, отбросив чувства. И поняла, что действия мои не имеют той логики, что я в них складывала. Они были слегка… Бессмысленны.

- И это стало причиной, по которой ты…

- Нет. Я вновь бродила по воспоминаниям, слушая твой голос, становившийся всё безумней. Уже тогда ты о чём-то сожалел. Сожаление было искренним. Я думала об этом, но не давала этой мысли дать вверх надо мной. Лишь когда я по совету служанок решила полностью уйти прочь, спрятать себя, спасти, заключить в другом крыле…

- Ты не говорила мне об этом.

- Конечно, ведь это бы убило тебя.

- Убило бы…

- А я уже точно знала, что не хотела убивать тебя.

- Убило бы… И сейчас это ранило меня, а тогда я бы...

- Но я не убила тебя, хотя имела ещё один шанс сделать это. Тогда я поняла, что прятаться мне тоже не стоит, ведь я лишь раню себя и…

   Лиравир встал с кровати и заключил Ларэль в крепких объятьях. «Какой-же он всё-таки тёплый, - подумала она, - Какой же он невыносимо мягкий, этот Лиравир...»