Истории с тенью...

     Тень или на кого-то другого бросают, или утрачивают свою. Бросить на кого-то тень или лишиться своей тени - это не одно и то же.

     Если на кого-то брошена тень, если на ком-то лежит тень, то это вызывает у окружающих подозрение, что тому, на ком лежит тень, есть что скрывать.

      Тот же, кто лишён тени, часто заслуживает этого, то есть действительно совершил какой-то поступок. Точнее, - проступок.

     Лишившийся своей тени скрывает, как Петер Шлемиль у Адельберта фон Шамиссо, что у него нет тени. Скрывает, потому что отсутствие тени рассматривается другими людьми как последствие совершённого неблаговидного поступка. Проступка.

     Свою тень, как и свою душу, нельзя продавать человеку в сером платье, как это сделал Петер Шлемиль у Адельберта фон Шамиссо в истории, рассказанной о тени раньше, чем это сделали Ханс Христиан Андерсен и Евгений Шварц.

      У Адельберта фон Шамиссо проданной Петером Шлемилем тенью руководит человек в сером, а у Ханса Христиана Андерсена утраченная учёным тень уже ведёт свой самостоятельную жизнь, как нос майора Ковалёва в повести Николая Васильевича Гоголя.

      У Н.В. Гоголя майором Ковалёвым потерян нос, у Андерсена и фон Шамиссо учёный и Петер Шлемиль лишились своих теней. Тень видима или не видима, но в любом случае она не является материальной, а нос материален всегда. И когда он находится на лице майора Ковалёва, и когда самостоятельно разгуливает по Петербургу в чиновничьем мундире.

       И материальный нос, и нематериальная тень - это всего-лишь символы души, то есть внутреннего мира человека, самостоятельность которого можно утратить или в силу непреодолимых обстоятельств, или по собственной, как Петер Шлемиль у Адельберта фон Шамиссо, вине.

      Так получается, что и истории с тенью, и запечатлённая Н.В. Гоголем история с носом майора Ковалёва - это описание явлений одного порядка.  Явлений морально-психических.

      Живёт человек не очень правильно: или совершает неблаговидные поступки, или относится беспечно к последствиям своих действий, как учёный у Ханса Христиана Андерсена, и жизнь наказывает его утратой или тени, или носа, как майора Ковалёва. Эти истории вызывали некогда острый интерес у читателей, кинематографистов и театральных режиссёров.

      А вызывала бы интерес у зрителей, слушателей, читателей двадцатых годов двадцать первого века история, если бы кто-то из авторов:

     Первое. Придумал бы отделить от человека какую-то часть его лица или тела, или ту же тень, например.
    
      Второе. Тщательно продумал бы поступки, за которые человек лишается какой-то части своего организма или тени.

     Третье. Понапридумывал бы кучу деяниий для отделившейся от человека части тела или тени. Например, если бы  тень не старалась жениться на принцессе, как у Андерсена и Шварца, а бродила бы, как маньяк по городу, и душила бы красивых девушек, то получился бы роман или фильм ужасов. Хоррор бы получился!

     Четвёртое. Дал бы привлекательное название или повести, или кинофильму, или театральной пьесе о приключениях или отделившейся части лица-тела, или отделившейся от человека тени.

      Пятое. Дал бы встретиться своей истории или об отделившейся части тела, или о самостоятельной, или кем-то, но не тем от кого отделена, управляемой тени, со зрителями слушателями, читателями?

      Было бы так же интересно зрителям, слушателям, читателям двадцать первого века смотреть, слушать, читать историю о чем-то отделившемся, как было интересно  зрителям, слушателям, читателям Андерсена, Гоголя, Шамиссо, Евгения Шварца?

     Нет, если бы история о чём -то отделившемся была бы придумана и  запечатлена менее талантливо, чем Андерсеном, Гоголем, Шамиссо или Шварцем.

     Да, если история о чём-то отделившемся получится такой же талантливой, как те истории, что получались у Андерсена, Гоголя, Шамиссо или Шварца.

     А талантливая история - это та, что затрагивает внутренние миры зрителей, слушателей,читателей.

      Поэтому надо думать, какие истории, в том числе и о чём-то отделившемся от героя, героини, могут затронуть внутренние миры читательниц и читателей, зрителей и слушателей, которые ещё остались в двадцать первом веке...