Отбиться от стаи...

        Отбиться от стаи, чтобы увидеть, как это красиво: небо, а в небе летит стая... Без тебя. Вдалеке, далека – не догнать, не вернуть! – безнадёжно далека от тебя...

        Но летящая за солнцем, как живописна она теперь. Как живописна, как щемяще астральна – там, на краю пустынного неба. На краю, как на руках его, чудесного, к сумеркам чуть уставшего от собственных чудес великана... рваной тряпицей заката утирающего, как рваные раны, почти ослепшие уже к ночи влажные свои глаза...

        Как любима она теперь тобой, твоя стая. И чиста, и прекрасна в своём неведении того, как любима.

        Чудак, ты выбрал это странное счастье, своё одиночество. Чужие крылья мешали; в цыганщине гомона, в беспросветной дремучести, в бесцеремонности горластого хаоса, в нерве, в неразберихе шумов слабел, ветшал, терялся твой сорванный голос...

        Теперь свобода. Теперь ты слышишь хотя бы себя самого, себя одного. Одинокий певчий горнего храма без прихожан, иероглиф, исчезнувший из языка, небесный Лис без Маленького Принца в небесной пустыне, ты летишь и поёшь: "...отбиться от стаи, чтобы увидеть, как это красиво: небо, а в небе летит стая..."


        И голос твой сИлен, и пронзительно чист.