Глава девяносто шестая

МАРТА, 1-ГО ДНЯ 1917 ГОДА
(Продолжение)

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИЦЫ  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ
АДЕЛАИДЫ  ЖАКЕВИЧ:

«Последние дни февраля и первые числа марта — это исторические великие дни для Русского Государства, для Русского Народа, а также и для других национальностей, входящих в состав Русского Государства. Наконец, пришёл для России тот исторический момент, который долго ждали передовые люди. Настал час, когда многомиллионный русский народ проснулся, стряхнул со своих рук кандалы, наложенные ему в течение многих сотен лет самодержавием, окружившим свой трон людьми, не имеющими ничего общего с потребностями русского народа. Бывший царь и бывшее правительство были глухи и немы на вопли и стоны народа, истекающего кровью в мировой борьбе с германцами. Мало того — всюду измена, измена, идущая от венценосных людей. Этого долготерпеливый русский народ перенести не мог. Восстал он объединённый, опрокинул подгнивший, огерманизированный трон, а вместе с ним и всех лиц, стоящих у этого трона, заражённых германской гангреной. Власть, принадлежавшую бывшему правительству, взяли на себя лучшие сыны своей родины, сыны, поставленные народом, который вполне доверился им!
Революция, сколько ты пролила крови во всех государствах, где ты появилась с красным флагом!.. Сколько за революцию пролили крови французы и другие народы! Сколько крови пролила ты и в России в 1905 году! А между тем теперешняя революция стоит так мало, а совершился такой колоссальный переворот! Это чудо! Французская революция в 1792—93 году создала гильотину, русская же — уничтожила её.
Я, как полька, не знала близко русского народа и мне было непонятно, что он настолько созрел, что будет в силах совершить такой грандиозный переворот. Да здравствует этот мне братский народ, который сумел проснуться и встать в критическое для себя время сбросить старый режим, взять в свои руки защиту Родины. Да поможет тебе всемогущий Бог, дорогой русский брат, несущий себе и мне, польке, свободу».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИЦЫ  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  Т. ФИРСОВОЙ:

«Революция в Москве началась двадцать восьмого февраля, во вторник. В этот день я на улицу не выходила, потому что была нездорова и не видела, что там делалось. Но была очень напугана своим братом, который говорит, что на улицу выходить опасно. На другой день, в среду утром, я пошла в консерваторию. У нас за Москва-рекой было всё спокойно, только на улицах было много народу, так как не ходили трамваи. На Красной площади тоже было спокойно, только закрыты Кремлёвские ворота. На Воскресенской площади было много народу, который стоял кучками и что-то читал. На Тверской я увидела вот что: идёт автомобиль, к нему подходят несколько солдат с ружьями наперевес и что-то говорят. Из автомобиля выскакивает какой-то человек и бежит быстро под крик и смех мальчишек. Автомобиль увозят к Думе. Из консерватории я шла в одиннадцать часов. На Тверской и Воскресенской площади стояла цепь рабочих, позади массы народа и говорили, что те ждут артиллерию, которая должна скоро прибыть. Около часу прибыли войска. Народ приветствует их громким «ура». У солдат радостные лица. Они отдают честь и идут к Думе. По улицам стали разъезжать грузовые автомобили с солдатами и учащимися. Где они ехали, там им кричали «ура!». Милиция очищает Воскресенскую площадь и просит меня с братом уйти от ворот Александровского сада, т. к. артиллерия будет стрелять в арсенал и в Манеж, которые ещё не сдались. Без десяти четыре открылись Никольские ворота и Кремль сдался. На другой день я выхожу из дома в девять часов и иду на Воскресенскую площадь, народу масса, у всех красные банты. У Думы делается что-то ужасное. Со всех улиц туда идут войска. Их приветствуют восторженным «ура». Народ приветствует их восторженнее всех. Шапки летят чуть не на четвёртый этаж. Ура, музыка сливается в один торжественный гул. У всех солдат на ружьях, на фуражках, на погонах красные банты. По улице идут толпы народа с красными флагами, на которых написано «свобода». Вечером у Кремля горели огромные костры, у которых грелись часовые солдаты и народ; все читали прокламации, которые разбрасывали из автомобилей. По улицам ходили милиционеры, которые следили за порядком».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИЦЫ  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ
В. ИВАНОВОЙ:

«Ярко светит мартовское солнце. На улице шумно, многолюдно. Я стою коло окна в моей комнате. Свежий воздух врывается лёгкими струями, обвевая мою голову. Мне весело, я смотрю на толпу, как странно движется она, как будто плывёт. Моё окно находится в третьем этаже большого каменного дома. Мне интересно наблюдать за этим новым, необычайным для меня зрелищем. Я живу вместе с ним. Как разнообразна толпа. Здесь и студенты, и курсистки, и простые рабочие. Всех невозможно разглядеть. Все движутся, мелькают, у всех радостные, немного растерянные лица. Все куда-то спешат, торопятся. Но вот до моего слуха долетели звуки полковой музыки. Сперва неясные, отрывистые, но вот уже они ближе, яснее. Я уже различаю темп какого-то марша. Мне хочется совсем открыть окно и высунуться, но я этого не делаю... Стою в каком-то нервном нетерпенье и ожидаю солдат. Но вот уже показались передние ряды с музыкантами. Толпа сгустилась, затрепетала как-то. Впереди идёт офицер, в руках у него красное знамя. Лицо его серьёзно, голова высоко поднята вверх. Я посмотрела на солдат, у всех у них красные ленты на груди. Идут красиво, ровно легким плавным движением, под звуки красивого марша. Некоторые лица серьёзны, почти строги и замкнуты, а у других — смеющиеся, задорные, открытые. Странное сочетание тоски и смеха. Вот уже промелькнули последние ряды. Но толпа ещё гуще, разнообразнее. Теперь музыка чуть слышна, гул толпы заглушает её. Мои глаза, я чувствую, начинают уставать. Голова слегка кружится. Кругом меня так ново и необычайно. Но вот толпа отхлынула, я встрепенулась. Мимо несся автомобиль с несколькими офицерами. Я успела разглядеть только первого из них, который держал в руках обнажённую шпагу. Опять промелькнули ярким пятном красные ленты, и автомобиль скрылся. Я отошла от окна, стало почему-то грустно».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  Г. КОСТЮШЕНКО:

«Передо мной книга. Большая, красивая, с кожаным переплётом и со множеством мелко испещрённых страниц. Я ценю эту книгу, как драгоценный клад, как друга, который никогда мне не изменит. Здесь вся моя жизнь, все мои мысли, все переживания и я вновь открыл её, чтобы занести на её белые доверчивые страницы свои новые, совсем неожиданные, но вместе с тем сильные переживания.
Как странно слушать мне теперь слова: «свобода», «революция»!.. Неужели всё уже кончилось?! Неужели это страшное слово «революция», которая так пугала меня в детстве (в 1905 году), и о котором я лишь с ужасом читал в истории, теперь в 1917 г. можно произносить так свободно, так легко и открыто?!
Неужели я пережил её?! Как странно!.. «Пережил!»... Я видел её... Да я видел — это вернее. Ведь я лишь наблюдал и... только.
А «переживают» в полном смысле этого слова лишь те, кто действует, кто рискует. Но, хотя я только наблюдал, я всё же чувствовал всё так же, как и другие. Волна всеобщего нервного напряжения залила мою душу и заставила её вместе со всеми, волноваться за настоящее и радоваться за будущее. Я был со всеми. Везде хотелось быть. Семь дней было сплошной тревоги, но зато 5 марта все ликовали и праздновали свою великую внутреннюю победу.
Я не забуду этого дня, ибо впервые в своей жизни я видел такую грандиозную картину. Войска в огромном количестве выстроились на Красной площади, а вокруг по прилегающим улицам и другим площадям разлилось ликующее море людей. На домах, автомобилях, в руках людей и на груди у каждого развивались красные флаги. Яркое весеннее солнце заливало всё это своими тёплыми лучами и сообщало всему происходящему ещё большую красоту и торжественность. Штыки солдат сверкали как молнии, а высоко, высоко в воздухе реяли аэропланы. О, как необыкновенно всё это! И как красиво! С сияющим восторгом Москва пережила это великое историческое событие».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  ПАРЕНОВА:

«Первого марта в Москве погода была морозная. В 9 часов утра я вышел из дома и пошёл на Тверскую улицу. Здесь перед моими глазами предстала грандиозная картина, которая у меня в памяти останется вечно. Вся Тверская была заполнена народом. У памятника Скобелеву какой-то студент говорил речь; толпа его приветствовала громким «ура». По дороге шла громадная толпа с красными флагами и пели «Марсельезу». Здесь же проходили стройными колоннами солдаты, каждый из них имел на груди красный бант, вид они имели весёлый, народ их приветствовал, смотрел на них смело и видел в них уже не царских слуг, а народных защитников, которые поняли, что лишь вместе с народом можно завоевать себе свободу. В двенадцатом часу дня я пробрался к Городской Думе, где был взят солдатами на автомобиль, который отправлялся вместе с командой для ареста полиции. В Газетном переулке нам вся полицейская команда сдалась без боя и мы вместе с полицией отправились в Городскую Думу, где и сдали её под стражу».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  С. ШВАЙКОВСКОГО:

«Милая мама!
Спешу тебе описать первые дни революции. Был я в консерватории и ничего не знал, но, когда я вышел на улицу и увидел огромную толпу идущего народа, они все пели «Марсельезу», я, конечно, к ним примкнул и пошли на Театральную площадь. Пришли на площадь и стали говорить речи. Кто-то начал говорить: «Долой войну!», но его чуть-чуть не побили. Мама, как было радостно на душе, когда пели «Марсельезу» и говорили речи, но когда начали стрелять, тут я не знал, что мне делать, но решил остаться. Потом мы собрались, человек 12, и пошли искать городовых и околоточных. Забавный случай: приходим к околоточному на квартиру и спрашиваем: «Здесь живёт господин околоточный?» Нам говорят: «Здесь, но его нет дома.» Мы поискали, не спрятался ли где-нибудь, но ничего не нашли; тогда мы решили уходить, подходим к дверям, а нам на встречу маленький мальчик лет 4-х и говорит: «А папа в печке». Вот было смешно, весь грязный, лохматый вылез из печки, ну мы его арестовали».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  И. КРЫЖИНА:

«1-го марта в Москве было получено из Петрограда известие, что старый строй пал. Это известие с быстротой молнии разлетелось по всей Москве. Через некоторое время улицы быстро стали наполняться народом. Все ликовали, что наконец-то Россия избавилась от тиранов и стала свободной страной. На зов Петрограда откликнулись все от малого до большого. Войско через два дня всё примкнуло уже на сторону нового правительства. Когда солдаты шли из своих частей к Городской Думе, чтобы выразить своё сочувствие новому правительству, народ приветствовал их дружными криками «ура». Солдаты, в свою очередь отвечали на приветствие криками «Да здравствует свободная Россия и новое правительство!» В эти великие дни весь народ сплотился воедино; все чувствовали невыразимую радость, так как во имя свободы каждый готов был пожертвовать собой. Во всё время революционного движения порядок был образцовый, поддерживался он студентами. Весь переворот произошёл быстро и без кровопролития, как ни в одной культурной стране. История этот переворот отметит на золотой странице. Через пять дней в Москве всё вошло в свою колею и жизнь пошла нормальным порядком».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  С. ЦАРЕВА:

«Первые известия, полученные из Петрограда о роспуске Государственной Думы, не было неожиданностью для всего населения, а в особенности в Москве, как центре России. Это уже предчувствовал каждый человек, который горячо любит свою Родину, что при сложившихся обстоятельствах старое, выжившее из своего времени правительство существовать не может. Я прочитал в «Вечерних известиях» о роспуске Думы 28 февраля и как-бы предчувствовал дни великих событий. Рано утром 1 марта были известия, что город находится на осадном положении.
Газет не было никаких, узнать что-либо, что происходит вокруг нас, было трудно. Вдруг мимо наших окон промчался автомобиль с тремя вооружёнными студентами и двумя солдатами при красном флаге, за ним другой, третий. Хотелось мне сходить на улицу и узнать что-либо о прошедшем, но это оказалось невозможным, выходная дверь была заперта. В 8 ч. утра заиграли сигнал для начала занятий по военным законам. Никто уже и не думал о старых, заученных нами законах, все думали о происходившем перевороте. Вечером был поставлен усиленный караул, чтобы никто к нам, а также и от нас не мог выйти. 2 марта утром первым достоверным источником была газета «Московский Листок», стали читать. Подходит подпрапорщик, берёт газету и рвёт её. То, что произошло в этот момент трудно даже описать. Моментально вся рота, как один человек, негодуя на своё начальство, за то, что держит нас в неведении, оделась и решила пойти в Думу и отдать себя новому правительству на защиту прав народной свободы».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИЦЫ МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  Л. КУЗНЕЦОВОЙ:

«В первый день революции у меня был урок в консерватории. Когда я вышла из дома, то меня поразила тишина, которая царила на улицах. Во-первых, не было слышно шума трамвая. Накануне нам было сказано в консерватории, чтобы мы избегали главных улиц и мне пришлось сделать большой крюк, чтобы достигнуть консерватории. Пробыв там несколько часов, я пошла домой по Тверской. На улицах было огромное движение. Толпы народа сновали и туда, и сюда. У всех на лицах отпечатывалась радость, ликование, все были охвачены общим настроением. Вдруг до меня долетел громкий крик «ура» и постепенно он усиливался всё больше и больше и перешёл наконец в какой-то общий гул. Народ приветствовал солдат. Один из них шёл впереди с огромным красным знаменем, на котором выделялись ясно белые буквы: «Да здравствует свобода!» Какое-то необыкновенное чувство охватило меня и мне кажется, что такое чувство было положительно у всех. А меня толпа несла всё дальше и дальше. Даже кружилась голова от такого огромного движения. Это было целое море голов. Я не знала на чём мне остановить своё внимание. Говор людей, шум автомобилей всё сливалось в один гул. Интересная была картина, когда вели околоточных и городовых под арест. На них посыпался целый дождь бранных слов. Ребятишки, которые еле-еле говорят, и те накинулись на них. Одним словом, ни одного лестного слова не слышалось из народа, все были настроены против полиции».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ ГУТОВСКОГО:

«1-го марта с/г я видел с утра массу народа, с флагами и песнями шедшего в городскую думу выразить свою солидарность. А второго марта начали постепенно присоединяться и войска Московского гарнизона. Второго марта с/г начальник 1-го Московского Интендантского вещевого склада просил меня собрать оркестр и отправиться с командой 1-го Московского интендантского вещевого склада в городскую думу для присоединения к новому правительству. В два часа дня 2-го марта команда 1-го Московского Интендантского вещевого склада построилась в полном составе с офицерами и чиновниками в Садовниках; через двадцать минут подошла к нашей команде грандиозная партия рабочих фабрики «Поставщик». Когда команда с рабочими двинулась по Садовнической улице в городскую думу, то мне с оркестром пришлось играть всю дорогу «Марсельезу». Команда с оркестром выразила свою солидарность новому правительству и обратно возвратилась в склад».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИКА  МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ ЕФРЕМЕНКОВА:

«На улицы в самую гущу ликующей толпы попал я только второго марта, когда наша московская революция была в самом разгаре. Улицы были переполнены празднующей и ищущей зрелищ публикой. Радостные дни свободы слили всех в один неразрывный поток ликующих толп: чернь, рабочий, господин в котелке, гимназисты, курсанты, студенты, дамы с детьми — всё это с лентами и бантами в петлицах пестрело, волновалось и широким морем разливалось по улицам Москвы. С грохотом проносились автомобили, наполненные революционными войсками. Проходили войска с красными флагами на ружьях, и тех, и других толпа приветствовала громкими криками «ура». На душе было странно и необычно; всё происходящее кругом казалось каким-то сном, долгожданным, но вера в который стала было спадать под гнётом рухнувшего наконец режима. Было так легко и свободно, что, казалось, будто после длительного и кошмарного путешествия, мы все вновь вернулись к себе домой к родному очагу и твёрдой ногой ступаем по родной, любимой земле. Однако мысль, что мы все живём как-бы на пороховом погребе и, что одной неосторожно брошенной искры достаточно, чтобы погубить всё славное дело свободы, меня не покинула в течение всех первых дней революции. Целых три дня ликовала Москва, стихая к ночи, и снова поднималась на ноги с рассветом. С утра до ночи дефилировали с музыкой и песнями войска, двигались несметные толпы манифестантов с лозунгами свободы на красных плакатах, шумели автомобили, гремело несмолкаемое «ура». Особенно приятно было наблюдать, что, несмотря на разбушевавшееся море стихийной народной жизни, всюду был образцовый порядок, радовало сознание, что народ добыл себе свободу кровью и страданиями, заслужил её по праву. Так прошли дни великого обновления России в Москве, когда стало ясно, что великое дело свершилось и что грозная туча реакции не заслонит яркого солнца свободы. Всё ещё не верилось и мысль вопрошала: «Не сон ли всё это?» До того сокрушительно быстро был небывалый в истории по своей стремительности переворот».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИЦЫ МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  МИХАЙЛОВОЙ:

«Выйдя на Тверскую улицу и увидя большое скопление народа и большое оживление, я почувствовала — что-то случилось. Движение было большое; народ восторженно кричал революционерам, а особенно военным. Одни за другими мчались автомобили, сообщая народу: то взят арсенал, такой-то арестован. Лица у всех были радостные, а некоторые, недоумевая спрашивали: «Что это значит?» Было хорошо и приятно следить за тем, что будет дальше. Неприятно только действовало, когда проходила полиция, над которой смеялись. Ведь они служили своему начальству и этим кормили свою семью. Так длилось несколько дней. Только странно видеть теперь улицы без городовых, но и к этому привыкнет глаз».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИЦЫ МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ  ПОДОБЕДОВОЙ:

«С насмешливой улыбкой проводили мы старую власть и стали праздновать свою победу. Везде чувствовалось торжество и на всём был отпечаток радости. Улицы Москвы представляли грандиозное зрелище. Я никогда не забуду этой величественной картины колыхающегося моря людей, которые сплошной массой двигались по опустевшим улицам города. Трамваи не ходили, извозчиков тоже не было видно. Все они пришли сюда порадоваться на наше общее торжество. Чувствуется, что врагов у этой толпы уже нет. Были обидчики, были притеснители, но всё это в прошлом, всё это уже отодвинулось куда-то в сторону и сметено с народной души. Нет врагов и потому нет злобы, да и никому не хочется сердиться, колыхающаяся толпа плавно двигалась вперёд. Красные ленточки и флаги нежно трепещут на груди взрослых и детей и придают народу праздничный вид. Шутки и юмор не покидают толпы. Только изредка проезжающий автомобиль с арестованными городовыми нарушает это праздничное настроение. Москва не любит своей старой полиции, при встрече относится враждебно. Вот проехал грузовик с красным флагом, переполненный городовыми. Все стоят хмурые, с опущенными головами. «Ишь, мордастые... дождались... На войну бы их... Пушки бы ими зарядить...» Слышатся крепкие остроты и снова смех и беззаботность. Улыбка не сходит с уст революционного народа. «Да здравствует свобода!» — читаешь у всех на устах и поёшь ей гимн».

СОЧИНЕНИЕ УЧЕНИЦЫ МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ М. ПРОРОКОВОЙ:

«Когда утром я вышла из дому, на улицах толпился народ; настроение народа было беспокойное, не все ещё были уверены в присоединении полков к народу. Вскоре войска все стали за народ и это радостное событие пролетело по всей Москве. Народ восторжествовал и все, кто только мог, были на улицах и площадях. Настроение было неописуемое, все почувствовали свободу, которую так долго ждал русский народ. Я в первые дни большую часть времени проводила на улице, сидеть дома в такой торжественный праздник было невозможно. По улицам ходили толпы народа со знамёнами и революционными песнями, каждый автомобиль с военными и студентами встречался криками «ура».