Бабье лето

   
    Последнее время Василию Павловичу неможилось. Особенно донимала спина — будь она неладна — раскуражилась, никого сладу нет. Да и ножки, совсем недавно такие резвые, тоже ополчились. Вот и выручала тросточка сработанная вручную из яблоньки, с такой хитроумной завитушкой у ладной рукояти.
    Набежавшая споро осень с промелькнувшим сентябрём не шибко баловали погодой. Зарядившие не вовремя дожди развенчивали и без того не аховое настроение. В перерыве между ними, хлёсткие ветра тоже не давали погреться на затухающем солнышке. 
    А вот подоспевший октябрь порадовал. Целую неделю стояла отличная погода. Видимо осень решила осчастливить коротюсеньким Бабьим Летом. Оно и верно — вылитое лето. Только вот поиссякла силушка у дневного светила, если и грело, то строго с одной стороны.
    Усевшись на излюбленное полено, Василий Павлович закурил и блаженно потянулся, подставляя спину под неяркие лучи. Мысли текли неторопливо, под стать упавшей, как снег на голову, старости. 
     Вроде ещё вчера, всё было довольно сносно. Те — же ножки, довольно шустро носили семидесятипятилетнее тело а тут враз всё застопорило. Как будто обрезало. Вот он, при случае и выходил косточки погреть.
     Мужчину уже закемарил между между затяжками, как вдруг…
     Ладно, глаза сильно сдали, но слух был по прежнему отменным. Где далеко — далеко, из самой глубины неба, послышался птичий гогот. Этот говор он узнал — бы из тысячи.
    — Гуси… — оживился он и вперил очи в небо.
    Как ни всматривался подслеповатыми глазами Василий Павлович, но ничего не увидел и с горечью уронил седую головушку на трость.
    Каких нибудь десять — пятнадцать лет назад, он брал отпуск за свой счёт и с такими — же бедолагами, уезжал далеко на поля — подальше от людей. Без трофея никогда не приезжал.
    Вот где отдыхала душа и тело… Нет, конечно с собой брали всё что положено. Главное, чтобы ружья не забыть ни до охоты, ни после неё…
     Вновь послышался гусиный гомон. Стая шла пониже. Теперь он с видимым усилием рассмотрел гусей. На душе стало так тепло, будто солнышко решило согреть его изнутри.
     С грустью проводив птиц, он смахнул неожиданную слезу. Проснувшаяся с нахлынувшей старостью сентиментальность, часто сопровождалась с редкими, но довольно горячими слезами. Но он не переживал по этому поводу — значит отходит душа. Всё больше реагирует на добро и прекрасное…
     Затем, как по мановению волшебной палочки — всё замерло. Перелёт прекратился.
     Василий Павлович, с усилием опираясь на помощницу — трость, кряхтя встал. Шаркая тапками побрёл в зал. Сняв со стены двухстволку, он любовно погладил её. Затем заглянул во внутрь…
    — Надобно почистить… Может в следующем годе полегчает и сподобится ещё разок выбраться на природу. Только вот друзей — то не осталось… Все помёрли…