Великий Октябрь

   Сегодня ребята пришли в школу нарядные. Учителя тоже. Даже Октябрина Ильинична принарядилась и обула вместо калош на босу ногу, начищенные салом кирзовые сапоги.
   Занятий в школе в этот день не было.  Праздник! Годовщина Великого Октября.
   На середину утоптанной, очищенной от снега и посыпанной  песочком площадки перед школьным крыльцом вышел горнист и задудел.
На крыльце появился директор школы, Зил Фридрихович и закричал в жестяной рупор:
   - Слава КПСС!
   - Героям слава!
   Дружно подхватили ученики и педагоги.
   - Друзья мои! Робяты!
   Продолжил директор, пустив скупую слезу...
   - Вот и дожили мы до очередной годовщины Великого Октября!
   В такой же, холодный январский день, наши прадеды и деды штурмовали Зимний!
   Волна народного гнева смела старый режим! Геть!
   Зил Фридрихович передал рупор пионервожатой Дуне Кулаковой.
   - А сейчас ученик третьего класса нашей школы, Надя Крупский, расскажет стихотворение великого пролетарского поэта Тараса Удалого!
   Робяты! Это не просто стихи, это, робяты, - театральная постановка из которой вы узнаете как подлые царские сатрапы и приспешники старого режима обошлись с братом Владимира Ильича Ленина Александром Ульяновым!
   Из дверей школы вынесли деревянную виселицу и табурет. На табурет водрузили Надю со связанными руками. Учитель труда Ревком Карлович, переодетый в самодельный полицейский мундир, накинул на тонкую шею мальчугана верёвочную петлю.
   Надя шмыгнул носом и начал, обращаясь к зрителям:

   - Вы простите меня, дорогие,
     Что от вас ухожу молодой!
     Я сложу свою тонкую выю
     За рабоче-крестьянский строй!
     Наше гордое красное знамя
     Будет реять над нашей страной!

   Надя повернулся к Ревкому Карловичу:

    - У, сатрап поганый царский,
      Падла мрачная с усами таракана!
      Придёт-придёт то время,
      Когда брат мой, младшой, Володя Ульянов,
      Напихает тебе в дупу
      Раскалённых камней!
      А теперича вешай меня,
      Паскуда,
      А теперча вешай скорей!

   Переодетый в полицейского трудовик вынул из кармана штанов платок, высморкался и хэкнув долбанул ногой по табурету.
   Надя задёргался в петле. Из дверей школы выскочил учитель физкультуры Октябрь Виссарионович и полоснул по верёвке перочинным ножом, но верёвка почему-то не поддалась. Учитель пилил верёвку, а тело мальчика конвульсивно содрагалось.
Наконец Зил Фридрихович опомнился и опрокинул злосчастную виселицу, на совесть сработанную умелыми руками трудовика. Мальчик и учитель физкультуры рухнули на крутые ступеньки. Физрук воткнул ножик себе в глаз, а Надя разбил голову.
Обоих увели. Вернее физрук ушёл сам, а Надю унёс директор.
   Трудовик поспешно уволок виселицу.
   Дуня Кулакова не растерялась, схватила жестяной рупор и, как ни в чём не бывало, продолжила по сценарию:
   - Вот так вот, робяты, жили раньше, при старом режиме! Но теперча настали иные времена! Теперча нашу песню не задушишь и не убьёшь! Споёмте, друзья!
   На крыльцо вышла учительница музыки с баяном, поставила опрокинутый табурет, развела мехи и народ дружно грянул "Интернационал".
   В середине песнопения на крыльцо вернулся директор Зил Фридрихович, утер потный лоб, расстегнул вышиванку и отобрал рупор у пионервожатой.
    - Робяты! Дружно, строем, с песней - ...дуем в столовую! Там нас ждёт угощение!
    Строем не получилось. Ребятня бросила петь и ломанулась кто вперёд. Зил Фридрихович кричал о том, что толкаться не стоит, что всем хватит и компота и квашеной капусты и картошки в мундире, только никто его не слушал.
Крыльцо и площадка опустели. Одна учительница музыки так и осталась сидеть, запрокинув голову как пианист и вдохновенно растягивая мехи баяна.
Над опустевшей площадкой разносился её зычный и хрипловатый басок:
    - Ржавый бункер—моя свобода
Сладкий пряник засох давно
Сапогом моего народа
Старшина тормозит говно

      Запрятанный за углом
      Убитый помойным ведром
      Добровольно ушедший в подвал
      Заране обречённый на полнейший провал

          Я убил в себе государство!*

   Допев песню, учительница сняла лямки баяна, смачно плюнула в сугроб и пошла в столовую.
   Сытые дети веселились и водили хоровод в актовом зале.
   Ставший одноглазым физрук пил самогон в кондейке при спортзале.
   Две одинокие фигурки - девочка и мальчик с перевязанной головой, шли сквозь вечерний сумрак в неведомую даль.
   - Маняша, тебе понравился спектакль?
   Прохрипел Надя.
   - Очень понравился! Только я за тебя испугалась...
   - Искусство требует жертв!
   - Что?
   - Это мне Дуняша Кулакова сказала, когда перевязывала... Искусство, говорит, требует жертв!
   - Дура она, эта Дуняша! Сама бы и жертвовала собой, раз такая умная!
   - Дуня не дура! Дуня хорошая!
   - Вот и дружи тогда со своей Дуськой!
   Из глаз девочки брызнули слёзы. Она побежала по тёмной улице...
   - Маняша! Маняяяяша!
   Закричал мальчишка, обхватив руками перевязанную голову.
   Где-то вдалеке завыла собака или волк. Мальчик тоже завыл и упал в снег.

           Конец.

   *Егор Летов.


Рецензии