Отец за сына не отвечает

                Моей любимой Кристине Потупчик
     Как по молитве дедки Наума Кривогорба ночь на Троицу выдалась ненастная, жуткая. Рвал налетевший с севера ветер тайгу, трепал почем зря, гудом гудя и сыплясь мелким надоедливым дождичком. Прохор пер пушку на паперть, улыбаясь в темноте. Дедка семенил следом и что - то бормотал.
     - Мы, купецкий сын Прохор Петров, бывалоча - та, с самим генералом Черняевым орудовали - то, так там пушку именовали пукой, буквицу упуская, но ништо, хоть три буквицы упусти - смысл орудия не сменится. Он кому ? Он для истребления людей. Размножились людишки, загадили землю, вот Богу и тошно стало, шепнул Он на ухо монаху латинскому, тот порох и изобрети.
     Прохор бросил тяжелую бронзовую пушку, от времен Ермака торчавшую занозой на окраине села Разбой, и прислушался к напарнику, подкупленному шкаликом водки алой да алтыном серебром.
     - Ты чего нашептываешь ?! - закричал в сердцах Громов, утирая выступивший по лбу пот рукавом. - Колдуешь никак ?! Смотри, гад, на съезжую препровожу, там тебя быстро вразумят.
     Дедка лез к Громову прозеленевшей седой бородой, разевая рот.
     - Ты мне в рот гайкай ! - орал Наум, зачем - то прикрывая лукавые глаза веками. - Я ж еще на турецкой оглох, как есть ни хера не слышу.
     - Вы чево тута ?
     Прохор резко крутанулся на каблуках. Из тайги пер медведем Шкворень.   
     - А это, Филя, - заулыбался Громов, увидя приятеля, - мы сюрприз готовим. Возгласит дьякон сугубую, мы и ахнем.
     - Ахнем, - вмешался Наум Кривогорб, щупая рукав азяма каторжника заскорузлыми пальцами, - мы, бывалоча, с самим Белым Генералом Скобелевым из чурок бешеных дух выпускали.
     - Не мельтеши, - пошел морщинами Шкворень, отодвигая дедку локтем, - где у тебя штуцер - то ?
     Прохор оглянулся. Там, где еще мгновение назад стоял, прислонившись с сосне, штуцер, маячил безносый Тузик, страшно прикрякивая и топчась сапожищами. Каторжный всхрапнул и надвинулся на заговорщиков.
     - Народишко пугать, значится ? - строго спросил он, толкая Громова в грудь. - А то, что народец вконец разъединен классовой позицией, про то, выходит, вам и дела нету ?
     - Бей ! - завизжал Сеня Тузик, придурковато закатывая глаза. - Убивай !
     - Душегубец, - довольно и густо произнес Шкворень, протягивая Прохору ладонь. - Ну, здравь будь, купецкий сын, язви тя в дышло.
     Они обнялись, громко хлопая друг друга по плечам. Тузик подкрался к Науму и засунул ему в шаровары язя, неприятно охолодившего дедку хвостом.
     - Ой ! - испугался Наум, падая навзничь.
     - Хорош у тебя напарный, - оценил лежащего на паперти дедку Шкворень сапогом, - древен и глуп. Ты ему не в рот ори, - советовал каторжник Громову, оттаскивая пушку обратно на берег, - ты ему по рогам пропиши. Ишь, удумали народишко жиблить, он и так пуганый да шатаный, испугаете если, то нам - то кого грабить тогда ?
     - И не говори, Филя, - угодливо суетился Тузик, то забегая вперед, то возвращаясь назад, - купцу чего ? Ему тунгуса зорить, потребителей обманывать, а мы кому ?
     - Мы люди, - рассуждал Шкворень, устанавливая пушку на валун, где она отвеку и стояла, то ли забытая проплывавшим мимо на карбазах отрядом казаков воеводы Пашкова, то ли просто брошенная дикой татарской ордой, не нашедшей применения такому хитрому предмету русаков, - выходит, что для людей, купец - эксплуататор, получается, что элемент, а дедка просто ветеран. Воевал, ум утратил, ему заместо ума ногу деревянную вручили.
     - Твоя правда ! - уже рыдал Наум, ковыляя за ними. - Оторвало мне правую ногу под Ляодуном, начисто срезало, как и не бывало. Еще генерал Куропаткин вывел меня во фрунт, протянул портсигар и прослезился.
     - Все - то он с генералами якшался, - не вытерпел Громов, тоже идя за каторжными, - послушать, так ничтожны мы всем семейством перед таким героем. А вот такое ты видал ?
     Он вытащил из - за пазухи туго набитый бумажник и, прихлопывая отопревшей кожей по ляжке, кричал :
     - Вот тебе весь закон, все люди !
     Шкворень, отойдя от валуна с пушкой, осмотрелся, исподлобья окидывая шумящую тайгу волчьими глазами, а потом спокойно произнес :
     - Айда что ли в кабак патишествовать.
     Они отправились в кабак, конечно. Славно сельцо Разбой своими кабаками ! Бабы ядреные там, гусли - мысли, гудошники в сопелки дуют, всякий люд разнообразный толчется, вином угощаясь. Или, как говорил Аркашка Счастливцев, трактир на Руси есть первая вещь.