Продолжение 18. От лица Лизы

Просыпаюсь я поздним вечером, стараясь на греметь цепью, справляю нужду в горшок, возвращаюсь на свое место и опять укладываюсь. За окном мягкие южные сумерки, я слышу музыку и веселые возгласы с улицы. Ула сопит, как большой ребенок. Лежу, смотря в потолок, по которому пробегают тени, мелькают отсветы факелов и думаю. Если я неграмотная рабыня, это вовсе не значит, что я дура. Девочка, конечно, в силу возраста, наивна до ужаса, ее мать опытнее и умнее. Я бы тоже новую рабыню держала бы в цепях, а поселила ее к остальным девкам, пока не убедилась бы, что рабыня подходящая. И вообще, за право быть прикованной к рабскому кольцу хозяйки, рабы и рабыни должны соревноваться, это большая честь. С этой стороны, я искренне считала, что мне просто повезло. С девчонкой Улой проблем не будет, я смогу просто заинтересовать ее настолько, что она будет в восторге и не захочет меня продавать. А вот другое не давало мне покоя. Кара, моя Кара, она же принадлежит этому дому, скорее всего, хозяину, раз он взял ее с собой. Как теперь сложатся наши отношения? Ведь она дала понять, что узнала меня, значит, помнит нашу кошмарную клетку, хотя как такое забудешь… Но там, в этой клетке, я поняла, что хотела бы провести с этой рабыней остаток дней. Мысли и воспоминания сбивают дыхание, ворочаюсь на своем матрасе. Так ничего и не решила, хоть видеть ее буду, и то хорошо, а то я совершенно потеряла надежду, что вообще когда-нибудь встречу ее. Нет, мне просто повезло… Просыпается Ула и сладко потягивается.
- Ты не спишь, Лиза? – тихо спрашивает она.
- Нет, госпожа, - откликаюсь я, - но даже если бы спала, вы всегда можете ткнуть меня своей прекрасной ножкой, и я мигом проснусь.
- Ты знаешь, моя мама довольно жесткая рабовладелица, своих рабов и рабынь она содержит в строгом рабстве, у нее не забалуешь. А я так не хочу. Мне хотелось бы, чтобы моя рабыня меня любила.
- Я буду вас любить, госпожа, - совершенно искренне говорю я.
- Поэтому я не буду пинать тебя ногой, чтобы разбудить.
- Зря, - опять же, я говорю от чистого сердца, я действительно так думаю, - с рабами нужна строгость и дисциплина.
- Ладно, Лиза, зажги лампу и помоги мне одеться и привести себя в порядок. – другим тоном командует она.
Встаю, нашариваю в полумраке лампу на подоконнике, здесь же трут, огниво и кресало, очень скоро теплый свет освещает комнату. Расчесываю светлые длинные волосы молодой хозяйки, с ее разрешения заплетаю ей косу. Она выбирает из множества флакончиков на прикроватной тумбочке два, один с кремом, во втором духи. Бережно втираю крем в ее тело, наношу духи, тонкий аромат в комнате усиливается.
- Обожаю этот запах, - комментирует Ула. Что ж, со вкусом у нее все в порядке, - Орвальд из последнего похода привез в подарок.
- Встаньте, госпожа, - прошу я, - может, я смогу что-то вам посоветовать, как выглядеть лучше.
Она прекрасно смотрится в своем скромном, ниже колен, платьичке ученицы сосьете, с заплетенной и наброшенной на плечо косой, трогательными босыми ножками, худенькая и стройная.
- Идеальный образ, - искренне решаю я, - я бы вам только посоветовала носить золотой браслет на щиколотке, такая маленькая провокация для окружающих.
- Подожди здесь, Лиза, - Ула заулыбалась и выскочила из комнаты.
- Да куда я денусь, - улыбаюсь я, демонстративно звеня цепью на щиколотке о пол.
Возвращается она очень скоро, неся в руках самые нескромные из рабских одеяний.
- У мамы попросила, все остальное купим, - несколько смутившись, говорит она, - а все наши рабыни разбежались на праздник.
Если это можно одеждой… Тоненький поясок на талию, спереди шелковая лента, очень короткая, едва прикрывающая лоно. И нагрудная повязка, скорее подчеркивающая груди, чем скрывающая их. В таких нарядах рабынь часто продают, хотя принято продавать их голыми, настолько мало они скрывают. Но я и этому рада. Мгновенно одеваюсь, если можно это так назвать.
- Спасибо, госпожа!
- Садись, рабыня, я причешу тебя и пойдем веселиться.
Она быстро и умело расчесывает мои волосы, повязывает их лентой, наносит на меня по капле духов.
- Какая ты у меня красивая, Лиза, - не выдерживает девчонка, рассматривая меня, - все девчонки в сосьете умрут от зависти.
- Если вы решили взять меня с собой, - усмехаюсь я, - я отведу вас на зрелище, которого вы еще никогда не видели. И возьмите с собой несколько монет, я постараюсь возместить вам свою непомерную стоимость.
- Куда это? Кажется, в Венне я бывала везде, - удивляется Ула.
- Пока секрет, - улыбаюсь я, - не знаю, понравится вам или нет, но денег я постараюсь вам заработать, и вам точно будет интересно. И еще, смотрите, госпожа, - я подхожу к кольцу для рабынь, вмурованному в пол и делаю три широких шага, цепь скрежещет по полу, дальше она натягивается, держа меня на месте.
До противоположной стены еще минимум два шага, я даже дотянуться до нее не могу.
- Госпожа, до этой стены я не могу дотянуться, пока я прикована, - объясняю я прописные истины, - попросите кого-то вбить в нее гвоздик и вешайте на него ключ от оков, как только прикуете меня. Так будет спокойней и вам, и вашей матери. А когда будете оставлять меня одну, вообще забирайте ключ с собой. Уверена, ваша мать держит рабынь в клетке или где-то прикованными, а ключ от их оков совсем в другом месте, чтобы они даже не знали, где он.
- Хорошо, я учту. Ты действительно давно в рабстве, - серьезно говорит Ула.
Потом она освобождает мою ногу от цепи, и знаком велит идти за собой.
- Ма, я ушла! – громко кричит она.
На улице толпа народа. Смех, шутки, веселье, яркие огни, пляшущие тени, яркие одежды, рабыни щеголяют голыми грудями или вообще нагишом. Уличные торговцы, жонглеры, тут и там играет музыка, импровизированные танцы прямо на улице, жаркие поцелуи парочек. Скоро будет карнавал, к этому буйству красок добавятся еще и яркие, необычные костюмы. Чтобы не потеряться, Ула твердо берет меня за руку. Медленно, глазея по сторонам, мы бредем в этой яркой толпе. Несколько раз останавливаемся и слушаем музыку уличных музыкантов и пение уличных певиц, как правило, рабынь. Аплодируем, хозяйка всегда оставляет им несколько монеток. Но я знаю, куда иду. Показывать так показывать, чтобы девчонка обалдела. Она по пути покупает себе и мне по куску халвы, я чуть не грохаюсь в обморок от радости, сладкое я ела почти два года назад. Давясь и чавкая, жую, Ула терпеливо ждет, как я мечтала хотя бы о конфете, словами не передать. Но все-таки наконец мы приходим на площадь Восстания. Она запружена народом, те же картины на каждом шагу. Но я пробиваюсь сквозь толпу к нужному павильону, ведя за руку Улу за собой.
Павильон крытый, но высокая, выше человеческого роста, открытая сцена, посыпанная песком, ярко освещена факелами, фонарями, свечами. Сцена пока пуста, но вокруг толпится куча народа, в основном мужчины, хотя есть и несколько леди, и просто свободных женщин. Идут ожесточенные споры, вплоть до оскорблений, гомон стоит невыносимый.
- Что это? – шепчет Ула, но смеющиеся глаза ее горят неподдельным живым интересом.
- Это арена. Понимаете, это такая игра. Выпускают двух рабынь или даже одну против двух. Борются, как правило, нагишом. Задача одна – связать соперницу так, чтобы она в течение оговоренного времени не смогла освободиться от пут. Иногда предлагают железо для обездвиживания пленницы, наручники и кандалы, но веревки все же популярнее и интереснее. Зрители, конечно, делают ставки. Видите, сколько здесь мужчин? Голые девки на песке привлекают внимание.
- А ты здесь причем?
- Я выступала здесь, за дом Апания, - признаюсь я, - сами видите, девушка я сильная, крупная, частенько побеждала, меня учили бороться боевые рабы и даже легионеры. Правда, во время прошлого Дня рабынь я проиграла.
- Вот уж не ожидала, - Ула неподдельно удивлена.
Я оглядываюсь по сторонам и замечаю в толпе ее, Зару. Именно ей я и проиграла на прошлом празднике. Она – черная, рабыня, конечно. Эбонитовая атласная кожа, под которой перекатываются мускулы, высокая, стройная фигура. Типичное для черных рабынь лицо, довольно симпатичное, короткие, выбритые по бокам темные волосы, и темные глаза. На шее ошейник, по телу татуировки, бедро украшено клеймом. В одной белой набедренной повязке. Совершенно явно видно, что в рабстве она давно. Она принадлежит Керу, командиру одной из манипул в легионе, он в ней души не чает, вот и сейчас они страстно целуются, легионер беззастенчиво тискает ее крепкие груди, а через мгновение она вообще запрыгнула на него, обвив его талию крепкими ногами и сверкая белыми пятками. Ула с интересом наблюдает, заметив, куда я смотрю.
- Кто это?
- Зара, рабыня Кера, - поясняю я, - ей я проиграла на прошлом празднике, ей удалось меня связать. Она вообще постоянно выступает здесь, часто побеждает.
- И ты хочешь?
- Да, госпожа. Договоритесь с Кером о схватке и поставьте на меня. Останетесь с прибылью, обещаю, - твердо говорю я.
Глаза Улы загораются, ей безумно интересно и необычно.
- Ну, это легко, - она решительно тащит меня за руку к целующейся парочке через толпу.
Подойдя к солдату, она вежливо стучит его по плечу, так что тот недовольно отрывается от губ своей рабыни и ставит ее на землю. Зара, конечно, узнает меня, улыбается белыми крупными зубами.
- Привет, Лиза, - говорит она, - пришла взять реванш? Соскучилась по веревкам?
- Вот думаю тебя с ними познакомить, - тоже улыбаюсь я, - но я рада тебя видеть, рабыня.
- Иди сюда, - она широко распахивает руки и тепло обнимает меня, я обнимаю в ответ, - я тоже рада, что у тебя все в порядке, рабыня.
- Ну, чего? – недовольно говорит тем временем Кер, оглядывая босоногую скромную девчонку в платье ученицы сосьете.
- Я дочь Гая, командира Двенадцатого, - просто отвечает Ула, - зовут меня Ула, и я хочу поговорить с тобой.
Легионер меняется в лице, упоминание Командира сразу заставляет его прямить спину, будто он в строю.
- Я слушаю вас, Ула, - вежливо произносит он.
- Я хочу сделать ставку, что моя рабыня свяжет вашу. – твердо отвечает Ула.
- Один к пяти вас устроит? Моя Зара уже побеждала эту девку. Так, по крайней мере, будет честно.
- Устроит. У меня есть три золотых. Вы принимаете ставку?
- Принимаю.
- Тогда я попрошу вас договориться о поединке.
Он кивает и скрывается в толпе. На сцене тем временем идет очередная схватка, два на два. Обнаженные, потные женские тела на песке, две уже связаны по рукам и ногам, ожесточенно пытаются вырваться из веревок, это не запрещено, двое борются, зрители орут и подбадривают своих фавориток. На большой доске сбоку арены служитель записывает ставки, они постоянно меняются. Но вот победительница, уже намеренно медленно вяжет последние узлы на щиколотках соперницы, встает, поднимает руку и кланяется публике. Та ревет в ответ, аплодисменты, крики, буря восторга.
Перед схваткой Кер за руку отводит Зару в сторону, нежно целует в обнаженные груди, в губы и звонко хлопает по заднице, она улыбается и демонстративно медленно развязывает узел набедренной повязки, оставшись обнаженной.
- Если проиграешь, привяжу к кровати и буду насиловать до утра, - грозит Кер.
- А если выиграю? – задорно улыбается Зара.
- Тогда тоже привяжу к кровати, но буду насиловать весь день. Пошла, рабыня.
Я тоже разоблачаюсь, если это можно назвать разоблачением, донага, отдаю Лизе свои тряпочки.
- Сделали ставку, госпожа?
- Да.
- Я верну вам деньги за себя, обещаю. Двадцать золотых, я столько не стою.
И вот под ногами песок сцены, вокруг разбросаны отрезки веревок, достаточно длинных, чтобы надежно связать соперницу, а напротив мускулистая, сильная черная рабыня, скалящаяся хищной белозубой улыбкой. В ее руках уже приготовлена веревка. Правила просты. Нельзя калечить соперницу, удары запрещены, чтобы не портить товарный вид, связать надо так, чтобы та не смогла вырваться из пут. И мы начали.
Сегодня мне определенно везет. Так удачно меня купили, поела сладкого, вот и сейчас, ловлю Зару, она бы в жизни не купилась на такой прием, но сегодня мне везет, я валю ее на живот, тут же сажусь на ее извивающийся мускулистый зад, ногами заламываю ее шею, вжимаю в песок и быстро стягиваю ее локти веревкой. Все, дальше дело техники и времени. Пересаживаюсь на ее брыкающиеся ноги, удерживаю их бедрами и весом тела, связываю ее щиколотки и колени. Только потом уже, когда она успокоилась, признав поражение, связываю ее запястья, притягиваю их к связанным щиколоткам, так что ее пятки уперлись в ягодицы. Тяжело дыша, отряхнув с потного тела песок, встаю, поднимаю в приветствии зрителей руку, в ответ аплодисменты и нестройный гул. Потом развязываю свою черную пленницу, целую ее в обе щеки, она так же сделала в прошлом году.
- Драть меня будут всего лишь до утра, - тихонько бормочет Зара, так что ее слышу только я. – Ты молодец, рабыня.
- Удачи тебе с твоим хозяином, он тебя так любит, - тоже тихо отвечаю я, - и вообще, удачи во всем, рабыня.
Мы, в поту и песке, кое-как отряхнувшись, спускаемся со сцены, и ко мне тут же подлетает Ула.
- Больше этого не будет! – чеканит она, хотя глаза ее горят. – Я так за тебя переживала! Лиза, ты вся в песке, - она начинает отряхивать меня, продолжая болтать, - ты представляешь, двадцать семь золотых! Я выиграла двадцать семь монет, золотых, полновесных монет! Я заключила еще два пари и выиграла!
- Я же говорила, госпожа, вам может не понравится, что вы увидите, но точно будет интересно, - улыбаюсь я, поправляя свою ленточку в волосах, заправляя под нее выбившиеся пряди, - сейчас я обмоюсь в фонтане, все равно здесь каждая вторая рабыня голышом, и буду ждать, чего вы пожелаете дальше. И я так рада, что вы выиграли, хотя бы мне стыдно не будет, что вы так за меня переплатили.
- Тогда беги, быстро сполоснись, и дальше пойдем гулять, - решительно командует Ула.
Уходя, я замечаю, что Зара и ее хозяин опять страстно целуются, кажется, ей не очень перепадет за проигрыш. К Уле подходят зеваки, поздравляют ее, кое-кто расплачивается. А я бегу к фонтану на площади, залажу в него, как и несколько рабынь рядом, смываю с тела пот и песок, холодная вода так приятна, потом возвращаюсь к хозяйке и одеваю свой поясок с лентой и нагрудную повязку. Ула берет меня за руку и ведет за собой.