Стропило

                Стропило -- это такое длинное, добротно отёсанное бревно, которое укладывают на  последний венец строящейся избы и на конёк, и к которой пришивается (не нитками -- гвоздями) обрешётка, к которой крепятся... Ну да бес с ними, с этими непонятными словечками. Вообще-то я о другом, а это так, для затравки, так сказать, потому как мой герой самым прямым образом с ними связан. Я хочу рассказать об обыкновенном деревенском мужике Степане Задворном -- Стёпке или Стропиле. Стропилой он (да-да, именно он -- не оно) стал из-за своего роста; а ну-ка детина под два метра -- как вам? Не слабо? То-то. И я про то ж. Почему-то принято считать, что люди высокого роста все как один худые -- все до единого!. Может быть, не спорю -- пусть все, но только не Стёпка; полтораста килограммов веса -- ничего себе худоба! А видели бы вы какие у него лапищи... Попросишь у него семечек: "Дай горстку, Стёп!" Даст, не откажет. Даст горстку, а ты его "горстку" и в пригошню свою не вместишь. Особых подвигов за Стропилой не значится; награждать его медалью не за что; живёт себе и живёт... Женат, а как же. И детки есть, двое -- парень и девица. А жёнка его такая, ну такая... Долгонько никто не верил, что они -- супруги, спрашивали у Стёпки: "Она ж тебе в пуп дышит; как же ты с ней?.." -- "Да вот так, -- степенно отвечал Стропила, -- ровно  так же, как и ты со своей." Смеются. А сошлись они ну очень уж необычно. И день тот помнит Стёпка и час тот, хорошо помнит и благодарит всевышнего, искренне благодарит за то, что всё так обернулось. Не зря же говорится, что гора с горой сойтись не могут, а вот человек с человеком любые препоны преодолеют, но сойдутся. Ведь сошлись же Степан да Марфа... Впрочем, всё по порядку.
         Разные названия у наших деревень да хуторов: смешные и грустные, странные, а порой и загадочные, бывают и форсистые, как родина моих героев: село  Небедное конца восьмидесятых. Оно и в самом деле считалось отнюдь не бедным, хоть и не богатым. Степан работал тогда бригадиром плотников, а его будущая супруга Марфа "вкалывала" колхозным бухгалтером. В начале ноября их двоих командировали в райцентр: одного за гвоздями, другую с отчётом. Оба молоды: Стёпке двадцать пять, Марфе двадцать два... Заглядывалась девка на здоровенного мужика, но не хотел Стёпка сближаться с ней, ну никак не хотел! А почему -- и сам того не ведал... С лица Марфа -- хоть икону пиши, а вот росточком мелковата; хотя, разве это повод отвергать девушку? Запутался Стропила в своих чувствах, вконец запутался... Порою точно пьяный ходит. Вообще-то Стёпка парень непьющий: к стакану не притронется, если только не спровоцируют его, не соблазнят. Не курит. Баловался в детстве, тогда же и отверг табак напрочь, да и батькин ремень бросить помог... Видел он, конечно же видел -- не слепой! что Марфа за ним волочится и не знал, как отделаться от неё, побить даже хотел... А дед Стёпки Василий, -- вот ведь мудрец! -- созерцая сие "комедиянство", потрясал перед носом внука кургузым указательным и скрипел: "Охомутает она табе, Стёпк, помяни моё слово: охомутает! А девка она хорошая однако; зря ты с нею так, зря; она к табе всею душою, а ты к  ней кормой, негодник!" А тут, как на грех, эта командировка... Отказаться? Но разве можно ослушаться председателя правления? Конечно не можно! И поехал бригадир Степан Задворный, без настроения поехал; и день выдался под стать его настроению: хмурый, холодный.
                *   *   *
         Прибыли они в районный посёлок; пока там-сям покрутились, повертелись, пока сделали дела -- и день закончился -- до дома до хаты пора! А дождь моросит... Пришли на автостанцию, а там их "обрадовали": "Автобус не пойдёть, -- сказали, -- потому что поламатый..." Что делать? Топать двадцать километров по грязюке с пудом гвоздей? Не выдюжить: ни ему, ни ей не выдюжить.  Они опять с вопросом: "А когда будет?" "Тольки завтря. -- ответили из окошка и прибавили: -- А вы в гостиницу идитя -- тама и заночуетя..." Им ничего не оставалось, как последовать совету кассира. Искали недолго: в районном посёлке все на виду и всё на виду. Вот она, гостиница, или "Дом кохозника" -- как называлась она раньше -- двухэтажное, красного кирпича здание (сама гостиница на втором этаже) Вошли. А им пожилая дородная дама: "Местов нетути!" "И как нам быть? -- спрашивают" -- "А я откудова знаю? -- отвечает.." -- "Девушка, -- трагически возопил Стёпка, -- не погибать же нам в подворотне? Нам хоть где-нибудь, нам хоть как-нибудь; ну снизойдите, а..." Слёзно просят, чуть не плачут. Вздохнула "девушка", горестно вздохнула: "Ох, ну что мне с  вами? Я могу поселить, но только одного... Э-э, а вы, случаем, не муж и жена?" -- "Да, да, конечно: мы муж и жена! -- поспешила Марфа уверить даму. "Тогда идите за мной! -- приказала та. -- Паспортов не надо. Поспешите, поспешите, что вы тащитесь!.."
         Поселили "молодых" в тесной угловой коморе с единственной железной койкой, ватным матрацем с суконным одеялом, без простыни и скомканной подушкой без наволочки, с тумбочкой и единственным табуретом. Окна в "номере" не было -- только расхлябанная дверь. Предупредила: "Тумбочку не трогать -- пад нею дирька в полу; ноги поламаете, а Верочке потом отвечай за вас, а оно мине надо!" Так они узнали как зовут их благодетельницу. Денег Верочка сняла с них, как за двухместный люкс в каком-нибудь столичном отеле.
         Когда консьержка ушла, Марфа вдруг спросила:
      -- Стёп, а почему тебя Стропилой прозвали?
      -- Тьфу! Нашла чего спрашивать... Лучше ответь: ты зачем сказала той бабе, что мы с тобой муж и жена?
      -- Будем ими, -- спокойно отвечала Марфа, -- и очень скоро. Вот увидишь.
      -- Дура! Я побью тебя, прям сейчас побью!..
      -- Побей, побей, -- отвечала Марфа, -- мужу позволительно, нужно даже -- для профилактики...
      -- Да какой я тебе муж, будь ты неладна! -- рассвирепел Стропила.
      И Марфа заплакала:
      -- Дурак, ведь я люблю тебя! Люблю давно и сильно...
      Степан встал с табурета, нервно заходил по комнатушке, не зная, что ей ответить. Успокоившись, спросил:
      -- Будет! Довольно! Как спать-то будем?
      Девушка отёрла слёзки, заморгала часто-часто, её глаза засияли...
      -- Как спать? Как-нибудь. О! валетом! -- нашлась она. -- Нет, всё равно не поместимся... Что ж, будем по очереди: Сперва я посплю, а потом... Нет, сперва поспишь ты, а потом уж я -- люблю в тёплой постельке поваляться.
   Сказала и рассмеялась. Стропила молчал.
      -- Что стоишь столбом -- присядь... хоть на табуретку присядь, или на тумбочку! -- Марфа веселилась. -- Боишься? Ну да -- под тумбочкой дырка, а из той дырки: "Уууу!" Любой устрашится.
      -- Перестань обезьянничать! -- отмахнулся Стёпка.
                *   *   *
         День угасал быстро. Правда, эти двое в своём закуте, по причине отсутствия окна, этого не замечали; они ориентировались только по своим наручным часам да   вошедшим в моду "сотикам". Из коридора донёсся скрип половиц; этот скрип, как им показалось, стих у их двери... Спустя минуту заскрипело вновь... Кто-то ходил по  коридору, Но вот они услышали звуки музыки, доносящиеся снизу, с первого этажа -- там по вечерам открывался кафе-ресторан.
      -- Стёп, -- исподлобья глядя снизу вверх, вопросила Марфа, -- признайся: ты когда в последний раз был в ресторане? Только не ври, ладно.
      -- Я в столовках и то редко бывал, а в ресторанах... Не помню.
      -- Стёп, а хочешь?
      -- Чего?! В ресторан, что-ль? -- Стёпка поднял глаза к потолку, сглотнул слюну и вздохнув, прошептал:.-- Не знаю.
      -- А вот я знаю! -- игриво воскликнула Марфа. -- Спрячь за тумбочку твои гвозди -- никто их не возьмёт, и айда вниз, в ресторан. У тебя денег сколько?.. Маленько? И у меня маленько.
      -- А-а, была не была -- идём! -- рубанул Стёпка рукой воздух, -- Вот только одеты мы с тобою не очень, не по-цивильному...
      -- Ничего; там тоже не все в смокингах... Ух и оторвёмся! .
      ...И оторвались. В памяти у Стропилы остались только яркие цветистые всплески цветомузыки, оглушительный гром самой музыки, вкрадчивый и манящий звон фужеров, белоснежные скатерти, белые салфетки, запах духов, женские фигуры, заливистый смех Марфы...
         Первое, что сделал он когда проснулся, спросил у неё: "Мы где?" На что та ответила:
      -- В гостинице, любенький, в доме колхозника.
      -- А почему? Ах да... Блин, я никогда не пил так много... А ты почему раздета?
      Марфа присела на край койки, коснулась ладошкой его щеки...
      -- А ведь и ты не совсем одет, любый... Мы спали вместе, Стёпушка, слышишь: "Вместе!". Доброе утро! И пожалуйста оденься -- нам надо спешить на автобус
      -- Мы с тобой... Как? Где? Вот тут?! Брешешь!
      -- Да-да, вот тут, на этом ложе, -- спокойно отвечала Марфа. -- И не ужасайся; ты посто выполнил свой супружеский долг -- мы ведь муж и жена; разве не так? -- говорила Марфа, глаза её сияли.
      -- Ты брешешь! Ты всё брешешь! -- задыхаясь, кричал Стёпка
      А Марфа ему:
      -- А какие слова ты мне говорил... Ммм! Помнишь?
      -- Ты споила меня, специально споила!
      -- А как ты меня обнимал, целовал...Ооо!
      -- Думаешь, ты своего добилась? А вот тебе: Дудки!
      -- Какой ты наивный, Стёпушка! Телёнок ты, большой неуклюжий телёнок!
         Ну а потом... Потом, как говорится, был суп с котом -- забеременела Марфа. Узнав сие и Стёпка заявил во всеуслышанье -- а чего таиться!: "Женюсь я, люди добрые, на Марфе женюсь -- не поминайте лихом Стёпку Задворного -- Стропилу". А дед Василий: "Ну, не так, не я говорил? Ишь, девка ему не по ндраву; она к нему  всею душою, а он к ней кормой..Ишь ты! Ничаво, стерпится -- слюбится."
         И ведь стерпелось, и ведь слюбилось.
                Владимир ХОТИН
                06.01.2022