Штабик

Фото из Интернета


- Сонь, не отвлекаю? – стараюсь говорить в трубку негромко.

- Нет… всё нормально. Говори!

- Давай сегодня не задерживаться. Сразу с работы домой!

- Что-то случилось? – голос жены с ноткой тревоги.

- Нет! Просто тесть звонил, просил «партизан» забрать пораньше…

- Что они натворили? Ладно, не говори. Я маме сейчас перезвоню.

- У них всё хорошо. Они с бабушкой и дедушкой. Не нагоняй ветра. Приедем, сюрприз будет…

          Ехали молча. Я, как-то волновался после слов тестя: «Приедешь, приведёшь в первозданный вид постройку в саду!». Старался не подавать виду, чтобы не волновать мою любимую. А сердце так и ёкало: «О какой постройке он говорил? Что там дети натворили?». А последние слова тестя в трубку: «Забирайте и больше их к нам не приводите!», – беспокоили аж до боли в сердце.

          Во дворе родственников тишина. Собака, обычно встречающая нас милым потявкиванием и вилянием хвоста, лежала в тени будки, перемещая за нами взгляд.

          Я присел у столика на скамейку, а Сонечка вошла в дом.

- О! Зя-я-ять не хрен взять…, – когда Абрамыч так говорит, значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.

- Папа! – я театрально вскочил на ноги, расправил крылья и пошёл навстречу тестю.

- Хватит паясничать. Воспитал «партизан», а мне красней из-за них перед соседями. Сидай! – мужчина хлопнул по скамейке рядом с собой. – Что делать будем?  Ты знаешь, сколько мне должен?

- Вы вначале скажите, что случилось…

- Ничего… скоро своими глазами всё увидишь, – Абрамыч забарабанил костяшками рук по крышке стола.

- Папа, а дети где? – на крыльце стояла улыбающаяся Соня с мамой Глашей.

          Улыбка жены и тёщи меня успокоили… однако…

- Арестовал я их… в карцере сидят!

- ?!

- Да, вон в летней кухне я их закрыл. Бабка ужин дала, не пороть же голодными, – только сейчас я понял, что тесть говорил нарочито громко, чтобы его слышали внуки.

          Подмигнув мне, хозяин двора направился в сторону строения у дома, открыл дверь:

- Берём свою одёжу и выходь во двор… Трибунал будем учинять.

          Первым вышел Иван, за ним Ксюша. На сыне была душегрейка длиной подолом и рукавами в пол, а на дочке старая дутая куртка, также от головы до пят. Если бы они равномерно покачивались из стороны в сторону с каждым шагом, то можно было сказать «идут пингвины». Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Боковым зрением увидел улыбающуюся тёщу и жену, которая обняла мать и спрятала голову за её спину. Плечи у Сони сотрясались так, что не было ясно, плачет она или смеётся.

- Вот, понимаешь… довели мать. Смотрите, уже плачет…, – тесть шёл за внуками, словно конвоир. – Стой! Етить вашу… На ле-е-е-е… Ву!

          Над двором нависла такая тишина, что было слышно дыхание муравья, перетаскивающего хлебную крошку по столу.

          За спинами внуков дед погрозил кулаком и бабушке, и мне. Мы сделали серьёзные лица.

- Ну! Кто первый будет слово держать? По старшинству или мужику слово дадим? – дочь тяжело вздохнула, – Значит, первая будет говорить старшая по «партизанскому отряду»!

          Теперь тишину нарушали тяжёлые вздохи детей.

- Говорите уже, не томите. Чего нашкодили? – я не сдержал улыбку.

- Мы штаб построили? – приободрилась Ксения.

- Та-а-ак. А дед чего ругается?

- Да, мы…, – внучка посмотрела на дедушку и…, – Пап, понимаешь! В штабе должен быть стол, стулья, ручки, карандаши, бумага, машинка печатная, лампа, а для неё свет провести…

- Стоп! – Абрамыч стукнул себя ладонью по бедру. – «Ко-ко-ко» и «Ко-ко-ко»… скоро солнышко сядет, а батьке вашему ещё работать… в темноте будет всё восстанавливать?

          Хозяин присел за стол:

- То, что они строительством занимались – не жалко. Хозяйственные, ёсики-колёсики. Так они ещё за линию фронта в разных направлениях выходили, у соседей, что не так лежало, собрали. Я уже разнёс по местам… От чего отказались, вернул в ихней «штаб»…  Ладно! Хватит вас томить, пошлите!

- А что на вас за одежда? Где вы это старьё нашли? – спросила детей Соня.

- Это форма партизанческая, – гордо сказал сын.

- А-а-а-а…

- Снимайте и возле будки положите. Тарзану на зиму подстелем в будку, – улыбнулась бабушка.

          Абрамыч шёл впереди, ведя нас вглубь приусадебного участка. Так наискосок в правый угол. Когда мы дошли до строения типа летний туалет, то смех сдержать уже не получилось. Смеялись так, что все собаки в округе начали лаять.

          Строение нас встретило прибитой сверху фанеркой, на которой красной краской было написано «Штабик». Поверх досок были краской проведены белые и чёрные полосы. Справа пристроенный скелет из спиленных веток и дедовских брусков.

- Это, что?

- Коней привязывать, – пояснила Ксюша.

          Слева к стенке закреплено старое велосипедное колесо без покрышки.

- А это…?

- Руль! – сказал Иван.

- Нет! Это штурвал. Мы же на земле партизаны. А на море – моряки, – перебила брата сестра.

- «Пираты»! – подправил дед. – Ой, затёк… не туда смотришь. Зри в корень, – Абрамыч открыл дверь туалета. – Смори, как ёсики-колёсики ровненько досточки нашили на пол… что, как говорится, ни щёлочки. Куда бабе с дедом бегать коней привязывать?

- Вот! – Ксюша показала на конструкцию.

- А стеночки по кругу… А? – не обращая внимание на внучку, продолжал хозяин. – Фанерочки, картоночки… и как ровненько, гладенько. О, какая отцу замена то растёт…

          Там же был откидной столик, два стульчика-чурбачка, вешалка, полки, зеркало и лампа с абажуром.

- А лампа вам здесь зачем? Розетки же нет, – проговорил я… как видно зря.

- Вот за этим делом, Варлаам, дед их и споймал, да в плен взял, – проговорила тёща.

- Аглая Иннокентьевна, за каким делом? – у меня мурашки пробежались под лопатками.

- Так они у деда в сарае набрали проводов разных, соединили… а потом связь и свет вели до сортира, – вздохнула бабушка. – Не хотели вас расстраивать, но шила в мешке… Варлаам, ты их не наказывай. Дед им уже всё вбил в их головы молодые.

          Веселье улетучилось. Соня побледнела, а меня затрясло, как представил, что могло случиться, если бы не дед.

- Спасибо, отец! – я обнял тестя.

- Ой, ещё слезу, как баба пусти…

- Хи-хи-хи…, – прозвучало дуэтом снизу.

- ?! – я только взглянул, детей, как ветром сдуло.

          Переодевшись, я за час всё родственникам привёл в порядок. А скрученные детьми провода выкопал, сложил в пакет и, вместе с остальными обрезками из сарая, отнёс в мусорные баки за двором.