Продолжение 20. От лица Лены

Следующий день у нас с Идой проходит в привычных хлопотах, подготовка к выступлению, опять договоры с музыкантами, подбор платья для выступления, ну и собственно, само выступление в доме Апания. Судя по тому, что я заработала целых пятнадцать золотых монет, мной остались довольны. Теплый вечер с легионерами, более того, командиром легиона, который был так вежлив и любезен со мной, так, не подумал оскорблять пренебрежительным предложением денег, идет в резкий контраст с вечером у Апания. В конце выступления раб на подносе вынес мне кошелек с золотом, да еще в шляпу Иды накидали изрядно, даже не знаю, сколько там. Никто спасибо не сказал, сплясала, выступила, вот тебе деньги, пошла вон. Ну мы и пошли вон, обнявшись, обсуждая, что нам надо купить, благо деньги появились, и деньги немаленькие, при известной экономии на них можно год прожить. Короче говоря, в поместье господина Луция я собиралась не в самом лучшем расположении духа. Терпеть не могу этих презрительных, самодовольных вельмож, саму себя в такие моменты ненавижу, тебя вызывают, как мартышку, пляши, девка, получишь несколько монеток. Но деваться некуда, мне надо зарабатывать, а больше я ничего не умею. Есть, конечно, мысли, даже деньги понемногу откладываю, открыть сначала класс, а потом и школу танцев, благо, этому я могу научить. Буду брать и свободных девочек, и рабынь, постараюсь научить их тому, что сама умею. Одним словом, настроения после Апания не было никакого, даже Иде прилетело плетью по заду, когда она начала умничать по поводу предстоящего выступления. Она обиделась и заткнулась, дальше собирала меня и себя молча и насупившись. Рабыня свято уверена, что надо зарабатывать деньги и не обращать внимания на заказчиков, а я так не могу.
В общем, в поместье Луция я отправилась в самом плохом расположении духа, которое совершенно не годится перед моими танцами. Это все Ида, паршивая девчонка, договорилась о двух выступлениях подряд у этих богатеев, знает же, как я этого не люблю, но деньги зато платят отличные, глупо их терять.
Так и есть, пока мы дошли до поместья, а это не очень близко, никто из хозяев к нам даже не вышел. А за нами, между прочим, правда, порядком отстав, шла тележка с музыкальными инструментами, нанятыми рабами и рабынями в караване, повозка с музыкантами, это все надо разместить, продумать сцену, дать людям отдохнуть. Но вместо этого, когда нам открыли ворота, пришедшая рабыня просто тыкнула пальцем в крошечную площадку на рабском дворе, расположитесь здесь. А дом горит огнями, снуют рабы и рабыни, играет музыка, слышатся смех и оживленные разговоры.
- Госпожа, настройтесь, - Ида подходит и обнимает меня, - пожалуйста, настройтесь на выступление.
- Ида, ты знаешь, как я не люблю выступать у богачей.
- Я знаю, что нам нужны деньги. – отрезает она. – Я вас умоляю, соберитесь, немного потерпеть, поулыбаться, и все, мы получим целых тридцать пять монет, подумайте, тридцать пять полновесных золотых, да я еще в свою шляпу насобираю. Давайте, я вас ублажу, тогда вы сможете настроиться на танец.
- Не надо, Ида, - отмахиваюсь я, - просто тошно.
Но выступить так и не получилось. А началось все так. Из дома вывалилась толпа порядком поддатых гостей, в роскошных шелковых одеждах, в золоте и драгоценностях, с хохотом, в сопровождении слуг, рабов, рабынь, двинули вглубь поместья. Одна из рабынь заметила нас, махнула рукой, приглашая следовать за ней. Пришлось подчиниться, все-таки мы в чужом доме, права хозяев надо уважать, даже если не уважают вас.
- О! Великолепная Лена! Да еще с рабыней! – вопит молодой господин Луций, завидя нас. – Идем с нами, мы как раз собрались посмотреть зверинец.
- Спасибо, господин, - сквозь зубы цежу я.
Невеста немыслимо разодета, как она не падает под тяжестью золотой вышивки на платье, я не знаю, остальные дамы такие же, мужчины в роскошных шелковых тогах, тоже все в золоте. Мы с Идой скромно пристраиваемся в конце этой роскошной толпы. А там гуляют по рукам кувшины, даже не чаши, с вином, смех, шутки, суетятся рабы и рабыни. Там же, к своему удивлению и разочарованию, я замечаю Гая и его жену, яркую южную красавицу, с которой мы вместе побывали в плену. Даже Кару вижу, ну, понятно, где господин, там и она.
Мы входим в узкую аллею, всю утопающую в зелени. Луций громко говорит:
- Дорогие друзья, это растения из Шенди, настоящие тропики, здесь водятся ручные обезьянки, они очень любят людей, если прыгнут вам на руки, покормите их, корм у рабов, а если не хотите, просто погладьте, они будут совершенно довольны.
Идем дальше, хотя маленькие обезьянки действительно иногда прыгают на руки гостей, их гладят, кормят поднесенным кормом, обсуждают, качают на руках. Скоро доходим до главного, наверное, номера этого безобразного представления. Среди буйных зарослей зелени расположены пять железных клеток. Клетки большие, в несколько шагов, собственно, это не клетки, а стальные ящики, врытые в землю, с параллельными прутьями и крытой крышей, густо усыпанные песком. В одной из них кружится и скалится большая черная пантера, в клетке напротив нее – черная женщина-пантера, абсолютно обнаженная, в ошейнике, клеймленная, стоит в рабской позе на коленях, заложив руки за спину, типичная для рабыни поза. Но глаза ее сверкают неукротимым светом. Дальше – еще одна пара клеток, в одной взволнованно ходит леопард, в клетке напротив, на другой стороне аллеи, рядом с клеткой черной рабыни, находится в такой же позе загорелая амазонка. А дальше еще одна клетка, с большой обезьяной внутри. Я замечаю, что от ошейников рабынь тянутся тонкие цепи за пределы клеток, а там, позади, стоит служитель возле накаленной жаровни, из которой торчат тонкие пруты.
- Самое интересное место зоопарка, - громко провозглашает девушка-невеста, - одни дикие животные. Но если некоторых я не хочу дрессировать, то других хочу. Вот, смотрите, дорогие друзья. – она подходит к клетке с черной рабыней. – Кто ты, Шира?
В этот момент из жаровни служитель извлекает тонкий раскаленный прут и держит его наготове.
- Я рабыня, госпожа, всего лишь рабыня, - быстро говорит черная, - мой долг – абсолютное повиновение. Не надо больше меня жечь железом.
- А еще вчера бушевала, - критически замечает девушка, - но всего три маленьких ожога, и как шелковая. А ты, Вера, кто? – она поворачивается к обнаженной амазонке.
- Я тоже всего лишь рабыня, госпожа, - быстро говорит она, - прошу вас, не надо больше раскаленного железа.
- Эта продержалась дольше, ее пришлось прижечь пять раз, молодец, терпеливая, пока не признала себя рабыней.
- А вот посмотрите еще… Очень забавно будет, - девушка берет в руки поднесенный ей банан, очищает его, и сквозь прутья клетки протягивает обезьяне. Та с восторгом накидывается на лакомство.
А потом тоже берет банан и протягивает сквозь прутья решетки черной рабыне.
- Не возьму, - твердо чеканит женщина, - я не животное. Давайте, прижгите меня, тогда, наверное, возьму, я слишком устала от боли, но сначала прижгите. Признать себя рабыней одно, признать себя животным – другое.
Здесь мне становится так тошно, что я разворачиваюсь и иду назад, Ида, конечно, идет за мной и шипит в спину.
- Хозяйка, ты дура, так нельзя, мы наживем кучу врагов, нам деньги нужны.
- Они не люди, они скоты, - бросаю я на ходу, - пошли они в жопу со своими праздниками, танцами, балами, приемами, я и на площади спляшу, на жизнь нам хватит.
- Мы деньги потеряем!
- Да насрать мне, потеряем и потеряем, с голода мы не умрем, но в этом я участвовать не буду. Танцевать для этих… скажем так, сволочей. Так издеваться над людьми нельзя. Я не могу вырвать из рабства этих женщин, я простая танцовщица, это не в моей власти, но я могу не участвовать в этом скотстве.
Но, когда я, с раздутыми ноздрями, развевающимися кудрями, вся такая фурия из себя, попыталась выйти из поместья, меня тупо задержали на воротах охранники.
- Куда, такая красивая, собралась?
- Домой! – отрезала я.
- Ты еще не плясала.
- Вот и спляши вместо меня.
- Ах ты, дрянь, - охранник заносит руку для пощечины, я внутренне напрягаюсь, готовясь принять удар и не закрыть глаза.
Но его руку вдруг прибивает стрела к деревянным воротам, мужчина орет как резаный. Из маленькой подсобки выходят уже знакомые мне легионеры из охраны командира Гая. Их старший, Горт, уже с обнаженным длинным мечом на коленях, сидит на ступеньках подсобки, за его спиной двое, стрелы уже наложены на тетивы луков, но пока луки опущены. Вылазит и громила, он как медведь, Кэл, протирая глаза от сладкого сна.
- Эти девушки уйдут, куда хотят, - спокойно сообщает Горт, - иначе я подниму свою манипулу и выжгу на хер все здесь, а дальше пусть меня судит мой командир. Рой, Го, если кто пошевелится, сделайте им дырку в голове. Кэл, прикроешь ребят. А вы, ребятки, сами знаете, если мы с Кэлом пойдем вперед, бейте нам через головы, и стрелы не особенно жалейте.
Из зоопарка почти бежит один Луций, наверняка, кто-то из дворовых рабов предупредил о том, что творится возле ворот.
- Что здесь происходит? – влазит Луций, владелец этого безобразия.
- Эти девушки хотят уйти, и они уйдут, - твердо говорит Горт.
- Я хозяин этого поместья, я пригласил этих девок сплясать на празднике, - почти визжит Луций.
- Ты заплатишь им полную цену, Луций, - твердо продолжает охранник, - они заберут своих музыкантов и уйдут. Ты хочешь оспорить слово легиона?
- Это грабеж!
- Называй как хочешь.
Сразу повеселевшая Ида подходит к хозяину поместья, тот, причитая, отдает ей кошелек, потом она бежит на задний двор, чтобы предупредить музыкантов, и вот, наконец, ворота перед нами открываются, и мы, обнявшись, выходим.